Чёрный Equus Premier скользил по утренним улицам Сеула, наполненным будничной суетой. Ханби сидела рядом со мной. Несмотря на то что она успела привести себя в порядок, она всё же выглядела немного уставшей после бурных выходных, но глаза светились.
— Сегодня продолжается турнир, — сказал я, когда мы приблизились к району, где располагался офис «MetaSpace». — Начнётся в три, так что можешь не торопиться после работы.
Она повернулась ко мне, на её лице мелькнула улыбка.
— Думаешь, сегодня тоже быстро управишься?
— Даже быстрее, чем в прошлые дни, — ответил я, не отрывая взгляда от дороги. — Я рассчитываю управиться за пару часов. Так что, когда освободишься, можешь подъехать прямо туда. Я тебя дождусь, и у нас будет свободный вечер.
Ханби тихо хмыкнула. Она уже привыкла к моей, как ей кажется, самонадеянности. Теперь она просто принимала её как часть меня — мол, да, у каждого свои недостатки, что поделать.
Я притормозил за углом, немного не доезжая до главного входа в офисный комплекс «MetaSpace».
— Думаю, здесь будет удобно, — сказал я, поворачиваясь к ней. — Есть у меня ощущение, словно ты по какой-то причине не хочешь в ближайшее время афишировать наши нерабочие отношения.
Её улыбка стала шире, в глазах заплясали озорные искорки.
— Очень предусмотрительно с твоей стороны, Мёнджин-а.
Я наклонился и коротко, но нежно поцеловал её.
— Удачи на турнире, — прошептала она, когда я отстранился.
— С твоим благословением у меня нет шанса проиграть.
Ханби вышла из машины, поправила складку на юбке и, бросив на меня последний взгляд, направилась к офису. Я проводил её взглядом, дождался, пока она скроется за углом, и снова плавно тронулся с места, выруливая на оживлённую магистраль.
Путь до «МоноТекстиля» занял около получаса. Я вёл машину, погружённый в свои мысли. Так много дел, и каждое движется так медленно… Предстоящая задача, связанная с ткацким производством Чхве Минхо, тоже была интересным вызовом. Не столько из-за сложности самой проблемы — её решение я уже примерно представлял, — сколько из-за необходимости облечь решение в форму, приемлемую для этого мира. Никаких явных чудес, никакой открытой магии. Только «гениальный консалтинг», «интуитивные прозрения» и «нестандартный подход». Нужно было аккуратно упаковать свои способности, чтобы результат выглядел как плод аналитической работы, а не как вмешательство чего-то запредельного.
Иными словами, заняться тем, чем я постоянно пренебрегал при работе с Сон Чаён.
Если думать беспристрастно, то на самом деле это своего рода игра, и я способен найти в ней определённое удовольствие. Что-то наподобие игры в шахматы с десятком человек вслепую или спарринга с одной рукой, привязанной к спине, — своего рода попытка уравновесить шансы в соревновании.
Ну и предполагаемая прибыль подогревала интерес — так как в этот раз я работаю именно ради денег, то ошмётками пирога не ограничусь. Я не собирался слишком задирать цену, но настрой был достаточно боевой. Хотя бы буду чувствовать себя уверенней, а то выигрыша с турнира хватит максимум на одну квартиру в городе. Далеко не элитную, замечу. Не то чтобы мне так уж нужна квартира, но порядок цифр намекает, что по корейским стандартам это просто мелочь.
Фабрика Чхве Минхо располагалась в одном из старых промышленных районов, зажатая между такими же немолодыми кирпичными зданиями и складами. Я припарковал Equus у невысокого бетонного забора, за которым виднелся главный корпус «МоноТекстиля». Старое, но добротное двухэтажное здание из красного кирпича, местами покрытого тёмными потёками. Окна, хоть и чистые, казались немного тусклыми. Над входом висела выцветшая, но аккуратная вывеска с названием компании. От всего этого веяло основательностью и — застывшим временем. Словно фабрика и её владелец жили в своём собственном, немного замедленном ритме, в стороне от бешеной гонки современного мегаполиса.
