Длинная цепь

Глава 19 Память о прошлом

Как только Кэрита убрала руки от его лица, боль сразу же вернулась, но уже не так, как раньше — слабее, не так остро. И более концентрированно.

— Шрам останется, — сказала она усталым, напряжённым голосом. — И не такой красивый шрам, которым перед девчонками красоваться можно. Обычный будет, который остаётся после того, как тебе половину лица в клочья разорвали.

Риг молча кивнул. Язык слушался плохо, всё лицо покалывало, тело ощущалось каким-то лёгким и запоздалым — совсем не то состояние, в котором хочется вести беседы. Да и Кэрита явна не выглядела готовой к разговорам — не дожидаясь ответа, ушла к следующему раненому. Он же осторожно прикоснулся кончиками пальцев к щеке. Шрам был большим, ветвистым и грубым, и не нужно было зеркало, чтобы понять — Риг теперь урод. Найдутся в их городке бедолаги и пострашнее, но список не будет длинным.

Осознавать это было на удивление неприятно. Внешность никогда не была ему важна, да он и не был никогда красавцем вроде брата, по которому девушки вздыхали вслед чуть громче, чем следовало бы. Но всё-таки он был… нормальным. Он рассчитывал однажды взять в жены хорошую девушку из хорошей семьи, и не рассчитывал на то, что она будет прятать от него глаза в их общей постели. Будут ли его дети пугаться, когда он зайдёт в комнату? Будут ли соседи сторониться его на улице? Взглядом упираться ему в грудь во время беседы?

Скорее всего, да. Потребуется время, чтобы к такому привыкнуть.

— Не так уж и плохо.

Кнут всегда был ужасный лжец. Выглядел, впрочем, всё ещё весьма неплохо, особенно для человека, что ещё недавно захлёбывался собственной кровью и плевался остатками зубов да языка. Видимо, есть в нашем мире люди, вроде Браудера Четвёртого или Кнута Белого, что могут делать буквально всё, чего пожелает их душа: захватывать города с горской безоружных ворлингов или плавать от линии горизонта с цепью на шее, да кусать и глотать куски невероятно опасного чудища — всё им нипочём. Кэрита старшему из братьев даже зубы собрала обратно как были, все до единого. Но убрать шрам с лица младшего не смогла.

Если до этого у Рига и были сомнения, теперь он знал наверняка — Щепка влюбилась в его брата по уши, возможно ещё с детства. Было бы даже мило, если бы не было так противно.

— Надо поговорить, — сказал Риг брату, стараясь не прикусить язык или щеку, медленно выговаривая каждое слово.

— По твоему виду такого не скажешь. Тебе не разговоры нужны, а полежать немного, оклематься.

Кнут держался и разговаривал так, словно ничего не было. Словно не пришлось ему сражаться в одиночку против загнанного в угол чудовища, и будто бы не он только что успел повидаться с Собирательницей, расцеловался с ней в одну щёку. Будто бы не видел, как младший брат смотрел на это и не шёл к нему на помощь.

Может, конечно, и правда не видел. Такое вполне можно представить, все ж потеря крови застилает глаза туманом, да и пыльная буря, поднятая Кэритой, на пользу взору не пошла. Может и не видел.

— Я видел, как ты умираешь.

— Да уж я надеюсь. Повторять я это точно не планирую.

— Ты схватил эту острую штуку, — Риг случайно задел зубами распухшую щёку, почувствовал вкус крови во рту и поморщился. — Сам в себя вонзил, вдавил внутрь.

— М-да, — Кнут почесал затылок. — Не самая умная идея, конечно. Но я, говоря честно, не особо-то много и думал. Просто… испытание на меже подточило меня немного. Подточило меня глубоко. Мне наверное надо было смерти в глаза взглянуть, испытать себя ещё раз, ну и…

— Я видел, — ком в горле сделал голос Рига совсем тихим. — Но я не помог тебе.

Кнут лишь махнул рукой.

— Ерунда. Ты и не должен был.

— Ты мой брат.

— А ты мыслитель, не воин. Тебя тут и быть-то не должно, по хорошему счёту, а уж с топором в руке так тем более. Но про ветер ты лихо догадался, молодец.

Кнут душевно хлопнул Рига по плечу.

— Отец бы тобой гордился.

