Позывной «Минус»

Глава 22

Минус очнулся лёжа на кровати. Он был абсолютно голый, с повязкой на боку, и укрытый тонким одеялом. Он попытался приподняться на локтях и тут же понял, насколько ослабел. Тело словно отказывалось слушаться. Над ним внезапно склонилось взволнованное Анино лицо:

— Очнулся! — она улыбнулась и слёзы выступили на глазах. — Я знала, что ты будешь жить! Вот знала и всё тут!

Минус попытался заговорить. Голос был хриплый и неуверенный:

— Где я?

— У Либы. Всё хорошо.

— А за мной…

— Никто не приходил, — Аня нахмурилась. — Ох, Семён! Как ты мог!

Минус поморщился и она всё же заговорила спокойнее:

— Ладно. Не будем сейчас об этом. Ты и так еле живой. Есть хочешь?

— Не знаю.

Минусу ничего не хотелось. Произнеся несколько слов, он устал, очень устал. Хотелось просто лежать и чтобы никто не трогал.

— Значит хочешь, — решила Аня. — Я сейчас принесу. А ты не вставай! Слышишь⁈ А то упадёшь!

Вставать Минус вовсе не собирался. Вот поспать было бы неплохо. Но через несколько мгновений он распахнул глаза, услышав знакомый голос:

— Голодный⁈ Это хорошо! Ой, Сеня, как же я соскучилась!

Лицо Либы светилось радостью. Минус заметил у неё в руках тарелку и помрачнел. Есть не хотелось совсем. До него долетел запах бульона и он всё же повёл носом.

— Совсем оголодал! Ничего, мы это исправим.

Минус попытался сесть на кровати, привалившись к стене, несмотря на протесты Либы. С горем пополам это у него получилось, хоть перед глазами засверкали искры. Он потянулся правой рукой к ложке и увидел, как она дрожит.

— Хватит! — Либа рассердилась. — А ну сел спокойно! Сама кормить буду!

— Да я могу. Что ты, как с маленьким. Дай ложку.

— Счас! — она ответила уже спокойнее. — Перестань, Сеня. Сейчас обольешь и себя и постель. Не нужно тут передо мной выделываться. Мне не трудно. А ты сиди спокойно и головой меньше верти.

В комнату вошла Аня и замерла, глядя на него. Минус неловко подмигнул.

— Ешь давай! Потом будешь подкатывать. — Либа уселась рядом, подведя тарелку чуть ли не к носу Серёги и принялась кормить его с ложки. Минусу было неловко, но он старался не думать об этом. Он почувствовал, как устал даже от таких действий. Либа отставила пустую тарелку в сторону:

— Потом ещё. Анечка говорит, что нужно по чуть-чуть. Ничего, Сеня. Ты поправишься. Обязательно поправишься. Жара больше нет.

— Да, — тихонько проговорила Аня, — всё будет хорошо. Я же говорила тебе, что он справится.

Либа повернула голову и в её глазах заблестели слёзы:

— Ты всегда верила! А я как дурочка ревела и боялась! Ой, Анечка, как же я боялась!

— Я помню, — Аня кивнула головой, — но ведь помогала мне. Да, Семён, — произнесла она, обращаясь к нему. — она пять дней вместе со мной была. Мы и спали по очереди.

— Пять дней! — выдохнул Минус.

— Да, пять дней. Ты провёл пять дней в бреду. Мы давали тебе аспирин. Промывали рану карболкой. Даже камфору под кожу кололи.

«Антибиотики бы сюда, — подумал Минус грустно, — а то ведь чуть не помер из-за ерундовой раны!». Он помолчал и тихонько заговорил:

— И я не приходил в себя?

— Нет, — Аня побледнела. — Ты то засыпал, то снова бредил. Машу какую-то звал… — и она посмотрела испытывающе.

— Не помню. А что-то ещё я говорил?

— Много чего. Только глупости всякие. То коробки, то птицы. Особенно про птиц часто говорил.

— Ой, да! — Либа улыбнулась сквозь слёзы. — Птицы еб… — и она сдержалась, — ну нехорошие в общем.

