Ебись оно конём! Накаркал, бля! Вот и пиздуй к этой прекрасной женщине! — Вест в шутку нахмурился. — Поедешь со мной, Трепачевский. Муха поручил привезти всякого хлама, а то больше некому. Поедем заберём, заодно документы в штаб передадим.
— Тебя так и тянет к ней. Это судьба, как ни крути.
— Пошёл ты… Я не верю в судьбу.
— Ага, не звезди. Когда Плотника убило, что ты сказал⁈ Что от судьбы не уйдешь. Вот так, друг.
Вест промолчал. Он вспомнил Плотника, который вдруг внезапно загрустил и стал задумчив. Его тормошили, но он только отшучивался. Только потом, когда они оказались на Большой Земле и выпивали в очередном кафе на трассе, Плотник рассказал ему и Минусу, что видел сон, в котором узнал, будто умрёт осенью. Он так и не рассказал, что именно увидел в этом сне, но был уверен не на шутку. Вест с Минусом уже забыли об этом, как первого сентября прилетела одна-единственная сто двадцатка и уложила Плотника наповал. Одна-единственная за всё утро. Маленький осколок попал ему под каску и глядя на него, Минус вспомнил про этот сон. Осень, как не крути. После этого Вест стал немного суеверным. Вот и сейчас, он перекрестился и произнёс:
— Царство небесное Пашке и всем остальным пацанам.
Минус тихо произнёс:
— Хорошо, если оно существует.
— Но ведь что-то должно быть, — ответил ему Вест, — как тогда объяснить этот Пашкин сон?
— Конечно, что-то должно быть. Вот только, скорее всего, совсем не то, как рассказывают. Хотя, знаешь, я не против узнать об этом попозже.
— Я тоже. Ну тебя нахрен, с такими темами. Поехали!
Минус открыл измятую дверь буханки и запрыгнул на пассажирское сиденье. Вест покачал головой и сел за руль:
— На обратке ты поведешь!
— Да хоть сейчас. Мне пофигу.
— Ладно, — Вест завёл двигатель и обваренная сетями от дронов, машина медленно двинулась по разбитой дороге, постепенно набирая скорость. Выйдя на трассу, Вест утопил педаль газа и грохоча каждым болтом УАЗик понесся вперёд, лавируя среди ям. Вдоль дороги то тут, то там виднелись силуэты сгоревших машин. Уралы, КамАЗы, буханки, пикапы. За поворотом рыжела громадой железа искореженная мотолыга. Вест неловко перекрестился, проезжая мимо:
— Памятник бы здесь пацанам поставить…
— Хорошо бы, — мрачно кивнул Минус, — а вообще тут везде можно памятники ставить, не ошибёшься.
— Да, — тихо ответил Вест, — это точно.
УАЗик свернул с трассы и запрыгал по ухабам. Слева виднелся город. С изувеченной осколками стеллы «Добро пожаловать» сорвались несколько ворон и закружились в воздухе.
— Охуенно встречают! — буркнул Минус. — Эти точно рады, что мы приехали.
Впереди на «блоке» маячила древняя «тройка» с прицепом, в котором жалобно похрюкивало двое свиней. На этом «блоке» стояли не ВПшники, а бойцы их же бригады. Высокий и худой Птица спрашивал у водителя:
— Я не понял, Мопс, это чё за херня⁈ Нахрена ты их привёз⁈
— Пленные, бля. Неужели не видно⁈ В штаб везу. Вон погляди, — Мопс махнул рукой, указывая на одну из свиней, — погляди на его рожу, ну чисто комбат восьмидесятки! Да за него мне должны «мужика» дать, как минимум!
Птица заржал:
— Вот балабол. А если серьёзно⁈ Ну нахрена их тащить⁈ Они столько трупов пожрали вокруг, что никаких шашлыков не захочется. Застрелить надо было и пиздец.
— Ага, застрелить! Ты бы всех стрелял, без перебора! Это обменный фонд, бля!