Чхве Минхо уже ждал меня у проходной. Он был одет в строгий тёмно-серый костюм, который, казалось, немного сковывал его движения, и нервно теребил в руках тонкую папку. При моём появлении его лицо озарилось энтузиазмом.
— Кан Мёнджин-ши! Доброе утро! Проходите, пожалуйста, — он почтительно поклонился и распахнул передо мной старую, но свежевыкрашенную металлическую дверь.
Эх, а ведь договаривались без суффиксов. Но ладно уж, если ему так комфортнее…
— Надеюсь, не слишком рано для понедельника? — спросил я, следуя за ним по узкому коридору, пахнущему чем-то неуловимо текстильным.
— Что вы, что вы! Мы вас очень ждали, — заверил Минхо. Хм… Удивительно, а ведь он волнуется. — Честно говоря, уже сейчас чувствую, что сделал правильный выбор, пригласив вас на беседу.
Я только улыбнулся его словам.
Мы зашли на склад сырья. Высокие стеллажи, уходящие под потолок, были заставлены тюками с хлопком, шерстью, льном и кипами синтетических волокон. Воздух здесь был сухим и пыльным, пахло необработанным материалом. Минхо начал с воодушевлением рассказывать о поставщиках, о контроле качества сырья, о том, как важно выбрать правильную основу для будущей ткани.
Я слушал его, кивая, задавал редкие уточняющие вопросы, но моё основное внимание было направлено не на его слова. Я «ощупывал» пространство. Хлопок — качественный, чистый, мне это стало очевидно с первого же взгляда. Начало обустройства собственного домена в Сомнии уже приоткрыло двери идеям и концепциям, так что сейчас я способен оценивать качество с помощью простого ясновидения. Синтетическое волокно — ровное, гладкое, но абсолютно «пустое» с точки зрения концептуального резонанса. Добротное, но бездушное сырьё. Ничего неожиданного.
Затем мы перешли в прядильный цех. Здесь стояли ряды современных, почти бесшумно работающих машин европейского производства — тех самых, с сертификацией которых я не так давно помог. Впечатляющая чистота, яркое освещение, минимум персонала. Машины вытягивали из рыхлой массы волокон тонкие ровные нити, наматывая их на большие бобины. Рабочие, в основном молодые специалисты в аккуратной униформе, следили разве что за показаниями на сенсорных панелях управления. Эмоциональный фон был деловым, но совсем не оживлённым — я не чувствовал той энергии, которая бывает в по-настоящему увлечённом коллективе. Это не особенно-то удивляло, всё-таки творчества в этой рутине совсем немного.
Сердцем производства, несомненно, был ткацкий цех. Здесь также доминировали новые высокотехнологичные станки. Метры ткани, сходящие с валов, были безупречного качества — ровное плетение, отсутствие дефектов. И именно здесь, среди этого царства стерильной эффективности, я уловил тонкий концептуальный след. Он был слабым, почти незаметным, словно едва тлеющий огонёк. Очень интересно.
Последним мы посетили отделочный цех. Новейшие линии окраски и обработки, управляемые компьютерами. Запах химикатов почти не чувствовался благодаря мощной системе вентиляции. Здесь ткани приобретали финальный вид, цвет, проходили специальную обработку, придающую им заданные свойства — мягкость, несминаемость или блеск. И здесь же та самая искра, которую я сумел почувствовать ранее, растворялась, уступая место стандартным рыночным требованиям к продукту.
После экскурсии Чхве Минхо проводил меня в свой кабинет. Небольшая, скромно обставленная комната на втором этаже, с видом на внутренний двор фабрики. Старый, но крепкий деревянный стол, пара стульев для посетителей, стеллаж с образцами тканей и бухгалтерскими папками. На стене — несколько грамот и фотография улыбающегося пожилого мужчины, вероятно основателя «МоноТекстиля».
Минхо предложил мне кофе, который оказался на удивление неплохим для офисной кофеварки, и, немного помедлив, начал излагать суть проблем.
— Как вы понимаете, Мёнджин-ши, после того, как вы помогли мне справиться с той неприятной ситуацией с инспектором, дела у «МоноТекстиля» пошли немного лучше. Мы смогли возобновить поставки, закрыть самые горящие долги. Но это лишь временное облегчение.
