Длинная цепь

Глава 10 Вечный город

Приближающийся порт они услышали задолго до того, как берег и десятки пришвартованных кораблей выплыли из утреннего тумана. Крики матросов, мерный ропот и гул людей, лошади, стук, лязг, свист, грохот, а громче всего звон тысячи кузнечных молотов — все смешалось в причудливом оркестре, предвещающем появление города мастеров, столицы княжества Коваль. Когда туманы расступились, Риг своими глазами смог увидеть легендарную обитель ворейского бога Кузнеца. Он читал о нем, видел множество путевых заметок и иллюстраций, но всё равно не смог сдержаться от удивлённого вздоха.

Стальгород, один из девяти ворейских городов-чудес, три века назад был выкован Кузнецом, за неделю непрерывных трудов. Не такой большой, как Риг рисовал его в своём воображении, можно даже сказать, что весьма скромный городишко, размерами едва ли сильно превосходящий даже его родной Бринхейм, столица княжества, тем не менее, выглядела впечатляюще. В основном, конечно, из-за гнетущей мрачности. Весна в княжествах Вореи приходит раньше, но холодные течения вносят свой вклад, так что даже в отсутствие снега погода оставалась промёрзлой. Леса вокруг города, насколько хватало взгляда, были вырублены подчистую, и их место заняла бурая грязь. Довершали образ чёрная копоть и дым, что властвовали над ремесленным городом безраздельно.

Однако наиболее тяжёлое впечатление производили высокие стены Стальгорода. Высота в двадцать локтей, то есть почти десять метров, и всё это монолитная сталь без единого шва или трещины, работа бога. Стены из металла окружали город и с моря, пропуская корабли через хитрую инженерную конструкцию, которую за три века так и не посмела тронуть ржавчина. Уровень воды за стенами был заметно выше, и чтобы попасть в порт нужно было завести корабль через специальные ворота, в судоходный шлюз, первый в мире, ставший прототипом остальных шести. Лишь после внимательного досмотра со стороны сухонького старика, оказавшегося единственным стражем и работником этих ворот, их корабль стал медленно подниматься вместе с уровнем воды.

По мере их подъёма стал показываться и сам Стальгород. В первую очередь, конечно же, высокая башня, без входа и выхода, без окон и дверей, где жил отгородившийся от всего мира Кузнец. За три столетия он ни разу не показался снаружи, и лишь иногда был слышен грохот его молота, а после находили у подножия башни его новое творение, наполненное магией.

Вслед за башней показались и дома из металла, такие же монолитные, разве что окна и двери у них были деревянные, установленные уже простыми людьми. Однако эти дома были привилегией бояр, княжеской дружины и зажиточных торговцев да особо умелых мастеров. По окраинам же Стальгород оброс пожухлой окантовкой из деревянных хибар, грязных улиц и обычных людей, и была эта часть города кратно больше металлической. Именно там и обитало большинство жителей столицы великого княжества, и именно там располагались многочисленные кузни, разменивающие богатство Щитовых гор на знаменитое ворейское оружие и доспехи. Риг не сомневался, что даже те мечи и топоры, что несут сейчас в руках он и другие ворлинги, были выкованы на этом берегу.

Чем выше поднимался корабль, тем больше воодушевлялись северяне, предвкушая возможность кутежа и обсуждая свои предпочтения в женщинах, ничуть не смущаясь присутствия Дэгни или Кэриты. Даже Элоф Солёный улыбнулся в свою седую бороду и пятернёй расчесал себе волосы. Риг тоже чувствовал это воодушевление, хотя и не по поводу женщин. Возможность посмотреть на что-то новое, подивиться привычкам и обычаям другого народа — заманчивая перспектива, особенно после того, как исходишь вонючий корабль сверху до низу сотни раз подряд. Да чего уж там, после стольких дней в этом деревянном мешке Риг был бы рад прогуляться и по дрейфующей льдине. Мысль же побыть хотя бы одну ночь наедине со своими мыслями так и вовсе пьянила не хуже доброго мёда. Когда-то давно Кнут обещал ему с сестрой, что покажет им вечный город. И вот оно всё как…

Единственная, кто не радовалась приближению к берегу, была Кэрита, лицом побелевшая точно мёртвая, и кончиками своих тонких пальцев усиленно массировавшая лоб. Попытавшись пройти к своему брату, она оступилась, упала на палубу, вызвав знатный переполох. Кнут первым протянул к ней руку, но она жестом успокоила взволновавшихся ворлингов, поднялась самостоятельно.

— Он знает, что я рядом, — сказала она, опираясь на руку Эйрика, чтобы подняться. — Ворейский бог смотрит на меня и взгляд у него тяжёлый, словно погружаешься медленно на морское дно. Сил нет ни закричать, ни выдохнуть.

— Он хочет тебя убить? — Эйрик говорил спокойно, но взгляд его был напряжённым.

