Маг-проводник, хромая, повёл нас по лабиринту прочь от той проклятой раковины, где осталась Марица. Каждый шаг отдавался в моей души болью. Инстинкт рвался изнутри, требуя развернуться, вырвать её оттуда, снести эту перламутровую скорлупу и всех, кто посмел встать между нами. Дракон внутри ревел, бушуя и требуя действия, требуя защитить свою самку.
Но я шёл вперёд, держа спину прямо, сохраняя на лице маску спокойствия. Я вёл этих людей. Я был генералом. И я любил её достаточно сильно, чтобы уважать её выбор, даже если он разрывал меня на части.
Нас привели в небольшое помещение, больше похожее на пустую келью. Стены были из того же мерцающего перламутра, по полу струился тусклый свет, исходящий от самого материала. Ни мебели, ни окон. Только гладкие, неестественные поверхности и давящая тишина.
«Обустраивайтесь», — бросил маг сквозь зубы и, развернувшись, вышел. Стена сомкнулась за его спиной, не оставив и намёка на дверь. Мы были в западне. В красивой, отполированной, но западне.
Первым взорвался, как и ожидалось, Чефарт.
— «Обустраивайтесь»! — передразнил он ядовито, пнув стену носком сапога. От удала не осталось и вмятины. — Великолепно!
— Долго они собираются нас тут держать? — спросил Паргус. — Ты же не думаешь, что они её… что с ней что-то…
— Она справится, — прорычал я, и мой голос прозвучал чуть хриплее, чем хотелось бы. Я отвернулся, делая вид, что изучаю помещение, чтобы скрыть дрожь в руках.
— Она там одна, а мы тут заперты, как… — воскликнул Паргус, жестикулируя.
— Как заложники? — вставил Чефарт, язвительно усмехаясь. Его янтарные глаза блестели в полумраке. — Поздравляю, наконец-то дошло. Расслабься, изобретатель. Если бы они хотели нас убить, уже сделали бы это. Пока мы — гости. Нежеланные, но полезные. Беспокоит лишь то, что ваша принцесса осталась наедине с той, чей разум явно прогнил насквозь.
— Чефарт прав, — тихо сказал Асталь. Его бесстрастное лицо было обращено к Паргусу. — Паника бесполезна. Наша задача сейчас — наблюдать и ждать. Любая попытка силового решения до возвращения Марицы будет самоубийственной.
— Ждать, — с горькой усмешкой повторил Паргус. — Отлично. Сиди и жди, пока твою лучшую подругу…
— Она сильнее, чем кажется. — мой голос прозвучал глухо, и мне оставалось лишь надеятся, что он не дрогнул.
— Речь не о силе, Демитр, — тихо сказал Дао Тебарис. Он стоял в центре комнаты, его аристократичное лицо было бледным, но собранным. — Речь о том, что её одну ведут в логово фанатиков, пока мы тут беспомощно ждём. Это неприемлемо с тактической точки зрения.
— А что вы предлагаете? — спросил Серан. Он снял плащ, свернул его и сел на пол, прислонившись к стене. Его движение было спокойным, бытовым, и оно немного снизило накал всеобщего напряжения. — Лбом прошибать стены? Я согласен с Асталем. Думаю, это бесполезно.
— Именно это я и предлагаю, — пробурчал Чефарт, но без прежней ярости. Он тоже опустился на пол, с отвращением проводя ладонью по гладкому, тёплому полу.
Я отошёл в самый дальний угол, где тень от выступа стены скрывала моё лицо. Притворившись, что проверяю прочность кладки, я упёрся ладонями в мерцающую поверхность и закрыл глаза, позволяя волне страха и ярости наконец накрыть меня с головой.
Боги, как мне было страшно! Не за себя. Никогда за себя. Этот холодный ужас, сковывающий внутренности, был только за неё. Я представлял её одну в окружении этих безумных магов. Что они с ней делали? Угрожали? Пытали? Испытывали её силу?
