Длинная цепь

Глава 26 Предел

Отряд не мог идти быстро, слишком многие были ранены. Мёртвый Дикарь Синдри и вовсе не мог двигаться самостоятельно, и по одному виду его ног даже несведущий в медицине легко бы сказал, что их стоит отсечь как можно скорее. Чтобы бороться с болью, он постоянно жевал листья чернослёза, и стал совсем безумным. Постоянно бормотал себе под нос:

— Оно живое. Говорит, но никто не слышит. Ждёт, смотрит, изучает. Сдерживает себя, пускает корни в моем языке, пускает корни в моей голове. Строит чёрный лес. Плетёт далеко. Один из семи.

Иногда он плакал, иногда вдруг смеялся. В какой-то момент начал очень много спать. Элоф и Йоран несли проводника, хотя оба и сами были не в лучшей форме, нуждались в долгом отдыхе и уходе. На второй день их, по приказу Короля, сменили Финн и Бартл.

— Почему мы тащим его на себе? — ворчал Финн. — Проводник не бывал здесь, не знает местных троп и ловушек. Никто не бывал здесь.

— Он может пригодиться на обратном пути.

— В таком состоянии пользы от него немного.

— Но польза есть, будет. Ты знаешь о чём я.

Финн ничего не ответил.

Раны перевязывались практически на ходу, перерывы на сон или на приём пищи остались в прошлом, оружие всегда было в руках. Если бы смерть пришла к Ригу в один из этих дней, он не испытывал бы по этому поводу радости, как не испытывал бы и горя — ему уже было всё равно. Его тело, его разум — всё это стало чужим, отдалённым. Он не хотел умирать лишь потому, что в эти дни не хотел вообще ничего.

Первыми шли разведчики: сначала лишь Бешеный Нос, а позже к нему присоединились Стрик и Робин Предпоследний. Они видели следы и направления там, где Риг видел лишь обычную землю. К исходу первого дня им встретилась стая необычных животных — все как один без головы, и вроде бы покрытые шерстью, но шерсть эта была неподвижной, точно высечена из камня скульптором непревзойдённого таланта. Звери не стали нападать, и их поведение указывало скорее на растерянность, чем на враждебность. Издав мерзкий, вибрирующий звук, стая убежала в противоположном от отряда направлении.

В тот же день миновали они и небольшой лесок. Или вернее будет сказать, что он миновал их — рассыпался хлопьями лёгкого пепла при их приближении, улетел куда-то в сторону, словно повинуясь потокам несуществующего ветра. Пепел этот осел чёрной лужей на некотором расстоянии, после чего из неё стали прорастать новые деревья.

На второй день им встретились небольшие пушистые создание, размером с половину ладони, без глаз, но с непропорционально длинными хвостами. Мех их был идеально чистым, и числом их было ровно шестнадцать. Так как создания бесстрашно преследовали отряд и путались под ногами, но при этом всегда сохраняли строгий порядок в своих рядах, Риг невольно их пересчитал, даже несколько раз. Когда же Кнут случайно наступил на одного, они страшно разозлились, но не на Кнута, а будто бы бесцельно. В мгновение они съели тело мёртвого товарища, а после набросились друг на друга, и дрались, пока не остался только один. Вскоре их снова было двое, причём никто не мог сказать, в какой момент это случилось, никто не видел как они размножаются. Так же незаметно их стало четверо. К заходу солнца их снова было шестнадцать, и тогда Риг и остальные, не сговариваясь, перебили их всех до единого.

День и ночь — на ногах, шаг за шагом. По вязкой жиже, по сухим тропкам, по кочкам, по колено в прозрачной, как будто бы слишком густой, воде. Меж озёр, что блестят одинаково как на солнце, так и посреди ночи. Сквозь хилые чащи не совсем живых деревьев. Вдоль ручья, что течёт снизу вверх, и у которого никто не помнит, когда он такой появился на их пути. Как после никто не мог вспомнить, когда же он пропал.

Шаг за шагом. Без конца.

Первый отдых — к исходу второго дня. Разведчики внезапно замерли на ничем не примечательной поляне, где помимо чернослёза росли ещё три-четыре вида незнакомых Ригу цветов, после чего обменялись короткими фразами и по очереди кивнули друг другу.

— Он повернул к северу, — сказал Бешеный Нос, повернувшись к остальным и указывая направление ровно слева от их маршрута. — Встретил ещё одного из своих, а после они оба ушли туда.