— Нет, он зол, и он… испуган. И подавляет меня неумышленно, просто в силу самой своей природы.

— Я не понимаю.

Кэрита вдохнула.

— Объясни слепому, как выглядят красные ножницы… Знаешь, как большое дерево с широкими корнями берет из почвы много больше, чем маленькое деревце рядом с ним? Сила прошлых жизней все ещё во мне, но мир вокруг жжётся и сопротивляется сильнее обычного, принадлежит стальному гиганту и его кузнечному молоту. Не думаю, что ногам моим стоит касаться металла… Я лучше подожду вас на корабле.

Робин Предпоследний задумчиво поправил платок на своей шее и так же предпочёл остаться на борту, сказав, что не доверяет вороватым отшельникам и лучше приглядит за вещами отряда. Никто не стал оспаривать очевидную ложь дезертира. На борту так же пожелали остаться и все матросы вместе со своим безумным капитаном, что было вполне разумно с учётом того, как их брата встречали в любом приличном порту.

Остальные же единой весёлой гурьбой вывалились на берег по жалобно стонущему трапу. Ригу приятно было оказаться среди прочих ворлингов, разделить и понимать их радость по твёрдой земле, ставшей уже такой непривычной, и ту жадность, с которой привыкший к однообразию моря взгляд охватывал новые виды. Волнительно и даже немного опьяняюще слышать звуки большого города, чувствовать его запахи, видеть сотни незнакомых людей. Было приятно оказаться частью команды.

Причал тоже весь оказался металлическим, и даже обычные доски тут были все из металла. Удивительно, что были они при этом не идеальны, и Кузнец в своей работе воссоздал из стали точную структуру дерева, вплоть до мелкой щепки, следов гниющей древесины, и отрубленных рыбьих голов подле пугающе реалистичной статуи рыбака. Не зная истории можно было бы подумать, что ворейский бог обратил в металл настоящий город, однако летописи были непреклонны, и сотни людей видели, как здания и статуи вырастали из озера расплавленного металла три века назад. Сейчас же стальные статуи внушали странное чувство беспокойства: всё это было красиво, но как-то слишком.

Причудливые статуи, однако, были интересны лишь одному Ригу, и прочие ворлинги, Кнут в том числе, оставили его далеко позади, двинулись по направлению к городу. Далеко они, впрочем, не ушли, и дорогу им преградили четыре человека при оружии, с красными шубами на плечах. Главный среди них, с сединой волосах и без одного уха, да жутко усталый по виду, поднял руку с раскрытой ладонью, то ли в приветствии, то ли повелевая остановиться.

— Добро пожаловать в земли Ковальского княжества, люди севера, — сказал он на ворейском, по всей видимости не сильно обеспокоенный тем, поймёт ли его хоть кто-то. — Звать меня Ратмир, исполняю я при дворе нашего князя обязанности воеводы, и от его лица приветствую вас в Стальгороде, граде железном и вечном. Вы можете свободно перемещаться по городу, совершать покупки и отдыхать, однако доступ за Недвижимые Ворота вам закрыт. Так же я вынужден попросить вас оставить оружие на корабле.

Эйрик нахмурился, вышел вперёд как глава отряда.

— То есть в сам Стальгород нам пропуска нет, только в его окрестности и пристройки. И в городе, где производят не меньше десятой доли всего оружия в мире, ходить с оружием запрещено?

— Вы поняли верно. Только княжеская дружина может держать в городе оружие, все остальные за нарушение этого закона должны будут уплатить выкуп, золотом или плотью. Я рекомендую левую руку.

— А если мы захотим себе купить прославленные стальгородские клинки или топоры?

— Посыльный доставит их вам на корабль завтра утром.

Ратмир говорил спокойно, даже монотонно, словно все ответы у него были заучены. Скорее всего, отвечать на подобные вопросы ему и правда было не впервой, хотя едва ли княжеский воевода ходит встречать каждый прибывший корабль. Интересно, с чего вдруг им такая честь?

Эйрик замолчал, по всей видимости собираясь с мыслями.

— Чего он там говорит? — первым спросил Свейн.

Пока Эйрик думал над правильным ответом, Риг перевёл слова воеводы для товарищей самостоятельно:

— Не дают нам проходу в сам город, и сталь нашу велят оставить, безоружными зайти.

Новость ворлинги встретили недобро, с хмурым ворчанием. Первым высказался Ингварр Пешеход:

— Видимо, совсем у ворейцев соль из крови выветрилась, раз в своём же граде горстка воинов в их сердца страху нагоняет. Измельчали потомки Рагнара.

— На божьем хребте да за столько лет и не мудрено измельчать-то, — заметил Элоф Соленый да осклабился половиной своих зубов в сторону красношубных.

— Если они меч мой забрать хотят, то я не против, — вышел вперёд Йоран Младший, вытаскивая клинок из ножен. — Пусть скажут только, куда им его запихнуть.

