Стол, за которым сидел Риг, был большим. Как и скамья, на которую он забрался с ногами, и шкура, что укрывала его целиком, и кочерга, которой отец ворошил угли в камине. Отец — больше всех. Весь мир вокруг Рига огромен, создан для больших людей, и только он один в нем мал и беспомощен, во всяком случае пока что. Ему уже нужно снимать вторую варежку, чтобы посчитать количество своих лет. Впрочем, он может и не снимать её вовсе, может посчитать до сотни, как в правильную сторону, так и наоборот. Отец иногда говорил, что Риг очень хорошо считает, после чего трепал ласково по голове своей огромной рукой.
Их дом тоже очень большой, и не только для Рига. Самый большой в городе, больше даже, чем у отца Эйрика и Кэриты, а их дом тоже огромный, пусть и расположен в городе. Но отец Эйрика и Кэриты не ярл, поэтому они живут в городе и поэтому их дом не самый большой. Тот, кто отдаёт приказы людям не может жить среди людей и Риг соглашается, когда отец говорит так, хотя и очень устаёт, пока идёт до дома Эйрика. Особенно после свежего снега, когда дорога ещё не вытоптана просителями. На самом деле Риг хотел бы жить в городе.
Сам Эйрик редко приходит к ним в гости, хотя у них много красивых вещей. Например ковёр с далёкого юга, где люди, серые кожей, не знают свободы и поклоняются бессмертному. В этом ковре ноги будто бы утопали, словно в песке, а рисунок на нем был таким красивым и сложным, что сложно было проследить одну линию от начала и до конца. Было много золота, в виде статуэток воинов, жрецов, правителей империи и мудрых колдунов, но ещё больше было мечей, добытых в бою, начищенных до блеска, по одному с каждого берега. В мире было много берегов.
Риг слушал, как завывает за окном злобный зимний ветер и кутался в тёплую шкуру, пока невольники накрывали на стол, жарили и варили, резали и помешивали, доставали редкие пряности востока и запада, ставили на стол тарелки из хрупкого фарфора и раскладывали ложки и вилки из чистого серебра. Ему было комфортно и уютно, он чувствовал себя в безопасности и никогда не хотел более двигаться, а уж тем более уходить.
— Надо идти, Риг, — услышал он голос Эйрика за окном, едва различимый за порывами снежной бури. — Выходи, будем играть вместе, будем строить наш форт.
Под шкурой, у огня, в окружении слуг было тепло, в тени отца было безопасно. За окном же был лишь жестокий снег, что впивался в лицо при первом же удобном случае, да холод, что грыз тело до самых костей. Простой выбор.
— Давай, Риг, — закричала с улицы Кэрита, и её голос был куда громче любой бури. Она даже не кричала на самом деле, но почему то слышно её было куда лучше Эйрика, словно стояла она не по ту сторону стен и забора, но прямо перед ним. — Выходи, не останавливайся.
Если уж тощая Щепка вышла на улицу, то Ригу нужно было выйти и подавно, а то засмеют потом. Будут опять дразниться, ярлом называть, приносить ему мягкие подушки да кланяться в пояс по сто раз. Не смешно вообще.
— Не пойдёшь, — сказал отец и положил свою огромную руку ему на плечо. — Здесь будешь, подле меня. Смотреть, как ведёт дела ярл, учиться быть ярлом.
Рука отца была тяжёлая, но хоть он и сжимал её, Риг совершенно не чувствовал его хватки, выскользнул из неё и из шкуры, точно змея из старой кожи.
— Мне надо, — сказал он. — Я пойду.
— Не пущу, — сказал отец, но оставался сидеть на месте. — Ты свою цепь ковать будешь пером, но не сталью. Словом, а не кровью.
Не вставал, не двигался даже, словно статуя. И рука его все так же висела в воздухе и ладонь была его на том месте, где ещё недавно было ригово плечо.