— Уверены? — спросил разведчиков Король.

— Более или менее, — кивнул ему Робин Предпоследний. — Тощий ублюдок уже пробовал запутать следы и раньше, но все четыре раза получилось у него очень плохо. Может быть и обман, нарочно ввёл в заблуждение прошлыми неудачными попытками, чтобы эта, хорошая, не вызвала подозрений.

— Это люди, — добавил Стрик с таким видом, словно долгая болтовня Робина его утомила, и весь смысл был в этих двух словах.

Стрик Бездомный

Какая ж это всё бессмысленная ерунда. Красавка обещал, что тут они наконец-то найдут то, что ищут, вроде как светящаяся байда в центре даст им цель. Цель, в прочем, нужна была самому Красавке, Стрику было достаточно лишь смысла. А теперь Красавка сдох, и стало ещё хуже, чем обычно. Обычно всё было каким-то никаким. И вообще оно таким и осталось, по большому то счёту, только ощущалось более погано.

Пробираясь по узким тропкам болот, Стрик шёл впереди отряда, был разведчиком. Вот тебе и смысл — убереги кучку безмозглых выкидышей от самоубийства об чужие копья в месте, куда никто не должен был приходить. Коровья лепёшка на булке, а не смысл. Навидались уже таких смыслов, по самую жопу, больше не лезло. А снова тут.

Простой меч в ножнах, чужой, не очень удобный. В сущности, можно было бы достать, прыгнуть на него животом и всё на этом. Мысль эта была навязчивая: как на берег высадились, так на четвёртый вроде день и начало в голове жужжать — нашла дурака, да не на того напала. Хотел бы себя порешить — давно бы уже и сам справился, спасибо большое.

Очередная ловушка, рукотворная. Стрик осторожно обошёл кругом, поднял голову, огляделся. Ловушка не из тех, что убивают, а скорее делают сложным сопротивление. Значит, рядом охотник.

Нашёлся неподалёку, в роще этих мёртвых сухих деревьев. Мелкий, щуплый, глазастый. У этого руки и ноги на месте, не как у того, что Стрик видел издалека днём ранее. Ребёнок. Не то, чтобы Стрику никогда не доводилось убивать детей — с его точки зрения разница там не велика, и в Край тех, кому честь мешает убивать слабых. Был бы слабый посильнее, он бы сам много кого убил, и мир только на том и держится, что каждый слабак в одиночку против толпы. Но вот этого ребёнка Стрик убивать не хотел. Сел, стал рассматривать.

Мальчик это или девочка сказать было сложно, местный народ плодит тех ещё уродцев. Но это был воин, готовый убивать и умирать. Жизнь едва теплилась в жалком, тщедушном теле, и впечатление было совсем не такое грозное, как от тех тварей, что напали на них ночью. Но вот что-то такое в позе, в положении головы… У этого существа был смысл жить в этом кошмаре, и был смысл в попытках убить каждого, кто зайдёт так далеко. Почему и зачем — не так оно, в общем-то, и важно.

Они смотрели друг на друга какое-то время: ребёнок на Стрика тоже не нападал, хотя явно не из страха. Было бы надо, и напал бы, и умер, и всё что надо бы сделал — сила в их странных, чёрных и маслянистых телах имеется, это уж точно. Будет зачем — и малец умрёт без страха. Но и был он не из тех, кому жить тесно, и которым лишь бы голову за какую-нибудь ерунду сложить. Так и сидели.

— Пойду я, — сказал в итоге Стрик и поднялся на ноги.

После чего пошёл, не оборачиваясь. Всё ему стало понятно, разведал он, как надо. Не станут эти черныши на них нападать, нет у них цели поубивать тут всех. Да и вообще никаких целей, наверное, нет в принципе. Зачем они, цели эти, когда у тебя уже есть смысл?

— Это люди, — сказал Стрик, когда важные мальчишки спросили его ответа.

А больше ничего решил не говорить.

Стоять на месте было невыносимо, Риг хотел двигаться, всё равно куда. Хоть куда-нибудь. Пока ты идёшь, держать свой разум в пустоте было значительно проще, и очень легко было потеряться в этом лёгком, прибывающем медленно безумии. Пока он стоял, то снова чувствовал бесконечную усталость, мерзкий тянущий голод в пустом животе, боль в искалеченном лице, тяжесть щита и ножа в руках. Ни одного хорошего чувства, только плохие, неприятные, жгучие.