Прочие ответили согласием, потянули оружие, и в этот же момент со стороны княжеских дружинников раздался громкий свист. В следующее мгновение в порту обнаружилось множество вооружённых воинов, десятки солдат, у многих были луки и арбалеты. Риг почувствовал, как холодеет его нутро, но прочие же северяне как будто были даже рады.

— Вона как набралось.

— Задрожали при нас, с десяток на каждого пришло.

— Им же хуже, больше могил выкапывать.

Кнут предпочёл промолчать, но Риг видел, как крепко сжались его пальцы на рукояти отцовского меча. Сам Риг чувствовал липкий страх, что расползался в его животе, и не мог заставить себя даже потянуть оружие с пояса. Всего пару минут назад он был рад ступить на твёрдый и спокойный берег, а теперь их окружают вооружённые люди, наводят в его сторону кончики стрел и арбалетных болтов. Слишком резко, слишком неожиданно. Он бы не испугался, будь у него время подготовиться. Просто оно слишком неожиданно.

Воевода же тяжело вздохнул, как будто в очередной раз собираясь повторять очень долгую и изрядно надоевшую ему речь. Однако сказал в итоге только:

— Оружие прошу оставить на корабле.

Эйрику явно было непросто в такой ситуации. Сложить оружие, пройти в город с пустыми руками — значит признать, что забоялся, спину прогнул перед иноземцами. Иные горячие головы могут ведь и не внять приказу, и что тогда? И сделает ли княжеская дружина различие между смирными и непокорными? А если же показать зубы и закуситься, то их на этом же самом причале и задавят, кровью умоют несмотря на всю браваду. И кому от этого будет лучше?

Он медлил с ответом, медлил с приказом.

Тем временем мимо него лёгким прогулочным шагом проскользнул Безземельный Король и два его воина, с поднятыми руками, демонстрируя отсутствие стали в руках и в ножнах. Вид главаря наёмников излучал всю ту же спокойную, гордую уверенность, как и обычно, а отсутствие меча, словно у женщины или ребёнка, его как будто бы и не беспокоило вовсе.

— Не возражаете, если мы пройдём без очереди? — спросил он с лёгкой полуулыбкой. — Судя по всему, вы здесь надолго, а нам уже не терпится попробовать легендарной ворейской горилки.

— Вот значит как Безземельный Король выигрывает все свои битвы? — спросил спину наёмника Эрик. — Он просто очень тщательно их выбирает.

— Только так, мой друг, их и стоит выигрывать, — ответил тот не оборачиваясь, и безмятежной походкой направился в город.

Финн обернулся и показал оставшимся ворлингам неприличный жест, а Бартл, не оборачиваясь, лишь покачал головой и стукнул старшего брата в плечо.

Что ж, Эрик мог ворчать сколько угодно, но поступок Браудера и его телохранителей сделал ему услугу. Теперь, опираясь на пример наёмников с прославленным именем, его послушание княжеским законам выглядело куда менее острым. Люди всегда более благосклонны к тем, кто следует, чем к тем, кто идёт первым и ведёт за собой остальных.

Понурой горсткой они вернулись на корабль и оставили там своё оружие, а заодно и гордость. Последним своё копье, после долгого колебания, бросил шаур, с замахом метнув его вверх с такой силой, что оно прочно вошло в дерево на вершине главной мачты. Шагая же прочь от корабля, Риг видел самодовольные ухмылки дружинников князя и жалел, что у тех не хватило мужества сойтись с ворлингами в честном бою, равным числом. Уж если они так любят красный цвет, то воины севера украсили бы их одежды совершенно бесплатно.

Эйрику, казалось, незавидное положение северян далось легче прочих, и ни словом, ни жестом он не выразил беспокойства по поводу бесчестия. Не глядел он и по сторонам на зубоскалых дружинников, а обращаясь вновь к воеводе, был вежлив и учтив.

— Теперь, когда вопрос с нашим вооружением решён, я бы хотел настаивать на моём допуске за Недвижимые Ворота. Как старший сын ярла Торлейфа, правителя Бринхейма и сопряжённых земель, я бы хотел выразить великому князю своё почтение, и передать заверение в вечной дружбе от моего отца.

— У вас есть при себе надлежащие письма?

— Безусловно, — Эйрик хлопнул по своей поясной сумке. — Всё при мне, вместе с печатями.

Любопытно. Риг не помнил, чтобы в доме при жизни отца были какие бы то ни было печати, да и за письмами он Бъёрга видел не часто.

Княжеский воевода же устало помассировал глаза, забрал протянутые ему два пергамента да сломал на них печати — по всей видимости, воевода у князя имел на то право. И, видимо, много других прав. Пробежав глазами по тексту, он предложил Эйрику обождать пару часов, после чего удалился. Он не сказал, где именно Эйрику и его людям стоит ожидать княжеского ответа — явно не сомневался в своей способности быстро их разыскать.

