Марица. Исток

Глава 16 Передышка и надежда

Карета, которую Демитр предоставил мне, была запряжена парой нервных гнедых лошадей. Я мчалась по улицам столицы, которые больше не напоминали знакомый город. Это был ад, сошедший с полотен безумных художников.

Через запыленное стекло я видела всё. Мага в разорванных мантиях, сидевшего на корточках посреди мостовой и безучастно смотрящего на свои обожженные, бесполезные руки. Дракона — не Демитра, а другого, поменьше, с янтарной чешуей — он зализывал рану на крыле, и в его глазах стояла животная боль и недоумение. Повсюду валялись тела, накрытые тем, что нашлось под рукой — плащами, кусками ткани, обломками дверей. Но хуже всего были живые. Те, кто ходил, слоняясь в оцепенении, с пустыми, ничего не видящими глазами. Их тихий, монотонный плач сливался в один сплошной, душераздирающий стон, заглушаемый лишь отдаленными взрывами и треском рушащихся зданий.

Карета свернула на проспект, и впереди, в разрыве между почерневшими домами, показался дворец. Сердце мое сжалось, заныло. Одна из западных башен лежала в руинах, изломанная каменная кладка зияла, как сломанные кости. Родители. Истер. Они там. Возможно, живы. Возможно, уже нет. Комок подступил к горлу, горький и безжалостный. Каждый нерв, каждая клетка тела рвалась туда, к ним, вломиться в тронный зал, в покои, отбросить целителей и самой…

Карета резко дернулась, едва не выбросив меня с сиденья. Кучер что-то крикнул, ругаясь, и хлестнул лошадей. Я впилась пальцами в бархатную обивку, чувствуя, как по спине пробежала ледяная волна и колыхание магии внутри. Не сейчас. Только не сейчас.

Но это было неизбежно. Давление в ушах нарастало, воздух сгустился, наполнившись запахом озона и горячего камня. Земля под колесами кареты содрогнулась, негромко, но глубоко, предупреждая о новом, еще более мощном толчке. Он приближался. Волна хаоса, яростная и слепая, катилась по основам мира, и на сей раз она могла смести с лица земли то, что еще оставалось стоять.

Мне нужно было успеть. Успеть раньше, чем рванет. Я должна была добраться до того места силы и попробовать рунами хоть немного воздействовать на нити мироздания, хоть немного разделить их с колдовством Иллюзиона.

— Гони быстрее! — крикнула я в окошко, и голос мой сорвался на визгливую, чужую ноту.

Кучер что-то пробормотал в ответ, но лошади рванули с новым рвением, заставляя колеса подпрыгивать на булыжниках. Я откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза, пытаясь загнать обратно слезы и панику. Перед глазами снова встали нити — багровые, пульсирующие, сплетающиеся в паутину грядущего конца.

Мы должны были успеть. Я должна была успеть.

Карета резко дернулась и замерла, едва не опрокинувшись на бок. Лошади испуганно встали на дыбы. Извозчик выругался, хлестнув вожжами, но дальше ехать было невозможно — дорогу преградила груда обломков и толпа обезумевших людей.

— Дальше не проехать, тэба! — крикнул кучер, оборачиваясь ко мне. Его лицо было бледным, глаза бегали по сторонам.

Я не стала ждать, пока он спустится, чтобы помочь. Рывком открыла дверцу, подобрав юбки и прижимая к груди сумку с деревянными дощечками и кристаллом, выскочила из кареты. Сердце бешено колотилось, в висках стучало.

— Ждите здесь! — крикнула я ему, и бросилась вперед, огибая груду камней.

Тот самый холм, место силы, было недалеко. Ноги подкашивались, в горле стоял ком от пыли и страха, но я бежала, не разбирая дороги, спотыкаясь о щебень и трещины в земле.