Моё сердце бешено колотилось, требуя действий. Дракон внутри рвался на волю. Он предлагал самое простое решение — снести эту клетку, превратиться в пламя и ярость, найти её и унести прочь. Унести высоко в горы, в какое-нибудь забытое всеми ущелье, где нет никаких королей, советов и умирающих миров. Только мы, дети и тишина.
Я сжал кулаки так, что кости затрещали. Эта картина была такой сладкой, такой желанной… и такой губительной. Потому что, во-первых, мы бы умерли. Все. Вместе с Иларией и Аэлианом. Мир рушится, и нам негде было бы прятаться. А во-вторых… она бы мне этого никогда не простила.
Я слишком хорошо знал Марицу. Знать её — значило любить её силу, её упрямство, её стальную волю. Сломать её волю, даже из самых лучших побуждений, значило бы сломать саму её. Она бы не стала той, кого я люблю. И она бы возненавидела меня за то, что я отнял у неё выбор. За то, что не доверился ей.
Любовь без уважения — это тюрьма. Я видел это на примере многих знакомых аристократов и солдат. И не желал ей такой участи. Не желал ей быть пленницей, даже в золотой клетке, построенной из моей заботы.
Если я хочу быть с ней, я должен уважать её. Доверять ей. Даже когда каждая клетка моего тела кричит о защите. Даже когда дракон требует подчинить, укрыть, спрятать.
Я сделал глубокий, дрожащий вдох и медленно выдохнул, пытаясь усмирить бурю внутри. Я должен был верить в неё. В её силу. В её ум. В её дар, который был сильнее любого клинка или магии.
Я должен был ждать. Это было самое трудное приказание, которое я когда-либо отдавал самому себе.
Открыв глаза, я увидел, что Паргус беспокойно похаживает по комнате, а лорд Каэл сидит с закрытыми глазами, его лицо было сосредоточено — возможно, он пытался своим даром эмпатии почувствовать что-то сквозь стены. Асталь стоял на посту у той стены, через которую мы вошли, неподвижный, как каменное изваяние.
Серан поймал мой взгляд и молча кивнул. В его глазах я прочитал понимание и поддержку. Он знал, что творилось у меня внутри. Он один, наверное, понимал эту пытку — быть сильным, когда хочешь сломаться.
Я кивнул ему в ответ и отодвинулся от стены, снова надевая маску генерала.
— Осмотрите стены, — сказал я, и голос мой снова приобрёл командирскую твёрдость. — Ищите слабые места, скрытые проходы, всё что угодно. Мы не будем сидеть сложа руки. Мы будем готовы. На всякий случай.
«На всякий случай» — означало, если ей понадобится помощь. Если она позовёт.
И тогда никакие стены Иллюзиона не удержат меня от неё.
Время тянулось мучительно медленно. Мы с Асталем обшарили каждую пядь стен, но они были монолитны, без единой щели или скрытого механизма. Чефарт, ворча, пытался простучать пол, ища пустоты, но безрезультатно. Дао сидел, скрестив ноги — он явно перебирал в уме все известные ему магические теории, пытаясь найти слабость в заклятьях, сдерживающих нас. Паргус нервно теребил свою сумку с инструментами, а Каэл так и не открывал глаз, его брови были сведены в напряжённой складке.
Внезапно он встрепенулся.
— Кто-то идёт, — тихо произнёс он.
Все мгновенно замерли. Асталь бесшумно отскочил от стены, приняв боевую стойку. Моя рука сама легла на эфес меча.
Стена бесшумно отъехала в сторону. На пороге стояла Таши. В её худых руках был поднос с простой едой — плоские лепёшки, похожие на наши армейские сухари, и кувшин с водой. Но не это привлекло внимание. Выражение её лица было иным — привычная отстранённая маска дала трещину, обнажив смутное недоумение.
Она вошла и молча поставила поднос на пол. Её чёрные глаза скользнули по каждому из нас, оценивая напряжённую готовность.
