Длинная цепь

Глава 20 Добыча

В том, чтобы броситься в очевидную авантюру, поставить на кон всё, что имеешь, самой жизнью рискнуть — есть в этом, как оказалось, один неожиданный минус. Можно проиграть. И даже не погибнуть, нет. При таких ставках смерть нельзя было бы назвать полным поражением, скорее уж неудачным исходом. Поражение — это отсутствие результата.

Им потребовался примерно час, чтобы обыскать все здание сверху донизу. Поначалу они держались тесной и настороженной группой, но вскоре, не находя никакой опасности в череде строгих белых коридоров и одинаковых по размеру комнат без дверей, разделились. Свитки и книги, много пыльных столов и много абсолютно пустых помещений — вот и весь их улов. Попадалось несколько причудливых механизмов, но время беспощадно, и теперь остаётся лишь догадываться об их предназначении. Книги, быть может, ещё и представляли какую-то ценность для узкого круга исследователей, но прибыль от их продажи будет незначительна, информация о самом месте будет стоить дороже. И вот ради этого Риг выступил против Эйрика Весового и Безземельного Короля?

— И вот ради этого ты выступил против всех? — Йоран Младший носком сапога толкнул лежащий на земле стеклянный шар, и тот с тихим шелестом покатился по разбросанным тут и там пергаментам. — Чтобы подышать пылью?

— Я шёл туда, где могли таиться великие богатства. А ты, если заранее бы знал, что тут лишь пыль да бесполезные рукописи, не обмочил бы штаны от приказа следовать за мной.

— Могли бы таиться богатства, да. И мы могли бы продать знания об этом месте, пока оно было загадочным и жутким, а его содержимое — неизвестным.

Йоран развернул несколько свитков, но они все оказались пусты, и он швырнул их на пол, бросил на Рига уничижительный взгляд.

— Теперь же это просто хранилище бесполезных вещей, — он ухмыльнулся. — Эй, может тебе стоит остаться тут? Место как раз для тебя.

Риг прошёл в очередную комнату, бросил взгляд внутрь — ничего, просто кровати и массивный шкаф, пустой. Они обследовали уже четыре такие же, нашли лишь остатки истлевших тканей, нет смысла заходить в ещё одну. Страх окончательно отступил, навалилась с удвоенной силой усталость. В одной из соседних комнат бранился на эриндальском Финн, кашляя и иногда чихая — ему досталась комната с книгами.

— Почему ты такой? — Риг повернулся к Йорану Младшему, помахал перед собой ладонью, словно пытаясь нащупать в воздухе нужное слово.

— Какой?

— Ты знаешь, какой, — сказал Кнут, вышедший им навстречу из очередной бесполезной комнаты. — Я видел много гнилых людей, но ты, вне всякого сомнения, хуже всех.

Йоран шутливо раскланялся. То, что он может улыбаться, посреди Мёртвых Земель, пусть даже и вымученно — почему-то это раздражало больше всего.

— Я возьму это как похвалу.

— В этом нет ничего, что можно взять таким образом, — Кнут поморщился, открыл ещё одну дверь.

Снова пустота.

Младший пожал плечами:

— Не все из нас — дети ярла, и уж тем более не каждый — прирождённый воин.

— Никто ещё в утробе матери топор держать не научился.

— Ты знаешь, о чём я. Есть в тебе что-то такое, что позволяет убивать людей именно так, как их и нужно убивать. Делать это правильно, а потом идти дальше. И не всех из нас учили хорошие наставники, что знают, как затачивать людей вроде тебя.

— А ты хочешь таким быть? — поинтересовался Риг.

— А ты нет? — хохотнул Йоран в ответ. — Ты знаешь, где мы живём, и знаешь, как у нас всё устроено. Честь простого труда, длинные цепи на ремесленниках — чушь собачья, не бывает такого. Длинную цепь ковать можно только ударами боевого топора.

— Торлейф — не воин, но он наш ярл. И он торгаш.

До чего иной раз может дойти разговор. Теперь Риг приводит Торлейфа как хороший пример, защищается им в споре. Даже называет его ярлом.

— Торгаш… Слушай себя, когда говоришь это слово, да и само это слово тоже послушай. Не торговец, не умелый купец или удачливый путешественник. Торгаш. Даже ты презираешь его, а ты в Бринхейме на него похож больше прочих.

Очередной шкаф Йоран открыл ударом ноги, от чего дверь развалилась на части и слетела с петель, подняла облачко пыли.

— У нас кто с топором, тому много не надо. Даже если ты чуть умнее пустой кастрюльки, один удачный поход, и твоё слово будет весить больше, чем слова самого лучшего корабельщика или первого кузнеца на всей Старой Земле. Справедливо, да?

— В бою и погибнуть проще, чем в кузнице — справедливо заметил Кнут.

Риг невольно почесал огромный шрам на своём лице, кивнул в подтверждение. В кузнице такую красоту не получишь.

— Ага. Но и подкову сковать посложнее будет, чем пахаря с вилами зарубить.

— Можно ковать не подковы, а хорошие мечи. Или построить самый быстрый корабль. За длинными столами сидит немало достойных людей, что заслужили цепь трудом и верностью, а не в бою.

— За столом, да не во главе стола. На весь север Торлейф, считай, почти единственный, кто не сковал цепь в походах, но и он крови в боях пролил изрядно, и даже по Мёртвым Землям успел побродить. Но знаешь что? Люди помнят последнее, и последним делом он покупал свои звенья. Торгаш.

Риг не мог не признать, что в словах Йорана был смысл — Север уважал лишь грубую силу. Очень часто во главе стола сидел не самый достойный, но самый отчаянный, самый безумный, с руками по локоть в крови. Кнута, впрочем, эти слова нисколько не задели:

— Всё ещё не причина тебе гнить изнутри. Хочешь быть воином — ладно, но будь достойным воином.

— Причину хочешь? А причина в том, что я Йоран Младший. Не Йоран Свирепый, не Йоран Четыре-ножа или Йоран Серебряное Кольцо. Я просто младший сын из маленького клана, сын отца, чьё единственное достоинство — это большое количество никому ненужных детей.

— Мало что ли талантливых людей вышло из простых семей?

— Всеотец мне таланта не выдал, а Ондмар Стародуб испытал меня лишь однажды, не взял меня в ученики. Сказал, что я слишком добрый, в этом моя слабость.