— Я ненадолго, отец. Я не буду драться, просто поиграю с ними, с Эйриком и Кэритой.
Всё равно никто другой с ним играть не хотел. Никогда.
Он пролез под столом, вылез с другой стороны, пятился к выходу, не сводя взгляда с огромной, неподвижной фигуры отца. Из-за этого и не заметил Кнута, с самодовольной улыбкой стоящего посреди прохода. Наткнулся на него внезапно, и упал на пол, больно ударился.
— Плакать будешь, будущий ярл? — спросил его Кнут.
Риг сжал кулаки, так чтобы ногти впивались в ладони, изо всех сил постарался сдержать слезы, но глаза всё равно стали водянистыми. Держать эмоции в узде он ещё не научился. Научится.
— Ну давай, поплачь, как обычно. Воды от тебя больше, чем от талого снега.
— Пропусти, Кнут. Я из дома иду, я наружу хочу.
— Так проходи, кто тебе мешает. Или ходить разучился? Умный такой, а как ходить забыл, плакса.
— Ты мешаешь. Ты в проходе стоишь.
— Я где хочу, там и стою. Закон Севера позволяет, у нас свободная земля.
Однако ошейник на его шее говорил обратное. Массивный, железный, но Кнут, впрочем, его как будто бы и не замечал.
— Я пройти хочу, выпусти.
— Твоё право, проходи, — пожал плечами Кнут с ехидной ухмылкой, продолжая стоять в проходе.
Риг бросился на него, попробовал проскочить, но брат был вдвое старше и гораздо сильнее, одной рукой отбросил его обратно на пол. Засмеялся.
— Умный такой, а в дверь пройти не можешь. Вот вам и будущий ярл.
Мать подошла, обняла Рига своими длинными, тонкими руками, холодными, точно лёд.
— Останься с нами сынок. Не ходи никуда, побудь в тепле.
Риг мягко отодвинул её, подивившись тому, какая она была тощая: даже маленькие его ладошки могли обхватить мать за талию полностью, сомкнувшись кончиками пальцев у неё на спине. Риг поднял взгляд, посмотрел ей в лицо, но не увидел ничего, кроме теней и отблесков света.
— Останься, Риг. Тебе не место среди других детей, ты не такой как они. Ты умнее, чем они, ты их будущий ярл.
Однако Риг не слушал её, не смотрел даже более на её лицо, и сбросил с себя её руки, что объятиями обвили его несколько раз. Длинные, холодные руки. Безучастные.
Она называла его полумёртвым. Он не плакал на её похоронах.
— Нужно продолжать двигаться, — повторил он слова Мёртвого Дикаря Синдри. — Чтобы ни случилось, нужно продолжать двигаться.
Он подбежал к стене, схватил один из многих трофейных мечей. Лёгкий, удивительно лёгкий, словно не меч из стали, но сухая ветка, найденная летом возле леса. Однако рукоять меча была горячей, словно нагрели её прямо в камине, и Риг с трудом удержал оружие в руках. Зубы сжал от боли, но меча не выронил. Повернулся к двери, но брата не увидел.
На самом деле Риг вообще видел не много в такой метели. Сильный ветер задувал без отдыха, а снег был такой частый и крупный, что ничего не разглядишь и за десять шагов. Обернувшись, Риг не нашёл и собственных следов, сделал шаг, обернулся снова, и вновь позади него была лишь ровная снежная пелена. Снег был повсюду, на земле и в воздухе, и не было больше ничего другого, сплошная белая пустота.
— Я умер? — спросил Риг у пустоты севшим, непокорным голосом.
— Будешь, если не поторопишься, — ответила чёрная фигура впереди.
С трудом пробираясь сквозь метель, Риг приблизился и смог разглядеть Вэндаля Златовласого. Ступал он по снегу легко, не проваливаясь и не оставляя следов, шагая неспешно по кругу.