Вот и весь разговор. На гордость отца Ригу в тот момент было как-то безразлично, но ничего другого у Кнута, по всей видимости, не было. Даже если бы старший брат на него разозлился, вышло бы лучше. Было бы не так пусто.

Хотелось поговорить с Королём, хотя Риг и сам не знал толком о чём. Вот только Браудер уже разговаривал с Бешеным Носом, и беседа их, если судить со стороны, шла хорошо, заканчиваться не собиралась. О чём вообще может говорить король, пусть и самоназванный, с дикарём из Белого Края? Впрочем, собеседник из Рига всё ещё был аховый, язык еле-еле ворочался.

Йоран Младший был уже на ногах, вполне оправился от своих ран. Ну или во всяком случае достаточно хорошо притворялся, что это так, с топором и щитом сражаясь против воображаемого противника, отрабатывая сложные удары. Двигался чуть медленнее, чем когда упражнялся на корабле — пытался скрыть ужасную усталость, почти успешно. Йорану было жарко, упражнялся он без рубашки, и было видно, что тело его покрыто многочисленными язвами и нарывами, часть из которых уже лопнула и затягивалась мерзкими шрамами, а другая часть лишь вызревала. Ещё один подарок от Мёртвой Земли.

Риг встал перед Йораном, поднял с земли щит.

— Уверен? — презрительно усмехнулся тот. — Морда твоя и без моих ударов выглядит как кусок дерьма.

— Спасибо, твоя тоже — ответил Риг, вставая в стойку. — Но в лицо ранен был только один из нас.

Йоран коротко хохотнул и бросился в атаку.

Странно было увидеть на мёртвых землях живой город. Высокие здания, с цветами на подоконниках и бельём на верёвках, трактиры, фонтаны, просторные площади и большой рынок, узкие ремесленные улочки и величественный дворец в самом центре. Выглядело все это весьма причудливо, с завитками всякими, необычными узорами да изгибами — иноземно, одном словом, непривычно глазу. Но в то же время знакомо. Назначение предметов и зданий, во всяком случае, угадывалось без труда. Окно — оно и во всём мире окно, даже если не ставнями закрывается, а мозаикой мелких, как рыбья чешуя, осколков. А телега всё ещё телега, даже если крытая и ездит по неглубокой металлической колее. Город, большой и нетронутый город давно исчезнувшего народа.

Вид этот настолько сильно отличался от привычной однотонной пустоты, что Риг даже забыл на какое-то время и про холод, и про бесконечную усталость, и про боль от свежего шрама на половину лица. Просто стоял и смотрел по сторонам как юродивый, рот раскрыв от изумления.

Однако даже без проводника было ясно, что это — одна большая ловушка. У тележки со свежей выпечкой пахло отнюдь не едой, а все той же дорожной пылью, и фонтаны, хоть вода в них и бежала задорными ручейками, не издавали ни звука. И ни одного человека. Осторожно Риг извлёк топор и лезвием коснулся стены ближайшего дома. Сталь прошла насквозь без малейшего сопротивления, а сама стена покрылась рябью, как поверхность спокойного пруда от внезапно упавшего в него камня. Проведя дальше, Риг обнаружил и кусок целой стены, ровно в том месте, где была и стена призрачная — судя по всему, когда то город выглядел именно так, каким они его и видели, но в реальности теперь это очередные руины, скрытые иллюзией.

За несколько шагов от начала этого причудливого обмана ворлинги нашли груду камней, аналогичную той, что видели на берегу. За камнем с руной нашли и оставленный прошлой командой подарок — небольшие шарики, которые можно было жевать полдня и обманывать пустой желудок, что его вот-вот наполнят. Хороший дар. Взамен для следующей группы Кэрита оставила в тайнике маленький кристалл с наложенными ей чарами — напитываясь магией Мёртвой Земли, он всегда немного светился, давая круг света в пару шагов шириной. Все постояли рядом с грудой камней, храня молчание без особой причины. Чувствуя страх.

— Выдвигаемся, — скомандовал Эйрик.

— Проклятое место, — сказал Робин Предпоследний, осеняя себя знаком Единого Бога имперцев. — Зачем нам вообще ступать в него?

Сколько дней как они сошли на берег, а Робин ни разу не брился, и всё равно оставался безбородым, даже щетины не появилось. Зато сам расчесал себе ногтями скулы до крови. И пальцы вокруг ногтей у него были все в маленьких красных ранках — Страж регулярно грыз и колупал их.