С недоверием Риг покосился в сторону, должно быть, самого подлого и бесчестного ворлинга на всём белом свете. На того, кто пришёл резать их стадо овец посреди ночи, убежал аки трус от честного боя, а после лгал на Ступенях, отправил Кнута на смерть, о чём он, единственный из всех, до сих пор не раскаялся. Этот человек открыто изменял жене, издевался над слабыми, а в учебном бою против раненного и измотанного Рига не стеснялся бить в полную силу. Этот человек был слишком добр?

Ондмар Стародуб всегда говорил своим ученикам их главную слабость, выделял то, что мешает им стать лучше, как воинам. И если слабость Йорана была в чистой душе и большом сердце, то он действительно очень хотел стать лучше в бою. Возможно даже хотел этого больше всех.

Впрочем, верить на слово кому-то вроде Йорана Младшего — это тоже очевидная авантюра.

— Я нашёл… что-то, — услышали они голос Трёшки из подвальных комнат.

Вопреки ожиданиям, Эйрик не стал подшучивать над их добычей, и даже взгляд его был вполне серьёзен. Сложенные в замок пухлые руки выдавали некоторую озабоченность. Его затянувшееся молчание вызывало у Рига сильный дискомфорт — хотелось самому сказать что-нибудь, поломать тишину, но единственное, что он мог сказать — это оправдания. Оправдания любого сделают виноватым, так что Риг предпочитал помалкивать, да старался хранить уверенный вид.

Весь отряд сидел на голой земле, разбив лагерь неподалёку от необычного здания. Было странно сидеть вот так, хотя ещё недавно они шли друг за другом осторожной цепью и боялись обернуться. Но Синдри сказал, что тут можно, и никто не стал спорить или сомневаться, ведь так сказал проводник. Судя по широкому пустому пространству вокруг, раньше тут была рыночная площадь или что-то в этом роде. На вкус Рига было даже как-то слишком просторно, но хотя бы так их сложнее будет застать врасплох.

Эйрик же, не снимая кожаных перчаток, осторожно поднял один из добытых ими металлических слитков. Массивный, на нём и ладонь было не сомкнуть, и положи его на руку — один из краёв дотянется до середины предплечья, однако Эйрик без труда держал его одной рукой.

— Лёгкий, — заметил он очевидное. — Как будто бы почти ничего не весит, хотя отлили его в слиток, да и прочный он, звенит при ударе — явный металл.

— Жуткий только, — сказал Ингварр Пешеход, чья ладонь как раз таки могла бы обхватить весь слиток целиком. — Поначалу казалось, что он чёрный, но сейчас, как смотрю на него внимательнее, будто кажется мне ещё темнее.

Элоф Солёный трогать слиток поостерегся. Всё ж помирать старик хотел с честью, в жарком бою, а не от случайного проклятья. Но согласно кивнул:

— Самый тёмный угол посреди самой тёмной ночи и то светлее будет.

— Не чёрный, а бесцветный, поглощает весь свет без остатка, — сказал Вэндаль Златовласый своим раздражающим учительским тоном, после чего осторожно взял слиток из рук Эйрика, не потрудившись, впрочем, надеть перчаток. — Дыра в нашей реальности в виде металла, пустота в выплавленной форме. Интересно.

— А ещё он очень холодный, словно трогаешь лёд, — добавил Трёшка. — Сильный холод, должен быть обжигающим, нестерпимым, но он как будто не уходит дальше кончиков моих пальцев, скорее обещание боли, чем реальные ощущения. Очень странно.

— Странно, да. Можно и так это назвать, — Эйрик снова перевёл взгляд на кучу у него под ногами. — И как много их тут?

— Двадцать три. Лежали стопкой, когда я их нашёл.

— И что делают неизвестно?

— Я как их увидел, так прикоснулся, — кивнул Трёшка. — Не знаю даже зачем, словно самому себе доказать хотел, что не испугаюсь, и молитвы не прошепчу. Но ничего не случилось.

Риг невольно осмотрел смуглого раба. Выглядел тот, конечно, плохо, как и все они после стольких дней на Мёртвой Земле. Но не хуже, чем до того, как вошли они в это странное здание.

— И как? — спросил его Элоф. — Не взмолился? Утерпел?

— Не знаю. Не помню. Как сердце в ушах стучало помню, и как во всем теле легко было от страха, казалось ветром сейчас сдует, кабы был он в этом подвале. Но мыслей своих не помню.

— Добро, — кивнул старик, и несколько из окружающих ворлингов также качнули головами.

Вот и вся награда, которую получают рабы.

Эйрик вернулся к дележу добычи, малость демонстративно сняв перчатки — после того, как Вэндаль Златовласый имел смелость касаться неизвестного металла без них, для вождя это стало бы позорным.

— Один слиток будет справедливо отдать Трёшке за находку, — размышлял вслух Эйрик, откладывая ровный кусок неизвестного металла в сторону. — Мы можем никогда не узнать, что он делает, и делает ли он хоть что-то, но такого точно раньше никто не видел. Это добыча. И ещё один, за первое прикосновение.

Второй слиток присоединился к своему собрату возле ног Эйрика.

— Ещё один слиток для шаура, нашедшего уцелевший дом среди призрачных руин. Так как и шаур, и Трёшка это моя собственность, то и их добыча — это моя добыча.

Эйрик Весовой взял паузу, окинул взглядом собравшихся, словно ожидая возражений. Ни Риг, ни Браудер возражать не стали, а остальные не имели пока такого права.

— По одному слитку для каждого, кто вошёл в тот дом по своей воле.

Часть добычи в виде одного слитка получили сам Риг, его брат, Финн Герцог и, последним в очереди, да и то после некоторой паузы, Йоран Младший. Финн свою добычу передал Королю, словно и не был он свободным воином, а был рабом по типу Трёшки, или безвольным орудием, как шаур. Никто не сказал по этому поводу и слова, ни среди ворлингов, ни со стороны наёмников — чужие дела. Когда же все вернулись на свои места, Риг получил ещё один слиток, как тот, кто решился пойти в нетронутый дом и повёл за собой остальных — награда за безрассудство и глупость, как оно на Севере и принято.

Оставалось ещё пятнадцать слитков, и обычай велел уважить всех, кто помог удачливым мародёрам дойти до своей добычи. Даже без учёта двух невольников, не имеющих права ни на что, выходило семнадцать человек. Двое уйдут обделёнными, если кто-то добровольно не откажется от своей доли.

