Марица. Исток

Глава 12 Верания

Во дворец меня доставили на рассвете, ещё до завтрака, в экипаже Янгов. Демитр, уступая моей настойчивой просьбе, остался в гарнизоне, а моё сопровождение доверил верному капралу. Перед моим отъездом он собрал личный состав и под строжайшим запретом запретил распространяться о помолвке — король желал избежать преждевременных сплетен и ненужных пересудов в связи с моим недавним назначением. Офицеры и солдаты, уважающие своего командира, поклялись молчать, как незаряжанная пистоль.

Коридоры дворца встретили меня гулкой, спящей тишиной. Свет магических сфер, плавающих под сводами, был приглушен до мягкого сияния, достаточного, чтобы не споткнуться о ковер, но не более. Я шла, почти бесшумно ступая по узорному ворсу, прижимая к груди сверток из грубой ткани, в который было завернуто разорванное шелковое платье.

Мысль о том, что я вообще забрала его с собой, казалась теперь верхом идиотизма. Что я собиралась с ним делать? Спрятать? Сжечь? Выбросить в один из дворцовых колодцев под покровом ночи? Это платье было немым свидетелем всего: нападения, страха, слёз… и того, что произошло потом. В его изорванных шелковых складках застыл запах гарнизонного кабинета, дыма, мужской кожи и чего-то ещё, сугубо личного, что заставляло кровь приливать к щекам при одном воспоминании.

А главное — Сила. Ненасытная, дотошная, любящая меня всей душой и оттого совершенно невыносимая в своих расспросах Сила. Она сразу заметит отсутствие платья. А если я явлюсь в новом, простом, из серой шерсти, да ещё и с таинственным свёртком в руках… Её любопытство взлетит до небес. Она будет кружить вокруг меня, как ястреб, задавая вопросы с невинным видом, пока я не взорвусь и не выложу всё — про нападение, про гарнизон, про Демитра…

Я вошла в свои покои тихо, крадучись. И, разумеется, моя личная горничная была уже там, расставляя на столе завтрак. Она обернулась, посмотрев на меня, и решительное выражение ее лица не сулило ничего хорошего.

— Тэба! — выдохнула она, хватая меня за рукав и втягивая внутрь. — Где вы пропадали? Я чуть с ума не сошла! Получила вашу записку, но… — Её взгляд, быстрый и цепкий, как у сороки, скользнул по мне с ног до головы. Он задержался на новом, скромном платье, на моих спутанных волосах, на свёртке в моих руках. — Что это? И это что на вас надето? Где ваше вчерашнее платье? То, что Её Величество…

— Успокойся, Сила, — попыталась я отвести её руки, судорожно прижимая свёрток. — Всё в порядке. Просто… я его случайно порвала. Пришлось купить по пути что-то попроще.

Сила отступила на шаг, сложив руки на груди. Её взгляд стал подозрительным и острым.

— Случайно⁈ То есть вы думаете, что я поверю, что вы случайно, после того, как мы с королевой… — Сила запнулась, а потом решительно потянула свою руку к свертку. Нет, кажется, Истер прав — я действительно слишком мягка со слугами. — Дайте-ка я взгляну. Думаю, его можно зашить!

Я попыталась пройти мимо нее к спальне, но Сила была проворнее. Она ловко выхватила у меня из рук свёрток.

— Нет, Сила, не надо! — попыталась я воспротивиться, но было поздно.

Она развернула грубую ткань, и её взору предстало изодранное в клочья, испачканное грязью и чем-то тёмным, похожим на кровь или вино, платье. Сила замерла, побледнев. Она подняла на меня широко раскрытые глаза, полные неподдельного ужаса.

— Боги милостивые… — прошептала она. — Тэба… чтобы так… да это же… это же на вас напали! — Её голос сорвался на высокую, испуганную ноту. — Это же не просто порвалось! Так только… только если по булыжникам волоком тащить! Или с лестницы в порту кубарем скатиться! И вас не было всю ночь! Я волновалась, хоть и записку получила! Вы снова влипли во что-то ужасное, а признаваться не хотите!

Она бросила смятое платье на стул и схватила меня за руки, тряся их.

— Нет, это уже слишком! Я прямо сейчас иду к королю! Пусть его гвардейцы всё выяснят! Кто посмел тронуть личного мага Его Величества!

— Сила, успокойся, я требую! — попыталась я придать своему голосу твердости, но он дрогнул. — Всё уже выяснено. Всё в порядке.

