Марица. Исток

Глава 8 Бал во дворце

— Ты уже готов?

Я бросил взгляд в зеркало, поправляя обшлаг. В отражении за моей спиной замерла в дверях мать.

— Почти, — ответил я, не оборачиваясь. Хватило и отражения.

— Этот бал важен, Демитр. Тебе нужно нарабатывать связи для работы в Совете. Без этого никуда. И потом… — мать замялась, стараясь не смотреть мне в глаза. — Может с кем-нибудь… познакомишься. Я имею ввиду девушку.

Вот так. Прямо к делу, без лишних уверток и ужимок. Не зря она жена маршала.

— Матушка, оставьте это, — я повернулся к ней, и мои слова прозвучали ровно, без прежней резкости, но и без тепла. — Это не ваша забота.

— Демитр, я просто не хочу, чтобы ты оставался один! Это неправильно! — в ее голосе зазвенели знакомые нотки паники. — Что плохого в том, что мать желает сыну счастья? Хочет видеть его с семьей, а себе — нянчить внуков!

— У вас есть внуки, — отрезал я, и в воздухе повисло все невысказанное. Мои дети. Которые не от меня, но мои.

— Да, — она снова запнулась, ее взгляд ускользнул в сторону. — Маг и демон. Но… внук-дракон тоже не помешал бы.

«Не мои», — ясно прочитал я в ее сжатых губах. Она промолчала, не решившись сказать это вслух. Возможно, я и вправду был слишком резок с ней с самого возвращения. Но сил на притворство, на то, чтобы делать вид, что ее тихое осуждение не ранит, у меня не осталось.

— Давайте будем откровенны, матушка, — мои слова прозвучали холодно и обреченно. — Ни одна аристократка, ни одна благоразумная девушка не свяжет свою судьбу с мной после всего, что произошло. После того, как узнает всю правду. Ваши мечты о внуке-драконе придется оставить.

— А Марица? — имя прозвучало как выстрел в тишине комнаты. — Вы же переписывались все эти годы. Она даже сама приезжала, чтобы помочь Иларии. Проявила участие.

Я замер, ощущая, как стальная пружина внутри меня сжимается еще туже. Марица.

— И теперь, — я медленно выдохнул, — вы готовы рассмотреть ее в качестве невестки? Пять лет назад, когда она была никем — простой деревенской магичкой без рода и титула, — она вас не устраивала. Настолько, что, зная о моем предложении, вы пошли к королю с прошением о других кандидатурах. А теперь, когда она стала личным магом короля и восходящей звездой при дворе, ее кандидатура внезапно стала приемлемой? — Я горько усмехнулся. — Увы, опоздали. Она фаворитка кронпринца. Ходят слухи, что вопрос практически решен.

— Это всего лишь слухи! — отмахнулась мать, но в ее глазах мелькнула неуверенность.

— Я видел, как они общаются, — парировал я, стараясь не выдать, какую неожиданную боль мне это причинило. — Король ей благоволит. Я не намерен строить иллюзии насчет будущей королевы.

Мать вздохнула, и в этом вздохе было поражение. Ей тоже было тяжело. Так стоило ли винить ее за то, что ей нужен был внук-дракон. Чистокровный наследник, чтобы смыть пятно позора с их рода. Даже если она и сможет полюбить Иларию и Аэлиана.

Я резко развернулся и вышел из комнаты, не глядя на мать, все еще стоявшую в дверях. Ее тихий, обескураженный взгляд я чувствовал спиной. Шаг был твердым, мерным — как по плацу. Я шел по длинному коридору в восточное крыло, к детским покоям.

Дверь в комнату Иларии была приоткрыта. Я постучал костяшками пальцев и вошел, стараясь, чтобы скрип сапог по паркету был как можно тише.

Илария спала, зарывшись носом в гриву своего потрепанного плюшевого единорога. Серебристые волосы растрепались по подушке. На тумбочке рядом, аккуратно сложенный, лежал тот самый браслет с кристаллом, который подарила ей Марица. Девочка уже вовсю использовала его для своих первых упражнений.