Наконец, я достигла небольшой поляны, скрытой в чаще. Воздух здесь звенел иной частотой, был гуще, насыщеннее. Давление в ушах сразу же усилилось, а в груди что-то отозвалось слабым, но упрямым эхом. Это было то самое место.

С дрожащими руками я расстелила на земле кусок плотной ткани и высыпала на него руны — тщательно вырезанные и обработанные дощечки из древнего дуба. В центре положила магический кристалл, холодный и тяжелый.

Закрыв глаза, я попыталась отсечь всё: крики из города, гул земли, леденящий страх за близких. Я провалилась в себя, в тот самый хаос видений, что преследовал меня все эти недели. Багровые нити, сплетающиеся в сеть, дрожь земли, лицо с беззвучным криком…

«Не сейчас, — прошептала я сама себе. — Соберись. Действуй».

Я вложила в кристалл первый импульс — чистый, сфокусированный, как игла. Затем взяла первую руну, ощущая шероховатость дерева под пальцами, и попыталась повторить тот причудливый, хаотичный узор, что видела сейчас в видениях. Магия вырвалась грубым, неотёсанным сгустком силы. Землю под ногами затрясло, меня качнуло, и я едва удержалась на ногах. Руна треснула с сухим щелчком.

Вторую попытку сорвал отчаянный вопль, донесшийся со стороны города. Третью — мощный подземный толчок, поваливший меня на колени. Из носу хлынула теплая струйка крови. Я смахнула ее тыльной стороной ладони, не отрывая взгляда от дощечек.

«Четвертая. Должна получиться с четвертой».

Я вдохнула глубоко, чувствуя, как магия вытекает из меня, как вода сквозь сито. Руки горели, старые шрамы ныли адской болью. Но я снова сосредоточилась, вглядываясь в внутреннюю картину — в пульсирующий, яростный, бьющийся в агонии ритм Истока и спокойный, ровный гул этого места.

И на этот раз — получилось.

Тончайшая нить энергии, голубая и прохладная, потянулась от кристалла к первой руне. Та вспыхнула мягким светом и передала импульс следующей. Медленно, неуверенно, но заработал механизм, который я видела лишь в пророчестве. Сеть багровых нитей на мгновение дрогнула, исказилась, будто наткнувшись на невидимое препятствие.

Я не стала ждать. Рухнув на колени, я принялась зачаровывать следующую партию рун, одну за другой, вкладывая в них не только силу, но и мыслеформу, последовательность, алгоритм успокоения. Я не останавливала бурю. Я вплетала в её ярость, в ее боль контрапункт — ровный, размеренный, убаюкивающий ритм.

Часы слились в один непрерывный, мучительный поток времени. Солнце скрылось за дымной пеленой, сменилось луной, которую почти не было видно. Руки онемели и кровоточили, спина затекла, а в глазах стояла серая пелена усталости. Но я продолжала шептать заклинания, вкладывая в каждую руну последние крупицы сил.

Шесть часов спустя я услышала за спиной сдержанный кашель. Я не обернулась, лишь закончила чертить последний символ на последней дощечке.

— Тэба Лантерис, — раздался спокойный, усталый голос канцлера Эшера. — Генерал Янг сообщил, что вы здесь. Город… держится. Пока. Благодаря вам. А лорд Зиран сообщил мне… кем вы приходитесь королю.

Я медленно, с трудом подняла голову. Канцлер стоял в нескольких шагах, его обычно безупречный камзол был в пыли и пятнах, лицо осунулось и постарело, кажется, еще больше.

— Они…? — выдохнула я, не в силах произнести больше.

— Живы, — ответил он коротко. — Без сознания, но живы. Целители не могут ничего сделать. Это… не их область.

Я кивнула, чувствуя, как с плеч спадает камень, но на смену ему приходит новая, тяжелая волна ответственности.

— Руны будут работать две недели, — мои губы потрескались, голос звучал хрипло и чуждо. — Стабилизируют потоки. Но это не надолго. Это… пластырь на рану, что истекает кровью.