— Расслабьтесь, — её голос по-прежнему скрипел, но без прежней враждебности. — Вам ничего не угрожает. Пока.
— А ей? — вырвалось у меня, прежде чем я успел обдумать вопрос.
Таши посмотрела прямо на меня, и в её взгляде мелькнуло что-то вроде понимания.
— Светочу… Марице ничего не грозит, — поправилась она, и это мелкое исправление заставило моё сердце на мгновение замереть от надежды. — Равелла… — она запнулась, подбирая слова, — недооценила ее. Ваша принцесса оказалась крепче, чем предполагалось.
— Слава Богам! — воскликнул Паргус, и его лицо озарила широкая, искренняя улыбка облегчения. — Она всегда всех удивляет!
Таши бросила на него короткий, непонятный взгляд — не то раздражённый, не то заинтересованный.
— Да. Удивляет, — сухо согласилась она. — Равелла сейчас не в состоянии кому-либо угрожать. Ваша подруга… провела с ней разъяснительную беседу. Исток откликнулся на её волю, а не Равеллы. — Она произнесла это с лёгким оттенком неверия, как бы сама до конца не осознавая сказанного. — Те, кто остался верен Равелле, в смятении. Остальные… ждут.
Сказав это, она не ушла, как ожидалось. Вместо этого она прислонилась к стене, скрестив руки на груди, и её взгляд снова блуждал по нашей группе, но теперь с откровенным любопытством.
— Вы странные, — заявила она вдруг. — Дракон, который сдерживает свою природу. Демон, который улыбается, как ребёнок. Люди, которые следуют за магом, не требуя ничего взамен. И… принцесса, которая носит простую одежду и сражается как опытный воин. Вы не вписываетесь в схемы.
— А твои схемы, видимо, были слишком узкими, — парировал Чефарт, но без привычной ехидцы. Скорее, с констатацией факта.
Таши не стала спорить. Она лишь пожала худыми плечами.
— Возможно.
Паргус, воодушевлённый хорошими новостями и её неожиданной разговорчивостью, придвинулся поближе.
— А что… а что она там делала? Марица? Как она её… «убедила»?
Таши на мгновение задумалась, её взгляд стал отсутствующим.
— Она просто… дала возможность Истоку говорить. Пропустила его через себя. А он… — девушка содрогнулась, — он говорил голосом чистой боли. Равелла не выдержала этого.
В комнате повисло тяжёлое молчание. Мы все понимали, что стоит за этими словами. Цена, которую Марица заплатила за эту «разъяснительную беседу», должна была быть огромной. Просто принять на себя такую боль…
Я сгрёб пальцы в кулаки, чувствуя, как дракон внутри снова бьётся в истерике, требуя быть рядом, принять часть этой ноши на себя.
Таши, словно уловив и это, добавила, глядя в пол:
— Она держится. Выпрямившись. Железная воля у вашей принцессы.
Этих слов было достаточно, чтобы я смог снова вдохнуть полной грудью.
Последующие полчаса Таши провела с нами, отвечая на осторожные вопросы Серана о структуре Иллюзиона и на технические вопросы Паргуса о местных материалах. Она отвечала сдержанно, но без прежней враждебности. Казалось, произошедшее с Марицей и Равеллой сломало некий барьер в её собственном восприятии. Она всё ещё была настороже, тень недоверия не покидала её чёрных глаз, но теперь она смотрела на нас не как на врагов или инструменты, а как на… аномалию. Странную, необъяснимую, но заслуживающую изучения.
И когда она наконец ушла, пообещав принести ещё еды вечером, в нашей камере повисла уже иная атмосфера. Атмосфера не просто тревожного ожидания, а тлеющей надежды.
Паргус сидел с глупой, блаженной улыбкой.
— Видишь? — сказал он мне, его глаза сияли. — Я же говорил, что в ней есть что-то хорошее!