— Идём дальше, — сказал Эйрик. — В сторону света.

Ригу было всё равно. Многим в их отряде, судя по всему, тоже.

Но некоторые возвысили голос.

Король:

— Это не то направление, куда они отнесли наши припасы.

Риг смотрел на землю у себя под ногами. Если бы можно было не слушать, он бы не слушал, но для этого надо было поднять руки и заткнуть уши руками. Держать их навесу.

Говорили многие, но различать их голоса — ненужный труд.

— Они лишь хотят отвлечь нас от главной цели, сбить с пути. Пытаются увести нас в сторону.

— У них наша еда. Что толку добраться до источника света, если мы помрём от голода на обратном пути?

— Они забрали четверть припасов. Еды хватит, если не нужно будет кормить четверть людей.

— Какие бы не были там богатства, их едва ли можно есть. Чужаки не выглядели сытыми.

— Могу наполнить твоё пустое брюхо сталью.

— Нет нужды ни в угрозах, ни в злодеяниях. Они, как верно было подмечено, люди, а значит имеют дома и поселения. Вероятнее всего, вблизи источника света.

— Живущие здесь не выглядят сытыми, но они выглядят живыми.

— И опасными. Трое из них были весьма сильны.

— … напали ночью, застали врасплох.

— Будет больше…

— … обратно, и…

— … свет в стальном шаре…

Риг считал трещины на земле. Насчитал одиннадцать, дважды, потом дошёл до семи, когда они продолжили путь. Шли дальше, в сторону света.

Их ноги были в дорожной пыли, как и их тела, их одежда, их души. Они не мылись уже несколько недель, не спали несколько дней, не ели и не пили воды будто вы вообще никогда. Они должны будут умереть в этом ужасном месте? Зачем?

Когда?

Никто не атаковал их. Странные создания, множество их: с когтями, шипами, зубами, панцирями, чешуёй, большими лапами, многочисленными ногами, с руками и без конечностей вовсе — все они смотрели на незваных гостей. Некоторые убегали, некоторые издавали тихие, пугающие звуки. Их отряд продолжал идти.

Горький вкус отвара из чернослёза больше не был горьким, он вообще не имел теперь вкуса. Кажется, весь мир не имел больше вкуса, и сам Риг ощущал, будто покрылся корочкой твёрдой грязи, что было правдой, но так же такая корочка была у него и внутри. Вкусная еда, прикосновение ласковой женщины, тёплый луч солнца летним утром — всё это могло поскрести эту грязную чешую, но едва ли способно проникнуть под неё. Между миром и Ригом была теперь мягкая, безвкусная пыль.

Белая метка на животе больше не беспокоила его, как и уродливый шрам на лице. Зачем ему красивое лицо или лишние годы жизни? Что он будет с ними делать? Не всё ли равно, что скажут его сородичи, когда увидят его? Пожалуй, ему всегда было важно, что они скажут, но в то же самое время он никогда не ценил их мнения.

Должен ли псарь переживать, что стая приручённых собак считает его медленным и слабым? Животные могут видеть в нём вожака, но он — не часть стаи, он тот, кто ею владеет. Лишь притворяется частью стаи. Делает то, что нужно, чтобы звери видели в нем вожака, были послушны и преданы, выполняли команды. Бегать на четвереньках и выть на луну ему было бы глупо.

Когда отряд внезапно остановился, Риг не стал выходить вперёд вместе со всеми, выискивать взглядом причину остановки, это было бессмысленно и глупо. Он посмотрел на Браудера Четвёртого — тот тоже не выразил интереса.

Ворлинги что-то обсуждали, спорили. Снова звучали голоса, призывающее повернуть назад, оставить попытки достигнуть источника постоянного света. Риг невольно посчитал, что при таких темпах продвижения они смогут добраться до центра Мёртвых Земель примерно через неделю, ещё столько же им потребуется на то, чтобы вновь достигнуть той точки, где они стоят прямо сейчас. Две недели. Довольно большой срок, даже без учёта того, что и с этого места до корабля идти предстоит очень не мало.

Они уже все мертвы. Семь человек они потеряли, чтобы дойти сюда, израненные и уставшие до самого предела. Теперь их проводник находится при смерти, их бессмертная погибла несколько дней назад, и всё, что им осталось, так это выбрать место, где именно они все умрут. Скорее всего, смерть они найдут в руках друг у друга, передадут её, как в детской игре со спрятанным в ладонях камушком.