Он сделал глоток кофе, собираясь с мыслями.
— Основная проблема — мы теряем рынок. Наши стандартные ткани — хлопок, лён, смесовые полотна — они качественные, да. Но таких производителей, как мы, много. Конкуренты из Китая и Юго-Восточной Азии предлагают то же самое, но дешевле. Несмотря на новые станки, мы всё ещё не можем с ними тягаться в цене, не теряя в качестве, а терять в качестве я не хочу. Это принцип.
Я молча кивнул.
— Я пытался выходить на новые рынки, — продолжал Минхо, — предлагал нашу продукцию производителям спецодежды, мебельным фабрикам, даже в автомобильную промышленность сунулся. Но везде либо уже есть свои проверенные поставщики, либо наши объёмы для клиентов слишком малы, либо требования к специфическим свойствам ткани такие, что нам пришлось бы полностью перестраивать производство. Это огромные инвестиции, на которые у меня сейчас просто нет средств.
Он устало развёл руками.
— Мы даже пробовали запустить линии под конечный продукт для потребителя. В основном это были футболки и мастерки с модными принтами. Наняли молодого дизайнера… Но это тоже не выстрелило. Рынок перенасыщен, а чтобы создать действительно узнаваемый бренд, нужны годы и огромные вложения в маркетинг. Опять же, деньги.
Я внимательно слушал, параллельно просматривая в Зазеркалье основные управленческие схемы «МоноТекстиля». Система была простой. Сам Минхо занимался всем — от закупок сырья до сбыта готовой продукции. Несколько мастеров смен отвечали за производство. Бухгалтерия была передана на аутсорс. Отдел продаж состоял из двух менеджеров, работавших за процент. Маркетинга как такового не было.
В управленческой структуре зияли дыры. На складе готовой продукции явно не хватало строгого учёта — я видел несколько развилок, где мелкие партии ткани уходили налево по очень заниженным ценам, а деньги оседали в карманах нечистого на руку кладовщика. Некритичные суммы, но неприятно. Распределение обязанностей между мастерами смен было неоптимальным, часто возникали простои или, наоборот, авралы из-за несогласованности. Рекламные буклеты, которые Минхо с гордостью показал мне, выглядели так, словно их делали в начале двухтысячных.
— Скажите, Минхо-ши, — начал я, когда он сделал паузу, — а как у вас построена система контроля на складах? Кто отвечает за приёмку сырья и отгрузку готовой продукции?
Минхо немного удивился вопросу, но ответил. Я задал ещё несколько вопросов о мотивации персонала, о том, как принимаются решения о закупке нового оборудования, о стратегии работы с клиентами.
Постепенно, наводящими вопросами, я подвёл его к мысли, что некоторые внутренние процессы требуют оптимизации.
— Иногда, — сказал я, отпивая кофе, — прежде чем завоёвывать новые рынки, стоит навести идеальный порядок на своей территории. Даже небольшие изменения в логистике, в системе учёта или в мотивации ключевых сотрудников могут дать ощутимый экономический эффект, высвободить внутренние резервы.
Я предложил ему пару конкретных, легко реализуемых идей: внедрить более строгую систему инвентаризации на складах с использованием штрих-кодирования, пересмотреть сетку ответственности мастеров смен, чтобы избежать дублирования функций и простоев. Даже посоветовал обновить дизайн рекламных материалов, сделав их более современными.
Минхо слушал внимательно, кивал, что-то записывал в свой блокнот.
— Да, вы правы, Кан Мёнджин-ши, — сказал он наконец. — Об этом я как-то не задумывался. Всегда казалось, что главная проблема — в рынке, в конкуренции… А может, и внутри не всё гладко.
Он выглядел немного озадаченным от осознания собственных недоработок, но одновременно и воодушевлённым тем, что есть конкретные понятные шаги, которые можно предпринять уже сейчас.
В общем-то, я озвучил те проблемы, которые пришлось бы решать при любом раскладе. Но этого точно будет мало.