— Какое в порядке⁈ — почти закричала она. — Да вы посмотрите на себя! И на это! Это же…

В этот момент от двери, которую Сила в волнении не закрыла, раздался спокойный, бархатный голос, от которого у меня по спине побежали мурашки.

— Тэба Лантерис? Наконец-то. Где вы пропадали? Я хотела попросить вас…

В проёме стояла королева Верания. Утренний свет из окна позади неё очерчивал её стройный силуэт в лёгком кружевном утреннем платье. Её взгляд, тёплый и любопытный, скользнул по моему лицу, по одежде, а затем опустился на развернутый сверток на стуле. Лёгкая, беззаботная улыбка медленно сошла с её губ. Её лицо стало строгим и бледным. Она сделала шаг вперёд, и её глаза, внезапно потемневшие от тревоги, впились в меня.

— Марица… — прошептала она, и в её голосе прозвучал ужас. — Это… это твоё платье? Что случилось? Ради всего святого… на тебя напали?

Утро явно перестает быть скучным. Я едва не застонала вслух, опускаясь в почтительном реверансе перед королевой, и судорожно соображая, что сказать. Верания смотрела на меня не с паникой истеричной светской дамы, а с холодной, сфокусированной ясностью. Её взгляд, обычно томный и рассеянный, сейчас был острым и проницательным, как отточенный стилет. Врать не имело смысла. Не поверит.

Первое время при дворе, к своему стыду, я считала её легкомысленной куклой, увлеченной лишь нарядами и придворными интригами. Как же я ошибалась. Тогда я не понимала, что это были лишь попытки заглушить всю боль, что жила в сердце этой женщины. И маска, позволяющая выжить при дворе и видеть то, что другие предпочитали не замечать. Настоящая Верания была другой — умной, проницательной женщиной с уникальной интуицией.

Именно она, а не Ледарс, стала той, кто первым догадался обо мне. Если бы не её проницательность, король, быть может, до сих пор пребывал бы в неведении, что его мёртвая дочь живее всех живых и вот уже который год стоит на совещаниях за спинкой его трона. Именно Верания в первую же неделю моего появления при дворе заметила то, мимо чего прошёл взгляд её мужа-стратега, — невероятное, бьющее в глаза сходство моих черт с портретом её собственной матери, висевшим в её личных покоях. Именно она, а не подозрительный Ледарс, уловила ту особую напряжённость, с которой Истер следил за моими каждым шагом. Наши перешептывания. Его заботу.

Ей потребовалось всего две недели тихих наблюдений и умелых расспросов, чтобы сложить разрозненные кусочки в единую, немыслимую картину. И именно королева, отложив в сторону веер и безделушки, прижала кронпринца к стене в его же кабинете. Она не спрашивала — она констатировала, выкладывая перед ним улику за уликой: мой возраст, мою магию, моё сходство, его странное поведение. И когда он, бледный, пытался запинаться и отрицать, она, своей железной волей, заставила его признаться во всём.

Сейчас она не двигалась. Ее взгляд скользнул с моего лица на бледную, трясущуюся от волнения Силу, на злополучный свёрток, и обратно ко мне.

— Всем выйти, — её голос прозвучал негромко, но с такой неоспоримой властью, что Сила и фрейлины Ее Величества, стоящие за ее спиной, сделав низкий реверанс, поспешно ретировались, притворив за собой дверь. Щелчок замка прозвучал как приговор.

Мы остались одни. Тишина, нарушаемой лишь трепетным биением моего сердца, давила. Королева медленно подошла к стулу, на котором лежало порванное платье. Она не притронулась к нему, лишь склонилась, вглядываясь в бурые пятна и рваные шелковые клочья. Её пальцы сжались в кулаки, костяшки побелели.

— Марица, — она повторила моё имя, и на этот раз в нём не было ужаса. Был холодный, смертельно опасный гнев. Она выпрямилась и повернулась ко мне. — Перестань ёрзать и отвечай. Что. Произошло.

Это была уже не та Верания, что часами могла обсуждать фасоны платьев и оттенки румян. Это была львица, защищающая своего детёныша, которого однажды уже успела потерять. Я вспомнила Лисарию, свою вторую маму, которая была готова разорвать в клочья проезжего купца лишь за то, что он посмел поднять на меня руку. Но мама никогда не переживала ужас потери ребенка. А Верания его пережила. Ужас от потери обоих ее детей.

— Ваше Величество… я… — голос мой предательски дрогнул.