Эшер молча кивнул, его взгляд скользнул по мерцающим в темноте дощечкам, затем вернулся ко мне.

— Карета ждет. Нужно понимать, что делать дальше.

Я позволила себе еще одну минуту — закрыла глаза, прислушалась. Гул земли стал тише, ровнее. Багровые нити отступили, запутавшись в голубом свете моих рун. Ненадолго.

Но и этого было достаточно.

— Вам нужен отдых, тэба, — его голос, обычно сухой и безразличный, прозвучал с неожиданной, старческой усталостью. Он взял меня под локоть, и его пальцы, тонкие и костлявые, сжались с неожиданной силой. — Вам нельзя здесь оставаться. Поедемте.

Я не сопротивлялась, позволив ему почти отвести меня к темной, неуклюжей карете с гербом канцелярии на дверце. Ноги подкашивались, в висках стучало. Он помог мне забраться внутрь, на мягкие, потертые сиденья, пахнущие кожей, старыми бумагами и чем-то лекарственным. Дверца захлопнулась, погрузив нас в полумрак, нарушаемый лишь тусклым светом уличных фонарей, пробивающимся сквозь запыленное стекло.

Карета тронулась, подпрыгивая на щебне и трещинах. Я откинула голову на подголовник, закрыла глаза, чувствуя, как мир плывет и раскалывается.

Молчание длилось недолго.

— Пока вы здесь… стабилизировали потоки, в столице началась иная буря, — голос Эшера прозвучал тихо, но четко в темноте. — Герцог Лориан уже требует созыва Совета. Он настаивает, что в отсутствие короля и кронпринца именно он, как ближайший кровный родственник, должен взять бразды правления.

Я не открывала глаз, лишь сжала пальцы на коленях.

— Лориан? — я с усилием выдавила его имя. — Он идиот. Сейчас это последнее, что нам нужно.

— Именно так, — Эшер помолчал, будто взвешивая слова. — Поэтому я намерен объявить Совету, кто вы на самом деле. Права крови — единственное, что может заткнуть ему рот. Принцесса Элана, прямая наследница, перевесит его притязания.

Я резко покачала головой, хотя движение отозвалось новой волной тошноты.

— Нет. Сейчас я бесполезна как принцесса. Я должна заняться тем, чтобы стабилизировать Исток и не дать нам всем погибнуть. Как Светоч я сейчас буду куда полезнее. Объявите меня кем угодно — официальным аркмагом, главой кризисного совета! Но только не принцессой. Не сейчас.

— Ваша скромность делает вам честь, тэба, но сейчас не время для неё, — его голос зазвучал жестче. — Закон есть закон. Право крови…

— Право крови ничего не значит, если за ним нет реальной силы! — голос мой сорвался, прозвучав резко в тесном пространстве кареты. — Пусть Лориан думает, что правит. А мы будем делать то, что должно. Спасать королевство. А для этого мне нужны не регалии, а доступ к архивам и право отдавать приказы. Как Светочу. Это вы и объявите Совету.

Эшер тяжело вздохнул. В темноте я услышала, как он поправляет очки.

— Два года назад, — произнёс он тихо, — когда вы предотвратили покушение, Его Величество подписал один документ. Помимо официального признания вас наследницей, там был и другой пункт. На случай, если и он, и кронпринц окажутся неспособны править, регентом назначался я.

Я открыла глаза и уставилась на его бледное, неразборчивое в полумраке лицо.

— Лорд Зиран сообщил вам об этом?

— Час назад, — кивнул Эшер. — Когда стало ясно, что Их Величества не придут в себя. Он вручил мне запечатанный пакет из личного сейфа короля. Так что у нас есть законное основание действовать. Но для этого мне нужна ваша поддержка. Не как принцессы, — он сделал паузу, — а как Марицы Лантерис. Регентство будет моим. А вы будете работать, как маг.