Перед тем, как они продолжили путь к свету, а только туда они в итоге и могли отправиться как единый отряд, Риг увидел причину всеобщего беспокойства. Местные аборигены вернули обратно их припасы, сложили аккуратно прямо у них на пути и на всякий случай отметили место лоскутом ткани на длинном копье. Добавили, помимо украденных продуктов, ещё и золото да драгоценные камни. Пытались откупиться.

Эйрик Весовой разрешил своим воинам забрать драгоценности, но настоящее сокровище — украденный мешок с припасами — приказал бросить. Может оказаться ядом, может ловушка, хитрая уловка, опасность. Нельзя доверять чужакам. Доверять можно было лишь Эйрику и его суждениям, ведь он был наш вождь, назначенный ярлом Торлейфом. Нам сказали, что он имеет право быть нашим вожаком, и он ведёт себя как вожак, а значит им и является.

Уставшим и злым людям разрешили забрать золото и драгоценные камни, которые не имеют никакой ценности для них в этот момент. Их нельзя есть, ими нельзя купить мягкую кровать или безопасность. Им разрешили взять часть, и они забыли, что могут взять всё, ведь их много. Что им вообще не нужно разрешение.

Но что им действительно было нужно, это команды: Эйрик скомандовал идти дальше, сделал взмах своим дорогим, богато украшенным мечом, который слишком хорош для воина, но в самый раз для вождя, и стая пошла вперёд. Быть отдельно от остальных, быть одному — страшно. Только одиночество теперь и пугало их по-настоящему.

Они пошли, и Риг пошёл вместе со всеми. Мысль же двигалась отдельно от тела.

Один раз люди уже пошли за ним, во второй раз им будет проще, но нужно правильно подгадать момент. Простое упрямство — это дырявое знамя, с ним одним людей не поведёшь. Но хороший повод в удачный момент может, точно рычаг в правильном месте, сдвинуть любую глыбу даже не самыми сильными руками.

Главное успеть найти этот рычаг до того, как не станет слишком поздно.

Странно, что вот это странное желание власти — это единственное, что осталось у Рига в душе, выкристаллизовалось под всеми испытаниями. Даже желание жить в итоге ушло. Шагая по болоту без запахов и звуков, Риг видел каких-то странных птиц, что летали в отдалении, и думал, что хорошо было бы умереть и переродится птицей, вороном например. Летать по небу, подъедать объедки и мёртвые тела — это было бы хорошо. Настолько простая это была мысль, ясная и чистая, да и нож был уже в руке, что кабы не желание взять власть в свои руки — Риг убил бы себя легко и беззаботно, без каких-либо сожалений и вторых мыслей.

Так что он шёл дальше и думал свой следующий ход. Думал медленно, порой гоняя одну и ту же мысль снова и снова, по кругу, и лишь спустя очень долгое время понимая, что она не то что пользы не имеет, а даже смысла. «Есть ли на Мёртвой Земле горы?» или что-то вроде такого. Бесполезно.

Они не успели пройти много, хотя Риг и затруднялся сказать точно, сколько именно: может час, а может и половину дня. Опьянённый усталостью столь же сильно, как и отваром из чернослёза, он просто делал шаг за шагом, обитая где-то рядом с собственным телом. И даже подняв голову и увидев врагов, он не испытал ничего — сил на эмоции уже не оставалось.

Но если бы Риг мог ещё что-то чувствовать, наверное, в тот момент почувствовал бы страх. Да, скорее всего. Почти четыре десятка тощих фигур, все с маслянисто-чёрной кожей, некоторые из них высокие, какие-то низкие, многие скрюченные и сгорбившиеся. Кто-то из них даже был вооружён. Всего трое таких создания едва не разорвали их отряд в клочья, теперь же их тридцать семь человек. Да, Риг точно бы почувствовал страх перед лицом этого мрачного, молчаливого строя очень похожих на людей существ. И может быть… радость?

— Не нападают, — спокойно заметил Ондмар, хотя от Рига и не укрылось, как побелели костяшки его здоровой руки на рукояти меча.

— Не хотят? — спросил Эйрик. — Или не могут?