— Не нравится? — осклабился частью зубов Синдри. — Страшно тебе, трусливому воину, которого учили со всякой такой пакостью бороться, да не выучили как от неё защищаться. Потому что нет никакой защиты! Стра-а-ашно.

Безумный старик ладонями похлопал себя по коленкам и по животу, выбивая странный, быстрый ритм, в конце стукнул по земле посохом. Глаза у всех заслезились от дорожной пыли, хотя никакой пыли видно не было.

— И правильно, недобрый это город, и не случайно в нем одним мигом и человек всякий, и птица, и зверь — все исчезли. А образ города сохранился, застыл в вечности, стесняется. Спит и видит сон о себе прежнем. Я знаю, ты чувствуешь, а все местные чудища это знают и чувствуют, что они маленькие, мы ещё мельче, а город — он большой. Они в него не заходят, и поэтому мы зайдём.

— Нас не пугает то, что пугает чудовищ? — спросил Эйрик.

Ладони свои Эйрик полюбил прятать в мехах, у себя в подмышках. Сам знал, что не отогреется так от холода Мёртвой Земли, а всё равно пытался. Не считая этого, держался молодцом, разве что похож был на мешок давно сгнившей картошки.

— Пугает, — закивал Синдри часто-часто.— Пугает, пугает, пугает. Но город спит, город пугает тем, что он может сделать, а чудища за его пределами — тем, что точно сделают. Ходи тихо, ступай осторожно, ибо твои глаза тебе врут, и там, где сейчас дорога, уже может быть яма, а где свободный проход — острые камни да колья. А коли услышишь шаги за спиной, пока шагаем — не оборачивайся. С теми, кто обернулся — не разговаривай.

С этими словами Синдри сделал шаг вперёд, после чего помахал перед собой посохом, постучал им по земле перед собой, и лишь затем сделал второй шаг.

— Живой путешественник должен быть немножко ленивым — делает шаг, отдыхает, думает. Потом делает второй шаг.

Эйрик двинулся за ним следом, шаг в шаг. По цепочке за вождём пошли и остальные. Риг шёл за Кнутом, стараясь не отвлекаться на красивый и необычный город вокруг, постоянно повторяя себе, что не нужно оборачиваться. Шагов за спиной он, впрочем, не слышал, и лишь спустя какое-то время подумал, как это странно, ведь за ним шла половина отряда. Чуть было не обернулся убедиться в этом.

Сам город оказался большим, больше Стальгорода уж точно, и с их темпом продвижения они шагали бы по нему до конца дня, медленно, но верно. Однако в какой-то момент заговорил шаур, и это было столь неожиданно, что Риг невольно вздрогнул и потянулся за оружием. Никогда он первым не начинал беседы…

— Почему мы идём столь медленно? — спросил он.

Словно меч в руке или дом, в котором ты живёшь, вдруг обрели голос. Странно и жутко.

— По той же причине, почему мы и раньше не бегали через эти проклятые равнины, — грубо отозвался Ингварр Пешеход. — Жить хотим.

— Вокруг никого нет, — шаур ни лицом, ни голосом не показал, что его хоть как-то задевает грубость великана. — С тех пор как мы вошли под большой купол, мы абсолютно одни в руинах города. Все прочие остались снаружи.

Отряд собрался кругом, в полном составе, хотя Ригу казалось, что позади него кто-то стоит, что кого-то забыли. Оборачиваться не стал, повторял себе снова и снова, что нельзя, сжал кулаки от напряжения.

— Руины, да? — Синдри пристально всмотрелся в лицо белокожего шаура, чьи глаза, как и всегда, были скрыты повязкой. — Ты их видишь? Или как вы называете то, что делаете?

— Вижу. Такие же руины, как и те, что мы видели до этого, но немного другие. Те обломки городов создало время, а эти — дело рук человеческих.

Он посмотрел в чистое, бледно-голубое небо. Потом добавил:

— Спит великан. Муха крадётся сквозь пыль по расчерченной коже. Ладонь его напряжена, ожидая.

Мёртвый Дикарь Синдри осторожно, словно боясь спугнуть нечто невидимое, потёр свой подбородок. Посмотрел на Эйрика, потом на Короля, а после поскрёб собственную грязную рубаху длинным ногтём.