Я присел на край кровати, и пружины тихо вздохнули. Осторожно, чтобы не разбудить, положил ладонь на ее лоб. Кожа была прохладной, дыхание ровным. Никаких следов боли или напряжения на лице. Только мирный, глубокий сон. Та самая нормальность, за которую я был готов заплатить чем угодно.

Я наклонился и коснулся губами ее виска. Легко, почти невесомо.

— Спи, солнышко, — прошептал я так тихо, что это было скорее движением губ, чем звуком.

Затем так же тихо вышел и пересек коридор в комнату Аэлиана.

Там царил характерный хаос: кубики, деревянные солдатики, маленькая сабля. Сам виновник беспорядка спал, раскинув руки в стороны и подложив под щеку лапу плюшевого медвежонка. Рот был приоткрыт, пухлые щеки розовели.

Я не сдержал легкой улыбки. Этот сорванец даже во сне выглядел готовым к приключениям. Я поправил сбившееся одеяло, и он во сне хмыкнул и повернулся на бок.

Вот они. Моя семья. Мой позор и моя гордость. Моя крепость и моя ахиллесова пята. Все, что осталось настоящего после всей этой светской мишуры.

Я снова наклонился, на этот раз чтобы поцеловать в макушку его мягкие, пахнущие мылом волосы.

— Крепко спи, боец.

Я вышел, закрыв за собой дверь, чувствуя, как меня наполняет теплом. Но пора ехать. Я итак задержался, сам укладывая детей спать.

Этот короткий порыв тепла остался со мной, когда я сел в карету. Кучер щелкнул вожжами, и экипаж тронулся, увозя меня от тихого уюта поместья в блестящий, ядовитый омут придворной жизни.

Огни столицы проплывали за стеклом. Я откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и мысленно готовился к бою. К любезным улыбкам, за которыми скрывается любопытство и злорадство. К сочувственным взглядам, за которыми — презрение. К вопросам о детях, о будущем, о том, «не думаю ли я снова о женитьбе».

Карета плавно остановилась у сверкающих огнями главных ворот дворца. Гул голосов, смех, торжественные аккорды музыки — привычная атмосфера бала. Штандарты с гербом Ангара трепетали на вечернем ветру. Гвардейцы в парадных доспехах замерли по стойке «смирно», узнавая меня. Их взгляды были привычно отрепетированной маской почтительности, но я уловил в них искру любопытства. Смотрите, Янг явился. Как он держится после всего?

Я вошел в сияющую огнями галерею, где уже толпились гости. Шелк, бархат, бриллианты, запах дорогих духов и вина — знакомый омут, в котором я научился плавать с детства. Но сегодня взгляды цеплялись за меня, как крючья. Шёпот следовал по пятам.

Разведен. Дети не его. Какой позор… Смотрите, как уверенно держится. Наглость, не иначе.

Я шёл вперед, глядя прямо перед собой, отдавая кивки на приветствия, но не задерживаясь. Моя цель была в тронном зале.

И вот я предстал перед ними.

Король Ледарс восседал на своем троне, холодный, собранный, с тем пронзительным взглядом, который, казалось, видел насквозь каждого. Но когда-то в этой холодности была пустота. Теперь же… теперь в ней чувствовалась жизнь и сила. Он смотрел на мир как полководец, вернувший себе захваченную крепость.

Я склонился в глубоком, почтительном поклоне, как того требовал этикет.

— Ваше Величество. Ваше Величество, — мой голос прозвучал четко и громко, заглушая гул зала. — Благодарю за приглашение.

Ледарс кивнул, его взгляд на мгновение задержался на мне, оценивающе, без тени снисхождения.

— Генерал Янг. Рад вас видеть. Поднимайтесь.

Но настоящим потрясением для меня стала королева.

Верания. Я помнил ее — живую статую, призрак в королевских одеждах. Она часто была бледна, а ее глаза смотрели в какую-то бесконечную даль, полную боли. Все ждали, что она окончательно угаснет.