— Один слиток получает командующий группой, поднявший знамя и ведущий людей вперёд.

Эйрик с нарочито невозмутимым видом положил четвёртый слиток себе под ноги, ещё один почтительно протянул Безземельному Королю. Тот принял свою долю с вежливым поклоном головы, хотя руками таинственный металл и не тронул — его для своего командира забрал Бартл Равный. А после ещё один слиток Эйрик протянул Ригу.

— Уж раз ты не под моими знамёнами ходишь, и нашего гостя за командира также не держишь, стало быть, и ты здесь ведущий, а не ведомый. Твоя доля.

— Себя самого вести много ума не надо, — сказал Йоран почти неразборчиво.

Почти.

Стараясь хранить невозмутимый вид и надеясь, что лицо его не выражает никаких эмоций, Риг принял свою долю. Вместе со слитком получил Риг и, по меньшей мере, с десяток тяжёлых взглядов. Стоило приложить немало силы воли, чтобы удержаться и не пересчитать их все, не запомнить лица. Пусть смотрят.

Вернувшись на своё место, Риг протянул полученный слиток Безземельному Королю. Горло сдавило, и Ригу пришлось говорить тихо и медленно, чтобы не сорваться на писк или кашель:

— В уплату долга. За место на корабле… и за всё остальное.

Риг не стал спрашивать, достаточно ли этого за то, что волей Короля его брат не поцеловал дно во время испытания на меже, что оба они выскользнули из хватки Торлейфа, а также без денег получили места на корабле отшельников. Король тоже ничего не сказал, но Бартл Равный забрал слиток из рук Рига, и тот едва удержался от вздоха облегчения. Браудер никогда не напоминал ему об этих долгах, как будто бы даже и не помнил о них, но выплатить их всё равно было приятно. Не бывает свободы для тех, кто держит чужое в своём кармане.

— Понятно, — сказал Эйрик, и более не сказал по этому поводу ничего.

Взгляд предводителя снова вернулся к оставшимся слиткам, коих теперь осталось двенадцать.

— Желает кто-то отказаться от своей доли?

Никто не возвысил голос, никто не вышел из полукруга, что вольно или невольно сформировали они вокруг Эйрика. И даже Ингварр Пешеход, что боялся прикасаться к жуткому металлу, остался среди них, как и опасающийся любой магии Робин Предпоследний. Последний даже от Кэриты продолжал демонстративно держаться как можно дальше, хотя когда отряд шёл связанные верёвкой друг за другом, всегда шёл прямо за девушкой.

— Кусок говна, — сказал внезапно Стрик Бездомный.

Шаркнул ногой, нагнав облачко пыли на оставшуюся добычу, да просто взял и вышел из круга. Больше он ничего объяснять не стал. Зная его, никто и не подумал истребовать у потрёпанного всеми жизнями ворлинга каких-либо объяснений.

— Понятно.

Эйрик склонил голову, вздохнул, пересчитал оставшиеся слитки. Пока он считал, многие бросали на ближайших товарищей суровые взгляды, многие поправляли пояса с оружием, прятали руки с виду. Слишком многие. Никто из них не знал, что делает неизвестный металл, слишком холодный и слишком тёмный, и вполне возможно, что каждый слиток нёс на себе страшное проклятие. Но все они готовы были встретиться с проклятиями, когда плыли на эти забытые всеми берега. К чему никто не был готов, так это покинуть их с пустыми руками. Поражение — это отсутствие результата.

— … одиннадцать, двенадцать, — из слитков Эйрик сложил небольшую пирамидку, немного неровную. — И шестнадцать человек, что имеют на них законное право.

Два слитка тут же покинули общую кучу — Эйрик протянул их Кэрите и Синдри.

— Думаю, все согласятся, что проводника и бессмертную стоит отметить в первую очередь. Возражения?

Возражать никто не стал. Отчасти потому, что так оно и было, и без магии Кэриты или без познаний безумного старика, отряд умелых воинов и три дня бы не протянул. Но отчасти и потому, что оспорь это заявление, и придётся, скорее всего, сцепиться с кем-то из них, а значит так же неизбежно погибнуть уже после. В сущности, Кэрита и Синдри держали их всех в заложниках.

Однако Кэрита ничего в итоге не забрала. Лишь только коснулась своими тонкими пальчиками неизвестного металла, как тут же выронила свою долю, словно та жгла её огнём. Не удержалась она и от короткого крика, но в нем будто бы удивления было больше, чем боли.

— Оно пустое, — прошептала она.

— Что ты имеешь в виду? — тут же спросил Эйрик, жестом успокоив всех остальных. — Ты чувствуешь в нем магию? Знаешь, что оно делает?

— Нет, — она помедлила, пытаясь сформулировать свой ответ. — В нем нет магии, совсем. Он даже более пустой в этом плане, чем ты, или камни на дороге, вода в океане, да что угодно. Полная пустота. И энергия небаланса, которую я могу забирать с другой стороны, она утекает в этот металл как в дыру на дне озера, жадно и стремительно.

— Оно вытягивает магию? — Вэндаль Златовласый не столько спросил, сколько сделал вывод. — Интересно.

— Слово не совсем подходящее, но да. Вытягивает. Забирает.

— И это больно?

— Это… странно, неправильно. Так не должно быть.

— Интересно, — повторил Вэндаль вновь, и более ничего не сказал.

— Отказываешься от доли? — спросил Йоран.

Девушка отрицательно покачала головой, даже не задумалась. Ну конечно, металл с хотя бы одним известным свойством стоить будет уже два раза дороже, кто от него теперь откажется?

Риг же с новым интересом посмотрел на свою находку, приблизил слиток к глазам. Бездна в его руках, отлитая в слиток пустота, которая пожирает магию. Практического применения на первый взгляд будто бы немного. Не многие в их отряде могут понять истинный смысл слов Кэриты, едва ли много кто даже обратил на них внимание.

«Так не должно быть».

Бессмертные, в империи называемые инженерами — люди, что контролируют весь мир вокруг них, ограниченные лишь собственными знаниями законов бытия, и не способные разве что влиять на стекло и несколько других, столь же редких материалов. Их понимание мира вокруг невероятно, а потенциал их возможностей почти безграничен. И вот одна из этих людей, что может мгновенно исцелять смертельные раны и создавать песчаную бурю в безветренной пустоши, вдруг говорит, что слиток в руках Рига странный и неправильный. Что его не должно быть.