Впрочем, это было и не сложно, так как ворлинги сразу завалились в ближайший портовый трактир, один из множества в бедной, построенной людьми части города. В то же время Безземельный Король и его люди напротив, облюбовали более импозантное, выплавленное из стали, заведение чуть выше по улице. По задумке Кузнеца то, кажется, должен быть трактир на дороге в город, но сам город с тех пор настолько разросся, что вобрал в себя трактир и сделал его гостиницей.

Таверна, которую выбрал для них Эйрик, не блистала роскошью. Положа руку на сердце, она не блистала вообще ничем, представляя из себя обычную постройку из дерева и камня. Просторный обеденный зал, что был заставлен видавшими виды столами, да второй этаж, не менее просторный, что был заставлен уже двухъярусными кроватями, точно казарма. Многие кровати и многие столы были уже заняты мелкими торгашами да лихими матросами, бродягами всех мастей, а то и просто самыми разными забулдыгами. Горстка понурых девок обслуживала эту ораву по мере сил, пока хозяин грозно зыркал с дальнего угла, покуривая трубку. Приехать в другую страну и увидеть тот же питейный дом, только чутка больше и чутка грязнее — вот это действительно разочаровывает.

Были тут и девки гулящие, чьи наряды куда более яркие и значительно более откровенные. Как и их платья, девки оказались откровенно потасканные. Йорана Младшего, однако, их жалкий вид не смущал нисколько, и он отвешивал им поклоны да комплименты, сговариваясь о цене. Ни на мгновение не вспоминал он про свою оставшуюся в родных краях жену. Что, конечно, не самый разумный шаг с его стороны, особенно с учётом того, что была она хоть и мелкой гадиной, но дочерью Торлейфа, и Эйрик был вовсе не слепой.

Впрочем, Риг не мог не подумать, что пожени его самого против воли на вздорной змеюке, да ещё и сговорившись, что все дети в таком браке будут приписаны к ярлову роду, сам Риг тоже бы не испытывал большой радости. Пошёл бы он искать утешения меж ног шлюхи? Не на глазах у брата своей жены, это уж точно, а уж тем более не под его знаменем — на такое решиться это надо быть или очень глупым, или очень злым.

Эйрику, однако, как будто и не было дела до поведения своего названного родственника. Когда княжеский воевода явился за ним, он даже не обернулся на Йорана, и не сказал ему и единого слова. С Эйриком так же увязались Трёшка, Дэгни и Ондмар Стародуб, но воеводу такой эскорт особо не беспокоил. Бешеный Нос же с ними не ушёл, и теперь явно чувствовал себя потерянным. Дикарь озирался кругом, точно загнанный, и в итоге просто забился в самый дальний угол, а на подошедшую к нему, было, девушку, зыркнул таким взглядом, что бедняжка аж уронила свой поднос.

Рядом с Йораном красный, как рак, Свейн Принеси отмахивался и отбивался от загребущих женских рук, мотал головой точно флюгель в непогоду, а после выскочил наружу и ушёл неизвестно куда. Сыну доступной рабыни в таких местах должно быть не просто, и Риг бы посочувствовал парню, как бы не был этот парень лживой тварью, из-за которой Кнут чуть было дно целовать не ушёл. Йоран Младший вскоре также направился к выходу, но шёл вальяжно и в компании двух девушек. Ингварр и Элоф, поминая старые битвы, с чувством набили себе брюхо да поспешили как можно раньше лечь спать — видимо в этом и проявлялась бывалая солдатская мудрость.

Так в главном зале, не считая спрятавшегося в углу дикаря, остались лишь Вендаль Златовласый и Стрик. Расположившись за широким столом, они потягивали местное пойло, да разговаривали о чём-то в половину голоса. Сколько Риг ни видел этих двоих вместе, он так и не смог представить, о чём вообще могут вести разговоры столь разные люди, да ещё и так часто. Тем более, что собеседник из одичавшего в своих лесах Стрика был явно не шибко изысканный.

— Толмач, — обратился внезапно Бездомный к Ригу, грязным пальцем указывая на привязавшуюся к нему девку, что уже чуть ли не на колени к нему садилась. — Скажи ей идти.

Принимать приказы от бродяги Ригу не пристало, но и бесполезным в отряде быть ему тоже нравилось не так чтобы сильно. А раз уж может переводить слова на другой язык, то этим, видимо, он и будет оправдывать свою койку да свой ужин — не самая худшая участь. Стараясь подбирать слова как можно деликатнее, Риг сообщил шлюхе, что Стрик в её услугах не заинтересован.

— Скажи ему, что я и бесплатно его обслужу, — заявила та, немного подумав. — Есть в нем что-то такое, дикое. Мужское.