Но та женщина, что сидела сейчас рядом с королем… Она сияла. Не просто была красиво одета и улыбалась гостям. От нее исходила какая-то внутренняя, теплая энергия. В ее глазах, таких же пронзительных, как у мужа, плескалась жизнь, озорство и неподдельная, живая радость. Она что-то шепнула мужу на ухо, и на его обычно суровых губах дрогнула едва заметная улыбка.

Я склонился и перед ней, целуя поданую руку.

— Ваше Величество. Вы ослепительны сегодня.

— Генерал, — ее голос звенел, как хрусталь, в нем не было и тени былой отрешенности. — Мы рады вас видеть. Надеюсь, вы готовы к танцам? Придется отдать вам должное — немногие мужчины выглядят так впечатляюще в парадном мундире.

Это была светская любезность, но произнесенная с такой искренней теплотой, что даже у меня, старого солдата, на мгновение сжалось сердце. Что, шеров хвост, произошло с этой семьей за пять лет?

Отойдя от трона, я замер у колонны, наблюдая за ними, стараясь не привлекать внимания. Ледарс и Верания. Истер, который, смеясь, о чем-то говорил с группой молодых дворян, — не надменный наследник, а уверенный в себе мужчина, чья власть была не в титуле, а в харизме. Даже в их общении сквозила какая-то новая, странная близость. Не та, что была раньше — строгая, церемонная, протокольная. А какая-то… шумная, почти обычная. Как будто их мир, некогда расколотый надвое, не просто сросся, а стал прочнее в месте разлома.

Кажется, я много пропустил, закопавшись в песках на границе с Иными землями.

Я сделал глоток вина, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, и погрузился в беседу с группой генералов и советников. Разговор вертелся вокруг дел на границах, поставок зерна в пострадавший Мекеш и вечных трений с Феорильей из-за торговых пошлин.

— А вы как думаете, генерал? — обратился ко мне граф Эренталь. — Говорят, вы хорошо знакомы с нравами феорильцев. Стоит ждать от них новых выходок?

— Феорильцы уважают только силу и выгоду, — ответил я. — Пока наши корабли контролируют торговые пути, а драконы патрулируют границы, их «озабоченность» останется лишь на словах.

Мой взгляд, блуждая по залу, наткнулся на интересную картину: у одной из мраморных колонн, полускрытая тенью, стояла Патриния Варц и о чём-то разговаривала с молодой аристократкой в синем платье. Глава Тайной канцелярии, как всегда, была сосредоточена и слушала с тем спокойным, слегка отстранённым выражением, которое я помнил.

Аристократка была хороша. Весьма хороша. Синий шёлк платья, оттенка ночного неба, мягко струился вокруг неё, подчёркивая каждый изгиб стройной фигуры. Серебристая вышивка, подобно звёздной россыпи, мерцала при каждом движении. Платье, явно дорогое, было лишено чопорного корсета и кричащей роскоши — оно было элегантным, даже скромным, но в этой скромности была уверенная, зрелая женственность.

И лишь спустя почти минуту, наблюдая за знакомой жестикуляцией, я её узнал. Сердце на мгновение замерло, а затем забилось с новой, лихорадочной силой. Это была Марица.

Не отдавая себе отчета, я извинился перед генералами и направился к ним, чувствуя, как за спиной затихают обрывки фраз и загораются любопытные взгляды. Я сделал шаг, а затем ещё один, решительно рассекая толпу, как клинок — воду.

— Леди Варц. Тэба Лантерис, — я склонил голову, нарушая их беседу. — Надеюсь, не помешал?

Марица вздрогнула и обернулась. Наши взгляды встретились, и уголки её губ тронула та самая, знакомая мне с давних пор, сдержанная улыбка.

Да, она повзрослела. Исчезла та юношеская мягкость, лицо потеряло детскую округлость, а скулы слегка заострились, прорисовав элегантные, строгие линии. Это не делало её суровой — напротив, это придавало её красоте сложность и глубину, как драгоценному манускрипту, который хочется читать и перечитывать.