— Кто ест траву в нашем лесу? — спросил он Рига, не оборачиваясь.
— Зайцы, — ответил тот без раздумий.
По привычке попытался уловить знак одобрения со стороны учителя. Как оно часто и бывало — безуспешно.
— И кто ест зайцев?
— Волки. Я не понимаю, в чем смысл этих…
— А кто ест волков?
— Эм, никто не ест, их мясо жёсткое и невкусное.
Пока Вэндаль ступал легко, Ригу, чтобы не отстать, приходилось пробираться по колено в снегу, сбивая дыхание и чувствуя, как немеют замёрзшие ноги. Да к тому же волоча за собой, точно плуг, отцовский меч, оставляющий за собой глубокую борозду. Впрочем, след от меча тоже зарастал новым снегом довольно быстро.
— Стало быть, волки бессмертны?
— Нет, никто не бессмертен, они умирают. Умирают и гниют.
— Кто ест волков, сын мертвеца?
— Земля ест волков. Земля и гнилостные бактерии, что не видны глазу без магии бессмертных.
— Кто ест землю?
— Растения?
— Ты спрашиваешь? Или утверждаешь?
— Утверждаю, — Риг уже изрядно запыхался, стараясь. Однако, не показывать усталость и дышать преимущественно через нос. — Растения едят землю, поглощая полезные вещества через корни.
— Кто ест траву?
— Зайцы, коровы, овцы.
— Кто ест зайцев, коров и овец?
В такую метель нельзя было сказать точно, но Риг не сомневался, что они с Вэндалем пошли на второй круг.
— Мы едим, люди. Я ем зайцев, коров, овец.
— А кто ест тебя?
Риг остановился, оперся на меч, и Вэндаль практически сразу же стал едва различимым темным пятном впереди.
— Занимаешься? — спросил отец и одобрительно хлопнул его по плечу. — Молодец. Твоя цепь, Риг, будет выкована пером и словом, а не кровью и железом.
Риг обернулся, увидел его, величественного в своём чёрном меховом плаще, в боевой кольчуге и с цепью, намотанной неоднократно через одно плечо. Настоящий ярл, правитель людей севера.
— Занимаешься? — Сказал Кнут и встал подле отца. — Молодец. Твоя цепь, Риг, будет выкована пером и словом, а не кровью и железом.
Брат выглядел подстать отцу, готовый к своему первому походу, гордо демонстрируя первое звено в своей цепи. По его самодовольному лицу так их хотелось ударить чем-нибудь тяжёлым. Или острым.
— Это меч в твоих руках, Риг? — нахмурился отец. — Ты украл мой меч?
Кнут, тем временем, придвинулся ближе, спросил:
— Это меч в твоих руках, Риг?
Не успевший даже восстановить дыхание, мокрый от пота и безмерно уставший, Риг схватился обеими руками за рукоять и поднял оружие, направив кончик лезвия в сторону брата.
— Это мой меч. Я ухожу наружу, я беру его с собой.
— Ты украл мой меч? — спросил Кнут, легко уклоняясь от его выпада, хватая за запястье.
Словно стальным обручем стянули. Больно.
— Отпусти! — закричал Риг, стараясь вывернуться из цепкой хватки старшего брата. — Отпусти меня!
— Ты останешься дома, Риг. Будешь учиться дальше, заботиться о матери, ждать старшего брата. Однажды тебя назовут ярлом, и это всё будет твоим. Тебе ещё многое предстоит узнать, прежде чем ты сможешь стать правителем.
Метель отступила. За забором всё ещё не видно было ничего, кроме белого полотна летящего снега, но вот внутри теперь был виден двор ярлового дома. Слышно было грозный лай Дэгни Плетуньи, и виден был лаз в заборе, из которого пролезла голова розовощёкого мальчишки Эйрика.
— Скорее, идём, — сказал он и скрылся из виду.