Я не ответил. Я видел не «хорошее». Я видел расчётливый ум, который начал переоценивать ситуацию. Но даже такой расчёт был нам на руку. Пока Марица была сильна, пока она внушала им если не страх, то уважение, — у нас был шанс.
И этот шанс звался ею одной. Моей Марицей. И я верил, что она выдержит. Она должна была выдержать.
Тягостная пауза, последовавшая за уходом Таши, снова начала сгущаться. Чтобы разрядить обстановку, да и чтобы отвлечь себя от грызущей тревоги, я повернулся к Асталю.
— Асталь, — начал я, и его взгляд, холодный и оценивающий, медленно переметнулся на меня. — Ты говорил, что знал Адорда Лантериса. Как вы познакомились?
Феорильский офицер несколько секунд молчал, его взгляд будто бы обращался внутрь себя, в прошлое. Затем он тихо, без особых интонаций, начал рассказывать.
— Было это… почти двадцать пять лет назад. Феорилья и Ангар проводили совместные манёвры. Состязания между армейскими подразделениями. Для поддержания духа, мол, и обмена опытом. — Его губы на мгновение искривились в подобии усмешки. — Официально — дружеские. Неофициально — каждый жаждал доказать, чья армия лучше.
Асталь на мгновение замолча, его взгляд стал отсутствующим.
— Две группы — с нашей стороны и с вашей — потерялись в приграничном лесу. Погода испортилась, пошёл слепой дождь, карты отсырели. Мы, молодые и зелёные лейтенанты, поняли, что заблудились, лишь когда стемнело. — Он на мгновение замолчал, и в его глазах мелькнула тень давнего смущения. — Паника, споры… Глупость, одним словом.
— А Адорд? — тихо спросил Серан, отложив в сторону точильный камень.
— Его тогда только назначили начальником королевской гвардии. У него был заслуженный отпуск перед вступлением на пост. Он должен был отдыхать с семьёй. Услышав, что две группы потерялись, он не стал ждать, пока командование разберётся с бюрократией. Пошёл в розыскной отряд добровольцем. Первым. Говорил, что не может сидеть сложа руки, пока парни гибнут в лесу из-за чужой гордости.
В углу даже Чефарт перестал ворчать, слушая историю. Серан, до этого молча слушавший, одобрительно хмыкнул.
— Похоже на него. Всегда лез, куда не надо. Из принципа.
— Именно, — подтвердил Асталь. — Именно он нас и нашёл. Вернее, вытащил. Мы, феорильцы, уже второй день плутали по болотистым низинам, половина отряда была с лёгкими обморожениями, второй — с горячкой. Ваши ангарцы были чуть в лучшем состоянии, но ненамного. Мы уже готовы были грызть глотки друг другу от отчаяния и усталости. И вот, сидим мы под промокшей елью, грыземся между собой и на чужой язык, понимали то друг друга плохо. Проклинаем всё на свете. И вдруг из чащи выходит он — невысокий, крепкий, в простом дорожном плаще, без всяких регалий. «Что, мальчики, — говорит, — заблудились?» — на чистейшем феорильском, с легким столичным акцентом. Мы онемели.
По комнате пронёсся сдержанный смех. Все представили себе картину: растерянных молодых офицеров и внезапно появившегося спасителя.
— Первое, что он сказал, глядя на наших командиров, готовых сцепиться: «Что, мальчики, надоело играть в солдатиков? Пора домой, ужин стынет». — На лице Асталя, обычно непроницаемом, на мгновение появилось выражение глубочайшего уважения. — И всё. Ни упрёков, ни нотаций. Он взял командование на себя, развёл костёр, поделился едой, выслушал наши глупые оправдания. Потом просто повёл — уверенно, без карты. Вывел к лагерю на рассвете. — Асталь посмотрел на меня. — По дороге читал лекцию читал о том, как ориентироваться по мху и поведению птиц. А еще рассказывал истории. Смешные. О своих промахах в молодости. Чтобы мы не чувствовали себя полными идиотами.
— Похоже на него, — тихо сказал я, и в груди сжалось от щемящей боли за того, кого я почти не знал, но кто стал для Марицы отцом.