— Чё, нах, экстракшен в Турцию⁈ — Птица не мог успокоиться. — На кого менять-то будешь?
— Не на кого, а на что! Деревня! Ладно, хорош базарить. Поехал я уже, а то Тихий ждёт давно.
Птица махнул рукой.
Вест покачал головой, подъезжая ближе:
— Здорово!
— И вам привет, раздолбаи! — Птица широко улыбнулся. Его худое большеглазое лицо и вправду напоминало птицу. — Чё там у вас⁈
— Поездка по святым местам! — Вест ухмыльнулся, протягивая БР.
Птица взял бумагу и бегло пробежал глазами:
— Понятно. Заезжайте! Машке привет передавайте!
— Не дождешься! — подмигнул Вест. — Нам конкурентов не надо. Шучу, Птица! Передам обязательно!
— Лады! — Птица кивнул и направился к Уралу, подъехавшему следом. Вест проговорил, обращаясь к Минусу:
— Живой всё-таки! Давно его не видел!
— Давно, — ответил Минус, — и его и Мопса. Доцента убило на той неделе. Виталик звонил.
— Ты говорил, — Вест помрачнел, — хоть я его и недолюбливал, но всё равно жалко.
— Да, — кивнул Минус, — жалко. У меня сосед по дому был, Борисович. Старенький дедушка такой, бывший футболист. Ему уже было за восемьдесят. Вот я с ним как-то разговорился, пытался его подбодрить. У него внук тогда погиб, разбился на «десятке». А он мне и сказал, что никого из друзей не осталось. Все уже там, ну в смысле, на кладбище. Вот говорит, беру телефон, а позвонить некому. Умерли они. Я недавно вспомнил о нём, когда про Доцента узнал. Собрался номер из телефона стереть, а как глянул, так там можно стирать и стирать. Многих уже нет. Но чёт не стал, рука не поднялась. Вроде и мёртвые они, а не захотел удалять. Так Борисовича и вспомнил с его друзьями.
Вест проговорил тихо:
— Я тоже не люблю удалять номера тех, кто погиб. Вроде и глупость, но стирать не хочу. Значит, не я один такой.
УАЗик вырулил к зданию бывшей неотложки, в котором теперь расположился медпункт. Вест поглядел на крыльцо, где курил Гиви, чернявый мужичок, лет под сорок. Никакой не грузин, само собой. Эдик Дегтярёв. Вест скривился:
— Не хочу видеть этого козла! Любой ветеринар, бля, лучший доктор, чем этот долбоеб. Давай, Минус, я тебя высажу. Возьмёшь бумагу и получишь медицину, а я на склад метнусь. Я быстро, а ты как раз с Машкой потрепешься.
— Ха, — Минус ухмыльнулся, — боишься её увидеть? Понятно. Ладно, езжай к своей ненаглядной, не стану мешать. Только там осторожно, без последствий, а то поднимешь рождаемость в стране.
— Скотина! — Вест вытолкнул его из машины. Голос был сердит, но глаза смеялись. — Ты точно довыебуешься, Серёга! Я вот прям не шучу! Я ж этой красавице скажу, что ты её хочешь, но боишься подойти, и дам твой телефон. Потом не обижайся!
— Не нужно сваливать на меня свою ответственность! Соберись уже! Сделай то, что должно!
— Пошёл нах! — УАЗик рванул с места и в ветровом стекле показался средний палец в понятном всем жесте. Минус помахал рукой, улыбаясь, и обернулся к двери.
— Это он чего⁈ — Гиви смотрел с недоумением. — Он чё, обалдел ваще⁈
— Не боись, это не про тебя. Это мы с Женькой так общаемся.
— Понятно, — Гиви покачал головой, — а ты зачем?
— Там Муха написал, что должен забрать, вот, гляди, — и Минус протянул бумаги Эдику в руки.
— Позвонить не мог, — Эдик скривился, — ладно, Машка соберёт. Заходи. Что там у вас⁈
— Да как обычно. Всё просто восхитительно. Помнишь, как кот Бегемот говорил: — «Мы в восхищении!». Вот и у нас примерно так.