Риг перевёл её предложение Стрику, опустив часть с комплиментами. Но тот, вместо того, чтобы чувствовать себя польщённым, внезапно ударил девку по лицу, а когда та упала на пол, ещё и пинка ей добавил, отгоняя от себя словно блохастую шавку. Обиженная, девушка выбежала прочь под гогот пьяных матросов, а сам Стрик же вернулся к своей кружке, кивком головы давая Вендалю знак продолжать разговор. Кнут тоже негромко посмеялся вслед проститутке, но сам ничего не сказал. Ригу же девушку было немного жалко, но эти чувства он предпочёл оставить при себе.

— Тут нам дел, пожалуй, больше нет, — сказал Риг брату, и сам направился к выходу. — Пошли город посмотрим, всё ж одно из чудес света.

Недалеко от выхода братьям встретился шаур, что прислонился спиной к стене и стоял неподвижно, ну точно копье, воткнутое в землю да стену подпирающее. И сама эта неподвижная его поза, и бледная кожа, и спрятанное лицо, с глазами, закрытыми повязкой — все это напоминало Ригу мёртвых блаженных. Видимо, чтобы развеять этот морок, он и спросил шаура:

— Что ты делаешь тут, снаружи? Внутри есть еда и кровати, а снаружи город, наполненный чудесами Кузнеца. А ты здесь стоишь, стену охраняешь.

Отозвался шаур миролюбиво, и хоть лица его было не видно из-за широкополой шляпы да низко склонённой головы, Риг не сомневался, что тот улыбается.

— Я слушаю город, — ответил он, как будто это было объяснение. — Для слепого нет большей радости, чем послушать биение жизни. Город, застывший в стали, я послушаю позже.

Кнут выразительно сплюнул на землю подле шаура.

— Многовато в последнее время развелось чудаковатых слепых. Один другого зрячее.

Риг мысленно согласился с братом, и они поспешили оставить странного шаура в одиночестве. Говорят, все они, весь их народ, были непростые и себе на уме, но их шаур как будто был особенно чудной.

Двигаясь исключительно в одну сторону, вскоре братья потеряли из виду их таверну, и впервые за долгое время оказались сами по себе. Оказались просто обычными растерянными матросами, спустившимися на берег с корабля в незнакомом порту, переставши быть частью команды или частью отряда, просто Риг и Кнут. И никому не было до них никакого дела.

Большая часть дорог в обычной части Стальгорода представляла из себя камень или грязь, но главные улицы были стальными. По замыслу Кузнеца то должны были быть дороги к городу, петляющие сквозь леса и горы, но ни лесов, ни гор за три столетия в округе не осталось. Ходить по этим дорогам было странно. Помимо того, что Кузнец воссоздал в металле обычную дорогу, со всеми кочками и мелкой живностью тут и там, сам металл везде был покрыт вполне привычной грязью, от чего поверхность становилась необычайно скользкой. Кое-где сталь всё же проступала, и шаги сразу же становились гулкими, как будто бы даже более весомыми.

Местный люд ступал осторожно и братья вскоре приучились этой же осторожности. Слиться с толпой им это не помогло, и каждый прохожий косился на них с подозрением, лавочники острее приглядывали за своим товаром, а прилично одетые девушки сворачивали в стороны. Стайки местных ребят грозно зыркали в их сторону, провожали взглядом и говорили слова, которые, как им думалось, Риг и Кнут не должны были знать. Неприятно, но не смертельно.

Вот только чем больше они ходили по улицам великого ворейского города, средь металлических скульптур и взглядов простых жителей, тем сильнее крепла в Риге неуверенность. Не в чём-то конкретно, а какая-то общая растерянность. Лишь на закате, когда обошли они весь город, Риг осознал, что в самом городе и было дело.

Стальгород оказался далеко не таким, как представлялся первому взгляду. В первую очередь он оказался чрезвычайно мал по размеру, и за пределами отлитых в металле улиц и зданий застройка была скудная и быстро заканчивалась. Если б можно было проходить за внутренние стены через Недвижимые Ворота, отделяя творение бога от творений людских, весь город от края до края можно было бы пройти всего за полчаса, неспешным шагом.

За пределами внутренних стен, конечно, тоже были статуи из металла, но куда меньше числом, и из-за них город и казался больше своего реального размера. По стальным улицам тут и там располагались фигуры то стражника, то пекаря, то извозчика, и все они, от разодетого боярина до старого попрошайки, были сделаны с одинаковым вниманием и любовью. Приглядевшись, можно было даже рассмотреть железные нити в их одежде и сосчитать волоски в бороде. Рассматривая их должным образом, можно было бы легко потратить на прогулку и целую неделю.

Но ещё можно было заметить следы ржавчины, маленькие и неприметные, если не задерживать на скульптурах и домах своего взгляда. Но если остановиться, если рассмотреть пристально, то недостатки бросались в глаза. Некоторые статуи на самой окраине города пострадали так сильно, что узнать в них работу Кузнеца можно было лишь с большим трудом. И если раньше заботой о своём творении занимался сам бог Кузнец, то теперь на пути у гостей нередко встречались специальные работники. И справлялись они неважно.