— Хотят они умереть после тебя, мальчик с севера? — подал тихий голос лежащий на земле Синдри. — И могут умереть за эту правду. А чего хочешь ты, Эйрик-с-тяжёлым-словом, человек без лица? В чем твоя цель и что заставляет твоё сердце биться сильнее твоих воинов? Я смотрю снизу, я павший, как и все мертвецы, и все вокруг сейчас подпирают небо. Но ты, только ты — держишь его не на плечах, но руками.

Эйрик проигнорировал его, напряжённо всматриваясь в своих новых врагов. Они все смотрели. Оглядев неровный строй, Риг быстро понял, что против них стоят не солдаты — если живёшь на севере, на воинов смотришь с пелёнок, учишься узнавать эту породу, и это были не они. Лишь редкий, неаккуратный строй обычных людей.

— Старики, женщины, дети, — методично перечислял Робин Предпоследний. — Воинов не больше шести человек, в основном калечные.

— Твои любимые противники, Страж? — посмеялся в одиночестве Йоран Младший.

— Они вышли умирать за своё дело, — добавил Кнут, разминая плечо. — Будут драться до последнего.

— Последний рубеж, — сказал Эйрик заворожённо, будто подводя итог этой беседе.

Стрик Бездомный цокнул языком, грубо размял ладонью грязную шею.

— Защитники, — сказал он.

Тяжело вздохнув, Эйрик потянул меч из ножен, медленно и вкрадчиво, как когда ставят точку в конце длинной рукописи.

— Воины!… — начал он и набрал в грудь побольше воздуха, поднимая меч над головой.

— Уходим, — сказал Риг, уверенно и чётко, без какого-либо надрыва в голосе. — Пора вернутся домой.

На краю высокого утёса, когда смотришь вниз, у многих появляется желание спрыгнуть. Давным-давно Вэндаль рассказал Ригу, что это всё потому, что люди от природы своей исследователи, задающие вопрос. Не самые сильные, не самые быстрые и далеко не самые незаметные существа в этом мире, люди были теми, кто задавал вопросы и искал ответы. И в итоге превратились в опаснейшую силу во всем этом огромном мире. Когда мы смотрим вниз, тот же пытливый разум строит прогнозы, спрашивает о том, что будет после падения. А после хочет узнать ответ, проверить, правильно ли его предсказание.

Риг тоже иногда смотрел вниз со скалы и чувствовал желание спрыгнуть. Но ему всегда было более всего интересен не результат падения, а сам процесс, и то, как он будет вести себя в эти короткие мгновения.

То же чувство, когда он в итоге открыто выступил против Эйрика.

Эйрик Весовой медленно опустил меч, повернулся лицом к Ригу, и склонил голову на бок. Он выглядел почти довольным.

— Один отряд. Моё знамя, — сказал он. — Все с этим согласились, никто не возражал. И теперь то, что ты говоришь — это измена. Предательство. Преступление, за которым не будет суда на Ступенях, только смерть.

— Пусть будет один отряд. Но вождь, что ведёт этот отряд на погибель, не должен вести никого.

— Не твоё право выбирать. Ты не собирал людей своим именем, не платил за корабль золотом и не ты вложил оружие и цель в наши руки. Ты лишь затерялся между мной и наёмниками.

Сердце Рига билось быстро, но спорить было лень. Бессмысленная возня без цели.

— А сколько людей привлекло имя Эйрика, тогда ещё безымянного? Твоё золото — это золото Торлейфа.

— Ярла Торлейфа, правителя Бринхейма. Он снарядил этот поход, он назначил меня главным, и лишь перед ним я буду держать ответ за свои действия и поступки. Не перед тобой, не перед кем-то другим. Ставленника ярла не может менять какой-то мальчишка, которому просто стало слишком тяжело, и для которого верность имеет слишком большой вес.

— Вождя, назначенного ярлом, может сменить только ярл, — кивнул Риг. — И если Торлейф назначил нам плохого вождя, то, видимо, нам нужно для начала сменить ярла.

За спиной Рига прозвучал тяжёлый вздох. Кажется, это был Кнут.

Никто более не проронил ни единого слова, ни звука, и даже будто и мысли не мелькнуло у них в головах. Затаились, Король и наёмники в том числе. Никто не поможет, но никто и не станет мешать — Эйрику не нужна чужая помощь, Ондмар стоит у него за спиной, а Риг… Если вдруг у него получится, даже невмешательство станет ценным.