Неизвестный металл, что они нашли — первый и возможно единственный артефакт, который нарушает базовые законы этого мира. А значит и создан он был вовсе не древними инженерами. Если его вообще когда-либо создавали. Давным-давно погибшие мастера Мёртвой Земли, конечно, в магических делах были далеко впереди всех, так как не знали в этом никаких запретов, но всё же творения свои делали в нашем мире и из материалов нашего мира. Даже самые необычные находки с погибшего континента для бессмертных были хоть и удивительны, но понятны. Но чёрный металл Кэрите был непонятен вовсе, можно даже сказать пугал хрупкую девушку.

Риг не знал, что это значит. Никто в целом мире, наверное, не мог бы знать, но его ума хватало, чтобы оценить масштабы подобного открытия. Эйрик, судя по виду, тоже догадался о чём-то подобном. Вэндаль — вне всякого сомнения. Кэрита? Скорее всего. Браудер? Кто-то ещё?

Бессмысленно гадать. Даже не понимая истинной ценности каждого из слитков, любой тут готов был пролить кровь ради него. Каждый жаждал результата.

«Я могу отказаться от своей доли, — внезапно подумал Риг. — Кнут сделает так, как я скажу. И если ещё двое последуют нашему примеру, то получится решить вопрос мирно. Король может приказать Финну и Бартлу отступить, Эйрик держит руку на горле у Йорана, может подкупить Стрика или Ингварра Стародуба. Много вариантов».

Он промолчал, лишь крепче сжал в ладони рукоять топора. От своей доли он не откажется, ни за что на свете. Другие тоже хранили напряжённое молчание.

Эйрик Весовой обвёл всех тяжёлым взглядом, а после положил свою пухлую ладошку на оставшиеся слитки.

— Это общая часть, она принадлежит нам всем, — сказал он. — А значит, она не принадлежит никому. Мы не будем лить за неё кровь, так как кровь нам ещё пригодится. И мы либо оставляем лишнее здесь, либо уносим с собой, но делим уже после возвращения на корабль. Решение большинства.

Сам Эйрик сразу же поднял руку:

— Я голосую за то, чтобы забрать металл с собой и поделить его позже. Кто со мной?

Естественно, что Дэгни Плетунья и Трёшка поддержали его в то же мгновение, а потом поднял руку и Ондмар Стародуб. Следовать примеру всегда проще, и первые трое словно пастушьи собаки собрали вместе стадо поднятых рук — почти все проголосовали за предложенный Эйриком вариант.

Риг тоже поднял руку, хотя его голос на тот момент уже не играл роли. И он не мог не отметить про себя хитрость бывшего друга: своими словами Эйрик сознательно сократил выбор ворлингов до двух вариантов, один из которых был нарочито плохим, после чего проголосовал первым, и остальные уже следовали за ним. Выбор без реального выбора, голосование пастуха и овцы.

Последним руки подняли Браудер Четвёртый и его телохранители. Лишь Вэндаль Златовласый и Стрик Бездомный не поддержали вождя, не став утруждать себя объяснениями, с равнодушием на лицах выдержав все брошенные в их сторону взгляды. Эйрик ничего им не сказал, лишь молча начал собирать оставшуюся без дележа часть добычи в один мешок.

Голос внезапно подала Дэгни, и Риг впервые услышал намёк на какие-то эмоции в её голосе:

— Твоя рука.

Эйрик не дёрнулся, повернул свою правую руку медленно, словно там притаилось неизвестное чудовище. Однако там ничего не было. Лишь придвинувшись ближе и присмотревшись, Риг заметил маленькое бледное пятно у товарища на коже, на тыльной стороне ладони — идеально круглое, маленькое, размером с ворейскую монетку. Эйрик задумчиво почесал отметину ногтём, стараясь выглядеть спокойно и уверенно.

— Это что-то новое, вчера не было. Ты знаешь, что это? — спросил он у старика Синдри.

— Подарок от проклятой земли для проклятого мальчишки, — пожал плечами тот. — Выглядит незнакомо, и про такие отметины я не слышал. Но не слышал я никогда и про отметены, что на Мёртвой Земле получены, и меченому что-то хорошее принесли, что-то иное кроме горя и боли, страданий и смерти. Плохой подарок.

Невольно Риг вспомнил про Свейна, чьё тело оставили они на берегу, о ком он старался забыть изо всех сил. Своему подарку он радовался недолго.

— Есть лишь один способ отвергнуть дар этих оставленных мест, — ребром ладони Синдри ударил два раза по запястью другой руки. — Чюп-чюп.

Лицо Эйрика побледнело, почти сравнялось по цвету с отметиной у него на руке.

— Успеется. У кого-то ещё есть такие следы?

Риг с похолодевшим сердцем осмотрел свои руки. Ничего. Слава богам, ничего. Наверное, он даже улыбнулся, хотя, пожалуй, и не следовало.

Мёртвый Дикарь Синдри, меж тем, стал стягивать с себя одежду, прямо при всех.

— Вы когда коровку разделываете, землячки, шкурку с неё собираете, вы ведь шкурку с коровьих ног отдельно от шкурки с шеи или с крупа не делите. Шкура есть шкура, да, и шкуру нужно смотреть всю, она что на руке, что на ноге, да и на спине тоже — везде одинаковая. Себя осмотри, другим покажись, поворотись да покрутись, похвастайся немного, хе-хе…

В словах безумца был смысл, и сначала Безземельный Король, а после Ондмар и Робин Предпоследний начали стягивать с себя плащи и рубахи. Остальные последовали их примеру в тягостном молчании. Кэрита благоразумно скрылась от мужских глаз за полуразрушенной стеной, и многие проводили её взглядом.

Дэгни скрываться не стала, и Риг невольно засмотрелся на её тело. Узлы мышц, шрамы и ожоги, свежие синяки и ссадины, следы давних переломов — всё это в сочетании с общей угловатостью фигуры и отсутствию волос на голове не делало девушку хоть сколько-то красивой. Но в каком-то смысле всё же делало. Сила, опасность, дикость, а более всего — всё же женское тело, обнажённое, тёплое и близкое.

