Позывной «Минус»

Глава 41

Одесский поезд снова опаздывал и недовольная Либа расхаживала по перрону. Она покосилась на Минуса с нетерпением:

— И зачем нужно расписание, если он приезжает, как заблагорассудится! А ты предусмотрительный, Сеня! И когда только вчера успел договориться⁈ Ты заранее думал, что нужно будет… — и Либа вопросительно посмотрела на него.

— Да, — кивнул Серёга. — Теперь бы быстрее забрать и успеть к Хешелу до закрытия конторы. Я уверен, что они сегодня явятся. Корреспондента в любом случае раскололи. И в редакцию «Двуглавого орла» нужно. Надо потолковать с Голубевым, узнать, что у него на уме.

— У тебя уйма планов, — усмехнулась Либа. — Но я с тобой, Сеня! И не проси остаться дома!

— К Голубеву точно без тебя поеду, — помотал головой Минус. — Я его сам еле терплю, а ты не выдержишь. Тем более, что посылку нужно спрятать, — тихо добавил он. — Кто, кроме тебя это сделает?

— Ладно, уговорил, — Либа сморщила носик. — Боишься за меня, так и скажи. А что там в посылке? — прошептала она.

— Инструменты, — Минус улыбнулся. — Я не знаю, как Шмуль упаковал их.

Раздался далёкий гудок и грохот приближающегося состава. Встречающие оживились и Серёга повёл глазами, разыскивая багажный вагон. Оказавшись у него раньше пассажиров, Минус проговорил, обращаясь к усатому железнодорожному служащему:

— Посылка для меня есть. Инструменты.

— Доставлено, — мужчина усмехнулся в усы. — С вас десять рублей.

Минус молча протянул кредитный билет.

Усатый нырнул в вагон и тут же вытащил длинный кожаный чехол, из которого торчали части бамбуковых удилищ. В другой руке железнодорожник держал маленький тяжёлый саквояж с хитрым замком. Служащий ткнул вещи и Серёга отпрянул, едва не сбитый с ног носильщиками и пассажирами. Либа скептически осмотрела подходившего Минуса:

— Рыбак нашёлся! Ой, не могу! Не делай такое лицо, словно тебе этой хворостиной врезали!

Серёга повёл её к «фиату» и укладывая вещи в багажник, прикрыл их одеялом. Либа, к его удивлению, всё же дождалась, пока тронутся с места и только потом заговорила:

— Что там, Сеня⁈

— Карабин Маузера с оптикой, два люгера под семь шестьдесят пять с запасными магазинами. Нету сейчас девяток у Шмуля. Ну и патронов сколько-то положили.

— Ты собрался прокурора из карабина подстрелить⁈

— Не знаю, — фыркнул Серёга. — Подумать надо. Я кое-что замыслил, но это только если повезёт. Ты посылку в гостевом доме спрячь. У тебя ведь есть от него ключи?

— Да, — Либа кивнула. — Они всегда в сумочке. Только люгер мой возьмёшь вторым. Не тот, что в посылке. Мой точно проверен.

— Так ты же утром не хотела давать?

— А теперь передумала! — она скорчила гримасу. — С тобой я хотела побыть рядом, неужели не понятно?

Минус усмехнулся, глядя на её хитрое лицо и потянулся поцеловать, но Либа отпрянула:

— За дорогой следи, Сеня! Не соблазняй, а то я от тебя не оторвусь! Разобьёмся! — и она засмеялась.

К конторе Хешела Минус успел до закрытия, но впустую. Никто не следил за торговцем недвижимостью и Серёга проехал за его экипажем к самому дому. Дождавшись, пока Хешел с охранником отправятся внутрь здания, Минус развернулся в конце улицы и направил «фиат» к редакции «Двуглавого орла».

Голубева на месте не оказалось и Минус, обменявшись парой реплик с секретарём, вышел на Кирилловскую. Он оглянулся по сторонам, разыскивая кафе или трактир. Серёга решил подождать Голубева какое-то время и углядев вывеску «Аист», с размытым изображением непонятной птицы, направился к ней.

Заведение не блистало чистотой, но других поблизости не было. Минус заказал две бутылки тёмного «Империала», строго потребовав не открывать. Оглядев пробки, Серёга вздохнул с облегчением и откупорил первую. Он сделал глоток и бросил взгляд на соседний столик, за которым хмурый парень склонился над бокалом «Северной Баварии». Костяшки на правой руке человека были сбиты до крови, а на физиономии красовалось несколько синяков. Лицо парня показалось Минусу знакомым и Серёга узнал в нём Мишу Беленького.