— Да, — покачал головой Эдик, — вот ты же не дурак совсем. Давно бы мог где-то пристроиться, чтобы чуть подальше. За два года то. А ты всё равно подставляешь башку. Ну нахрена⁈
— Кто воевать-то будет тогда, если все пристроятся⁈ Хорош, Гиви, я это уже столько раз слышал, что прям неудобно.
— Молодой ты ещё, — хмуро посмотрел на него врач, — не надо зря рисковать. Я раньше думал, что ты просто непредприимчивый, а после Машки… — добавил он тихо.
— Молчи! — Минус зло посмотрел на него. — Только растрепи ей! Убью, нах, отвечаю! Ты знаешь, Гиви, я не шучу.
— Да ниче я ей не скажу, — ответил тот негромко, — мне оно нахрена.
— Вот именно! — Минус сжал зубы. — Тебе оно не надо. Не вздумай ляпнуть кому-то!
Гиви молча кивнул. За стеклянной дверью показались несколько женских силуэтов и Минус сделал приветливую улыбку, ткнув Гиви легко в бок кулаком. Тот поправил халат, придав важный вид своему лицу. Дверь отворилась и трое медсестёр с облегчением уставились на Минуса.
— Ну, чего⁈ Пустой⁈ А мы уж думали, что кого-то привезли, — заговорила Марина, старшая из них по возрасту. Плотная крепкая женщина, явно за сорок, с короткой мальчишечьей стрижкой. Её тёмно-каштановые волосы были немного примяты.
— Да, пустой. — ответил Минус спокойно. — Ты же знаешь, что я обычно трехсотых не вожу.
— Знаю, чё! — Марина улыбнулась уже без напряжения, — Ты возишь их только когда совсем звиздец, как тогда, весной.
— Ой, — нахмурилась Оля, блондинка с длинными волосами, скрытыми под зелёной шапочкой, — лучше не вспоминай! Не дай бог опять такое!
Они ещё что-то говорили, но Минус смотрел только на Машу, застывшую с милой улыбкой на лице. Маленькая хрупкая девушка не была красавицей, но её голубые глаза смотрели ласково и словно светились изнутри. Она улыбалась смущённо и радостно одновременно и сердце Минуса защемило. Он боялся за эту маленькую девочку. Очень боялся. Его не тянуло к ней, как к женщине, но он всегда восхищался ею. Он не мог объяснить это чувство сам себе. Просто Маша будто излучала доброту и свет. Когда она входила в комнату, то в ней словно вспыхивало солнце и согревало всех вокруг. Сейчас, она радостно улыбнулась ему:
— Ты на загрузку⁈
— Там немного, — Эдик важно кивнул, — собери пока ему по списку.
Он передал ей бумажные листы и зашагал прочь. Костлявые пальцы, похожие на птичью лапку, схватили бумаги и не переставая улыбаться Минусу, Маша мельком взглянула на них:
— А пойдём со мной, будешь помогать! — она ухватила его свободной рукой и повела за собой.
Марина с Олей улыбаясь переглянулись.
— Что там у вас, Серёжа⁈ — Маша смотрела на него, медленно собирая ящик, который Минус таскал за ней по полумраку склада.
— Как обычно. Всё нормально, не переживай.
— Знаю я твоё нормально! — её ласковый голос немного дрогнул. — У тебя всегда всё хорошо. А если честно, Серёжа⁈
— Нормально. Пока штурмов нет. БК везут к стволке. Муха говорит, что будем брать высоты со дня на день. Вот возьмём и станет легче.
— Возьмём… — Маша помрачнела, только глаза светились так же, — Не хотела говорить тебе, но… Честера позавчера привозили. Тяжёлого. Очень тяжёлого. В госпиталь на вертолёте увезли. Повезло ему, что за полковником из сороковой прислали. Мы туда и Честера поместили. Ругались на нас, правда. Эдик этот ещё…
— А как Честер⁈ — Минус закусил губу. Он знал, что расчёт БПЛА поймал «Химеру». Не знал только, что Честер остался жив. Трое двухсотых сразу и один тяжёлый триста. Это он узнал быстро и поблагодарил небеса за то, что Маши больше нет в этом расчёте.
