Откуда вам это известно, Кан Мёнджин?

Глава 18

Первым вернулся слух. До меня донёсся приглушённый, далёкий гул города за окном. Потом тиканье настенных часов, методичное, монотонное. Следом возникли ощущения тела: жёсткая, неприятно прилипшая к коже ткань рубашки, сухость во рту, словно я глотал пыль, и ломота в мышцах, будто меня долго били. Веки казались свинцовыми, и, когда я с усилием их приподнял, узкая полоска света, пробивающаяся между шторами, резанула по глазам.

Я лежал на кровати. В своей комнате. Но что-то самочувствие совсем не здравое. Я всё ещё был одет — та же рубашка, те же брюки, в которых я… А откуда вообще у меня эта рубашка? Это ведь не та, которую я носил со старым офисным костюмом.

Последнее чёткое воспоминание — решение помочь Чхве Минхо. Разговор по телефону. Потом… пустота. Вернее, не пустота, а, скорее, хаотичный шум, мешанина образов, которые сейчас ускользали, оставляя лишь ощущение чего-то грандиозного и совершенно неподконтрольного. Сколько прошло времени? Час? День?

Попытка приподнять голову отозвалась резким головокружением. Мир качнулся, и я снова упал на подушку. Тело было чужим, слабым, совершенно не слушалось. Но инстинкт оказался сильнее апатии. Вода. Организм требовал воды с отчаянной настойчивостью.

С усилием перекатившись на бок, я сел, свесив ноги с кровати. Комната медленно вращалась. Пришлось опереться рукой о стену, чтобы встать. Шаги давались с трудом, ноги подкашивались, каждый метр до уборной казался марафонской дистанцией. Наконец добравшись до раковины, я дрожащей рукой открыл кран и налил полный стакан воды. Вкус был металлическим, но я пил жадно, чувствуя, как влага оживляет пересохшее горло. Один стакан. Второй. Легче не становилось, но острое чувство жажды немного притупилось.

Из зеркала смотрел незнакомец. Бледное, осунувшееся лицо, нездоровая серость кожи. Глубоко запавшие глаза с тёмными кругами под ними. Волосы всклокочены, на подбородке отросла заметная щетина. Я выглядел так, словно провёл не меньше недели в лихорадочном бреду. Судя по физическому состоянию, так оно и было.

Спустя ещё десять минут я добрался до стола в комнате и тяжело опустился на стул. Голова всё ещё немного кружилась, но сознание постепенно прояснялось, вытесняя физическую слабость на второй план. Теперь главным вопросом было — что именно произошло за эту, очевидно, выпавшую из жизни неделю? Да, теперь, когда я немного пришёл в себя, я с точностью почувствовал, сколько именно времени успело пройти с момента, как я «отпустил» себя.

Воспоминания… Они были похожи на разбитое зеркало. Совершенно нетипичная ситуация для мага, полностью контролирующего своё эфирное тело. Отдельные осколки вспыхивали в памяти — яркие, но вырванные из контекста. Я видел строки кода, бегущие по экрану. Диаграммы баз данных со сложными связями. Фрагменты договоров, подсвеченные красным, — пункты о сертификации, неустойках. Логотипы каких-то компаний, мелькавшие на документах. Лица — размытое недовольное лицо инспектора Пак Джинхо, скользкая улыбка человека, который, как я теперь понимал, был тем самым посредником, продавшим оборудование Минхо.

Мелькнул образ художественной галереи. Картина с рассветом над бушующим морем. Лицо незнакомого мужчины рядом — журналиста, Ли Джихвана, как подсказала вспышка памяти. Ощущение его фрустрации, рассказ о брате… И мой собственный голос. Кажется, я рассказывал ему о доказательствах, которые успел собрать… Но что это были за доказательства? Я помнил сам факт разговора, помнил заинтересованность журналиста, но детали того, что именно я ему передал и как я это сделал, растворялись в тумане.

Было странное, почти сюрреалистическое ощущение — я знал, что это я проникал сквозь цифровые барьеры, выискивал нужные файлы на удалённых серверах, сопоставлял даты, номера счетов, адреса. Я чувствовал отголосок того азарта, с которым мой дар, моя сущность распутывала этот клубок. Но моё сознательное «я» в этом почти не участвовало. Словно тело и способности действовали сами по себе, ведомые импульсом, который был задан тем последним телефонным звонком, а разум лишь отстранённо наблюдал за этим процессом из глубокого тумана. Как именно я обходил защиту? Какие команды вводил? Какие уязвимости использовал? Эти детали ускользали, оставалось лишь знание результата. Компромат собран. Доказательства существуют. Но где они сейчас — на новом ноутбуке? Что я с ними вообще делал?