— Это всё важно, Минхо-ши, — сказал я. — И мы обязательно ещё вернёмся к обсуждению деталей. Но, боюсь, это лишь верхушка айсберга. Даже если вы оптимизируете все внутренние процессы до идеала, это максимум даст вам ещё одну передышку, но не решит стратегической проблемы — уникальности вашего предложения на рынке. Вам нужно нечто большее, чем просто качественная ткань по конкурентоспособной цене.
Минхо снова вздохнул.
— Вот именно это «нечто большее» я и не могу найти.
Я поставил чашку на стол.
— Возможно, Чхве-ши, оно всегда было здесь. Просто вы перестали его замечать.
Я медленно обвёл взглядом скромную обстановку кабинета. Остановился на старой, немного выцветшей фотографии в простой деревянной рамке, висевшей на стене за спиной Минхо. На ней был запечатлён мужчина средних лет с живыми умными глазами и волевым подбородком, стоявший на фоне ткацких станков старого образца. Его руки уверенно лежали на какой-то детали механизма.
— Это ваш дед? Основатель «МоноТекстиля»? — спросил я, указывая на фотографию.
Минхо обернулся, проследив за моим взглядом.
— Да, это он, Чхве Джинсу, — кивнул он. — Дед был настоящим фанатом своего дела. Говорят, мог сутками не выходить из цеха, когда разрабатывал новый узор или пробовал новое сырьё. Отец рассказывал, что у деда были целые тетради, исписанные какими-то формулами и заметками по ткачеству. Я их, правда, никогда не видел. Наверное, где-то в архиве пылятся, если вообще сохранились.
— А это что? — Мой взгляд переместился на небольшой, покрытый слоем пыли деревянный ящичек, стоявший на нижней полке стеллажа, заваленный какими-то старыми бухгалтерскими книгами. Он был из тёмного дерева, с потускневшими латунными уголками. Я почувствовал от него слабый, едва уловимый отклик, тот самый, что и в ткацком цеху.
Минхо посмотрел на ящик, потом на меня, слегка пожав плечами.
— Понятия не имею. Кажется, он тут стоял всегда, сколько я себя помню. Дед что-то в нём хранил, какие-то свои образцы тканей, что ли. Отец никогда его не открывал, и я тоже. Всё собирался разобрать этот стеллаж, да руки не доходили. Наверное, там одно старьё, молью побитое.
Я поднялся и подошёл к стеллажу.
— Можно?
Минхо снова пожал плечами.
— Да, пожалуйста.
Я осторожно снял с ящика стопку старых книг, сдул с него пыль. Замочка на нём не было, только простая защёлка. Я открыл крышку.
Внутри, на подкладке из пожелтевшего бархата, лежало несколько небольших лоскутов ткани. Они были старыми и немного выцвели, но с первого же взгляда стало очевидно, что здесь было на что посмотреть. Узоры были сложными, необычными, некоторые — абстрактными, другие напоминали природные мотивы, но в какой-то очень стилизованной манере. Я взял один из лоскутов в руки. Ткань была на удивление мягкой, приятной на ощупь, несмотря на возраст. И от неё исходило то самое едва уловимое ощущение… Словно что-то рвалось наружу.
— Интересные образцы, — сказал я, внимательно рассматривая лоскут. — Очень интересные, Минхо. Ваш дед был не просто ремесленником. Похоже, он был по-настоящему одарённым человеком.
Минхо подошёл ближе, с любопытством заглянул в ящик.
— Да? Ну не знаю… Для меня это просто старые тряпки, — он с сомнением покачал головой.
Я положил лоскут обратно.
— Чхве-ши, — сказал я, поворачиваясь к нему, — у меня к вам будет одна несколько необычная просьба. Не могли бы вы оставить меня здесь одного на некоторое время? Скажем, на час-полтора. Мне нужно подумать. Иногда лучшие идеи приходят в тишине, когда тебя никто не отвлекает.
Минхо посмотрел на меня с явным удивлением.
— Здесь? В кабинете? — он обвёл взглядом свою скромную контору. — Ну… если вам так удобнее… Конечно. Я тогда закажу нам хороший обед из ресторана неподалёку, как раз успеют привезти. А сам пока не буду вам мешать. Вернусь через полтора часа, вас устроит?