— Тяжёлый, — Маша побледнела, как мел. — Очень тяжёлый. Он потерял оба глаза и левую руку. Пневмоторакс. Хорошо, что тогда Оксанина смена была.
— Да, — Минус кивнул. — Она ведь отличный врач, как говорят.
— Да. Она очень хороший доктор и человек хороший. Она помогала уговорить, когда я просила забрать Честера. Хоть ей и влетело потом. Но неважно, главное, что Честер живой остался. Там его должны выходить.
У Минуса похолодело внутри. Честер. Шебутной и бедовый парень. Бабник, каких не встретить. Шутник и задира. Командир расчёта. Он летал на фпв, как никто другой из них. А теперь он ослеп, даже если останется жить. Минус не знал, что бы он выбрал для себя, если бы с ним случилось подобное. Жить в вечной темноте страшно, особенно, когда рядом никого нет. А у Честера нет семьи. Он детдомовский. Сирота. Минус тяжело вздохнул.
— Я знаю, о чём ты думаешь, — сказала Маша тихонько, — но знай, что лучше жить так, чем уйти, как Лис. Я никогда его не забуду! Он поступил как дурак, понимаешь⁈ Он думал только о себе, хоть и считал, что заботится о Инне. Дурак! Хоть и нельзя о мёртвых плохо говорить. Она любила его. Очень любила. Она так плакала, когда он разнёс себе голову! А ведь у него просто не было ног, понимаешь⁈ Он мог жить! Какой-то идиот принёс ему тогда пистолет! Ну зачем⁈
Минус промолчал. Винни принёс тогда трофейный «Форт». Лис попросил его и он принёс. Винни спросил: — «Ты уверен⁈» и Лис кивнул. Вот так. Но Маше не нужно говорить об этом. Минус не знал, как было правильно поступить, но надеялся, что если ему понадобится такое, то Винни поможет, если конечно, останется жив. Весту нельзя доверять. Вест трепло, а Винни… Винни друг. Настоящий друг.
У Маши потекли слёзы и она внезапно вырвала ящик у Минуса из рук, отставив в сторону. Она вдруг прижалась и Минус замер в растерянности:
— Не вздумай! Я прошу тебя, не вздумай! Никогда не сделай так, как он, пообещай мне! Чтобы не случилось! Никогда! Вы все дураки, понял⁈ Эта вся трепотня, что нужно уйти достойно… Это всё глупости! Если тебя любят, то убегать от неё — это трусость! Знай, это просто трусость, а не забота! Да, вот так! И не смотри так удивлённо! — лицо Маши задрожало и Минус притянул её к себе, жалея. Она потянулась к его губам и у Минуса сжалось сердце. Он никогда даже не думал поиграть чувствами Маши, хоть и знал, что она влюблена в него. Но тронуть её, не собираясь заводить серьезные отношения, он не хотел ни в коем случае. Обидеть её было хуже, чем обидеть ребенка. Это Минус хорошо чувствовал внутри. Она была для него словно сестра, хоть и не совсем так.
Сейчас он мучительно пытался найти в себе силы её оттолкнуть, но не смог. Она была такая хрупкая, заплаканная и необыкновенно нежная, что он растаял. Её запах кружил голову, хоть разум и отговаривал Минуса, что есть силы. Но Маша поцеловала его и он ответил. Они целовались и целовались, без передышки. Маша повлекла его за собой в сторону, туда, где виднелась маленькая дверь. Они вошли в комнатку без окон. Там был только письменный стол, ворох бумаг в ящиках и раковина с древним краном над нею.