Лишь Элоф Солёный проявил толику осторожного участия:

— Да ладно тебе, парень. Устал, сболтнул лишнего — случалось с каждым, дело молодое. Тряхни головой и встань обратно.

Старый, трусливый Элоф.

Эйрик ничего не ответил. Вероятнее всего, удовольствовался бы смирением Рига, пусть даже и временным — хороший ярл должен быть милостив.

— Суд поединком, — сказал Риг и сделал шаг вперёд, бросил на землю свой щит и нож. — Я и Торлейф Золотой, до смерти.

Кто-то сзади схватил Рига за плечо, словно хотел удержать от падения. Но он дёрнул рукой не глядя, вырвался.

— Пусть Всеотец станет и свидетелем, и судьёй. Направит мою руку и сделает так, что во главе длинного стола и во главе Бринхейма будет восседать человек достойный.

— Отличный будет поединок, — заметил Йоран Младший и почесал свою щёку. — Когда мы вернёмся. Не знаю, заметил ли ты, смышлёный мальчик, но Торлейф остался дома, греет пяточки возле камина и медленно увеличивается в размерах с помощью перепелов да уток с яблоками.

Эйрик не сказал ничего. Уже догадался.

— Мне нет нужды дожидаться возвращения в Бринхейм, — Риг кивком головы указал на Ондмара Стародуба. — Ярл уже давно не сражается сам, у него для этого есть защитник.

— Но может тебе есть смысл дождаться хотя бы имени? — Эйрик улыбнулся, но глаза его были стеклянными. — Или длинной цепи? Кто такой Риг, неназванный, потому как не было у Рига никаких достойных дел? Где его цепь, без десяти звеньев столь же внушительная, как и цепь ярла Торлейфа по имени Золотой?

Риг в этот момент очень остро ощущал свою безоружность. Удивительно даже, насколько он за эти дни привык к тяжести железа в руках, что даже при словестной атаке его инстинктом стало закрыться щитом, ударить острым.

Эйрик же продолжал наседать:

— Закон Севера говорит, что все мы родились равными и свободными. Что место за длинным столом определяется не физической силой, размером кошелька или родословной, но личными заслугами.

Иронично про размер кошелька, учитывая как это место получил Торлейф. Но победители вроде как имеют право позволить себе некоторую долю лицемерия, это их награда.

— Править народами севера могут лишь те, кто достоин. И доказательством их заслуг и свершений является длина их цепи, собранная и выкованная за всю жизнь. Так правят всегда самые лучшие, умудрённые опытом, отмеченные чередой больших поступков и правильных решений.

— Да, всё именно так и происходит, — Риг не сдержал ухмылки. — Самые мудрые, самые достойные.

— И тот, кто не сделал для своего народа столь же много, не имеет права требовать суда поединком. Таков закон Севера.

— В Край такой закон, — было сложно даже просто это сказать, но оставалось надеяться, что голос не дрогнет. — Я законный наследник Бринхейма и король Восточного берега. Такова была воля Бъёрга по имени Солнце Севера. Торлейф Золотой — не более чем узурпатор.

По крайне мере, никто не засмеялся. С учётом всего, это можно назвать маленькой победой.

— На Восточном Берегу никогда не было конунга, — заметил Элоф.

— Короля, — поправил его Риг, не оборачиваясь.

— Ты можешь звать себя как хочешь, — Эйрик уже даже не улыбался, и выглядел более уставшим, чем когда-либо. — Имена — это лишь ветер, они не меняют сути того, кто ты есть. И север признает лишь власть цепи, не власть крови.

Сказал человек, ставший вождём просто потому, что его отец занял место ярла. Лицемер. Все они, впрочем, лицемеры.

— Север признал власть Браудера Четвёртого, Короля-без-земли, законного правителя Эриндаля, — Ригу стоило больших трудов не смотреть в сторону главаря наёмников. — Торлейф признал его власть, когда обратился к нему при встрече, в день суда над Кнутом. Именовал его согласно унаследованному титулу, признал власть крови.

Теперь уже все, кроме Рига и Эйрика повернули головы к Безземельному Королю.

— Со своей стороны я лишь могу подтвердить эти слова. Ярл Торлейф действительно признал мои притязания на земли Эриндаля, именуя меня не иначе, как королём.

— Я не помню подобного, — сухо возразил Эйрик.