Минус осторожно улыбнулся. Он устал сидеть, но голова кружилась вроде легче. Он собрался лечь, но тут в комнату вошёл старый Моисей:

— Я рад, что вы пришли в себя, молодой человек, — он приветствующе кивнул. — Признаться, я переживал. Но Аня справилась. А ведь я так хотел позвать Наума, чтобы он посмотрел. Не стоит зря сомневаться в женщинах, — и он усмехнулся.

— Я хотел спросить… — начал разговор Минус, не зная как именно сформулировать, но старик понимающе кивнул:

— Я догадываюсь, что вас интересует, Семён. Конечно, новости. Ведь вы должно быть хотите узнать, что произошло в Одессе за это время? — Моисей хитро прищурился.

— Да, — тихо ответил Минус. — Именно это. Новости.

— Беспокойный месяц, право. Очень беспокойный. Вчера кафе Либмана ограбили, со стрельбой. Погоня даже была за налётчиками. Одного убили, двоих взяли живыми. Во всех газетах есть в подробностях. Ничего интересного. У Шлёмы таксиста убили. Васю. Ездил он на фиате, как и вы. Румыны залётные. Они до этого лавку на Маразлиевской ограбили. С ними тоже случай вышел. Не повезло им. Какой-то одессит взял да и пострелял их из карабина в Угольной гавани. Он, правда, тоже погиб. Жаль, конечно. Пристав участковый размотал дело толково, сходу. Даже сыскных не подключал. Всё чинно и грамотно. Награду от управы получит и повышение по службе. Ну и от граждан благодарность, конечно. Хорошую благодарность.

— А как же он… — Минус вытаращил глаза. Он не представлял, как можно списать на перестрелку, трупы лежащие совсем неправдоподобно. К тому же и «джонсона» на месте не обнаружили. Ерунда какая-то.

— Да бог весть как, — Моисей усмехнулся, — Пётр Харитонович человек грамотный, опытный. Он и не такие дела раскрывал. Бумаги толково пишет. Сумел человек и порадуемся за него. Он уже и мундир новый заказал. Всё у него ладно. Не беспокойтесь.

Минус чуть не разинул рот. Он глядел на Моисея, как на фокусника. Старик произнёс:

— Ещё случай был. На Водяновской улице, у старой крепости. Мошенник какой-то дружков своих порешил. Деньги, видать, не поделили. А после, напугавшись, схорониться задумал в городе. Квартиру он там снимал. Да только незадача вышла, право и говорить противно. Содомитом оказался. Его собственный любовник и убил. Жутко так, всего изуродовал. Хозяйка показания дала, она в том же доме живёт. Мол странный был, женщин в гости не приглашал, а мужчины захаживали. Вот так, Семён. Ищут теперь убийцу этого. Лучшие сыскные города. Правда, поговаривают, что он человек уважаемый, а градоначальник наш скандалов не терпит. В розыск подали карточку и на том спасибо. Нету его нигде, как сквозь землю провалился.

— А с чего решили, что он, ну, этот, содомит?

— Повреждения на трупе характерные. Эксперты у нас хоть и не московские, но дело знают. Заключение дали. Так, мол, и так. Ранения характерны для нанесённых на почве ревности. Что это значит, не моего ума дело. Они люди толковые, обученные. Бог с ними, Семён, страстями этакими. Ты и так приболел, а всё холера проклятая. Ни есть ни пить не давала. Ну, ничего. Вот поправишься, а потом и обстановку сменить можно. Полезно оно после болезни развеяться. На курорты съездить или по делам куда. Главное, чтобы не болеть. Хватит, — последнее слово Моисей произнёс с намёком и Минус легонько кивнул в ответ. Старик улыбнулся:

— Вот и славно. Отдыхайте, Семён. Я рад, что вы поправляетесь. Очень рад.

Старик вышел за дверь и Либа скорчила гримасу, изображая недоумевающего Минуса. Он улыбнулся.

— И не смейся! — вмешалась Либа. — Мы с Анечкой тут рыдали напропалую, а он только очнулся и как ни в чём не бывало!

Она перевела взгляд на Аню, ища у неё поддержки, но увидела, что у той катятся слёзы:

— Пусть! — прошептала Анечка. — Пусть делает что угодно! Только чтобы не… — и она зажала рот рукой, расплакавшись совсем.