На мгновение оторвавшись от Маши, Минус попытался отговориться тем, что он потный и грязный после дороги, но Маша сверкнула глазами:
— Молчи! Лучше молчи! Грязный⁈ Вон за тобой раковина. Хоть весь искупайся! Но никуда не пойдёшь! Слышишь⁈ Никуда!
Стол был старый и шаткий. Он скрипел и Минус перенёс Машу на пол, бросив под неё свою снятую одежду:
— Может ты сверху⁈ А то холодно.
— Нет, — она улыбалась смущённо и ласково, — не холодно. Иди ко мне!
Минус смотрел на её лицо, на мгновение отрываясь от губ. Счастливое и радостное. Её глаза светились изнутри ещё ярче обычного и она тянулась к нему всем своим хрупким телом. Минус задвигался всё быстрее и только собрался выйти из неё, как Маша обхватила его поясницу ногами необыкновенно крепко:
— Нет. Я так хочу. Не переживай. Давай! — и она сделала несколько движений ему навстречу. — Я хочу от тебя ребёнка! Понял! Хочу!
Минус замер на миг, но тут же мысли промелькнули в его голове. «Если она забеременеет, то уедет из этого ужаса и больше сюда не вернётся, — подумал он ясно, — никогда не вернётся на войну». Минус впился поцелуем в её губы и перестал думать. Она ощутила тепло внутри себя и нежно улыбнулась, не разжимая ног:
— Я знаю, что он будет красивый, как ты, — Маша тихо заговорила, — какой же ты всё-таки дурак, Серёжа! Ну почему ты раньше так боялся меня⁈ Ведь всегда боялся. Вроде бы рядом, но в тоже время так далеко был. Только я к тебе, а ты куда-то собираешься. Так нельзя с девушкой. Нельзя! А ведь про тебя столько сплетен наслушалась! Про твоих женщин. А теперь думаю, что это почти всё неправда. Ведь неправда⁈
— Неправда, — согласно кивнул Минус, — конечно, неправда. А ты о чём сейчас?
— Ни о чём. Проехали, — Маша махнула рукой. — Забудь. Всё хорошо. Очень хорошо, — она улыбнулась, — а теперь слезай с меня, а то и правда холодно снизу, если не двигаться.
Она медленно начала одеваться и заговорила тихонько:
— Я никому не скажу. Ты можешь не жениться на мне, — при этих словах её лицо дрогнуло, — я хочу его для себя. Именно для себя, а не так, как некоторые говорят, а потом начинается…
Минус растерянно смотрел на неё. Она всегда казалась ему немного не от мира сего. Словно прекрасный ангел, но совсем не приспособленный к жизни здесь. Дурное предчувствие вдруг поселилось в его душе. «Выплата, — подумал он, — если что-то со мной случится, то хорошо, если она получит деньги. Ей будет легче». Минус негромко произнёс:
— А ты хочешь за меня замуж?
— Да, — она недоуменно посмотрела на него, — хочу. А ты этого хочешь? Или просто, чтобы я не обиделась? Тогда не надо.
— Хочу, — Минус уверенно кивнул, отгоняя мысли прочь, — конечно, хочу. Прямо сегодня.
— Но так не бывает, — Маша распахнула глаза, — нужно месяц ждать, даже если подадим сегодня.
— Бывает, — Минус уже решился, — ещё и как бывает. Я договорюсь, вот увидишь. Дай мне час. Только соберёшь сама эти лекарства и остальное. И ладно, я твою «электричку» возьму? Мне нужно будет съездить, не хочу по телефону говорить.
— Хорошо, — Маша кивнула, — только ты меня удивляешь, конечно. То подойти боится, а то сразу замуж тащит! — она неуверенно улыбнулась. — Впрочем, я тоже хороша… — и она покраснела.
Минус вылетел на Машином самокате к местному торговому центру, с ещё забитыми кое-как окнами. Он подкатил прямиком ко входу и торопясь снял в банкомате со своей карты все имеющиеся деньги. «Вроде такса была двадцать, но кто знает, — задумался он, — да и Николаевичу нужно что-то дать».