— Думаю, будет лучше тебе пойти первым в этом городе, вечный чужак, бледным змеем помелькать через город, которого нет. А нам будет лучше идти по твоим следам, по твоим делам, один за другим, змея из людей за змеёй из человека. Покажи нам путь.

Шаур будто бы заколебался сначала, но в итоге всё же вышел вперёд и повёл ворлингов за собой, быстро и уверенно. И хотя они действительно шли теперь на порядок быстрее, Риг не мог отделаться от странного, некомфортного чувства, словно они делают нечто безумное, следуют вперёд за катящимся камнем, слушают его советы.

Впрочем, до этого они шли по указаниям человека, что разговаривает со своим кораблём — если подумать, тоже не самая лучшая идея. Если подумать ещё немного, то может быть старик Синдри был прав, и Риг думает слишком много? Ондмар научил его, что мысли мешают в бою, и был прав. То же может быть и не только когда топор в руке. Но мысли хотя бы отвлекали от бесконечной усталости, от тлеющего в груди раздражения на всё и всех, от боли в лице. Обо всем этом лучше не думать.

Они почти покинули территорию призрачного города, когда шаур внезапно остановился, незряче рассматривая здание по левую руку от них. Риг вообще впервые в жизни видел, как слепой Шаур повернул голову в сторону того, что ему было интересно, будто и в самом деле хотел рассмотреть строение сквозь свою серую повязку. Во всём мире считалось, что этот странный, слепой то ли от рождения, то ли вследствие их ритуалов, народ воспринимает окружающий мир через слух, как это часто делают обычные слепые люди. Просто у шауров это почему-то получается гораздо лучше. Но то, как их шаур внезапно повернул голову — один только этот вид разбивал традиционную версию вдребезги.

Разумеется, шаур видел всего лишь руины, но строение, которое на том месте видели все остальные, действительно несколько отличалось от остальных. Было каким-то более грубым, даже жестоким, насколько это слово вообще применимо к постройке из кирпича и мрамора. Довольно широкое здание, в высоту оно было несколько ниже своих соседей, а на фоне исполинских башен в центре города, немного даже терялось. Однако вот забор вокруг него напротив, был невероятно высок, с чередой острых кольев поверху. Если не обращать внимания на форму и сосредоточится на сути, то становилось очевидно, что это самая настоящая крепость, что пытается слиться с толпой окружающих построек.

Собственно, это вообще первая стена, которую Риг увидел на Мёртвых Землях. До сих пор все руины, которые им попадались, не имели даже намёка на защитные сооружения вокруг них. То ли жившие здесь когда-то люди не знали войны, то ли владели оружием, для которого стены не являлись хоть сколько то значимой преградой. Во второе поверить было проще.

— Странно, — сказал шаур, ещё до того, как кто-то обратился к нему с вопросом. — Весь мир вокруг смерть, но это здание почти не пострадало.

— Ты видишь его так же, как мы? — спросил Эйрик, но быстро осознал бессмысленность своего вопроса, махнул рукой, подзывая Бешеного Носа.

Дикарь наверное меньше всех пострадал от тягот их путешествия, выглядел почти так же, как в Бринхейме. Чутка осунулся, малость побледнел, волосы на голове ощутимо поредели — но и только. На фоне остальных, это было почти ничто. Риг даже почти завидовал этому выкованному в Белом Крае человеку. Почти.

По команде, Бешеный Нос скинул с плеча свой лук и пустил стрелу в грозное здание, целясь как можно выше. Стрела отскочила от стены верхнего, четвёртого этажа.

— Видимо, оно действительно цело. Или во всяком случае большая его часть, — заключил Ондмар. — Отправимся на разведку?

— На грабёж, — поправил, с улыбкой Вэндаль Златовласый. — Собственно, ради этого мы и приплыли в эти печальные пустоши, разве нет? Найти магию древних, сделать её своим оружием или своим богатством, восславить свои подвиг в песнях и тому подобные глупости.

Слова Златовласого многие встретили с неудовольствием. Отчасти потому, что он прав, конечно. Но ещё и потому, что даже страдающий, грязный, с кровоточащими дёснами Вэндаль, что за неделю сам у себя просто так, без всякого труда вытащил изо рта два зуба, всё равно выглядел по-своему привлекательно. Его глаза стали настолько красными, что невозможно было разглядеть в них белка, но всё равно в этих глазах была невысказанная насмешка над всеми вокруг. Видимо, такого даже смерть не исправит.