Волосы, заплетённые в сложную, но изящную причёску, стали чуть темнее, и этот новый цвет потрясающе оттенял её глаза — все те же бездонные, ярко-зелёные, как листва после дождя. В них больше не было восторга юной девушки, лишь спокойная, почти отстранённая уверенность женщины, которая знает себе цену.

— Генерал, — Патриния обратилась ко мне, и в её голосе я услышал неподдельное участие. — Позвольте выразить вам свою поддержку. Рада видеть вас снова в столице и в Совете. Ваш опыт и решимость нам очень пригодятся.

Удивительно, но сейчас это был, пожалуй, единственный человек во всём зале, кроме Марицы, которому я был искренне рад. Она почти не изменилась за эти годы, все тот же взгляд серых глаз, в котором отражался острый ум и железная хватка. Она знала абсолютно все, что происходило в королевстве и за его пределами. Когда-то я терпеть ее не мог, считая, что ее канцелярия вмешивается в дела армии, пока не понял, что мы оба всегда действовали во благо королевства.

— Благодарю вас, леди Варц. Приятно снова быть полезным. Хотя, признаться, за пять лет многое изменилось. — Я позволил себе лёгкий намёк, бросив взгляд в сторону трона.

Патриния проследила за моим взглядом, и на её тонких губах дрогнула едва заметная, загадочная улыбка.

— О, генерал, вы даже не представляете, насколько. Порой самые глубокие раны заживают именно в тот момент, когда целитель готов объявить больного мёртвым. — Она сделала небольшой глоток из своего бокала. — Ангар обрёл то, что потерял много лет назад. И это делает нас всех сильнее.

Я видел, как Марица стояла, слегка отведя взгляд, и у меня возникло стойкое ощущение, что она изо всех сил старается не ткнуть леди Варц локтем в бок.

— Надеюсь, мне удастся внести свой вклад в эту новую силу, — ответил я, всё ещё пытаясь разгадать их странное поведение.

— Не сомневаюсь, — Патриния лукаво окинула меня взглядом. — Пожалуй, я вас оставлю. Марица, зайди ко мне через пару недель. Я постараюсь что-нибудь выяснить. — И с этими словами она кивнула нам обоим и растворилась в толпе, оставив меня наедине со старым другом.

Я повернулся к ней, и всё остальное перестало существовать. Весь шум бала, весь блеск и суета — всё это смолкло, уступив место тишине, что повисла между нами.

Взгляд невольно скользнул по ее фигуре. Полупрозрачное кружево на рукавах и декольте дразнило воображение, намекая на то, что скрыто, и от этого вида у меня резко пересохло в горле. Кажется, я говорил матушке, что не намерен строить иллюзии о будущей королеве?

Кажется, сейчас я именно этим и занимаюсь. Шер, я ведь действительно за эти пять лет не думал о ней, как о женщине! Но стоило ее лишь раз увидеть в этом проклятом платье, и все пошло прахом. Я замер, забыв о бокале в руке, о беседе, обо всём зале.

— Демитр! Как тебе бал? — прервала она молчание.

— Весьма неплох, — выдавил я, всё ещё не в силах отвести от неё взгляд.

— А я бы с радостью окопалась в свитках. Жаль, улизнуть не удалось, — она вежливо улыбнулась какому-то аристократу, кивнув в знак приветствия, и я вдруг почувствовал, как по моим жилам разливается густой, ядовитый поток ревности. Все чувства, что я, казалось, похоронил, с новой силой рвались на свободу.

— Красивая пара, не правда ли? — спросила Марица, кивая в сторону зала, на Истера.

Я перевел взгляд на кронпринца. Он, казалось, вообще не замечал ту, на ком весь двор его уже мысленно женил. Все его внимание поглотила Джелара, младшая дочь графа Эренталя. Нельзя было его за это винить — девушка была чертовски привлекательна. Я скосил взгляд на Марицу, наблюдая за ее реакцией. Ни капли ревности, лишь тихая, немного грустная улыбка. Но слухи редко возникают на пустом месте. Я сам видел, как они разговаривают… Неужели она ради трона готова мириться с его изменами? Но это на нее не похоже! Или я… я чего-то не понимаю?