Свободной рукой Риг стал бить брата по груди. Тот даже не заметил его жалких попыток, сказал с насмешкой:
— Ты останешься дома, Риг.
Вывернув руку, Риг всё же смог освободиться от хватки старшего брата. Попятился, волоча за собой проклятый меч, сжимая его рукоять покрасневшими от холода пальцами.
— Будешь учиться дальше, заботиться о матери, ждать старшего брата.
— Заткнись!
С трудом ему удалось сделать взмах мечом перед собой, отпугнуть Кнута, на мгновение заставил того отшатнуться. Это дало Ригу время. Бросился со всех ног к забору, схватив меч обеими руками — левой ладонью за лезвие, игнорируя боль и текущую кровь.
Однако обернувшись, он увидел, что никто за ним не гонится. Кнут с верёвкой на шее рвался в его сторону, но по итогу лишь топтался на месте, так как второй конец верёвки был на шее отца, а тот стоял неподвижно, точно камень. Риг усмехнулся, но в следующую секунду ощутил резкий рывок на шее и повалился на землю — вокруг его горла была затянута петля из той же самой верёвки, уходящей к отцу и брату.
Поднявшись на ноги со стоном, чувствуя себя уставшим и разбитым, замерзая в проклятом снегу, Риг поднял отцовский меч с таким трудом, словно тот стал внезапно весить вдвое больше прежнего. Не столько ударил, сколько уронил меч на верёвку под своими ногами. Этого удара, впрочем, оказалось достаточно, и верёвка легко поддалась.
Волоча по снегу свой меч, заляпанный его собственной кровью, и чувствуя, как петля всё ещё натирает ему шею и мешает дышать, Риг с трудом доковылял до лаза в заборе.
— Однажды тебя назовут ярлом, и это всё будет твоим, — неслось ему вслед. — И это всё будет твоим.
— Это никогда не будет моим, — ответил Риг, протискиваясь между досками. — Это никогда не было нашим.
Снаружи дома метель только усилилась. Снег кружился вокруг, вгрызался в лицо, налипал на одежду дополнительной тяжестью, утягивал к земле. Но безумный Синдри говорил, что нужно всегда идти вперёд, и хоть Риг не помнил и не понимал этих слов, но продолжал переставлять ноги. Одна за другой — медленно, но верно. Игнорируя снег, игнорируя неясные тени, толпившиеся вокруг, не обращая внимания на их слова.
— Ты дурной? Это же сын ярла, оставь его.
— Слёзы вытер. Сел на место. А теперь ещё раз, с начала.
— Сядет во главе стола, Кнут по правую руку, держать в узде всех несогласных.
— Мы сегодня домой уже, может в другой раз…
— По крайне мере он хорошо считает.
— Он твой отец, Риг, и наш ярл. Ему лучше знать такие вещи.
— И это будущий лидер?
— Шесть кораблей к тем берегам. Посчитаем за удачу, если вернётся половина.
— Сожалеем о вашей утрате, и…
— Руки убрал! Кому сказано!
— Только семье и можно доверять.
— … сын мертвеца.
— … ещё раз, и вторую руку тоже сломаю.
— И это всё…?
— Полумёртвый.
— На жену свою потом ты тоже брата отправишь?
— … правильными словами и с пером в руке, а не…
Риг крепче сжал серебряную рукоять меча, стискивая зубы от злости, от обиды и разочарования. Огляделся кругом, но не увидел лиц, лишь высокие тени. Закричал, надрывая горло:
— Замолчите! Застройте свои поганые рты и сдохните! Замолчите!
Но шёпот их не прекращался. Обрывки фраз, клочки воспоминаний налипали на Рига мокрым снегом, впивались в лицо, застилали глаза.
— Замолчите!
Он взмахнул мечом по дуге перед собой, и тени внезапно расступились, и липкие хлопья снега разлетелись в стороны вместе с ними, словно белые мухи.