Кнуту металлический город надоел достаточно быстро, и закат он встретил с улыбкой. Статуи его не интересовали, а под взглядами местных парней напрягался, начинал глядеть на них с дерзкой полуухмылкой.

— Что теперь? — спросил он, потирая запястья и будто бы не зная, куда деть безоружные руки.

— Вернёмся и поедим нормальной пищи да поспим в нормальных кроватях, — Риг пожал плечами и подал пример, зашагав вверх по улице. — Как по мне, так для начала неплохо, а остальное будем думать по ходу.

— Я имею в виду, куда мы отправимся дальше? И не стоит ли попытаться забрать с корабля наше оружие?

До Рига не сразу дошло, о чем говорит его старший брат.

— Ты предлагаешь сбежать?

— А ты предлагаешь остаться?

Риг неуверенно оглянулся. Никто за ними не следил, и внимания они привлекали не больше, чем любой другой иноземец в крупном порту, тем более что товарищи их остались далеко позади. Если Риг с братом порешают уйти сейчас в случайном направлении, никто даже не заметит, не пойдёт по их следу, не сможет найти их после. Они могут просто уйти, оставив позади и Торлейфа, и Белый Край, и всю эту, теперь такую далёкую, северную браваду. Они могут уйти.

— И куда мы пойдём? — спросил Риг у брата, после чего неспешно двинулся вверх по улице. — А даже важнее, что мы будем там делать?

— Для начала, попробуем не умирать, — Кнут быстро догнал его, пошёл рядом, по правую руку.

— Из нас двоих вроде тебе положено быть бесстрашным.

— А тебе положено быть умным. Я не боюсь пройти по Мёртвым Землям, хотя и не испытываю по этому поводу никакой радости. Куда больше меня беспокоят наши спутники.

Риг не нашёлся с ответом, потому как их товарищи по оружию беспокоили и его самого. Как много среди них людей чести, что откажутся нанести удар в спину? И памятуя о прошедшем суде над Кнутом, когда даже самые честные и благородные если и не подали голоса, то предпочли отвести взгляд, кто мог обещать, что в следующий раз будет иначе? Тем более, что по словам Ингварра Пешехода ярл не погнушался предложить деньги за смерть своих врагов.

В сущности, сбежать — это самое правильное, что они могли сделать. Для этого не нужно даже, собственно, бегать, достаточно лишь затеряться на улочках Стальгорода на пару дней, пока корабль не будет вынужден отправиться в дальнейший путь без них. Найти работу, скопить немного денег, двинуться на юг в поисках лучше доли. Простой и надёжный план, так Риг изначально и задумывал.

Вот только это был его план до того, как он прогулялся по улицам Стальгорода. До того, как посмотрел на тронутые ржавчиной статуи и дал местным простолюдинам посмотреть на себя. И пока сам не посмотрел на княжеских дружинников.

Те были куда заметнее ржавчины. В городской толпе княжьи воины выделялись своими красными шубами или кафтанами, однако все вокруг старательно отводили от них взгляды. Даже когда те вымогали у лавочника деньги для обеспечения безопасности, или дубинками разгоняли любые собрания более четырёх человек, у особо строптивых находя припрятанный нож, зачастую один и тот же.

Разговаривая, Риг и Кнут прошли мимо троих таких хранителей княжеского спокойствия. Утираясь от пота, все трое избивали щуплого паренька дубинками прямо посреди улицы. И никто не вступился, не спросил в чем вина сжавшегося на земле юноши. Все просто обтекали это место стороной, и Риг следовал их примеру.

Юноша одет легко, на нём фартук пекаря, и один из солдат называет его по имени. Нет смысла вмешиваться.

Кнут, однако, замер, оценивая развернувшуюся перед ним картину, рукой пытаясь нащупать отсутствующий меч.

— Пойдём, — Риг дёрнул брата за руку, но с тем же успехом можно было попробовать в одиночку протащить по берегу целый корабль. — Ты ему ничем не поможешь.

— Не помогу, если мы пройдём мимо.

Риг не стал даже пытаться обратить внимание брата на то, что дружинники князя при оружии, и превосходят числом — для некоторых людей высокие шансы проиграть лишь ещё один довод в пользу битвы. По счастью, Кнута всегда искренне интересовала помощь, и он просто не знал других способов помочь.

— Взгляни на него получше, — сказал Риг, наседая. — На то, как легко он одет, а значит находится недалеко от своего дома. На его фартук пекаря, на рабочие руки — он работает в этом городе, и солдаты его знают. Сегодня ты вступишься за него, может быть сегодня ты даже сможешь его защитить. Кто защитит его завтра, когда дружина придёт спрашивать с него втрое?

— Я смогу сделать это и завтра, если мы останемся здесь.