Я снова откинулась на спинку сиденья, чувствуя, как камень забот ложится на плечи, но на этот раз — чёткий и понятный.

— Хорошо, — выдохнула я. — Значит, так и сделаем. Вы — голос закона. Я — голос магии. А теперь мне нужно увидеть своих родителей.

Карета с глухим стуком подкатила к заднему входу дворца, туда, где обычно принимали поставки и где сейчас кипела мрачная, поспешная деятельность. Я уже потянулась к ручке двери, но твердая, сухая рука Эшера легла мне на запястье.

— Тэба, постойте, — его голос был безжалостно спокоен. — Я не могу допустить вас до Их Величеств. Не сейчас.

Я резко обернулась к нему, и усталость мгновенно сменилась ледяной волной ярости.

— Что? Я должна их видеть! Я должна знать, что с ними!

— Вы должны быть живы и в здравом уме, чтобы делать то, что только что делали, — он не отпускал мою руку, его взгляд был неумолим. — Мы не понимаем, чем это обернулось. Что за болезнь, что за проклятие их сразило. К ним допущены только те, кто точно не сможет им навредить. Слуги-люди под наблюдением целителей. Рисковать вами — значит рисковать всем королевством. Вы это понимаете?

Его слова били точно в цель, холодные и логичные, как всегда. Я вырвала руку, смахнула злые слезы, чувствуя, как бессильная злость подступает к горлу. Он был прав. Чёрт возьми, он был прав. Лишив меня своими словами возможности их обнять.

Я распахнула дверцу и выпрыгнула на мостовую, едва не споткнувшись о выбоину. Воздух был густым и сладковато-приторным от запаха гари, пыли и чего-то ещё, металлического и неприятного — запаха смерти.

И тут я увидела её.

Неподалёку стояла грубая деревянная телега, уже наполовину заполненная бесформенными свёртками в простынях. Двое солдат в запылённой униформе, с пустыми, усталыми лицами, несли очередную ношу. Длинные тёмные волосы выбились из-под грубого полотна, на бледной, застывшей руке, безвольно свисавшей с носилок, я узнала крошечную родинку. Ту самую, над которой она всегда смеялась, говоря, что это отметина весёлого нрава.

Сила.

Мир сузился до этой точки. До её бледного лица, до безжизненных пальцев.

— Нет! — хриплый крик вырвался из моего горла прежде, чем я успела подумать. Я бросилась вперёд, расталкивая солдат, цепляясь за край носилок. — Нет, это не она! Отпустите её! Сила! СИЛА!

Один из солдат, молодой парень с испуганными глазами, попытался удержать меня.

— Тэба, успокойтесь, нельзя…

Я отшвырнула его с силой, которой сама от себя не ожидала. Он отлетел к стене, сполз по ней, бормоча что-то испуганное. Я упала на колени рядом с телегой, схватила её холодную руку, пытаясь разжать окоченевшие пальцы.

— Нет, нет, нет, — я бормотала, тряся её, как будто могла растрясти, вернуть обратно. — Ты же обещала. Обещала, что не оставишь. Сила, просыпайся же!

Но она не просыпалась. Её лицо было спокойным и странно пустым, без привычной живости, без той вечной готовности либо отругать, либо подбодрить. Просто восковая маска. А глаза безучастно смотрели в небо.

Кто-то снова попытался оттащить меня. Сильные руки обхватили меня сзади. Эшер. Его голос прозвучал прямо у уха, тихий и жёсткий:

— Марица. Довольно. Вы ей не поможете. А себе — навредите.

Я не слушала его. Пальцы все еще сжимали ледяную руку Силы, и вдруг, чисто автоматически, как когда-то учила меня мама Лисария, мое сознание выпустило тончайший диагностический импульс. Не заклинание, не магию — рефлекс, вбитый в мышечную память за годы тренировок. Легчайшая нить сознания скользнула внутрь, ища хоть искру жизни, чтобы смириться с потерей.