— Риг, ты в порядке? — спросил Эйрик, осторожно положив руку ему на плечо.
Риг не чувствовал себя в порядке. Он устал и замёрз, хотел лечь на землю и лежать без движения, без единой мысли. Опирался на богатый, украшенный драгоценными камнями меч, точно старик на клюку.
— Я в порядке.
— Нам нельзя стоять, — сказал кто-то другой. — Нужно продолжать двигаться.
И они пошли, а потом и побежали по широкой городской улице. Горстка ребят, весёлых и беззаботных. А их звонкий смех побежал вслед за ними, точно талая вода, ручейком да с крутого склона, вниз и в сторону.
Рядом был Кнут в белых одеждах блаженного, и в руке его была рука Кэриты, и девушка улыбалась, радостно перепрыгивая лужи. Ингварр Пешеход шагал неспешно, широкими шагами, но ростом возвышаясь над крышами самых высоких домов, он легко обгонял многих, пока три маленьких птички сидели на его большой голове и пели ему красивые песни. Стрик Бездомный же бежал на четвереньках, скача точно дикий зверь или безумец, но взгляд его был спокоен, можно даже сказать безразличен. Проскакал на коне Вэндаль Златовласый, а следом за ним огромный волк с лицом Бешеного Носа и Дэгни Плетунья с густыми черными волосами, развивающимися по ветру вдоль всей длинной улицы. Пробежали рядом Йоран Младший и Свейн Принеси, с двумя глазами, но с деревянной ногой. Свейн пинал, точно мяч, отрубленную голову Тира, названного Большая Берлога, отца Йорана, а сам Йоран смеялся, заливался хохотом.
Риг старался бежать изо всех сил, упрямо продолжая сжимать в руках тяжёлый отцовский меч, подарок княжеского брата из Семигородья, но всё равно безнадёжно отставал, и вскоре остался совсем один на пустой улице. Он продолжал идти, но дома всё никак не кончались, а вскоре и вовсе сделались ему незнакомы. Окончательно заблудившись, Риг двинулся на звук морского прибоя, и внезапно оказался на пристани, заполненной радостными людьми. Народ продолжал прибывать и вскоре, не успел и оглянуться, его зажали в тесной толпе.
Люди шли к трём причалившим кораблям и тащили Рига с собой невзирая на всё его сопротивление. Точно морской волной его вынесло к краю причала, куда жители севера шли, точно овцы на заклание, а подойдя к краю, покорно ныряли в морскую глубину. Риг отчаянно упирался, но в толпе столь плотной не мог даже поднять меч, а край меж тем приближался неумолимо. Пока неожиданно большая и крепкая рука не легла ему на плечо, и толпа людская в тот же миг обратилась морской водой и пеной, стекла вниз по доскам и брёвнам, обратилась паром на жарком летнем солнце.
Подняв глаза, Риг увидел своего отца, мертвецки бледного, с пятнами своей и чужой крови на одежде, но с выражением истинной гордости на лице. Проследив за его взглядом, увидел Риг своего старшего брата, сходящего с ближайшего корабля, с богатой добычей в руках да при шести звеньях на шее. Он шёл к ним на встречу, ещё более самодовольный чем раньше, не глядя отпихнув маленького Йорана со своего пути и столкнув того прямо в воду.
Одежды мальчика мигом отяжелели, и Йоран, не способный забраться обратно без помощи взрослых, закричал и заплакал, прося помощи. Но лишь дружный хохот собравшихся был ему ответом, пока Вэндаль Златовласый притапливал его голову носком своего сапога с весёлой, беззаботной улыбкой. Словно убийство ребёнка было какой-то славной шуткой, которую не каждый сможет понять.
Не в силах терпеть подобное, Риг дёрнулся помочь уже начавшему захлёбываться Йорану, но рука отца держала его мёртвой хваткой не хуже железных цепей, и не в силах Рига было разжать холодные пальцы. Потянувшись к мечу, Риг обнаружил, что его больше нет, и мгновение спустя увидел его на поясе Кнута.