Эти мысли не задержались долго, устремились вместо этого к собственным тяжёлым пальцам, что боролись с узлами и застёжками одежды. Как будто бы некстати вспомнилось детство, когда Риг сидел на плечах у отца, разглядывал недостроенные корабли на Южном Берегу. Отец, должно быть, прибыл в поисках новых кораблей взамен потерянных, или же сбывал награбленное, да просто шёл мимо верфи — сейчас уже и не вспомнишь. Детские воспоминания — что зелёные листики, разорванные непонятно зачем маленькими ручками на десятки крошечных обрывков, медленно желтеющие в тайнике за кроватью.

Но вот корабли запомнились Ригу ярко, врезались в память. Массивные гиганты, деревянные цепи на шее у диких морей, огромные и величественные. И не столько даже сами корабли запомнились, сколько их постройка. Десятки, сотни, тысячи — неисчислимое для ребёнка количество людей, и все трудятся в каком-то им одном слышимом ритме. Общее усилие, общий труд, и вот уже моря будут покорены, а за ними и горы, и пещеры, холодные ледники и жаркие пустыни — всё подвластно человеку, когда он не один. И даже не столько сама стройка запомнилась Ригу, сколько один конкретный момент — как тянули куда-то наверх доски, перевязанные верёвкой, зацепленные канатом, натянутым как струна. Тянули высоко, к самому небу, резкими, но почти музыкальными рывками.

А потом канат оборвался, груда досок упала на землю, развалилась, разлетелась по сторонам. И вроде бы просто лопнула одна единственная верёвка, но маленький Риг тогда разревелся, прямо на плечах у отца, пальчиками своими зарываясь в его густые волосы. Лопнула всего одна единственная верёвка, но сломался весь мир: рабочие потеряли ритм, непоколебимая людская стройность сменилась крикливой суетой, а недостроенные корабли из взрослеющих гигантов превратились в обычные недоделанные вещи.

Риг нашёл белое пятно у себя на животе, чуть выше и левее пупка. Потёр — не стирается. Ущипнул посильнее, чтобы кровь прилила — всё такое же бледное. Маленькое, круглое пятнышко бледной кожи, размером с ворейскую монетку. Подарок от Мёртвой Земли. Внутри как будто что-то оборвалось, упало и рассыпалось, лопнула всего одна единственная струна.

Он не заплакал. В голове у Рига было как-то легко, точнее даже сказать пусто, и словно вдалеке мелькнула мысль, что как это странно — он не боится. Было даже немного спокойно, словно какая-то часть его заранее знала, что чем-то подобным оно и закончится, что рано или поздно его отчаянные броски на невидимую стену, что он ощущал вокруг себя, должны будут закончиться именно так. Когда живёшь с постоянно занесённым над головой топором, и наконец-то чувствуешь удар — облегчение приходит раньше, чем боль или ужас.

И по крайне мере он был не один, кто получил такую отметину — наверное, только эта мысль и помогла ему удержать рассудок. Помимо него и Эйрика, отметины нашли у себя Вэндаль, Кэрита и шаур. У Вэндаля она оказалась на спине, а девушка получила метку на бедро левой ноги. Шаур отказался говорить, где находится его метка, даже когда Эйрик приказал ему ответить. Всё, что сказал он в ответ, так это что отметина колется, как смерть.

— Я не могу свести её, — сказала Кэрита с лёгкой дрожью в голосе. — Могу контролировать всё своё тело до самых маленьких косточек и клеток столь малых, что их даже не увидеть глазами. Но это маленький кусочек коже совсем не мой. Не могу его контролировать. Не могу убрать. Не могу стереть. Я не могу… Я…

Эйрик взял сестру за руку, сжал её ладонь.

— Мы не знаем, что делают эти отметины. Скорее всего, ничего хорошего, но для страха ещё слишком рано. Мы подождём, и уже потом будем пугаться, хорошо?

Девушка неуверенно кивнула. А Эйрик продолжал говорить ей спокойные слова:

— Может, от них просто будешь икать два раза в неделю. Может быть так, что от них тебе захочется есть больше яблок. Как ты себя чувствуешь? Хочешь яблоко?

Риг стоял рядом, тоже слушал. Яблок ему не хотелось.

Когда пришло время выдвигаться, Риг был как будто в гостях внутри собственного тела. Не помнил, как поднялся, как затянул на поясе верёвку, как они вышли из города. Все мысли его были лишь о маленьком пятнышке, размером с монетку. Эйрик в крайнем случае сможет отрубить себе руку, но Риг, как и всегда, лишён возможности выбирать. От этого на душе было спокойно, но пусто.

Ингварр Пешеход

Ингварр никогда не умел ладить с детьми, даже когда сам был ребёнком. Он всегда был большим и сильным, так что его всегда боялись. Просто некоторые от страха бежали от него, а некоторые бежали к нему — силой померяться, доказать что-то самим себе и всем, кто смотрит. Потому что это север, так тут заведено. Как и Ингварр, север никогда не меняется.

Из-за силы и роста многие считали его взрослым ещё до того, как он свою цепь начал, а он и рад был, дуралей, кичился этим, щеки от важности надувал. Молодость — дело такое. Но сам-то всегда знал, что притворщик, что никакой он не взрослый и знать не знает, ни чего делать в этой жизни, ни чего он делает прямо сейчас. Но дуракам только в компании таких же обалдуев быть интересно, так что он просто делал, что сказано, и то, что все делали.

В походы сходил раз-другой, и когда говорили стоять насмерть — стоял насмерть, а когда слышал команду идти в атаку — шёл в атаку. Страшное дело. В первый раз страшнее всего было, потом вроде как-то полегче, но тоже ничего лёгкого. Цепь его стала довольно длинной, люди стали его слушать, как будто большой мужик с топором много умного сказать может, ага. Женился. Дети там появились, сначала одна мелкая кроха, потом ещё две. Хрупкие, страшно в руки взять, и всё он постоянно боялся забыть голову им придерживать в первые месяцы, пока шея у малышек слабая. И громкие ещё, это тоже, да. В первый раз страшнее всего было, потом вроде как-то полегче, но тоже ничего лёгкого.

Всю жизнь Ингварр притворялся, будто знает чего-то, будто он скала, опора, взрослый мужик. На самом же деле он себя что мальчишкой, что сейчас чувствовал себя примерно одинаково, и совсем не похоже на скалу или другую какую надёжную опору. Единственная разница — теперь он отец. Старшей скоро уже шестнадцатый год пойдёт, тоже уже взрослая такая по виду, важная вся из себя, топ-топ такая по дому, то ей не так, это не так, и шур-шур-шур с сёстрами да подружками о важных делах девчачьих. Вот только отца-то не проведёшь, видно же, что хоть и выглядит почти взросло, а сама-то ну все та же девчонка махонькая, что на плечах у него каталась.