— Мы не останемся, — сказав эти простые слова, Риг почувствовал внезапное облегчение. — Ни в этом городе, ни где-либо ещё.

— Здесь как минимум не хуже, чем в Бринхейме.

— Здесь лучше. Но посмотри вокруг, посмотри, как они смотрят на нас — с тревогой и презрением. Даже сейчас, и просто потому, что мы говорим на непонятном им языке.

— Здесь мы дикари с севера, как бешеный Нос, — Кнут неохотно кивнул. — Всегда так.

— Для некоторых мы даже отшельники.

Кнут выдохнул, разжал кулаки, хотя взгляд его все ещё был прикован к дружинникам и их жертве. Паренёк уже даже не сопротивлялся, и, кажется, потерял сознание.

— Стало быть, плывём на смерть? — спросил Кнут.

Отвечать было страшно, будто бы само признание этого простого факта повышает шансы их бесславной гибели. В итоге Риг просто кивнул.

Дружинники, меж тем, закончили свой труд и оставили избитого паренька прямо на дороге, неподвижного и мёртвого. Пара каких-то мужиков подняла останки, утащила прочь, и вскоре кровь смешалась с дорожной грязью, исчезла полностью. Народ возроптал слегка, но их лёгкий гомон утих быстро, точно круги на воде, и жизнь стального города потекла своим чередом.

— Кажется, бедолаге завтра никакая защита уже не понадобится, — заметил Кнут.

Риг не нашёлся с ответом.

Обратно они возвращались в тягостном молчании, двигаясь несколько поспешно. Риг физически начинал ощущать свою чужеродность этому городу, но не желал показывать ему свою слабость, а потому старался шагать хоть и быстро, но не поспешно. Часть его даже предвкушала встречу с соплеменниками. И лишь когда до облюбованной их отрядом таверны оставалось совсем немного, Риг замедлил шаг.

В той таверне сидели его люди, но они не были именно его людьми. Каждый из них предан Торлейфу и его старшему сыну, каждый пошёл под знаменем Эйрика и согласился принять того как вождя. И хоть душа Рига за этот день уже успела истосковаться по родной речи и знакомым громким песням, каждая с неизменной щепоткой бравады и долей куража, но в итоге он завернул на сторону. Вздохнул коротко, незаметно, а после уверенным шагом отправился к той самой гостинице, где обосновался Безземельный Король.

Робин Предпоследний

Робин точил свой меч.

Он видел, что магия делает с живыми людьми, дезертировал из Последней Стражи и сбежал подальше от инженеров и их колдовства на самый край света, однако посмотрите на него теперь: плывёт в самое жуткое, переполненное магией место на земле, а в трёх шагах от него сидит девушка-инженер. Видимо это и называют словом «ирония».

Пока что, впрочем, эта Кэрита выглядела не особо опасной и была по виду близка к обмороку. С тех пор как их корабль прибыл в ворейский порт, она только и делала, что лежала и сквозь полуприкрытые веки смотрела на башню Кузнеца, изредка вздрагивая, точно от боли.

Была беззащитна.

Робин заметил, что затаил дыхание. С усилием заставил себя снова дышать, контролируя каждый вздох, словно забыл как это делать.

Он может убить её. Возможно даже сам останется жив после этого и сможет ходить, видеть и говорить. Но что потом? Снова всё бросить, пуститься в бега? Он ведь уже не мальчик. И куда он пойдёт? А самое главное, что он там будет делать?

Мёртвая Земля… если то, что про неё говорят, правда, то после этого похода он сможет, наконец, быть самому себе хозяином и идти куда пожелает. Уйдет подальше от диких северян и их культа инженеров, может быть, купит себе славный домик где-нибудь в Лирии. Сможет жить в безопасности.

Робин точил свой меч.

Как ему однажды сказал Одноглазый: «Разница между заточенным клинком и хорошо заточенным клинком невелика, но значительна». Опыт самого Робина не раз показывал правоту бывалого Стража, и хотя заточка ещё ни разу не внесла существенного вклада в спасение его жизни, но с ней все же было как-то спокойнее. Вдруг в следующий раз качество заточки станет решающей каплей на чаше весов? Да и руки приятно было чем-то занять, отвлечься, разгрузить голову.

— Ты боишься меня, Последний Страж?

Она говорила на железном языке без малейшего акцента и от одного этого по спине Робина побежали мурашки. Её голос был едва слышен, и было заметно, что слова даются ей нелегко.

— Я боюсь, что мои внутренности превратятся в кашу и вытекут через рот, госпожа Кэрита. Боюсь того, что моя собственная рука оживёт и задушит меня, и боюсь пойти над пропастью по мосту, которого нет, — Робин ненадолго отвлёкся от своего занятия, бросил на девушку спокойный взгляд. — Но тебя я не боюсь. Только того, что ты можешь сделать, и что рано или поздно сделаешь.