— Жаль их. Его Величество задумывается о политическом браке с принцессой Феорильи, — пробормотала Марица.

— До меня дошли слухи, что весь двор считает тебя фавориткой принца Истера, — не удержался я, и мои слова прозвучали резче, чем я хотел.

Марица повернулась ко мне, и в её зелёных глазах заплясали весёлые, почти озорные искорки.

— А я и есть его фаворитка, — парировала она, и её улыбка стала таинственной. — Просто все забывают, что быть фаворитом — это почти официальная должность, а не описание личной жизни. Так что да, я его первая советница и доверенное лицо. Но я… — она сделала многозначительную паузу, — … я с ним не сплю, генерал.

Она отхлебнула вина, и её взгляд поверх бокала стал серьёзнее.

— Но если тебе интересна моя личная жизнь, Демитр, то спроси об этом прямо. Не стоит доверять шепоткам в углах.

Воздух между нами снова наэлектризовался. Она бросила мне вызов, прямой и честный, как удар мечом. А мне срочно требовалось сменить тему.

— О чем вы разговаривали с леди Варц, если не секрет? — спросил я, чувствуя, как неловкость отступает перед привычной деловой прямотой.

Тень озабоченности скользнула по её лицу, смыв всю игривость. Она отставила бокал на поднос проходившего мимо слуги.

— О странностях. Которые мне категорически не нравятся. — Она понизила голос, и её слова стали чёткими, отточенными, как клинок. — Синие огни и поющие камни в Вербесе, о которых все благополучно забыли после селя. Трехмесячные ливни в Мекеше, которые даже наша помощь пока не может остановить полностью. И, как будто этого мало, сегодня пришли донесения из Феорильи.

Она обвела взглядом зал, будто проверяя, не подслушивает ли кто, но её движение было естественным, светским.

— В Феорильи не ливни. Там засуха. Полная, неестественная. Реки мелеют на глазах, колодцы пересыхают. И это началось практически одновременно с потопами у соседей. Как будто кто-то вывернул погоду наизнанку.

Я нахмурился. Военная логика подсказывала: два разнонаправленных бедствия у границ — это не случайность. Это стратегия.

— Координационная атака? Но кто и зачем? Чтобы ослабить регион?

— Возможно. Но это ещё не всё. — Её взгляд стал тяжёлым, озабоченным. — Помнишь, Хестал на той встрече жаловался, что много стало пациентов с обожжёнными магическими каналами? Так вот, это не прекратилось. Их становится больше. И это не самоучки, которые перестарались. Это опытные маги, знающие свою меру. Они описывают одно и то же: магия будто «вскипает» внутри них в самый неподходящий момент, выжигая каналы. Словно сам Исток стал нестабильным.

От её слов по спине пробежал холодок. Магия — основа всего. Если с ней начинаются проблемы…

— И ты видишь в этом связь? — спросил я, и собственный голос показался мне приглушённым.

— Я не верю в совпадения, Демитр. Слишком много их скопилось. Вербес, Мекеш, Феорилья, теперь вот это… — она сделала небольшой, едва заметный жест рукой, указывая на всё вокруг. — Я попросила Патринию помочь. Её сеть информаторов раскинута шире моей. Нужно найти общий знаменатель. Точку, где сходятся все эти нити. Пока это лишь разрозненные клубки, но инстинкт подсказывает — они из одной пряжи.

Она посмотрела на меня, и в её зелёных глазах я увидел не светскую даму, а королевского мага, до краёв наполненного тревожной решимостью. В этот момент оркестр сменил плавный менуэт на ритмичный вальс. Марица вздохнула, и её плечи слегка опустились под тяжестью незримого груза.