— Вполне, — кивнул я. — И, если можно, попросите, чтобы меня не беспокоили.
— Разумеется. — Минхо всё ещё выглядел немного озадаченным таким поворотом событий. Он вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
Я подождал несколько минут, прислушиваясь к отдалённым звукам фабрики, чтобы убедиться, что меня действительно никто не потревожит. Затем обернулся к ящичку с образцами тканей, снова открыл его и достал тот же самый лоскут, который первым привлёк моё внимание, — небольшой квадрат из плотного серого шёлка с вытканным на нём сложным спиралевидным узором тёмно-синего цвета.
Я сел в кресло Минхо, держа ткань в руках, и закрыл глаза. Вдох. Выдох. Сознание начало медленно отстраняться от запаха пыли и старого дерева, от приглушённого гула станков за дверью, от физического мира вообще. Я позволил себе погрузиться в туманные глубины Зазеркалья, используя старый лоскут как якорь, как нить, ведущую в прошлое. Глубоко, в самое далёкое прошлое, для чего мне и потребовалось взять ткань в руку и всерьёз сосредоточиться.
Образы возникли не сразу. Сначала это были лишь обрывки, цветовые пятна, неясные звуки. Но постепенно, по мере того как я настраивал своё восприятие, туман рассеивался. Вот он, Чхве Джинсу, дед Минхо. Не тот пожилой мужчина с фотографии, а моложе и полный сил. Он сидит за деревянным ткацком станком. Его руки уверенно направляют челнок, который летает туда-сюда, а ноги ритмично нажимают на педали станка. Лицо сосредоточенное, глаза горят энтузиазмом. Он что-то тихо напевает себе под нос — старую народную мелодию.
Картинка сменилась. Тот же Чхве Джинсу, но уже в этом самом кабинете. За столом, заваленным эскизами, образцами ниток, книгами с узорами. Он склонился над большим листом бумаги, что-то быстро чертя угольным карандашом. Рядом — чашка с остывшим чаем. Он бормочет себе под нос: «Нет, не то… Нужно, чтобы сама нить рассказывала… чтобы цвет говорил…»
Ещё одна вспышка. Чхве Джинсу показывает готовый отрез ткани своей жене. Она восхищённо ахает, проводя рукой по гладкой поверхности. «Это… это как лунный свет на воде, Джинсу, — говорит она. — Когда смотришь на неё, становится так спокойно…» Он улыбается, довольный.
Я прокручивал эти фрагменты прошлого, впитывая атмосферу, слова, эмоции. Это было не просто производство, совсем нет.
Вернувшись в реальность, я сместил фокус. И теперь погрузился в Сомнию, в мир идей, всё ещё удерживая связь с лоскутом. И здесь, в этом информационном пространстве, я увидел то, что осталось от наследия Чхве Джинсу. Это была не яркая, живая концепция, а скорее, её слабый, почти истлевший отпечаток. Как высохший цветок в старой книге, сохранивший лишь намёк на былой аромат и цвет. Идея «ткани, несущей покой» или идея «узора, дарующего вдохновение» — они всё ещё вибрировали здесь, но так слабо, что обычный человек их бы никогда не ощутил.
Но для меня это был маяк.
Я позволил своему сознанию взять под контроль окружающий хаос и ментально сдвинулся, чтобы вернуться на личный островок спокойствия в Сомнии — в свой домен. Привычная комната с зеркалами, уже более стабильная, чем всего пару дней назад. Маленькое зеркальце-камертон на столе.
Я встал перед одним из больших тёмных зеркал. Мысленным усилием я спроецировал на его поверхность всё, что увидел и почувствовал в «МоноТекстиле». Вот образы прошлого — страсть Чхве Джинсу, его идеи. Вот настоящее — современные станки, качественные, но немые полотна, усталость и растерянность его внука. Вот отпечатки идей в Сомнии — слабые, затухающие эманации первоначального замысла, погребённые под слоем прагматизма.