— Ты поверишь, если я дам тебе слово, что не собираюсь делать ничего подобного?

Робин невольно усмехнулся. Инженер или нет, но она была ещё ребёнок, довольно наивный к тому же. А ещё девушка.

— Если девять человек стоят безоружными, а десятый держит в руках меч, то рано или поздно меч будет использован. И не важно, хороший ты человек или плохой, движет тобой жажда наживы, желание помочь или обычная злость — а важно, что в какой-то момент ты будешь права, а они будут не правы. А потом снова, и ещё один раз, и ещё. И у тебя в руках всегда будет самый веский довод из возможных.

— Разве это довод? То, что я могу это сделать, вовсе не значит, что я это сделаю.

— Так и говорят все люди с мечами.

На причале послышался топот множества сапог, и Робин поднялся со своего места, планируя приветствовать вернувшихся товарищей. Дикари или нет, сейчас они прикрывали его спину, а значит сейчас это самые близкие люди.

Однако подойдя к борту, он не увидел товарищей, лишь десяток дружинников князя, в кольчугах под красными шубами. Были они все как один в боевых шлемах и при оружии, шли очень быстро, уверенно. В их сторону.

— Ты, бродяга, по-ворейски-то умеешь говорить? — спросил у Робина незаметно оказавшийся рядом безумный капитан.

— Только если надо сказать «привет» или попросить миску похлебки да комнату на ночь. В княжествах я был один раз, проездом.

— Значит, не договоритесь, — заключил старый отшельник и запалил в своей трубке какую-то едкую мерзость, что шла у этих оборванцев заместо табака.

Увидев их вооружение, Робин сильно сомневался, что с княжескими дружинниками получится договориться в принципе. Чего бы они ни хотели, разговор там явно будет короткий.

— Что насчёт вас? — спросил у капитана Робин, кивнув себе за плечо на многочисленных матросов. — Кто-нибудь знает ворейский? Или как рубить тех, кто знает?

— Мы люди моря, имперец, а что вы, что ворейцы — люди земли, грязные люди. И так уж повелось, что такие как вы не любят тех, у кого нет полей и домов, чтобы их жечь, у кого нет стада овец или золота, которые можно украсть.

— Корабли тоже горят, — заметил Робин, но отшельник его явно не слушал, поглощённый своей очередной безумной речью.

— Не любите вы людей, что умирают в неволе быстрее, чем работают. Такие как вы не любят таких как мы, а стоит нам зайти в ваши тесные гавани, вы только и ждёте повода. Мы не будем давать людям князя повода, и уж тем более мы не дадим им причины. Ваши дела нас не касаются.

Что ж, этого следовало ожидать.

— От тебя, я так понимаю, помощи ждать тоже не приходится? — спросил он у девушки-инженера.

Она попыталась встать, но едва не потеряла сознание от усилия и тяжело повалилась на своё прежнее место. Благо хоть не померла. Рассчитывать на неё, очевидно, не приходилось, и сбежать с ней на плечах тоже идея откровенно гиблая.

Дезертировал из Последней Стражи и сбежал подальше от инженеров да их поганого колдовства на самый край света… и вот теперь Робину нужно защитить одну из них. Видимо это и называют словом «ирония».

Тяжело вздохнув, он проверил остроту своего меча и остался удовлетворён — если дойдёт до дела, он сделал всё, что от него зависело, подготовился лучшим образом. Это успокаивало, немного. Убрав меч в ножны, он поднял свой верный, заряженный арбалет и вышел к сходням, встал на пути десятка вооружённых людей.

Отлично. Что дальше?

У него не было никакого плана, он даже не знал, зачем эти княжеские солдаты идут к их кораблю и не будет ли потом у его товарищей проблем от того, что он решил поиграть в героя. Что вообще там случилось? Северные вояки не смогли держать себя в узде и устроили дебош? Наёмники из Эриндаля оскорбили местную знать, или же князь прознал про девушку-инженера у них на борту и решил не упускать из рук столь ценный улов? Кто знает.

Да и есть ли какая-то разница, так-то, если подумать?

Дружинники, меж тем, подошли к кораблю, и тот, что был в красной шубе да держался за главного, проорал что-то в сторону Робина. Слова «привет» там не было, как и пожелания миски похлебки, так что Робин не понял ни слова. Но смог уловить общий посыл — на вежливой просьбе никто бы так глотку рвать не стал.

Одноглазый любил говорить, что при игре в героя могут выиграть только стервятники, а вояка без глаза точно знает толк в таких вещах. Мудрый был человек. А ещё Одноглазый говорил, что если ты умудрился сам себя в угол загнать, то бить надо первым.

Удивительно, насколько просто стрелять из арбалета. Курок всегда поначалу немного сопротивляется, идёт туго, как будто бы нехотя, но в итоге достаточно движения одного пальца, чтобы его убедить. А ещё удивительно, насколько быстро всё происходит потом.