— Но сначала придётся оттанцевать этот проклятый бал. Ее Величество будет недовольна, если новый младший маг удалится, не проявив должного рвения к светским утехам.

Она обречённо повернулась ко мне, и в её взгляде вдруг мелькнул тот самый огонёк, который я помнил.

— Что ж, генерал, раз уж вы здесь и выглядите так впечатляюще в парадном мундире… Не желаете ли танец? Спасите меня от графа Эренталя, он уже пялится на меня, как на новую диковинку в своей коллекции.

И прежде чем я успел что-либо ответить, её пальцы легли на мою руку. Прикосновение было лёгким, почти невесомым, но от него по всему телу разлилось тепло, сметая все тревоги и сомнения. На мгновение не осталось ни бала, ни интриг — только её рука на моём рукаве и вызов в её глазах.

Я склонил голову.

— Считайте, что вы уже спасены, тэба Лантерис. Только предупреждаю, я давно не танцевал.

— Ничего, — она улыбнулась, и это была уже не улыбка придворной дамы. — Я тоже. Так что если я наступлю вам на ногу, просто сделайте вид, что так и задумано.

И мы двинулись в сторону танцующих, оставляя за спиной шепотки и любопытные взгляды. Но теперь они не имели значения. Гораздо важнее были те тревожные тучи, что сгущались на горизонте королевства, и тёплая тяжесть её руки на моей.

Следующие три недели стали для меня самой изощренной пыткой — и я ни за что не отказался бы от неё. Хестал нашёл для Иларии нового преподавателя — пожилого, терпеливого мага-теоретика, чьи методы больше походили на медитацию, чем на муштру. Марица перестала приходить в наше поместье. Казалось бы, я должен был вздохнуть с облегчением — меньше поводов для боли, для воспоминаний о том, что могло бы быть. Но вместо этого в душе образовалась пустота, которую не могли заполнить ни отчёты, ни тренировки гвардии. Разве что смех детей.

Ирония судьбы распорядилась иначе. Король, словно испытывая меня на прочность, поручил мне контроль за делом полковника Юварга и реорганизацию гарнизона в Вербесе. А тэбу Лантерис назначил курировать работы рудокопов и магические изыскания на границах все тех же Синих гор. Наши пути теперь пересекались ежедневно.

Мы стояли над картами в душной комнате штаба, наши пальцы случайно касались одного и того же свитка. Я чувствовал исходящее от неё тепло, лёгкий запах лаванды и пергамента, и мне приходилось сжимать руку в кулак, чтобы не коснуться её запястья, не провести пальцем по тонкой коже, где пульсировала жилка.

Мы объезжали укрепления вместе, и ветер срывал с её головы непокорные пряди. Я видел, как она нетерпеливо отбрасывала их назад, и мне до боли хотелось сделать это за неё, задержать руку на шёлковой тяжести её волос, а затем прижаться губами к её виску, вдохнуть её запах, смешанный с запахом ветра и высокогорных трав.

Я наблюдал, как она, хмурясь, объясняет что-то группе рудокопов и геомантов. Её лицо, озарённое внутренним светом понимания, было прекраснее любой придворной красавицы. Она говорила чётко, авторитетно, находя слова и для учёных мужей, и для простых шахтёров. И я ловил взгляды некоторых из них — не только уважительные, но и откровенно похотливые, задерживающиеся на изгибе её талии, на линии губ. В такие моменты ярость, холодная и слепая, подкатывала к горлу. Мне хотелось встать между ней и всем миром, заслонить её собой, бросить вызов каждому, кто посмеет смотреть на неё, как на женщину. В голове рождались немые обещания разорвать на куски любого, кто осмелится к ней прикоснуться. Но я лишь глубже впивался ногтями в ладони, оставляя на коже красные полумесяцы, и отворачивался, делая вид, что изучаю горизонт.