— Привет! — Минус завязал разговор, поднимая бутылку в приветственном жесте. — Что у тебя стряслось⁈

Беленький был пьян, хоть и не очень сильно. Он сразу узнал Серёгу и мрачно произнёс:

— Володьке, собаке, в рыло зарядил!

По его тону Минус так и не понял, хвастается он этим фактом, либо огорчён. Серёга заговорил:

— Голубю, что-ли⁈

— Ему, — кивнул головой Миша. — Я бы ему вовсе харю разворотил, да скрутили меня и вон из редакции! Холуи!

— Чем же тебе он не угодил⁈

— Всем! — Беленький отхлебнул пиво. — Гад он! Меня из «союза» вытурил, сволочь!

— Это как же так⁈ — Минус изобразил искреннее удивление. — Кого ж тогда оставить, как ни тебя⁈ Он что, обалдел совсем⁈

— Во! И я ему сказал, что прохвост он и сукин сын! Он было рыпнулся, да только я… — Беленький замахнулся здоровенным кулаком.

— Так чего ему надо⁈ Это с какого перепугу тебя исключили⁈ Так нельзя!

— Нельзя! Супротив уставу организации выходит! — Миша поднял указательный палец вверх. — Да только Володька и слышать не захотел! Сдавай, говорит, значок и дело с концом! Это я сдавай! — он ударил себя в грудь кулаком — Я, который за организацию горой! Собака он, Голубь этот! А всё проклятый Лядов своё легашье рыло суёт! Паскуда! — и Беленький стукнул по столу рукой.

— А он тут причём⁈ К вашей организации⁈ Пусть своими полицейскими командует!

— Я так и сказал! Нехрен, говорю, мне указывать! На мне поводка, как на Голубе, нету! Я за справедливость! — шумно выдохнул он. — А эти сволочи мухлюют! — Беленький ткнул в Минуса пальцем. — Бабу покрывают! А ведь она, дрянь, хлопца шилом колола! Сама призналась, сука, как только я её встряхнул! А они её в организацию! — Миша чуть не швырнул бокалом в стену от избытка чувств. — А меня, значит, нахрен вытурили!

— Тебя из-за этой Верки выгнали из «союза»⁈ — Минус сочувствующе покачал головой. — Паскуды они, точно!

— Точно! — кивнул Миша, сделав глоток из бокала. — Я Володьке так и говорил! Негоже нам действовать подло! Заслужил — получи! Я жидов не люблю, — Беленький развёл руками, — но не отпускать же эту пакость! Она ж, падла, дитё православное погубила! Сука бездушная!

— Читал я признание в газетах, — произнёс Минус спокойно. — Там и про неё есть!

— И я читал. Нам в редакцию тоже принесли, только Голубь его сжёг. Я сказал ему, что эту тварь покрывать не буду! Я бы её… — и он сжал кулак.

— Я слышал, что корреспондент пропал, — закинул удочку Серёга. — из «Киевской мысли», Барщевский. Тоже Голубя работа⁈

— Не его, — Беленький на минуту задумался, испытывающе глядя на Минуса. — Сыскные это. Выгранов и Полищук. Они его в сторожке держат, на кладбище старообрядцев. Требуют, чтобы выдал, кто бумаги принёс. А он твердит, что не знает! Так он и правда не знает! — уверенно заявил Миша. — Вот нам тоже какой-то курьеришка принёс. Я лично в руки принял. И что? Знать его должен⁈ Я Володьке так и сказал! Не нравится тебе, как пишет Барщевский, так дай ему в морду и дело с концом! А эти его пытать того и гляди начнут!

— Они тоже из «союза»⁈

— А то! Я им сказал, чтобы не позорились! А с жидом этим вообще с ума посходили!

— С каким ещё жидом⁈

— С приказчиком заводским, — неохотно сказал Беленький. — Лядов Володьке поручил жида подобрать, чтобы к делу пристегнуть. Голубь и нашёл такого. Да только я против! — Миша грохнул кулаком по столу. — Я этого Менделя видал. Он из жидов ещё не самый худой! В русскую гимназию сына устроил! Я Голубю сказал, чтобы и думать про него забыл! Да и вообще…

— Нельзя на жидов это дело свалить, — произнёс Минус. — Ведь тогда настоящие убийцы станут по воле гулять. Несправедливо выйдет.

— Да, — согласился Беленький. — Этих душегубов в петлю нужно! Сам бы повесил! — он потряс пальцами, будто ухватил кого-то за горло.

Минус оценивающе поглядел на него:

— Так давай поможем, чтобы осудили.

— Как⁈ — скривился Беленький. — На соратников своих доносить⁈

— Зачем доносить⁈ А вот корреспондента освободить надо.