В какой-то момент Ингварру стало казаться, что и нет вообще в мире взрослых людей, одни лишь серьёзные и растерянные дети. Ножками топ-топ делаем, хмуримся в разные стороны, говорим о важном со строгими лицами — всё как положено. А на деле-то каждый ждёт, что вот сейчас взрослые придут, и сделают всё как нужно. Только взрослых-то и нету нигде, мы теперь вместо них.

И вот вроде бы от этого знания полегче должно было стать, мол, ты не один вот такой большой дуралей, вон вас как много. Но чего-то не стало. И ещё больше непонятно теперь, как с людьми-то разговаривать: как с детьми нельзя — обидятся, а как со взрослыми толку нет никакого, дети потому что. Многие ещё и без отца выросли, по разным вроде причинам, но на самом деле всегда потому, что это север, и так тут заведено.

А поговорить иногда надо. Сидя с маленьким Ригом в дозоре, пока другие спали, а невидимое солнце уходило за пустые, лысые холмы, Ингварр точно понимал, что парнишке сейчас отчаянно не хватает рядом взрослого человека. Шестнадцать лет всего, а Собирательница уже руку на плечо положила — тут точно надо поговорить.

— Всё хорошо будет, — сказал в итоге Ингварр, потому что именно так и нужно начинать разговоры с детьми. С откровенной лжи.

— Угу.

По крайне мере, он отреагировал. В таком возрасте это уже много.

— Сынишка Торлейфа верно сказал — нет смысла вздрагивать раньше времени.

— Да я вроде спокойно сижу.

Ингварр помял затылок, собираясь с мыслями. Почему оно всегда так сложно то?

— Знавал я одного мужичка, что с этих берегов вернулся, Йорг Пчеловод. Он тут схватил чего-то, чего трогать не стоило, и потом у него раны не сворачивались, вот так вот. Любая царапина, и он помереть мог, кровил бы и кровил. Ну он не сильно печалился по этому поводу, жил аккуратненько, раны воском регулярно смазывал, и ничего. К семидесяти годам аж подбирался, когда ушёл дно целовать. Хорошо пожил.

Риг почесал свой живот, как будто примериваясь отдирать застывший воск, но в ответ ничего не ответил. Впрочем, кое-какой опыт у Ингварра все же имелся, так что мысль, как разговорить парнишку у него была. Хочешь поговорить с детьми — спрашивай у них что-то, да не абы что, а только то, что реально спросить хочешь, что интересно. И не такие вопросы нужны, на которые можно головой кивнуть — надо чтобы дитё язык расплело. А дальше оно уже по накатанной само пойдёт.

— У тебя, так-то подумать, мало что поменялось, с отметиной этой. С ней оно что, в худшем случае? Помрёшь молодым, толком не успев и девку пощупать как надо. Да и ничего, в общем-то, не успев.

— Это ты так утешаешь?

Ингварр усмехнулся.

— Это в худшем случае. Ну так ты ж против ярла пошёл, на Мёртвые Земли в поход пробился, город вон захватил, да не абы какой, а теперь ещё с вождём бодаешься, пока за его спиной Ондмар Стародуб на тебя брови хмурит. Как по мне, так ты и раньше с топором над головой ходил. Мало что поменялось.

— Раньше я думал, что у меня нет выбора. Теперь я думаю, что у меня просто не было ни одного хорошего варианта.

— А с выборами оно всегда так. Был бы хороший вариант, так было бы всё просто — выбирай его. И никакого выбора, считай, и нет.

— Ага. Что-то вроде этого.

Парнишка снова начал выскальзывать из разговора, так что Ингварр решил зайти с козырей:

— Считаешь, что выбрал в итоге неправильно? Хочешь переиграть?

Мальчик задумался, поворошил палкой тлеющие угли. Редкие местные деревца загорались легко, почти мгновенно, но сгорали полностью слишком быстро, не давая толком ни света, ни тепла, щедрые лишь на едкий чёрный дым. Смысла разжигать костры не было никакого, но это хоть какое-то занятие для рук, и все они продолжали это делать. Сон на этой проклятой земле тоже не давал отдыха, бесполезен как воздуха пожевать, но и за него они тоже цеплялись. Сложно сворачивать с проторённых дорог.

— Нет, не хотел бы, — сказал в итоге младший сын Бъёрга. — Вышло как вышло, не жалею.

— И что против ярла пошёл не жалеешь?

Риг вместо ответа красноречиво сплюнул в остатки умирающего пламени.

— Он не так плох, знаешь ли, — слегка покривил душой Ингварр, но чавкнул пару раз, и сразу же высказал как оно есть. — Ну торгаш он и за Белым краем торгаш, это понятно, половина вместо человека. А тут вдруг ярл. Но живём-то хорошо, в городе-то нашем, и не каждый на севере так сказать может. Больше кораблей уходит с нашей гавани для торговли, а не для набега, больше детей растут, зная как выглядит их отец. Хорошо.

— Хорошо, — согласился Риг.

— А сын его так и вовсе человек достойный. В бою с нами стоял, добычу делит по чести, слово своё держит, да и голова ему нужна не только чтобы шлем носить. Плохо разве будет, если он после Торлейфа ярлом станет?

— Да хорошо будет, кто бы спорил.

— Ну так а чего ты тогда?

Этот вопрос Ингварр хотел задать мальчишке уже очень давно. Никто и не удивился, что он взбрыкнул после смерти Бъёрга, дело ясное — тут и отец погиб, и место за длинным столом считай из-под носа увели. Такое и из взрослых-то мало кто спокойно принять может. А тут парню сколько было, тринадцать лет? Самый возраст для обречённой борьбы. Но потом? Начало цепи положил, брата едва на Ступенях не потерял, сестру морю отдал, обнищал и сам едва не пошёл дно целовать — а всё на том же стоит. Не принимает ни Торлейфа, ни Эйрика Весового. Тут уж упрямиться как-то чудно.

Но спрашивал Ингварр не поэтому. Спрашивал он в первую очередь потому, что и собственный ответ ему был не совсем впору. Вот вроде гладко всё, и действительно живём хорошо, и Эйрик человек достойный, а что-то царапает изнутри, не складывается.