— Не каждый отряд брал с собой шаура в походы по Мёртвой Земле, — заметил Элоф Солёный, тяжело присаживаясь прямо на землю и потирая колени. — И не каждый ходил через призрачный город. Вот и не нашли. Наша удача.

Ингварр постарался незаметно выдохнуть. Потом сказал спокойно.

— В этом месте могут таиться удивительные вещи, не зря ж забор поставили. И нам не придётся в итоге даже уходить далеко от берега ради хорошего улова. Как есть удача.

Остальные согласно загудели. Возможность получить достойный куш, и при этом без риска идти глубоко в пустоши, где опасности множатся с каждым шагом, согрела сердца многих. Рига в том числе. Возможность вернуться скорее как будто удвоила тяжесть на плечах и боль в одеревеневших мышцах. Даже если ему получится когда-то всласть отдохнуть, такая усталость не забудется. Она будто впиталась в него до костей.

— Нет, — ответил Эйрик. — Мы не пойдём туда. Мёртвая Земля неподалёку от берега считается относительно безопасной потому, что многие отряды уже окропили её своей кровью, собрали с этих мест и добычу, и все ловушки, убили большую часть самых опасных тварей. Если этот дом остался незамеченным, значит в нём до сих пор таится великое зло.

— Согласен, — возвысил голос и Браудер, будто бы даже избегая смотреть на таинственное место. — Город сам по себе удивительный остров спокойствия, и кошмары пустошей не рискуют на него заходить. Уж не в этом ли доме причина их осторожности?

Риг промолчал, хотя мысленно согласился с обоими. Один единственный целый дом на всем континенте, уцелевший в непонятной катастрофе, что извела под ноль существовавшую здесь цивилизацию. А после переживший столетия после этого, и расположен там, куда даже чудища ходить не решаются. Это точно не то место, двери которого откроет разумный человек.

Эйрик благодарно кивнул главарю наёмников, продолжил далее:

— Однако и знание о нем — уже добыча. Мы зарисуем его вид и его местоположение на карте, выгодно продадим наше открытие по возвращению домой. Ценная информация для другой группы, и никакого лишнего риска для нас. И каждый получит свою долю.

Не всем пришлось по нраву это решение. Элоф Солёный был готов идти навстречу неизвестному с топором в руке, и Вэндаль Златовласый тоже выглядел разочарованным, хотя вслух возражений не высказал, лишь цокнул языком. Стрик Бездомный ругнулся, но нельзя было точно сказать, возражал ли он против решения своего командующего, либо же просто был самим собой, как обычно.

— Я пойду.

Риг вышел вперёд, стараясь сделать так, чтобы голос его звучал решительно.

— Я пойду и посмотрю, что внутри. Заберу то, что окажется ценным, а вернувшись домой, продам свой рассказ о том, что увижу. И каждому раздам его долю.

Эйрик посмотрел на него тяжело, и Ригу казалось, что тот в любой момент сожмёт кулаки, бросится в драку. Но тот просто сказал одно слово:

— Нет.

— Мне не нужно твоё одобрение, — чем больше слов говорил Риг, тем легче они вырывались из его сдавленного страхом нутра. — Я ушёл не под твоим знаменем.

— Ты сражался со мной в одном ряду.

— И ты тоже сражался рядом со мной. Я… — вздох, шаг вперёд, расправить плечи: — я ценю это больше, чем ты можешь подумать, это важно. Но сейчас я иду внутрь.

Эйрик Весовой перевёл взгляд на Безземельного Короля, наблюдавшего за ними с интересом в глазах:

— Он вышел в море не под моим знаменем, но он вышел с нами. Если это твоё знамя над его головой, то верни эту голову на место.

Риг встретился с Браудером глазами. Реши он остановить Рига, и что будет? За ним лишь только Кнут, на их же стороне численное превосходство и, к сожалению, правда — Риг сам напросился в отряд Короля, и формально теперь отвечает перед ним.

— Я не пользуюсь знамёнами уже несколько лет, — сказал Браудер с лёгкой полуулыбкой. — Они ведь нужны в основном в пылу жаркого боя, чтобы солдаты знали, где находится их командир, и что командир этот ещё не затоптан сапогами или копытами. Жаркие битвы мне, с некоторых пор, не интересны, и я предпочитая им холодные победы. Да и солдат у меня нет, одни лишь друзья и приятели.