— Да, — коротко кивнул Асталь. — Так и завязалась дружба. Сначала — письма. Он интересовался, как у нас дела, давал советы. Потом, когда я бывал в Ангаре по службе, всегда находил время встретиться. Он был… мудрым человеком. Не дешёвой мудростью цитат, а настоящей. Видел суть.
В этот момент часть стены бесшумно отъехала в сторону, и в проёме показалась Марица. Она стояла, прислонившись к косяку, и на её усталом лице играла лёгкая, тёплая улыбка.
— Спасать солдат у него и вправду получалось лучше, чем пасти гусей, — сказала она, и её голос, хоть и звучал устало, был тёплым. — Помню, как он в первый раз попробовал. Мама Лисария тогда чуть со смеха не умерла. Гуси его не слушались категорически, галдели, разбегались, а он бегал за ними по полю с палкой, с совершенно ошалевшим видом. В итоге получилось так, что это гуси его пасли, а не он их. Мы с мамой сидели на заборе и хохотали до слёз.
Все повернулись к ней, и в комнате на мгновение воцарилась тишина, а затем взорвалась шквалом облегчённых возгласов и вопросов. Но я не слышал ничего, кроме звука её голоса. Моё сердце, сжатое в тисках все эти часы, наконец отпустило. Жива. Цела.
Мгновенным, вымуштрованным взглядом я просканировал её с головы до ног, ища раны, ссадины, признаки боли. Ничего. Только усталость в глазах и в лёгкой дрожи пальцев, сжимавших складки плаща. Но она стояла прямо. И улыбалась.
— Ты… ты всё это слышала? — первым нашёлся Паргус, смотря на неё с восхищением.
— С самого начала, — кивнула Марица, шагнув в комнату. Стена так же бесшумно закрылась за её спиной. — Не смогла уйти. Слишком интересно было слушать про отца. Он редко рассказывал о хороших поступках. Предпочитал истории про свои неудачи. Говорил, что они куда поучительнее.
— Это всё весьма трогательно, — произнёс Дао, отсекая ностальгию, а я злился на то, что не могу прямо сейчас сгрести свою невесту в объятия. — Но нам нужны факты, Марица. Каковы наши шансы?
Марица вздохнула, потерев виски. Усталость на мгновение снова проступила в её чертах.
— Наши шансы? — Она горько усмехнулась. — Если говорить прямо, то мы все сейчас находимся в Шеровой заднице.
— Это мы поняли еще неделю назад — мрачно изрек Чефарт
— Однако, — Марица подняла голову, и в её глазах вновь вспыхнула знакомая всем решимость, — не по самую макушку. Равелла… нейтрализована. Её авторитет среди магов Иллюзиона пошатнулся. Но это не значит, что они все вдруг полюбили нас. Они в замешательстве и ждут.
— Значит, можно работать? — с надеждой спросил Паргус.
— Да, можно. Но… — она покачала головой, — Я одна эту заразу не вычищу. Мне нужна ваша помощь.
Она обвела взглядом каждого — меня, Серана, Асталя, Дао, Чефарта, Каэла и Паргуса.
— Нужно создать стабилизирующий контур, наносить руны, отсекать заклятия и при этом поддерживать в гроте температуру, которая позволит не окоченеть! Там к вечеру стало так зябко, что впору кладовую для овощей делать! А еще придумать, как связать заклятия и руны. Одна я не выдержу.
Серан хмыкнул, разминая затекшее плечо.
— Ладно, умирать в овощехранилище — не лучшая перспектива. Как и вообще умирать. Поможем. Командуйте, принцесса.
Чефарт лишь кивнул, коротко и деловито. Паргус и Асталь переглянулись и тоже согласились — без лишних слов, просто потому, что другого выбора у них и не было. Каэл, молчавший до этого, лишь пожал плечами, будто говоря: «А куда деваться-то?».