Риг бросил палку на угли и она тут же вспыхнула, сгорела почти мгновенно.

— Да ничего я тогда. Просто… ерунда это всё какая-то, разве нет?

Ингварр ответить не успел. Готового ответа у него и не было, мальчишка застал его врасплох, но прежде чем сам Ингварр это осознал, Риг схватил топор и поднялся на ноги. Весьма шустро поднялся, особенно для человека, что каждую свободную минуту либо у Ондмара Стародуба учится, либо с Йораном Младшим тренируется.

— Стой! Кто идёт?

Крикнул мальчишка достаточно громко — молодец. Кричать-то надо не столько даже для неизвестных гостей, сколько чтобы разбудить их товарищей. Те вскочили мгновенно, все при оружии, напряжённые и сосредоточенные.

Сам Ингварр же старался сохранять вид невозмутимый, поднялся медленно, выпрямился во весь свой могучий и угрожающий рост. Все силы и внимание прикладывал он на то, чтобы головой не вращать растеряно и не щуриться. Глаза у него уже стали совсем не те, что раньше, он и в погожий-то денёк мог со старым другом на улице разминуться и не узнать его, а уж в сумерках-то оно совсем туго было. Но другим об этом знать не обязательно.

— Спокойно, братцы, спокойно. Не нужно сталь из ножен тягать, — отозвался один из незваных гостей, по говору так явный уроженец Западного Берега. — Одни из вас.

— Все, кто из нас, те уже с нами, — спокойно проговорил Эйрик. — Бешеный Нос!

Стрела воткнулась в землю прямо перед неизвестными.

— Здесь достаточно. Шаг за эту стрелу, и дальше шагать тебе будет уже нечем, даю слово.

Между ними было шагов тридцать, плюс-минус, хотя Ингварр считал, конечно, по своему шагу, чутка отличному шириной от обычного. С такого расстояния он не мог разглядеть их лиц или внешнего вида, но смог посчитать — трое. Все с поднятыми руками.

— Нет нужды, братцы, нет нужды. Мы одни из вас.

Очевидно, что отряд Эйрика считал иначе, и все, как один, стояли с оружием наготове. Их лиц Ингварр тоже не видел, кроме разве что юного Рига — тот выглядел собрано, но несколько отрешённо, не здесь. С таким лицом обычно и убивают.

Слышал Ингварр и отдельные шепотки, так сразу и не разберёшь, кто и кому сказал:

— Опасно…

— … да и явились ночью, подкрались…

— Негоже достойным людям не помочь. Закон Севера…

— … для верности. И прикопать…

Нервные разговоры.

Быть беде.

— Сколько вас? — спросил пришедших Эйрик, выступив немного вперёд. Лишний риск, но авторитетный вид.

— Дак трое всего и будет. Я Фроуд Кедр, слыхали может про такого, — со стороны пришедших послышался звон цепей, по звуку звеньев там было порядочно. — Со мной Олли Дурак, и Брокк, который Парень-с-мечом.

— Человек-с-мечом, — поправил говорившего крепкий юноша чуть поодаль. Кажется, правой руки у него не было, да и стоял он слегка скособочившись, дышал тяжело.

— Вот ты ж затычка, а. Разница то какая? Тем более, что сейчас ты скорее Брокк-без-меча? И без мозгов ещё, судя по всему. Выдал Всеотец племянничка со дна морского, на сдачу…

Пока они препирались, Эйрик повернул голову в сторону Ондмара. Тот пожал плечами:

— Север большой, людей много: всех не узнаешь, кого узнал — не упомнишь. Эти три имени мне ничего не говорят.

— А с кем разговор ведём? — спросил третий гость, названный Дураком. — Мы представились, а вы молчите. Не вежливо как-то, не по-людски.

Имя у него, судя по всему, было на редкость удачное. Ингварр себя в умники записывать никогда не спешил, но даже он бы поостерегся в таком положении цепями звенеть и что-то с девятнадцати вооружённых людей спрашивать.

— Эйрик Весовой я, со мной рядом Браудер Четвёртый, Безземельный Король. За мной Ондмар Стародуб и Стрик Бездомный.

Рига в важные люди Эйрик не записал, хотя по уму, наверное, стоило, все ж тот сам по себе, вроде как. Но тот кажется тому значения не придал. Ещё Эйрик почему-то не упомянул Вэндаля Златовласого, тоже воина прославленного — была, наверное, причина.

А вот гости именами впечатлялись, переглянулись, Дураком названный так даже выдохнул резко, отчётливое такое «ха», удивлённо-восторженное.

— Знатная какая у вас компания, сильная, — заметил Фроуд Кедр, опуская руки, хотя никто ему на это разрешения не давал. — Вам ли боятся трёх усталых путников?

— Ты мне рассказывать будешь, кого мне боятся на Мёртвой Земле? — спросил Эйрик с лёгким нажимом. — Руки!

Фроуд послушно поднял ладони вверх.

— Почему не подали знака, не отметились звуком боевого рога?

— Дак нету у нас больше боевого рога, вождь Эйрик. Сгинул, рог-то, вместе с командиром нашим, когда он на тень свою наступил. Сам я, главное, помню, как рядом с ним стоял, разговаривали мы даже, а потом он шаг в сторону сделал — и нет его, совсем. Такая вот ерунда.

— Имя его?

— Не помню. Что был командир — помню, и как пропал помню, а вот как выглядел, как звали, чего хотел, чего любил, какой хмель предпочитал и где жил вообще — это как отрезало. Никто из нас не помнит.

— Удобно.

— Чего уж тут удобного-то, вождь Эйрик? Сплошное расстройство. Домой хочу вернуться уж хотя б для того, что бы узнать, помнит ли его хоть жена-то, или он тоже для неё пятно на месте мужа, известное лишь теперь своим отсутствием.

— Удобно тому, кто соврать хочет — выдумывать меньше. Хотя про то, что женат ваш вождь был, ты, я смотрю, помнишь.

Фроуд осёкся на мгновение, потом чуть развёл поднятые руки в стороны, как бы извиняясь.

— Не помню, предполагаю. Что за вождь без жены, да?

— Я, например, — Эйрик тихонько цокнул языком. — А на нас как вышли? Скажете, случайно наткнулись?

— Почти случайно, вождь Эйрик. Почти случайно. На запад шли, к берегу, надеялись подберёт нас кто с корабля чужого, а тут дым ваш от костра приметили. Да и много вас тут, копошитесь — вокруг ж ни травинки не шелохнётся, любое движение как бельмо на глазу.