Риг дрогнул первым, повернул голову и посмотрел на Браудера. Увидел, как тот безразлично пожимает плечами, словно человек, который не стал бы утруждать себя ложью. Слава богам.

— Пусть так, — не стал спорить Эйрик. — Это было давно, и я не придавал той встрече большого значения, не запоминал всех сказанных слов. Но признание права крови за человеком по имени Браудер на севере в любом случае не значит ничего для человека по имени Риг. Северу не нужен король.

— Вот тут наши взгляды расходятся.

— На Восточном берегу нет короля. Никогда не было, и никогда не будет. Ты не можешь требовать власти по наследству, потому что нет никакого наследства — Бъёрг был великим ярлом, но он не был королём.

— При жизни не раз он говорил, что его место за длинным столом должно уйти наследнику. Я был этим наследником. И все об этом знали тогда, и все знают об этом до сих пор, это никогда не было тайной. Торлейф Золотой — часть тех, кто соглашался.

— Их согласие лишь дань уважения достойному человеку, признание его длинной цепи. Эта цепь ушла целовать дно вместе с самим Бъёргом, а его место получил другой достойный муж.

— Именно это и называется «узурпировать власть».

Неожиданно вперёд вышел сам Ондмар Стародуб, задвинув Эйрика себе за спину так же, как кошка задвигает котёнка. Повязка на его глазу была красной от крови, грязной, и казалась затвердевшей, как вторая кожа. Левая рука воина всё ещё была на перевязи, но всё равно Риг невольно почувствовал, как все его чувства возопили, призывая немедленно бежать и не оглядываться.

— Слова, разговоры, законы и правила мира, оставшиеся далеко позади. Мальчик, — лицо бывалого воина тщетно пыталось изобразить заботу, — оставь эти игры, пока не зашёл слишком далеко, пока не поранился. Думаешь, раз я потерял глаз и временно остался без руки, твой старший брат имеет достаточно шансов? Я могу сказать тебе сразу, что это не так, и никому не придётся умирать.

— Я не буду выставлять со своей стороны защитника, — Риг сделал паузу, чтобы унять дрожь по всему телу, и спрятал руки за спиной. — Я буду сражаться сам.

Если Ондмар и удивился этому заявлению, он никак это не показал. Он выглядел безразлично, как человек, пожимающий плечами, вот только плечами он не пожимал.

— Твои шансы ниже. Я учил тебя держать топор, я знаю, чего ты стоишь. И я вижу, что ты едва стоишь на ногах от усталости. Мысли о смерти больше не пугают тебя, но это плохо — они не помогут быть внимательнее, уйти от клинка в решающий момент. Я вижу, как дрожат твои руки.

Риг не мог видеть себя со стороны, но прикладывал все оставшиеся у него силы, чтобы выглядеть спокойно и невозмутимо. Он готовился спорить с Эйриком, и не ожидал, что Ондмар сам возьмёт слово. Теперь же утопающий в панике разум Рига отчаянно пытался выпутаться из этой простой, но неожиданной ловушки.

В памяти всплыло, как Ондмар методично бил зеркала в стеклянном дворце.

— Ты жалуешься на слова, Ондмар по имени Стародуб, но сам не даёшь ничего, кроме них. Наш дом действительно далеко, многое более не имеет смысла, но я удивлён, что Ондмар Стародуб теперь человек, которого нужно уговаривать на честный бой. Слова за спиной и беседы по тёмным углам стали выглядеть для него заманчиво?

— Я предупреждаю тебя, мальчик…

— Я не мальчик. Я твой король, и я хочу сражаться за то, во что я верю.

Ондмар вздохнул, полуприкрыв глаза.

— Если вы настаиваете, Ваше Величество.

Риг коротко кивнул, подобрал свой щит, свой нож, повернулся. Прошёл мимо ворлингов, брата, Безземельного Короля и его наёмников, отошёл достаточно, чтобы судорожно выдохнуть и не быть услышанным. Таинственные жители Мёртвой Земли всё так же следили за ними, не двигались, ждали чего-то. В Край их всех.

На рассвете следующего дня он будет драться с сильнейшим воином Севера.

Скорее всего, так и погибнет.

Не оборачиваясь, Риг сел на землю и достал точильный камень. Вероятность того, что исход поединка решит качество заточки ножа, была ничтожной, но даже самые скромные шансы несравненно лучше, чем никаких шансов.

Помимо всего прочего, в этом походе Риг узнал, что он совсем не привередлив.