И нашла ее.

Глубоко-глубоко, под толщей ледяного, магического ступора, слабо, но ритмично пульсировала жизнь. Еле слышный, замедленный стук сердца. Теплый, едва уловимый след магии, поддерживающий самые базовые функции. Она не была мертва. Она была… законсервирована. Заморожена в самый последний миг.

Я резко отдернула руку, будто обожглась, и отползла по земле, уставившись на телегу с новым, леденящим ужасом.

— Нет… — прошептала я, но уже с совершенно иной интонацией. — Нет, это не может быть…

Я вскочила на ноги и, не обращая внимания на оклик Эшера, бросилась к другим носилкам. К мужчине с поседевшими висками, к молодой девушке с запекшейся кровью на виске, к старику — я прикладывала ладони к их лбам, к груди, запуская тот самый автоматический сканирующий импульс, быстрый и безошибочный, как удар сердца.

Десять человек. Из одиннадцати «мертвецов» на телеге — десять были живы. Только один, старик с открытым, пустым взглядом, был по-настоящему пуст. Остальные… остальные просто ждали.

— Куда их везете? — мой голос прозвучал хрипло, я обернулась к тому самому солдату, которого отшвырнула. Он смотрел на меня с опаской.

— За… за город, тэба. Приказ — сжигать тела. Чтобы избежать инфекций от разложения.

У меня перехватило дыхание. Их собирались сжечь заживо.

— Марица, что вы делаете? — Эшер подошел ко мне, его лицо выражало крайнее недоумение и усталость. — Оставьте этих несчастных. Мы должны…

— Они живы! — выкрикнула я, перебивая его. Я схватила его за рукав, заставляя посмотреть на Силу. — Смотрите! Она жива! Все они живы! Их тела… их просто заморозили. Магией. Словно что-то… словно что-то схватило их в самый последний миг и не дало умереть.

И тут озарение ударило меня, как обухом по голове. Это не болезнь. Это не проклятие. Это — Исток.

Исток не бился в слепой ярости. Он бился в агонии, погибая, и пытался спасти то, что мог. Он хватал искры жизни в этом хаосе и… консервировал их. Замораживал. Откладывал на потом их смерть.

— Придворные маги проверяли их, — голос Эшера прозвучал неуверенно. — Они не нашли никаких признаков жизни.

— Они не сонарки! — почти закричала я, с трудом сдерживая рыданий. — Они не лекари! Они не проводят автоматическую диагностику на рефлекторном уровне! Они ищут пульс, дыхание, признаки магической активности. А здесь ничего этого нет! Их просто не учили этому! А меня — учили. Моя мама учила.

Канцлер Эшер замер на мгновение, его обычно непроницаемое лицо исказила гримаса леденящего ужаса. Он резко отшатнулся от меня, судорожно запустив руку в складки своего камзола. Через мгновение в его ладони засветилось маленькое магическое зеркальце в серебряной оправе. Он отвернулся, и его губы зашептали что-то быстрое, сдавленное, почти неслышное из-за гула в моих ушах.

Я не слушала. Мой мир снова сузился до бледного, воскового лица Силы. Я опустилась на колени в пыль перед телегой, не чувствуя острых камней под тонкой тканью платья. Осторожно, дрожащими пальцами, я откинула с её лба прядь тёмных волос, слипшихся от пота и пыли.

— Держись, — прошептала я, гладя её по волосам, как она когда-то утешала меня во время болезни. — Держись, понимаешь? Ты должна. Я приказываю тебе, как твоя госпожа. Хотя… ты никогда меня не слушалась. Но хотя бы в этот раз послушайся! Давай так… Давай сделку. Выживешь — я надену любое, самое дурацкое платье, какое ты только найдёшь. Сделаю любую причёску. Всё что угодно. Только… только держись.