— И не забоялись подходить-то? Сам сказал, что много нас здесь.

— Нам уж пугаться нечего, отпугались мы за эти два месяца. У нас даже оружия нет ни у кого, смысл вам нас убивать? Тем более, что провизия у вас ещё имеется, вижу вон котомки лежат, да и не одна или две.

Даже на таком расстоянии плохие глаза Ингварра видели, как задрожали руки у Фроуда Кедра. От страха? От усталости? Или от голода нестерпимого и вечного, непроходящего, как оно бывает с некоторыми на Мёртвой Земле? Как оно случилось с самим Ингварром.

— Поделитесь может? Закон Север помогать велит тем, кто в беде.

Эйрик не ответил сразу. Умный человек перед важными ответами всегда берёт паузу на подумать — Ингварр тоже раньше пытался так делать, но никогда ничего умного в эти мгновения молчания не придумывал, так что в итоге бросил это дело. Эйрик ж был не такой, видно было, что роются мысли в голове. Хороший вождь, чего он Ригу не нравится? И чего он не нравится самому Ингварру?

— Думаете, у нас самих еды много, чтобы делиться? Ты меня, Фроуд, перед выбором ставишь: мои люди или чужаки.

— Выбор другой немного, вождь. Мы так решили, что раз вас тут вон сколько, то не перемёрли ещё большинством, получается. Да и греться тут пытаетесь, непривыкшие стало быть, и значит недавно на этой пустой земле. А раз так, то и еды у вас довольно, не убудет поделиться. Договор?

— Теперь ты мои запасы считаешь? — странно было видеть, как безбородый и пухлоликий Эйрик может быть таким угрожающим. Был всегда таким неуклюжим добрым карапузом. — Запасы эти может и большие, но и планы у нас ещё больше. Не договор.

Фроуд Кедр руки опустил резко, у Ингварра аж сердце удар пропустило. Но бой не начался, он лишь вздохнул тяжко, сказал:

— Твоё право, вождь, — и без того тощая фигура ворлинга стала будто ещё тоньше, точно деревце, гнущееся на ветру. — Твоё право.

Двое других тоже опустили руки, все трое повернулись уходить.

— Отпустить вас я тоже не могу, — Эйрик махнул рукой. — Стрела!

Фроуд Кедр только и успел, что снова повернуться к ним лицом. Мгновение, и упал спиной на землю, со стрелой Бешеного Носа в груди. Ну хоть не в спине.

Ещё мгновение. Брокк, Парень-с-мечом или Человек-с-мечом, ныне безоружный, бросился бежать, сильно прихрамывая. Трёшке не составило труда его догнать, но колоть убегающего в спину не стал — схватил труса за плечо, развернул, и лишь потом утопил сталь у него в животе. Раненый попробовал сопротивляться, слабеющими руками пытался отпихнуть Трёшку, но после второго удара ножом в бок потерял последние силы и медленно осел на землю.

Названный Дураком же отступать не стал, но и безоружным, вопреки уверениям Кедра, не оказался — выхватил из-за пояса кинжал, с ним и встретил Дэгни Плетунью. Та на него наскакивала диким зверем, парень уклонялся, отгонял её обратно двумя-тремя осторожными выпадами. Так они и потанцевали немного, без особого результата, пока к ним не присоединился Вэндаль Златовласый.

Ингварр даже не понял, что тот сделал. С голыми руками подошёл он к отчаянно машущему кинжалом ворлингу, схватил его, а потом раз — и Дурак уже в объятиях прославленного воина, в хитром каком-то захвате. Кинжала он из рук так и не выпустил, но как-то оно так все получилось, что он сам себя этим кинжалом и заколол, ровно между рёбер.

Собственно, вот и вся схватка, Ингварр даже молота поднять не успел.

— Не известно, насколько правдив ваш рассказ, — продолжал говорить Эйрик, словно убеждая мёртвых ворлингов. — И неизвестно, не ждут ли в укрытии вас друзья, охочие до нашей добычи. Вас могли послать на разведку — оценить наше количество, узнать имена, поглядеть оружие и общий улов. Нельзя рисковать.

Кнут Белый, меж тем, дошёл до упавшего на спину Фроуда, вытащил стрелу у того из груди, потом сказал что-то — видимо, Кедр был ещё жив. Нагнувшись, Кнут вложил в руку раненого свой нож, после чего выпрямился, тяжело вздохнул, и нанёс удар милосердия. Как есть Белый.

Эйрик же встряхнулся, пальцами потёр усталые глаза.

— Шаур, Бешеный Нос, Стрик — пройдите осторожно округой, да посмотрите, нет ли где засады, не притаились ли рядом ещё незваные гости. Хватит на сегодня неожиданностей.

Все трое ушли в разные стороны, поодиночке, без вопросов и возражений.

— Остальные, укрепить лагерь.

Спорить никто не стал, все взялись за работу. К тому моменту, как все было готово, вернулись и трое разведчиков.

— Нет ни говна, — кратко доложил Стрик Бездомный.

Повисло тягостное молчание, которое нарушил, естественно, Йоран Младший:

— Не обманули, стало быть.

— Не обязательно, — сказал Эйрик сухо. — Про оружие обманули.

— Про оружие и я бы обманул, — не успокоился Йоран. Некоторые просто не умеют по дорогам ходить, их всегда по лезвию ножа тянет прогуляться. — Но всё равно выходит, что мы зря их всех положили. Не по-людски как-то.

Эйрик ничего не ответил, просто лёг на своё место. В целом, тоже хороший ответ, особенно для людей вроде Йорана. Таким только слово дай — зацепятся и вытянут ещё десять.

— Прихоронить надобно, — возвысил вдруг голос Элоф Солёный. — В бою ведь умерли, двое из них так точно. Да и трусливый под конец пробовал отбиться. Огнём в небо подымем, облаками к морю вернём, раз вокруг реки не видно.

Нестройный малый хор поддержал идею Элофа, почти все ворлинги согласились. Ингварр поддержал молча. Было бы это действительно дело благое, тем более, что смертоубийство на их руках осело липкой паутинкой. Надо бы смыть.

— Нет, — сказал Эйрик. — Не наши люди, а значит и не наши похороны. Отдыхать будем.

Утром он первым пошёл дальше, на восток. Остальные последовали за ним.