— Верания, — поправила она резко. — Когда мою дочь чуть не убили, мы отбрасываем церемонии. Говори. Сейчас же. Кто это сделал?

От её слов у меня перехватило дыхание. Она знала. Конечно, знала. Она с первого взгляда увидела не просто следы уличного ограбления, а целенаправленное, яростное насилие. И хотя на ее лице не отразилось ни одной эмоции, я знала — она ужасе. Призрак мамы Лисарии вновь возник перед глазами, отчитывая меня за то, что я заставила Веранию волноваться. Я встряхнула головой, отгоняя образы. Бесполезно.

— Всё в порядке. Небольшое недоразумение на окраине. Всё уже улажено. Генерал Янг…

Имя сорвалось с губ раньше, чем я успела его остановить. Глупая, глупая ошибка.

Глаза Верании сузились. Взгляд её скользнул с моего испачканного платья на моё новое, простое, серое, а затем вернулся к моему лицу. В её взгляде читалось не просто любопытство — там был расчёт, молниеносная работа ума, сопоставляющего факты.

— Генерал Янг? — она повторила мягко, и в её голосе зазвучали новые, опасные нотки. — Демитр Янг? Тот самый, что недавно развелся и теперь… опекает тебя?

Она сделала паузу, давая мне понять, что знает гораздо больше, чем я предполагала. Придворные сплетни долетели и до её ушей, и ей не нужны были видения, чтобы понять, что Демитр чувствует ко мне.

Я глубоко вздохнула. Но прятаться дальше не имело смысла. Верания заслуживала правды. По крайней мере, её часть.

— Да, — выдохнула я, заставляя себя встретиться с её пронзительным взглядом. — Демитр Янг. Тот самый, который пять лет назад просил моей руки. И получил отказ не от меня.

Королева не моргнула. Лишь одна её идеально очерченная бровь чуть приподнялась, побуждая продолжать.

— Его Величество устроил его помолвку с Ладенией. Демитр был вынужден подчиниться. Но мы… — я сглотнула, чувствуя, как жар стыда и горечи заливает щёки. — Мы переписывались. Все эти годы. А вчера… — голос мой дрогнул, но я вынудила себя закончить, глядя прямо перед собой. — Вчера, после нападения, он предоставил мне убежище в гарнизоне. И да. Мы провели ночь вместе.

Я ждала всего: вспышки гнева, ледяного молчания, упрёков в безрассудстве и легкомыслии. Готовилась к тому, что её материнский гнев обрушится на Демитра, на меня, на весь мир.

Но Верания лишь медленно выдохнула и тяжело опустилась на кресло. Её пальцы сжали резные деревянные подлокотники так, что суставы побелели. Она смотрела куда-то мимо меня, в солнечные блики на паркете, и в её глазах плескалась такая глубокая, бездонная горечь, что мне стало физически больно.

— И это, — произнесла она наконец, и её голос, обычно такой мелодичный, звучал приглушённо и устало, — первый раз, когда ты говоришь со мной откровенно. Не как подданная с королевой. А как дочь с матерью.

Она покачала головой, и в этом жесте было не осуждение, а бесконечная усталость от многолетней борьбы с невидимой стеной.

— Я так рада, дитя моё. Боги, ты не представляешь, как я рада каждому твоему вздоху, каждому мгновению, что ты жива и здорова. После того, что случилось… после тех лет пустоты… — она сжала веки, сгоняя набежавшую влагу. — Но это так сложно. Ты вошла в этот дворец как героиня и талантливый маг. Да, Истер тебя рекомендовал, но решение принимал Ледарс на основе твоих заслуг. Ты добилась всего сама — назначения, орденов. Даже Истера заставила сделать так, как хочется тебе. Ты не нуждалась во мне. Ты не искала у меня ни советов, ни участия, ни… ласки.

Она посмотрела на меня прямо, и её взгляд был полон грусти и нежности.

— Я понимаю. Я не Лисария. Я не та, кто растил тебя, кто зашивал твои платья и вытирал слёзы с твоих щёк. Я — чужая женщина в роскошных покоях, которую ты обязана называть «Ваше Величество». И я… я пыталась принять эти правила. Держаться на почтительной дистанции, когда всё во мне кричало, желая обнять тебя, расспросить о твоём дне, предложить свою помощь. Я видела, как ты скорее горы сдвинешь магией, чем попросишь о помощи. Скорее изойдёшь кровью, чем признаешься в слабости. И я смирилась с тем, что всегда буду лишь молчаливой наблюдательницей твоей жизни.