Я потёр виски. Это… это не было похоже ни на один прорыв, который я переживал. Прорыв в моём родном мире — это момент расширения сознания, экстаз, волна силы и ясности, после которой наступает глубокое умиротворение. Это всегда было контролируемым, или, по крайней мере, понятным процессом. А то, что случилось со мной… Я вообще о подобном не слышал за всю свою жизнь. Перегрузка, короткое замыкание, за которым последовала полная отключка. Неделя бреда и истощения — едва ли это можно назвать позитивным опытом.

Почему? Дело в этом мире? В его физических законах, из-за которых магия Зазеркалья взаимодействует с реальностью как-то иначе? Или, может быть, дело в самой генетике здешних людей? В моём родном мире магические способности были редкостью, но они передавались по наследству, были вплетены в саму суть человека. Здесь же магов нет… Ну или они просто хорошо скрываются, не знаю. Возможно, тело Кан Мёнджина, его биология просто не рассчитаны на такие нагрузки? Проблема находилась на фундаментальном уровне? Или причина в том, как я использовал дар — направив его на сугубо техническую, информационную задачу, заставив работать с потоками данных, а не с живыми судьбами или стихиями? Слишком много вопросов. Но скорее всего, дело в аномальной нагрузке на эфирное тело, возникшей из-за массивного сдвига вероятностей.

Ясно было одно: тот активный период, когда я собирал информацию, был очень коротким. Вероятно, всё произошло в тот же день, когда мне позвонил Минхо. Несколько часов лихорадочной, почти бессознательной работы, а затем — неделя восстановления, пока тело и разум приходили в себя после колоссального перенапряжения.

Я перевёл взгляд на телефон. Он лежал там, на столе, где я его оставил перед тем, как окончательно провалился в беспамятство. Экран ожил, высветив текущую дату — и да, прошла ровно неделя с того дня, когда я разговаривал с Минхо и Сунги. А под датой — длинный список уведомлений. Пятьдесят семь пропущенных вызовов.

Разблокировав экран, я открыл журнал звонков. Знакомые и незнакомые номера мелькали перед глазами. Чхве Минхо звонил много раз, каждый день. Сунги… ожидаемо. Даже пара звонков с неизвестных номеров, которые, судя по коду, принадлежали корпоративным линиям «Сонхо Групп». Но один номер привлёк моё внимание сразу. Я не знал его, никогда не видел раньше. Но стоило моему взгляду на нём задержаться, как в сознании мгновенно, без малейшего усилия, всплыло имя: Сон Чаён.

Я замер. Это было… странно. Не сам факт, что она звонила — это было вполне ожидаемо. Странным было то, как я это понял. Раньше, чтобы идентифицировать незнакомый номер, мне пришлось бы либо посмотреть в развилку, где я перезваниваю, либо приложить определённое усилие к ясновидению, пытаясь уловить «ауру» звонившего, связанную с номером. Ну или точнее, связанные с ним образы и шлейф прошлого телефона. Это требовало концентрации. Сейчас же знание пришло само собой, так же естественно, как я узнаю цвет или форму предмета.

Я стал листать список дальше. Номер Джихвана — то же самое. Словно эти цифровые последовательности обрели для меня индивидуальность, стали такими же уникальными маркерами, как отпечатки пальцев или линии на ладони. Номер Минхо — ну, этот мне уже и так хорошо знаком.

Я закрыл глаза, пытаясь проанализировать себя. Моё ясновидение… Оно адаптировалось? Видимо, за ту неделю, пока моё сознание блуждало где-то на грани реальности, мой дар самостоятельно нашёл способ взаимодействовать с информационной средой этого мира. Все те часы, что я (или моё эфирное тело) провёл, просеивая гигабайты данных, взламывая системы, отслеживая цифровые следы, — видимо, это и стало той самой практикой, тренировкой, которая позволила ясновидению «научиться» распознавать и интерпретировать информацию в её цифровой форме. Номера телефонов, IP-адреса, возможно даже строки кода или структуры файлов — теперь всё это могло восприниматься мной напрямую, как часть реальности, а не как нечто чуждое, требующее расшифровки.