— Отлично, — голос Дао Тебариса прозвучал холодно и чётко, разрезая возникшее было подобие единодушия. — Допустим, мы сделаем это. Предположим, нам хватит сил и умения стабилизировать Исток, наложить контур, связать заклятья. И даже представим, что мы выберемся отсюда живыми. — Он медленно обвёл всех тяжёлым, пронзительным взглядом. — Понимают ли все присутствующие, что это будет означать? Что мы оставим после себя?
Он сделал паузу, давая словам осесть.
— Что мы будем делать с Иллюзионом? Оставим их здесь? И что помешает им через год, десять, сто лет начать всё заново? Создать новые ритуалы «очищения»? Возжелать снова подчинить себе сердце магии, но на этот раз — более изощрённо, с учётом наших ошибок? — Его губы искривились в безрадостной усмешке. — Мы не решаем проблему. Мы лишь откладываем апокалипсис. И завещаем его нашим детям.
В наступившей тишине его слова повисли, как приговор.
— Есть простое решение, — раздался низкий, раскатистый голос Чефарта. Дракон лениво поднялся с пола, и его янтарные глаза метали искры в полумраке комнаты. — Мы не оставляем им ничего. Решаем проблему раз и навсегда. — Он оскалился, обнажив идеальные, острые зубы. — Уничтожаем их. Всех. Выжигаем этот муравейник дотла. Пока у нас есть сила и пока они в смятении.
Леденящее предложение повисло в воздухе. Асталь нахмурился, но не высказал никаких возражений. Серан тяжело вздохнул, потирая переносицу. Каэл, напротив, оставался невозмутимым, лишь его пальцы слегка постукивали по рукояти кинжала.
— Нет, — твёрдо и без колебаний сказала Марица. Её голос прозвучал не громко, но с той самой стальной нотой, что не допускала возражений. — Убийство — это не решение проблемы.
— Не решение? — Чефарт фыркнул. — Это называется «превентивная мера», принцесса.
— Мы не будем никого убивать! Мы не станем такими же маньяками, как Равелла, верящими, что только огнём и сталью можно вернуть «чистоту»!
— Они уже доказали свою опасность! — настаивал дракон, и в его голосе зазвенели нотки ярости. — Их философия — это яд! Он не выветрится сам по себе!
— А кто сказал, что он должен выветриться сам? — Марица шагнула к нему, её усталость будто испарилась, сменившись жаром убеждённости. — Я еще не знаю как, но мы закроем им доступ к Истоку. Мы установим свои руны, свои защиты. Мы оставим здесь наблюдателей — магов из других королевств, может быть, даже некоторых из тех, кто разочаровался в Равелле. Мы дадим им шанс измениться. Изолируем, обезоружим, но не уничтожим. Потому что, начав с их уничтожения, мы сами превратимся в монстров. И этот мир, который мы с таким трудом спасаем, не будет стоить того, чтобы в нём жить.
Она стояла, выпрямившись, её взгляд бросал вызов Чефарту, а затем перешёл на Дао.
— Вы боитесь, что они начнут всё сначала? Что ж, я тоже боюсь. Но я также верю, что у нас хватит мудрости и сил не допустить этого. Не грубой силой, а создав такие условия, в которых их безумные идеи просто не смогут прорасти. Мы должны быть лучше. Мы должны строить, а не разрушать. Иначе какая разница, кто из нас прав?
В комнате снова воцарилась тишина, на этот раз напряжённая и глубокая. Чефарт смотрел на Марицу, и в его глазах бушевала внутренняя борьба — между прагматичной жестокостью старого воина и невольным уважением к её вере.
Наконец, он отвёл взгляд и мрачно буркнул:
— Ладно. Попробуем по-твоему. Но если это дерьмо повторится… я первым вернусь сюда в драконьем облике, и не один!
— Принято к сведению, — сухо кивнула Марица, и в уголках её глаз дрогнули лучики облегчения. — А теперь… хватит болтать. Пора отдыхать, а завтра за работу!