На заседаниях Совета я сидел напротив неё. Она была воплощением собранности и компетентности, её доклады — образцами точности. Но я видел больше. Видел, как она потихоньку потирает запястье, всё ещё ноющее после селя. Как прячет зевок за изящно поднятой рукой после бессонной ночи за исследованиями. Как её взгляд на секунду становится отсутствующим, будто она прислушивается к чему-то, чего не слышат остальные. Лорды — Брендон, Тарос и другие. В их глазах читалось раздражение от её растущего влияния и пренебрежительная оценка ее способностям. В такие минуты мне хотелось ощутить хруст их хрящей под костяшками, увидеть, как с их губ слетит эта пренебрежительная усмешка вместе с кровью.

Я хотел принести ей их головы. Положить к её ногам их уничтоженные репутации, их рухнувшие состояния, их пустые титулы. Как дракон приносит своей избраннице добычу, сверкающую и ценную. Чтобы она увидела. Чтобы она поняла, что за неё готовы разорвать глотку любому, кто посмеет бросить на неё косой взгляд.

Чтобы она, хотя бы на мгновение, перестала быть тэбой Лантерис, младшим магом Совета. И стала просто женщиной, которую яростно, до безумия, защищают.

Однажды поздно вечером мы засиделись в моём кабинете, согласовывая последние детали отчёта для короля. Свечи догорали, отбрасывая тревожные тени на стены, за окном давно стемнело. Она сидела, склонившись над бумагами, и свет плавил золотом её ресницы. Я стоял у камина, наблюдая за ней, и чувствовал, как привычная стена осторожности и самообладания даёт трещину.

И тогда я понял. Это было не то мимолётное увлечение, не та страсть, что вспыхнула пять лет назад между молодым генералом и одарённой, пылкой девушкой. То было чувство, выкованное из стали уважения, выстраданное в тишине одиноких ночей, выросшее из восхищения её умом, её силой, её неизменной добротой, которую она тщательно скрывала под маской суховатой деловитости. Я любил не только её красоту. Я любил её душу. Её упрямство и её сострадание, её ярость и её нежность. Я любил женщину, которой она стала, — сильную, уверенную, прошедшую через боль и не сломавшуюся.

Чувства были крепче, глубже, неистовее, чем всё, что я знал прежде. Они жгли меня изнутри, лишая сна и покоя.

Но вместе с этой любовью пришла и горькая, беспросветная ясность. Теперь для меня не осталось шансов. Я был мужчиной, испачканным громким разводом, с двумя неродными детьми на руках, с покалеченным драконом внутри, чья сила могла в любой момент обратиться против меня самого, сжечь изнутри, оставив лишь пустую оболочку, или искалечить, превратив в пожизненного узника собственного тела. Я предлагал ей лишь осколки своей жизни, свою израненную репутацию и тень былого могущества.

А она… Она была восходящей звездой королевства. Личным магом короля. Младшим магом Совета. Доверенным лицом кронпринца. Её будущее было сияющим и безоблачным. Что я мог предложить ей взамен? Только себя. Сломленного, но не сдавшегося. Закалённого в боях, но уставшего от предательств. Любящего её так, как уже не способен был любить никто другой. Но этого было так мало. Так ничтожно в сравнении с тем, что ждало её впереди.

Я смотрел, как она аккуратно складывает бумаги, и в горле вставал комок безысходной нежности.

Я безнадёжно влюблён, — с безжалостной ясностью констатировал я про себя. Снова. Сильнее, чем прежде. И на этот раз мне не на что надеяться.

Она подняла на меня глаза, и в её зелёных глазах мелькнуло вопрошание.

— Демитр? Ты что-то сказал?

— Нет, — мой голос прозвучал хрипло. — Просто задумался. Уже поздно. Нам обоим пора отдыхать.

Она кивнула, и её улыбка была усталой, но тёплой. Этой улыбки мне хватило бы, чтобы продержаться ещё одну ночь в аду своих мыслей.

Я проводил её до двери, и лишь когда её шаги затихли в коридоре, позволил голове упасть на прохладное дерево косяка. Сердце бешено колотилось, выстукивая один-единственный, безнадёжный ритм.

Её имя.