Надо будет в этом удостовериться. Вообще-то, по плану на подобный результат я рассчитывал лишь через несколько месяцев практики.

Какая существенная экономия времени получилась. Но в следующий раз, пожалуй, обойдусь без всего этого.

Там, в моём родном мире, путь зазеркальщика был долгим и трудным. Стадия аколита — это годы осторожного освоения основ: ясновидение на уровне восприятия ауры и простых образов, первые робкие заглядывания в ближайшие развилки, тренировки фиксации знаний. Пока ты аколит, твои возможности сильно ограничены. Основной упор делается на понимание природы дара, на умение видеть, но не вмешиваться слишком активно. Серьёзные практики, направленные на укрепление эфирного тела, на глубокое взаимодействие с реальностью, на активное изменение судеб, — всё это начиналось уже на ступени адепта. Считалось, что до этого момента ученик просто не готов ни физически, ни ментально к таким нагрузкам. Эфирное тело ещё слишком слабо, чтобы выдержать мощные потоки энергии и информации, возникающие при серьёзном вмешательстве. Мои наставники всегда подчёркивали важность последовательности, контроля, умения чувствовать границы своих возможностей. Сам я, когда появились собственные ученики, настаивал на том же. Никто не поощрял безрассудных прыжков выше головы, подобных тому, что я совершил, взявшись за дело Минхо. Прорывы были кульминацией долгой работы, а не результатом стихийного бедствия.

Я усмехнулся. Кажется, я на собственном опыте подтвердил справедливость предостережений. Поспешил. Правда, в моём мире никакой прорыв в подобной ситуации был бы попросту невозможным.

Отбросив в сторону размышления, я вновь прислушался. Не к шуму на улице или тиканью часов, а к внутренним ощущениям, к состоянию своего эфирного тела.

Та вибрация, тот нарастающий гул, который я чувствовал перед тем, как отключиться, — он исчез. Не просто утих, а именно исчез, словно его никогда и не было. Эфирное тело, прежде казавшееся мне невероятно разреженным по сравнению с тем, каким оно было на пике моей прошлой жизни, теперь ощущалось гораздо более плотным. Более цельным, собранным, структурированным. Я всё ещё и близко не достиг уровня восприятия, который был у меня в прошлом мире, поэтому не мог по-настоящему глубоко оценить состояние эфирного тела, но точно ли это привычный с прошлой жизни уровень адепта?

Что ж, теперь я окончательно убедился в верности своих предположений. Не то чтобы я сомневался, но без видимых изменений в эфирном теле я бы поостерёгся утверждать, что произошедшее было именно прорывом. Слишком странно всё прошло, вполне вероятно, что изменения могли касаться исключительно ясновидения. Но теперь очевидно: это действительно был прорыв. Жёсткий, неконтролируемый, совершенно неправильный с точки зрения классической школы магии Зазеркалья, но тем не менее — прорыв. Возможно, именно адаптация к незнакомой информационной среде этого мира и стала тем катализатором, который заставил дар эволюционировать таким странным образом. Цена была довольно высока — я вполне мог умереть от истощения, но результат был налицо. И новое ясновидение, мгновенно распознающее цифровые идентификаторы, было лишь первым его проявлением.

В первую очередь изменения отражались на восприятии окружающего мира. Комната не стала ярче, звуки не стали громче в буквальном смысле, но… всё ощущалось намного чётче. Предметы обрели большую определённость, контуры стали резче, пространство — глубже. Словно кто-то убрал тонкую пелену, едва заметную дымку, которая раньше слегка размывала всё вокруг. Всё ещё далеко от идеала, конечно же, но жить стало поприятнее.

Впрочем, это-то как раз ожидаемое изменение.

Удовлетворение от осознания возросших способностей было ощутимым, но его быстро перекрыло урчание в желудке. Неделя без еды и воды — тело требовало своё. Прежде чем погружаться в дела и проверять результаты своей недавней «работы», нужно было хоть немного восполнить силы. Иначе я рисковал снова отключиться, уже от банального голода.

Я поднялся и направился к кухонному уголку. Холодильник встретил меня почти звенящей пустотой — пара засохших луковиц, начатая пачка кимчи сомнительной свежести и одинокая бутылка соевого соуса. Негусто. Мёнджин явно не был мастером пополнения запасов. Да чего уж там, я и сам этим толком не озаботился. Я проверил шкафчики над раковиной. Там дела обстояли ненамного лучше: полупустая упаковка риса, пакетик старых сушёных водорослей и, о чудо, почти полная пачка рамёна быстрого приготовления. Не пир горой, но на первое время сойдёт.