— Да пусть ещё посидит, поумнеет. Вечно он галиматью строчил. Ему полезно встряхнуться. А потом они его сами вытурят!

— Нет, — ухмыльнулся Минус. — Никто его не отпустит, как ты не понимаешь? Ты ж сам сказал, что его пытать начнут. Кто ж отпустит корреспондента после такого! Узнают, что нужно и прикопают на том же кладбище, если ещё не прикопали.

— Думаешь⁈ — недоверчиво спросил Беленький.

— Конечно. Сам подумай, вот выйдет он оттуда и пойдет жаловаться. Оно им не надо. Если он их в лицо знает, то точно без вариантов. Какой бы ни был этот Барщевский, но нехорошо получается. Он ведь не побоялся признание напечатать. За благородный поступок смерть мученическую примет! Нельзя допустить этого, Миша! Надо выручить.

Беленький неуверенно кивнул. Он отхлебнул пиво и проговорил:

— Счас допью и пойдём. Тут недалеко.

От Юрковской улицы Минус с Беленьким брели напрямик через заброшенное поле. Они сделали крюк, обойдя сторожку, и теперь приближались с противоположной стороны.

— Должно поочередке его караулят, — проговорил Миша. — Подберемся тихонько и отоварим по голове.

Минус согласно кивнул, хоть и не рассчитывал на такую удачу. Он заранее смирился с тем, что наверняка придётся стрелять. У сыскного точно должен быть ствол.

Единственное окно сторожки выходило на юг и Минус прижал палец к губам, показывая Беленькому, чтобы не шумел. Неподалёку от сторожки виднелась каменная уборная, невидимая из окошка. Серёга поманил Мишу за неё:

— Подождём пока выйдет, — тихо произнёс он. — Только не шуметь. Нельзя в сторожку ломиться. У него пистолет должен быть.

— А если несколько часов проторчим? — Беленькому это было явно не по душе.

— Вряд ли, — ответил Минус шёпотом. — Раньше выйдет. Или сюда или покурить. Нам домой живыми вернуться надо, — веско добавил он. — И мне и тебе. Если туда попробуем влететь, можем пулю получить. Лучше уж здесь поторчать. Безопаснее.

— Ноги отвалятся, — заявил Беленький, но всё же сел прямиком на землю, оперевшись спиной о каменную стену.

Из сторожки донёсся какой-то звук и Серёга вытащил люгер, вновь приложив палец к губам. Он замотал головой, показывая, чтобы Беленький не вздумал вставать. Судя по звуку, дверь сторожки медленно приоткрылась, но Минус не высовывался. Раздались осторожные шаги, которые постепенно приблизились к уборной и человек рывком распахнул дверь. Он облегчённо выдохнул и затворил её. Потом, всё же попытался обойти строение.

Минус заметил худощавого мужчину с темными прилизанными волосами, одетого в простой клетчатый костюм. В его руке был зажат револьвер Нагана. Сыскной увидел глядящее на него дуло люгера и тут же рванулся в сторону, но было поздно.

Серёга выстрелил полицейскому в плечо, вторая пуля угодила в бок, ещё две разнесли голову. Сыскной упал вниз лицом и Минус услышал голос Миши за спиной:

— Ой, ты что, убил его⁈

Серёга обернулся на мгновение и тут же от сторожки раздался звук пистолетного затвора.

Минус рухнул наземь, не обращая внимания на грязь. Он не успел открыть рот, чтобы предупредить Беленького, как грянули выстрелы. Серёга вжался в землю и выпалил из люгера навстречу пистолетным вспышкам. Человек стрелял прямиком от сторожки, почти непрерывно. Минус наконец смог прицелиться в него и люгеровская пуля ударила полицейского в грудь.

К удивлению Серёги, человек как-то странно присел, выронив пистолет. Сыскной потянулся рукой к груди и тут две пули угодили туда же. Полицейский откинулся назад и замер. Минус нашарил в кармане запасной магазин. Он перезарядил люгер и осторожно приподнялся.

Беленький лежал лицом вверх, уставившись невидящими глазами в безоблачное небо. Его потёртый коричневый костюм багровел пятнами, из простреленной шеи текла кровавая дорожка. Минус сжал зубы. Не надо было брать его с собой.

Серёга обошёл тело ближайшего полицейского и направился к сторожке, держа люгер наготове. Человек с пистолетом был мёртв. Минус бросил взгляд на его оружие. Это был браунинг девятьсот третьего года, под боеприпас девять на двадцать. Серёга мысленно поблагодарил судьбу, что эти пули достались не ему.