Браудер подошёл к Ригу вплотную, пока двое его наёмников следовали за ним, держа руки возле оружия. Финн подмигнул ему, но тут же отвёл взгляд, а Бартл одобрительно кивнул. Крепко, почти по-отечески, Безземельный Король положил руку на плечо Рига.

— И мои друзья вольны делать всё, что им захочется. Твой брат ведь также пойдёт с тобой?

Риг не стал оборачиваться на Кнута — не было нужды. Просто кивнул.

— Замечательно. В таком случае будет недурственно, если к вам присоединится ещё один мой друг. Финн!

— Ага, я здесь, дружище, — Финн ногтями почесал шрамы от ожогов на левой руке. — Я тоже волен делать всё, что мне захочется?

— В каком-то смысле, — Король жестом показал своему строптивому наёмнику число «три». — Но у нашей дружбы всё же есть одна уникальная особенность. Она очень давняя.

Фыркнув, Финн встал рядом с Ригом. Своему брату он бросил коротко:

— Я вернусь.

Бартл в ответ кивнул, да крепче сжал рукоять своего жуткого, волнообразного меча:

— Я убью тебя, если посмеешь не вернуться. Ты должен мне два серебряных кольца.

— Кому я только не должен, — немного вымучено улыбнулся Финн.

Эйрик вздохнул, кончиками своих пухлых пальцев потёр переносицу, прежде чем снова спрятать их под тёплый плащ.

— Трёшка, Йоран, вы идёте вместе с ними. Шаур пусть тоже с вами пойдёт, вам сейчас от его глаз будет больше пользы.

Если Трёшка и повиновался без возражений, хотя и выглядел явно не в восторге от такого задания, то вот Йоран своё мнение при себе не сдержал.

— Ты меня, Эйрик, теперь за раба бессловесного держишь? Может, тогда лучше псину свою отправишь? — быстрый взгляд в сторону Дэгни. — Или она слишком тёплая по ночам?

Девушка тут же дёрнулась в его сторону, сжав кулаки, но Эйрик мягко её придержал, и она отступила. Пухлая рука Эйрика, впрочем, легла на серебряную рукоять меча, доставшегося ему в подарок от княжьего брата. Йоран же продолжал, игнорируя всех и вся:

— Или старика Солёного, коли ему сдохнуть неймётся? Да и великий Ондмар Стародуб наверняка не посрамит имени, сунет голову в капкан по приказу. Стрика ещё можно послать, хоть польза будет от этой развалины.

Пустошь всех сделала немного раздражительными. Бесконечная усталость и сон без отдыха, отсутствие нормальной пищи, опасность буквально на каждом шагу — всё это кого угодно сделает колючим. Но Йоран в один момент получил слишком много врагов. Не то чтобы раньше его много кто любил, конечно, но всё-таки.

— Довольно, Йоран, — Эйрик вышел вперёд, обнажил меч. — Я не держу тебя за раба, но за человека, что выполняет приказы. Ты муж моей сестры, ты вхож в наш дом, и я на многое закрываю глаза. Но это не значит, что я ничего не вижу, или что я ничего не помню.

Рука Йорана замерла на рукояти топора, оружие почти покинуло его пояс. Как боец, он явно был лучше Эйрика, вот только если и будет суд поединком, за сторону Эйрика драться будет уж точно не он сам. Да и даже если, убийство ярлова сына Йорану никто так просто не забудет и не простит.

— Иди с Ригом, — голос Эйрика был полон сдерживаемой ярости. — А потом возвращайся. Тебя будут ждать.

Топор Йорана остался у него на поясе, а сам он в итоге пристроился с краю от их разношёрстного небольшого отряда.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, сын мертвеца, — проворчал он едва слышно.

Риг не ответил. Он вроде как знал, но это едва ли тот ответ, который Йоран и остальные желали услышать.

Что он делает? хороший вопрос.

Он противопоставил себя Эйрику, отделил себя от Безземельного Короля. Показал всем, кто это видел, что кишка у него не тонка, и коли надо, он может не только замахнуться сильно, но и ударить достойно. Если преуспеет, ещё и добычи заберёт себе существенную часть — лишний козырь и против Эйрика, и против Торлейфа. Удивительно даже, каким далёким и незначительным казался сейчас так называемый ярл Бринхейма, да и весь их небольшой, в общем-то, городок на границе с Белым Краем, за власть над которым Риг так упорно бодался.