Криков Йорана, меж тем, уже не было слышно, лишь только тихий плеск воды. В последней, отчаянной попытке освободиться, Риг укусил отца за руку, почувствовал вкус гнили во рту и как зубы немеют от холода.
— Могло быть и хуже, — сказала сестра, усаживаясь перед массивным мёртвым телом прямо на грязный пол, да краем своей рубахи протирая лезвие ножа. — По крайне мере, у нас есть еда.
Нож был для неё великоват, ей приходилось сжимать рукоять обеими руками и иной раз наваливаться всем телом. Но в конечном счёте она смогла отрезать себе сочную часть бедра. После этого она, без лишних условностей, вцепилась в кусок руками и зубами, поглощая сырую плоть с жадностью человека, по-настоящему изведавшего всю глубину слова «голод». Собственно, дочь ярла Бъёрга, младшая из его детей, и сама не сильно-то отличалась по виду от мёртвой: была бледной и слабой, безразличной к своей внешности, и отощавшей настолько, что казалось, будто в теле её и не было уже ничего, кроме кожи и костей.
Лучше всех держался Кнут, по-прежнему сохраняя достаточно сил и отрывая куски от мертвеца голыми руками, ломая с громким хрустом кости и разрывая затвердевшие мышцы. Он одобрительно улыбнулся Ригу, улыбкой в чужой крови, и Риг ободряюще улыбнулся ему в ответ, после чего все они продолжили рвать куски мяса с руки их отца. Главное жевать как можно меньше, стараться проглотить до того, как почувствуешь весь вкус.
Отец смотрел на них безразлично, лишь изредка переводя взгляд с одного своего ребёнка на другого. Когда раздался резкий, требовательный стук в дверь, он немного напрягся, словно хотел встать, но уже в следующее мгновение вновь расслабил свои мышцы и безропотно позволил своей дочери отрезать солидную часть его щеки.
— Именем Безземельного Короля, открывайте! — подал голос Финн по ту сторону двери.
И Бартл Равный как всегда был подле старшего брата, вторил ему рычащим голосом:
— Открывайте! Покуда вам есть, что ещё открывать!
— Это наш дом, — крикнул в ответ Риг. — Убирайтесь, оставьте меня в покое.
— Это просто дом, мальчик, — услышал Риг голос Короля. — Дерево, камни и гвозди. Никто по-настоящему не может владеть им, это же просто вещь. Никто ничем не владеет, даже своим именем. Но теперь этот дом наш, и тебе пора идти. Тебе нужно идти, парень, слышишь меня?
— Уходи отсюда!
— Иди, давай! Вперёд!
— Быстрее!
— Проваливай! Уходи!
Дверь не выдержала напора, разлетелась в щепки. Но не успел первый наёмник Безземельного Короля пройти внутрь, как Кнут уже был у порога с топором и мечом в руках, одним взмахом отгоняя иноземцев обратно.
Финн успел найти взглядом Рига до того, как лезвие топора отделило его голову от туловища. Впрочем, сразу же в дверях возник ещё один Финн, точная копия прошлого, разве что руки без ожогов.
Голова же посмотрела прямо на Рига, сказала беззвучно:
— Тебе нужно уходить.
Но Риг не хотел никуда уходить. Он хотел набить, впервые за долгое время, желудок, согреться, поспать в безопасности и комфорте. Он хотел отдохнуть. Проклятые боги, как же он хотел просто хоть немного отдохнуть.
Открыв рот пошире, Риг сделал мощный укус, принялся быстро орудовать челюстью. Стараясь не думать о том, что именно он ест, стараясь проглотить побыстрее и забыть, забыться в тревожном сне, забыть о том, что он сделал. Забыть о том, что он не сделал. Забыть.