Минус нырнул в приоткрытую дверь и с облегчением вздохнул. В комнатке находился единственный человек. Он был привязан к стулу. Судя по мокрым брюкам, его не отвязывали даже чтобы сходил в туалет. Лицо привязанного выражало ужас. Во рту находилась грязная тряпка и Минус брезгливо вытащил её.

— Кто ты? — проговорил Барщевский пересохшим ртом.

— Какая разница⁈ — ответил Серёга. — Ты — Семён? Корреспондент⁈

— Я, — привязанный неуверенно кивнул. — Развяжи меня.

— Подумаю, — негромко сказал Минус. — Тут торопиться нельзя. Там на улице двое убитых полицейских лежат и мой друг. Нехорошая история выходит.

— Ты убил их⁈ — произнёс корреспондент, то ли радостно, то ли удивлённо.

— Не я, — соврал Минус. — Друг мой. Да один из них его тоже достал. Не повезло Мише, царство небесное ему.

— Развяжи, а⁈ — просяще заговорил Барщевский.

— Дело сложное, — Серёга скривился. — Нужно решить, что дальше делать.

— К врачу мне надо! — заявил корреспондент. — Ты на руки мои посмотри! — добавил он плачущим голосом.

Минус заглянул за спинку стула. На правой кисти Барщевского не хватало двух пальцев, большого и указательного. Серёга огляделся и произнёс:

— Значит так, меня здесь не было. И не вздумай сболтнуть! Я сейчас повалю твой стул. Надо сделать вид, что ты сам освободился. Вон топорик в углу. Я его подтащу сюда, а ты попробуешь верёвки перетереть, чтобы было достоверно. Мне с полицией дело иметь ни к чему.

— Хорошо, — согласно кивнул Барщевский. — А что мне говорить?

— Всё как было, только без меня. Скажешь, что пальба началась, а потом стихла. Ты посидел-посидел и решился освободиться. Давай, не теряем время!

Дождавшись, когда журналист медленно выпутается из верёвочной паутины, Минус тихо заговорил:

— Ты знаешь, кто тебя поручил изловить?

— Догадываюсь, — Барщевский с убитым видом смотрел на свою руку. — Лядов, кто же ещё! Только он мог сыскным такое щекотливое дело поручить.

— А Чаплинский?

— Мог, конечно, — неуверенно ответил корреспондент. — Неужели он с ними заодно⁈

— Да, — хмуро кивнул Серёга. — Он с ними заодно, потому и Брандорфа отстранили. У тебя в редакции люди надёжные есть?

— Есть, — уверенно заявил Барщевский, — у нас коллектив проверенный.

— А фотограф?

— Да, Петя Костюк. А что?

— Нужны они будут. Если ты сейчас дойдешь куда и полицию вызовешь, то не удивлюсь, если тебе помогут пропасть. Сейчас пойдём в сторону Кирилловской, там придумаешь откуда позвонить. Можешь прямиком в редакцию «Ведомостей» заявиться. Хуже не будет. Они ведь тоже признание опубликовали. А от них позвонишь кому-то из своих, чтобы примчались мигом и опросили тебя, а потом уже полицию наберёшь. На улице сейчас, как выйдем, обшаришь убитых полицейских. Надо, чтобы ты удостоверения взял с собой. Пусть фотограф снимет тебя с ними и сразу в номер. А то отвертятся.

— Взял… — корреспондент поглядел на правую руку и слёзы закапали на дощатый пол.

— Левой возьмёшь, — фыркнул Серёга, — и не реви. Тебе повезло сегодня. Очень повезло. Без пальцев прожить можно, — он поглядел на убитого горем журналиста и ободряюще произнёс:

— Не о том думаешь! Пальцы не вернуть, зато у тебя сенсация в руках! Ты только представь, какие заголовки по всей России будут! Это же просто бомба! Ты завтра знаменитым проснёшься! — заявил Минус, хоть совсем так не думал.

Но на Барщевского, к удивлению, подействовало. Он немного подобрался и вышел наружу. Даже документы убитых достал самостоятельно. Удостоверение первого из полицейских сильно пропиталось кровью и Минус с трудом разобрал фамилию Васильченко, написанную неровным почерком.

— Покажи второе, — сказал Серёга. — Я думал, что это Выгранов и Полищук.

— Вон Полищук! — махнул головой корреспондент. — А Выгранова нет. Он, сволочь, меня с Полищуком сюда притащил!

— Тем лучше! — заявил Минус. — Теперь в тюрьму пойдёт за свои подвиги! Давай только, Семён, уходить отсюда, пока ещё кто-нибудь не пришёл.

При мысли о том, что кто-то может прийти, Барщевский вздрогнул и охотно зашагал рядом с Серёгой через обширное поле, на которое уже опускались сумерки.