Вот что он делает. Другой вопрос, на который у Рига не было даже такого расплывчатого ответа: а что делать дальше? Что делать сейчас?

Возможно, ему стоит думать поменьше.

И, стараясь двигаться уверенно и твёрдо, а спину держать прямо, да не дрожать руками, он вынул топор и пошёл прямо к массивным воротам. Он не оборачивался, но слышал шаги за спиной.

Дэгни Плетунья

Впервые Дэгни назвал женщиной Ондмар Стародуб после того как она, ещё мелкой соплюшкой, порезала какого-то мальчишку. Сильнейший воин севера вытащил её за волосы на улицу, бросил в ближайший сугроб и сильно ударил ногой. Когда она вырвалась и попыталась убежать, он поймал её, снова за волосы, и бросил обратно в грязное и сырое месиво.

— Ты женщина, — сказал он. — И в этом твоя слабость. Твоё тело начнёт меняться через пару лет, и пока мальчики будут становиться сильнее, ты будешь оставаться слабой, будешь ещё слабее. Я могу сделать тебя сильной, я могу научить тебя держать нож крепче, бить точнее, но любой мужчина, что будет обучен так же хорошо, без труда одержит над тобой верх.

Коленом он упёрся в спину, вдавливая её маленькое, дрожащее от холода и ярости тело в землю. Снова схватил за волосы, тянул её голову вверх, пока она не зарычала от боли — если не следовать за его рукой, больно натягивались волосы, но если поднимать голову, то болела спина.

Потом он бросил нож, прямо ей под руку. Она схватила его не раздумывая, попыталась порезать ему руку — он легко отобрал оружие, сломал ей три пальца, но не одновременно, а по одному за раз. После чего снова бросил нож, рядом со здоровой рукой. Во второй раз она схватила оружие даже быстрее, но не спешила атаковать. Она не была глупой, и понимала, чем это закончится. Он продолжал вдавливать её в грязь, вырывать ей волосы, ломать позвоночник — ему явно было нужно больше, чем её покорность. Боль в сломанных пальцах не помогала думать.

В конечном счёте, она догадалась, обрезала ножом свои волосы и бухнулась лицом в лужу талого снега. Быть девочкой — её слабость, в тот момент она срезала часть этой слабости.

— Пойдём со мной.

Все их дальнейшие тренировки, помимо умения обращаться с ножами, умения драться и делать людям больно, помогали ей бороться со своей главной проблемой. Меньше чувств, меньше эмоций, меньше жалости и сострадания. Женщины любят и заботятся. Женщины переживают, плачут, просят защиты. Она не такая.

— Твои враги сильнее тебя, твои враги больше тебя. Они более выносливы, и они больше заинтересованы в победе, так как смогут не только убить, но ещё попользовать твоё тело. Чтобы уравнять чаши, тебе нужно положить на них что-то ещё. Больше жестокости, больше ярости, больше злости. Не пытайся победить, старайся сделать больно.

Ондмар всегда ставил против неё самых сильных. Заставлял их избивать её, пока она не теряла сознание, иногда бил её самостоятельно, ломал ей нос несколько раз — сделал некрасивой. Красота — оружие девушки. Заставлял работать с голыми руками на холоде, чтобы ладони стали грубыми и нечувствительными, не давал разговаривать с другими детьми, на ночь запирал в тесной комнатушке без кровати или окна. Женщины должны быть красивыми, женщины должны быть нежными, должны смеяться и смотреть на мужчин. Она — нет.

Когда она выдавила глаз одному из мальчишек, с которым ей сказали сражаться, Ондмар не стал их разнимать. Их разняли другие, когда она откусила ему кончик носа. Потом демонстративно жевала его с открытым ртом, сама в этот момент не думая ни о чем, но стараясь улыбнуться, чтобы все видели. Больше жестокости, как учили. Они видели, и они запомнили. В тот день она впервые услышала похвалу от своего учителя.

Эйрик заметил её, когда ей было пятнадцать. Или четырнадцать. Он спросил:

— Ты в порядке?