Её губы дрогнули, сложившись в горькую улыбку.

— А теперь… теперь ты признаешься о своей ночи с мужчиной. Ты доверяешь мне самое сокровенное. И я не знаю, плакать мне от счастья, что ты наконец-то позволила мне подойти ближе, или рыдать от ужаса за тебя, понимая, что могла снова тебя потерять.

Я застыла, оглушенная её словами. Ведь даже представить себе не могла, что все мои попытки избавится от удушающей опеки, к которой я просто не привыкла, она воспринимает именно так. Что она чужая. Что она мне не нужна. Я просто не заметила израненную, одинокую, отчаянно желавшую хоть каплю тепла от дочери, которую у неё украли.

— Мама… — голос мой сорвался на шёпот., а Верания вздрогнула от этого простого слова. Я сделала шаг вперёд, потом ещё один, и опустилась перед её креслом на колени, как когда-то в детстве перед Лисарией. Мои руки сами потянулись к её сжатым, холодным пальцам, и я осторожно прикрыла их своими. — Простите меня. Пожалуйста, прости. Я… я совсем не против быть к тебе ближе. Просто… не так.

Она смотрела на меня сквозь пелену слёз, не отнимая рук.

— Не тогда, когда ты заваливаешь меня такими подарками, что весь дворец начинает меня ненавидеть за твою благосклонность, — выдохнула я, и на мои щёки тоже пробились предательские капли. — И не тогда, когда ты пытаешься вытянуть из меня каждую мысль и чувство, словно щипцами. Я не привыкла к тому, что надо мной трясутся и относятся ко мне, словно я хрустальная ваза. Папа Адорд семь потов с меня сгонял на тренировках. А мама Лисария возила с собой по домам пациентов, где не было опасности заражения. Они просто не тряслись надо мной. Я просто… Просто можно чуть меньше опеки? Намного меньше, если честно. И чуть больше просто… дружеского участия?

Я сжала её пальцы, чувствуя, как они постепенно расслабляются в моих.

— Ты для меня не чужая. Никогда не была. И сейчас… сейчас я просто боюсь сделать что-то не так и снова всё разрушить.

Верания ахнула, тихо, сдавленно, и её свободная рука потянулась к моему лицу. Тёплые пальцы коснулись щеки, смахнули слезу.

— О, дитя моё… — её голос дрожал. — Моя девочка… Прости меня. Прости старую, глупую женщину, которая так старалась, что только отталкивала тебя ещё сильнее.

— Не глупую, — я уткнулась лбом в её колени, как когда-то в детстве, прячась в складках платья Лисарии. — Никогда не глупую. Просто… давай ты не будешь забывать, что мне не шесть лет, а двадцать три года. И я сама кого хочешь в порошок растереть способна.

Мы сидели так несколько минут, пока её тихие рыдания не пошли на убыль. Потом она глубоко вздохнула, вытерла глаза изящным краем рукава и посмотрела на меня с новым, странным выражением — смесью материнской заботы и чисто женского любопытства.

— Ну так что… — её губы дрогнули в слабой, но уже почти шаловливой улыбке. — Он был… с тобой нежен? Тебе… понравилось?

Я отшатнулась, почувствовав, как горит всё лицо. От неожиданности аж перехватило дыхание.

— Ваше Величество! — воскликнула я, не в силах скрыть шок. — Вы… вы всерьёз спрашиваете об этом? Ваша дочь провела ночь с мужчиной без благословения, без помолвки, на полу в кабинете, а вас волнует, понравилось ли мне? А как же репутация? Приличия?

Королева махнула рукой с таким видом, будто отмахивалась от назойливой мухи.

— Репутация? — фыркнула она, и в её глазах мелькнула та самая стальная воля, что держала на плаву целое королевство. — После того, как я потеряла тебя, а потом почти потеряла и Истера, я поняла одну простую вещь, дочь моя. Счастье — оно хрупкое. Минуешь — и его уже нет. Его нельзя откладывать на потом, пока не будут соблюдены все правила и приличия. Правила придуманы глупцами, а счастье — нет. Так что — отвечай. Он был хорош? Я вижу, как ты вся вспыхнула. Он заставил тебя забыть обо всём?

Я смотрела на неё с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова. Мой разум, привыкший всё анализировать, всё раскладывать по полочкам, встал в полный ступор. Это была не королева. Это была… подруга. Спутанная, любопытная подруга, выпытывающая подробности после бурной ночи.