Забыть!
— Всё в порядке, Риг, — сказала сестра. — Я этого хотела.
Закончив с её рукой, Риг взялся за нож и нарезал бедро, пальцами утопая в горячей крови. Лишь в этот момент он осознал, что отец больше не с ними, что его младшая сестра больше не двигается, что лежит она на полу перед ним. А в его руках нож, и руки эти согреты её кровью.
— Это был мой выбор, Риг.
— Нет.
Он вскочил так быстро, насколько позволяло его измученное тело. Попятился.
— Нет! Кнут, открой дверь, позови на помощь!
Кнут его не слушал, сражался с незваными гостями, убивал незнакомых людей.
— Я этого хотела.
— Кнут, она умирает! Оставь их, позови кого-нибудь.
Звон стали, крики умирающих, стоны боли. Он не обернулся, её глаза закрылись.
— Всё в порядке, Риг. Это был мой выбор.
— Нет.
Едва удерживаясь на ногах, с окровавленным ножом в руке, он с трудом добрался до двери. Толкнул брата с дороги, хотел выйти наружу, но Кнут схватил его за руку. Крепко, хваткой мертвеца.
Риг поднял взгляд, увидел отца. Мёртвое лицо, мёртвые глаза. Глаза всегда были такими, даже когда он был жив.
— Отпусти меня! — дёрнулся, попытался вырваться, но отец лишь притянул его ближе, обхватил второй рукой. — Отпусти! Ненавижу!
Позиция для удара была ужасной, без возможности замахнуться. Но лезвие ножа было острым, оставило на руке отца длинный шрам, выпустило кровь. Хватка ослабла, и Риг смог вырваться. Но лишь на мгновение — почти сразу же вновь оказался в крепком захвате.
— Я ненавижу тебя!
Слезы стекали по его лицу.
— Ненавижу!
Окровавленными пальцами отец вырвал нож у Рига из ладони, бросил его на безжизненную землю. Поморщился от боли, сказал хрипло:
— Мы на другой стороне, Риг, мы справились. Приди в себя. Дыши глубже, выпусти из себя эту дрянь.
Кнут медленно ослабил хватку, и Риг обессиленно сел на пыльную землю, с трудом удерживая себя в сознания. Порез на ладони кровоточил, все мышцы болели, а взгляд туманился. Но что хуже всего, голова просто раскалывалась от боли, словно тысячи кривых гвоздей сначала вбили в неё по одному, а теперь стали вытаскивать в обратном порядке.
С трудом ему удалось сфокусироваться на широком поле, поросшем исключительно мерзким и ядовитым чернослёзом. Не знавший конкуренции других сорняков, крестьянского плуга или даже подошвы простого сапога, чёрная мерзость с пепельно-серыми листьями разрослась на высоту в половину человеческого роста и по какой-то никому не известной причине в этом месте росла особенно хорошо, отхватив себе солидную долю земли. Целая поляна. Не такая уж и большая, как могло показаться на первый взгляд, и даже неспешным шагом взрослый человек легко бы преодолел эти заросли меньше, чем за час.
Да, кажется так он и сказал, когда увидел это поле: «не такое уж и большое». Подняв голову и взглянув на предзакатное небо, Риг осознал, что провёл среди ядовитых испарений добрую половину дня и невольно вздрогнул. В ответ на это крошечное движение голова отозвалась новыми вспышками острой боли, и Риг невольно застонал.
Дела у других участников похода были немногим лучше. Неподалёку лежал на спине Эйрик, тяжело дыша, с лицом исцарапанным, и кулаками, сбитыми в кровь. Рядом, свернувшись калачиком и крепко зажмурив глаза, лежал Робин Предпоследний, а чуть в стороне от них согнулась в рвотных позывах Дэгни Плетунья. Бешеный Нос ходил из стороны в сторону, бормоча что-то неслышное, пока Трёшка следил за ним мутным взглядом, бездумно подёргивая свои кольца. Дальше всех сидел шаур, спиной ко всем, без своей шляпы оказавшийся абсолютно лысым, а белая повязка, обычно покрывавшая глаза воина с далёкого юга, лежала рядом, полностью красная от крови.