Слёзы текли по моему лицу, оставляя грязные дорожки на пыли, но я даже не пыталась их смахнуть. Я просто сидела, вцепившись в её холодную руку, пытаясь согреть её своим теплом, своим отчаянным, безумным желанием вернуть всё назад.

Тень упала на меня. Я подняла голову. Эшер стоял рядом, убрав зеркальце. Его лицо было пепельно-серым, старческим. Он смотрел куда-то мимо меня, на руины дворца, но видел, должно быть, нечто куда более ужасное.

— Я связался с командующим похоронной командой за стеной, — его голос был глухим, лишённым всяких интонаций. — Затем с главой столичного госпиталя. Ваша правда, тэба Лантерис. Они… они не знали. Диагностика на месте была поверхностной. Признаков жизни не обнаружили. Сжигание… уже началось.

У меня перехватило дыхание. Я впилась в него взглядом, не в силах вымолвить ни слова.

— Двоих, — Эшер сглотнул, и его кадык болезненно дёрнулся. — Успели сжечь только двоих. Остальных… остальных остановили. Теперь их везут в холодные подвалы госпиталя и цитадели. На перепроверку. В остальных городах, деревнях… По всему королевству сделают тоже самое. Вам… вам нужно заняться этим. Координировать лекарей и сонарок. Я отдам распоряжение, чтобы все «умершие» свозились в одно место и ожидали вашей диагностики. А Совету я все последние новости об Истоке, Светоче и этом… — он махнул рукой на тела на телеге — я расскажу и без вас. Нам еще нужно сообщить в Феорилью, Мекеш и Синие горы о людях, чтобы там тоже повременили сжигать тела.

Я лишь устало кивнула, чувствуя, как адреналин окончательно покидает тело, оставляя после себя свинцовую, всепоглощающую усталость. Горечь утраты двоих незнакомых людей смешалась со слабой, дрожащей надеждой. Может быть, ещё не всё потеряно. Может быть, мне сейчас удастся увидеть Сервину, Гондеру и Хестала.

Мысль о друзьях больно кольнула меня, вызвав новую, свежую волну вины. Сервина и Шалос, майор Серан с Клавиной, Вир с Хеллой, Гондера и её нерушимый Турал, Патриния в своей канцелярии, братья Мандоры… Все они там, в этом аду. Живы ли? Целы ли? А я, поглощенная своим горем и долгом, даже не удосужилась послать гонца, чтобы узнать о них. Худшая из подруг. Худшая из товарищей. Это предательство будет грызть меня изнутри, даже если окажется, что с ними все в порядке. А если нет…

Я тряхнула головой. Сейчас сама поеду в город и все узнаю. Нет смысла грызть себя раньше времени. Я снова склонилась над Силой, сжимая ее холодную руку в своих, которые все еще дрожали.

«Я не оставлю тебя, — прошептала я, и голос мой сорвался на хриплый шепот. — Слышишь? Ни тебя, ни их. Я найду способ. Я верну тебя. Клянусь всеми богами, что бы это ни было, что бы мне ни пришлось сделать… Я верну вас всех».

Я наклонилась и коснулась губами ее ледяного лба, словно могла передать через это прикосновение свою клятву, свое тепло, свою ярость. Потом отпустила ее руку, позволив ей осторожно лечь обратно на грубые доски телеги, и встала с колен.

— Её, — я кивнула на свою горничную, — отнесите в мои покои. Положите на кровать. И не трогайте. Просто оставьте ее там. С ней сейчас ничего больше не случится.

Эшер молча кивнул, сделав знак солдатам. Они осторожно, с новым, почти благоговейным ужасом в глазах, подняли носилки с Силой и понесли их к чёрному ходу дворца.

Я смотрела им вслед, пока они не скрылись в полумраке, сжимая в кулаке подол платья и беззвучно шепча одно-единственное слово, ставшее и молитвой, и заклинанием, и обещанием.

— Живыми… Все должны остаться живыми.