И шер, это было… восхитительно.

— Он… — я сглотнула, чувствуя, как жар разливается по всему телу при одном только воспоминании. — Он был… яростным. И нежным. Одновременно. И да… — я опустила глаза, снова чувствуя себя шестнадцатилетней девочкой, признающейся матери в первом поцелуе. — Да, мне понравилось. Очень.

Верания удовлетворённо вздохнула, и её лицо озарилось такой тёплой, сияющей улыбкой, что стало похоже на солнце.

— Ну и слава богам, — прошептала она. — А то я уже начала волноваться. Он же дракон, они иногда бывают… чересчур импульсивны. Но раз ты довольна… — она многозначительно приподняла бровь. — Значит, не так уж и плохо всё было на самом деле. Хотя на полу… — она сморщила носик. — В следующий раз, скажи ему, что у меня есть отличные апартаменты с очень удобной кроватью. Скрытые от посторонних глаз. Для особых случаев.

Я простонала и закрыла лицо руками, но сквозь пальцы пробивался смех. Смех облегчения, счастья и какой-то безумной, невероятной свободы.

— Матушка! — простонала я. — Умоляю, остановись!

Но Верания только рассмеялась — звонко, по-девичьи, и потянула меня за собой, чтобы обнять уже по-настоящему. И в этом объятии не было ни королевы, ни придворного мага. Были просто мать и дочь.

— Хорошо, хорошо, не буду, — Верания отступила, но лукавый огонёк в её глазах не погас. Она поправила складки своего платья, и её выражение стало чуть более серьёзным, хотя лёгкая улыбка всё ещё играла на губах. — Но, дитя моё, позволь материнскому сердцу высказать одно… опасение. Всего одно.

Я насторожилась, интуитивно чувствуя смену тона.

— Какое?

— Демитр… Он пережил жестокое предательство. Публичный позор. Он взял на себя ответственность за детей, которые не являются его кровью, — она говорила мягко, без осуждения, лишь с лёгкой грустью. — Это не может не оставить шрамов. Глубоких. И они могут проявляться… в излишней ревности, в стремлении контролировать, в страхе снова быть обманутым. А его бывшая супруга… Ладения. Она останется частью его жизни, пусть и на расстоянии, ведь она мать этих детей. Это сложная ситуация. Очень.

Я опустила взгляд, её слова попали точно в цель, в ту самую тревогу, которую я сама старалась загнать поглубже.

— Ты думаешь… из-за этого мне не стоит с ним связываться? Что он… сломан? — выдохнула я.

— Нет! — её ответ прозвучал твёрдо и без колебаний. Она снова взяла мою руку. — Ни в коем случае. Демитр Янг — благородный, сильный мужчина. Его поступок с детьми говорит о его характере больше, чем любые титулы. И он, без сомнения, один из самых достойных претендентов на руку принцессы, о которых я только могу мечтать. Боги знают, после того морока, что устраивал Истер, подбирая тебе женихов, он — настоящая находка.

Она вздохнула, и её взгляд стал проницательным, мудрым.

— Я говорю лишь о том, что эти шрамы — они есть. И их нельзя игнорировать, надеясь, что одна лишь страсть всё исцелит. С ними нужно будет иметь дело. Говорить о них. Открыто. С самого начала. Иначе невысказанные обиды и страхи превратятся в тихий яд, который будет отравлять вас обоих, пока не станет слишком поздно. Боль от такого бывает… разрушительной. — Она посмотрела на меня с безграничной нежностью и лёгкой грустью. — Я не отговариваю тебя, дочь моя. Я лишь прошу тебя быть умнее своей матери. Я закрывала глаза на слишком многое в отношениях с твоим отцом, пока однажды мы не оказались на грани пропасти, с потерянным сыном и мёртвой дочерью между нами. Не повторяй моих ошибок. Любви нужна не только страсть, но и мужество смотреть правде в глаза.

Я молчала, переваривая услышанное. Она была права. Я видела отголоски его боли — в той самой ревности, что едва не вспыхнула сегодня утром, в его ярости при мысли, что я могу принадлежать другому.

— Я… я понимаю, — наконец сказала я тихо. — Ты права. Мы… нам нужно будет поговорить. Обязательно.

Верания мягко улыбнулась и потянулась, чтобы поправить выбившуюся прядь моих волос.

— Вот и хорошо. И отцу… — в ее глазах вновь блестнул лукавый огонек. — Мы пока ничего не скажем!