Пока в маленькой кастрюльке закипала вода, я вернулся к телефону. Мысль о ситуации с Минхо не давала покоя. Что произошло за эту неделю? Звонить ему напрямую пока не хотелось — я был не в том состоянии, чтобы вести полноценный разговор, да и не знал, что именно говорить. Оставался другой путь.

Я сел за стол, поставив перед собой чашку с только что заваренным рамёном, от которого шёл соблазнительный аромат. Закрыв глаза, я сосредоточился. Не на прошлом, не на туманных обрывках своего недельного бреда, а на конкретной задаче: узнать, что произошло с Чхве Минхо.

Я нашёл развилку, где беру телефон и набираю его номер. Вот я слышу гудки, вот Минхо отвечает, его голос сначала настороженный, потом — удивлённый.

Разговор в этой развилке длился долго. По моим внутренним ощущениям — не меньше двух часов. Минхо подробно рассказывал о событиях прошедшей недели. Я слушал, задавал уточняющие вопросы, прокручивал отдельные моменты снова. Это был поразительный прогресс: не так давно, чтобы получить такой объём информации из развилки, мне потребовалось бы несколько погружений, каждая итерация отнимала бы силы, а общая картина складывалась бы постепенно, как мозаика. Сейчас же всё было иначе. Я воспринимал весь пласт информации целиком, единым потоком, мгновенно усваивая детали, эмоции, последовательность событий. Словно смотрел ускоренно прокручиваемый фильм, но с полным пониманием каждого кадра. Это заняло всего несколько секунд реального времени.

Когда я вернулся в свою реальность, чашка с рамёном всё ещё дымилась на столе. А я уже знал всё.

План сработал даже лучше, чем я мог ожидать. Материалы, которые я каким-то образом (детали всё ещё ускользали) передал Ли Джихвану, оказались достаточно убедительными. Журналист не стал мешкать. Его статья, опубликованная в «Сеульском вестнике», вызвала настоящий скандал. История о коррумпированном инспекторе, вымогающем взятки у малого бизнеса в сговоре с поставщиком несертифицированного оборудования, подкреплённая документами и свидетельствами, которые сначала были анонимными (но позже нашлись и те, кто заговорил открыто), всколыхнула общество.

В дело вмешались вышестоящие инстанции. Началось официальное расследование. Инспектора Пак Джинхо отстранили от должности, а судя по последним новостям, которые Минхо узнал буквально перед моим гипотетическим звонком, его даже взяли под стражу до выяснения всех обстоятельств. Компанию-поставщика тоже ждали серьёзные проверки.

Давление на Чхве Минхо и других пострадавших предпринимателей мгновенно прекратилось. Под влиянием скандала власти пошли на уступки: либо ускорили процесс получения корейской сертификации для уже установленного оборудования, признав его соответствие европейским стандартам, либо нашли какой-то другой юридический компромисс. Главное — угроза остановки производства и банкротства миновала. Минхо был вне себя от радости, хотя и не знал, какую именно роль в этом сыграл я. Но, конечно же, понимал, что проблема была решена именно мной. Вначале он пытался дозвониться, чтобы получить консультацию — ситуация развивалась стремительно, и он не понимал, как ему действовать. Затем звонил, чтобы поблагодарить и просто расспросить.

Я взял палочки и подцепил лапшу. Удовлетворение — вот что я чувствовал. Глубокое удовлетворение от того, что моё вмешательство принесло реальный положительный результат. Проблема Чхве Минхо решена, совершенно случайно были решены и проблемы других компаний, справедливость восторжествовала. Мой дар, даже в этом искажённом незнакомом мире, оставался инструментом изменения судеб.

Доев, я встал из-за стола, чувствуя себя немного увереннее. Физическое восстановление займёт время, но первый шаг был сделан. Теперь нужно было разобраться с последствиями моей активности. Надо было проверить, был ли на ноутбуке тот компромат, который я собирал. Возможно, если я увижу данные своими глазами, мне будет легче вспомнить, как я их вообще получил.

Затем — телефон. Нужно перезвонить всем звонившим, в том числе Сон Чаён. Её звонок сам по себе показатель. Нашла наконец, чем меня занять? И как её предложение будет согласоваться с моим увольнением? В любом случае её звонок требовал ответа.

Но для начала нужно привести себя в порядок.