Безземельный Король и его наёмники выглядели ничуть не лучше. Сам Браудер, грязный и встрёпанный, словно его протащили сюда за лошадью от самого Эриндаля, сидел сгорбившись, с разорванным воротником и расцарапанным горлом, дышал тяжело и часто, будто бы не мог надышаться. Финн перебинтовывал свои руки с расчёсанными до крови ожогами, пока его младший брат сидел рядом, растерянный и потерянный, словно ребёнок, получивший травму, но ещё не успевший осознать боль и закричать.
Единственными, кто выглядели вполне обыденно, оказались Мёртвый Дикарь Синдри и Ондмар Стародуб. Безумный старик, изредка поглядывая на ворлингов с улыбкой, неспешно и методично ощипывал ближайший стебель черносзёза, аккуратно упаковываю в свою сумку проклятые листья, и напевал себе под нос. Великий воин же стоял неподвижно, задумчиво глядя на оставшееся позади поле, из которого выходили последние воины.
Вэндаль Златовласый шёл босиком, оставляя на сухой земле кровавые следы, и шатало его при этом точно пьяного, по всей видимости понуждая вновь нарезать бесполезные круги вокруг пустого места. Удерживал его от подобного Стрик, чьи красные навыкате глаза выглядели совершенно безумно, и стекающая по его грязной бороде слюна очарования старику так же не добавляла. Однако не считая этого, он выглядел вполне обычно и шаг его был довольно уверенным. Сразу за ними шёл Ингварр Пешеход с заплаканным лицом, неся на руках обмякшее тело Кэриты, беспокойно ворочавшейся в его огромных руках. После них из зарослей вышел Йоран Младший, пышущий злостью, и взглядом быстро перебегая от одного товарища к другому, словно загнанный в угол зверь. А замыкал шествие Элоф Солёный, выглядевший на удивление обыденно, словно не встретил среди ядовитых испарений ничего необычного или ему незнакомого. Заметив взгляд Рига, бывалый воин поднял руку в приветствии.
— Ну как ты? — спросил Кнут, положив руку на плечо брата. — Получше?
Кнут тяжело дышал, словно с глубокого дна выплыл или забыл на время как дышать, и лишь в последний момент вспомнил. Весь был мокрый от пота, но как всегда стойкий, непоколебимый.
С большим трудом Ригу удалось поднять голову и посмотреть старшему брату в лицо, весьма похожее на то, что носил их отец. И ещё большего труда ему стоили простые и негромкие слова, сказанные с абсолютной уверенностью:
— Я ненавижу тебя, Кнут, — было так странно говорить об этом вслух, да даже просто думать об этом. — Я надеялся, что ты умрёшь в своём первом походе, как и во всех последующих. Я надеялся, что ты умрёшь на Ступенях и в испытании на меже. И я надеюсь, что ты умрёшь на Мёртвой Земле.
Рука Кнута медленно ушла с плеча брата. Риг опустил голову: не мог и не хотел видеть его лица, опасался его вопросов, а ещё более — его оправданий. В этот момент он лишь хотел, чтобы Кнут ушёл.
Ригу было более нечего сказать, а Кнуту, по всей видимости, нечего было ответить. В молчании они провели несколько бесконечно долгих мгновений.
— Я знаю, — сказал Кнут в итоге, после чего оставил Рига в покое.
Отправился помогать уставшему Игварру, бережно забрав из его рук тело Кэриты, беспокойной от неизвестных кошмаров. Риг же оставался на своём месте, чувствуя лёгкую дрожь в душе: от страха и освобождения.
Впервые за всю свою жизнь он был один.