Неуклюжий мальчишка, пухлый и нескладный, младше неё, ниже неё, слабее её. Она старалась не быть женщиной, он же как будто и не пытался быть мужчиной. Ничтожество.

— Тебе больно?

Она зашивала себе руку, когда он подошёл на расстояние удара. Не ответила, ударила, повалила на землю, стала бить руками по лицу и в его большой живот. Она ожидала, что он тут же расплачется, но он не стал, и она била всё сильнее и сильнее, пытаясь выбить из него эти слёзы. Сама не знала почему. Он так и не заплакал, а потом их разняли, высекли её кнутом почти до смерти. Некоторым людям не было нужды быть сильными, чтобы быть в безопасности — другие будут защищать их.

— Я помогу тебе, — сказал Эйрик, когда её уводили на конюшню, где уже ждал Ондмар и его кнут.

Она сразу же забыла эти слова — они ничего не значили. Для Эйрика, впрочем, они должно быть значили достаточно много, так как через год он забрал её у Ондмара. Она не была рабыней, но он всё равно каким-то образом купил её, поселил в своём доме, в небольшой комнатке возле кухни. Ей нравилась эта комната, там было тепло и иногда пахло вкусной едой. Ещё у неё была кровать, но она не могла на ней спать — слишком мягко, ощущения будто тонешь или падаешь без конца.

Торлейфу, впрочем, решение сына пришлось не по вкусу.

— Ондмар сказал мне, что среди его учеников она — хуже всех. И что тебе он сказал то же самое.

Торлейф не задал вопроса. Он всегда так разговаривал со своим сыном — ничего не спрашивал, но ожидал ответа.

— Ты сказал, я могу выбрать кого захочу. Так я и сделал.

Второй раз Дэгни назвали женщиной через полгода после покупки. Эйрик подарил ей цветы, и сказал, что в тот день было её день рождения. Он не знал дня, когда она родилась, сама она тоже не знала, но он решил вести отсчёт с того дня, как она появилась в их городе, волоча на санях тело Доброго Мужчины.

— Я подумал, тебе может понравиться… Ты ведь девушка.

Цветы были… они ей не нравились, но и ничего плохого про них она сказать не могла. Странный предмет, вполне реальный и даже знакомый, она видела их иногда летом в полях, в руках или в волосах у какой-нибудь девушки. Она не знала, что думать или чувствовать про цветы в отношении неё самой, они просто не сочетались. Но она сказала «спасибо» и взяла их, и каждый следующий год получала новый букет от него. Потому что она девушка, и Эйрик считал, что это её день рождения, и что девушкам нравятся цветы.

Ей нравился Эйрик. Она считала днём своего рождения тот, когда он забрал её с собой, хотя никому об этом не рассказывала. Он не очень крепко держал свой меч, реагировал на происходящее в бою слишком медленно, и всегда немного выше, чем следовало, поднимал щит. Это было не важно. Некоторым людям не было нужды быть сильными, чтобы быть в безопасности — другие будут защищать их. Она будет защищать его.

На самом деле ей даже нравилось на Мёртвой Земле — тут все были слабыми, все были вынуждены жить в мире, который их не принимал, и сражаться против того, что гораздо сильнее. Постоянная усталость, постоянный жар, недостаток воды и пищи, невозможность нормально спать, постоянная угроза нападения — это неприятно, но для неё это знакомо. Куда больше Дэгни переживала из-за других.

Безземельный Король и его наёмники беспокоили меньше прочих — обычные мечи для найма, разве что чуть более удачливые и чуть более дерзкие, чем прочие. В конечном счёте, такие люди всегда сами себе на уме. Только дурак стал бы доверять их породе, а Эйрик дураком не был. Но на свою беду, он был человеком добрым.

— Мы должны убить его, — сказала она, когда оба брата ушли ставить жизнь на острие ножа.

— Нет, — сказал он, даже не спрашивая, кого она имела в виду.

— На твоём месте он бы не колебался. Убьёт тебя при первой возможности. Так и сделает. Он больше не твой друг, вы враги.

— Возможно. Многое изменилось за последние годы, глупо это отрицать. Но многое может измениться ещё раз, и что-то могу изменить я сам. Убивай всех, кто может быть опасен, и так на всей земле никого, кроме нас с тобой и не останется.

— Было бы хорошо, — сказала она очень тихо.

Эрик её не услышал.