Зеркало отразило всё это, но не пассивно. Оно, подвластное моей воле, преобразило информацию, структурировало её, выявило скрытые связи. На его поверхности проступила сложная, многомерная схема. В центре — яркая пульсирующая точка: «„МоноТекстиль“ — ткань как носитель эмоции и истории». От неё расходились нити — к прошлому (забытая философия основателя), к настоящему (потенциал, качество сырья) и к будущему (возможные рыночные ниши, уникальное торговое предложение).
Я смотрел на сложную схему, развернувшуюся на поверхности зеркала, и окончательно уверился в своих подозрениях.
Те слабые, почти истлевшие отпечатки идей, которые я уловил от старых образцов ткани, та страсть, с которой Чхве Джинсу говорил о «душе» своих творений… Это было нечто большее, чем просто талант или вдохновение. Это был действительно след. Слабый, неясный, но безошибочно узнаваемый след магии.
Магии Сомнии.
Я прокрутил в Зазеркалье образы прошлого Чхве Джинсу ещё раз, теперь уже с новым фокусом. Его напевы во время работы — не просто мелодии, а скорее, интуитивные мантры, помогающие сосредоточить волю. Его эксперименты с узорами и красителями — не слепой поиск, а попытка нащупать резонанс, заставить физический материал откликнуться на ментальный образ, на идею. Его слова о «ткани, несущей покой» или «узоре, дарующем вдохновение» — это же почти точное описание того, как идеопластика Сомнии может влиять на восприятие!
Чхве Джинсу, основатель «МоноТекстиля», был магом.
Необученным, очевидно, — иначе я бы мгновенно опознал в материале артефакт, в каком состоянии он бы ни был. Это был неофит-интуит, примерно как и Кан Мёнджин, который так и не осознал природу своего дара. Способности Джинсу были слабы, ограничены узкой сферой его страсти — ткачеством. Он не создавал артефакты в полном смысле этого слова, а просто вплетал частички своей Сомнии, свои эмоции, свои идеи в нити, создавая ткани, которые несли в себе слабый, но ощутимый для чувствительного человека отпечаток его замысла. Скорее всего, станки тоже были изменены под его влиянием.
Это объясняло многое. В первую очередь то, почему «МоноТекстиль» сейчас в таком упадке. Дело было не только в рынке и конкуренции, просто компания утратила одарённого, на котором всё и держалось. Его наследники, не обладая его даром, не смогли понять и сохранить суть его творений. Они видели лишь внешнюю форму — качественную ткань, красивые узоры. Но они не видели главного. И постепенно, стремясь к эффективности и снижению затрат, они свели всё к простому ремеслу.
В то же время эта компания никогда не была приспособлена справляться собственными силами. За свою жизнь Чхве Джинсу так и не получил этого навыка, ему это было не нужно, так что и передать полезный опыт потомкам он не мог. Он вообще ничего не сумел передать, ну, кроме, скорее всего, старых артефактных станков — которых после реконструкции не осталось. Всё то, чему он учил наследников, для них было абсолютно бесполезным. Можно попробовать потом спросить у Минхо, может, где-то завалялся хотя бы фрагмент старого станка, это могло бы… А хотя нет. Нет никакого смысла спрашивать о станках.
Зачем мне нужны поделки неофита-интуита? Своими силами я справлюсь намного лучше.
Спустя полтора часа дверь кабинета тихо скрипнула. В проёме появился Чхве Минхо.
— Кан Мёнджин-ши? Всё в порядке? Обед готов, если вы…
Я открыл глаза, возвращаясь из глубин Сомнии. Головокружение, привычное после таких погружений, быстро прошло.
— Да, Минхо-ши, всё в порядке, — сказал я, поднимаясь. — И, кажется, у меня есть для вас кое-какие идеи.
Мы перешли в столовую для руководства — небольшую комнату рядом с кабинетом Минхо, где уже был накрыт скромный, но аппетитный обед: рис, суп, несколько видов кимчи и тушёное мясо.
— Ваша ситуация, Чхве-ши, навела меня на одну мысль, — начал я, когда мы приступили к еде. — «МоноТекстиль» обладает уникальным, но, к сожалению, почти забытым наследием. Ваш дед, Чхве Джинсу, был не просто талантливым ткачом. Он создавал ткани с характером, с историей. Его изделия несли в себе определённую концепцию, если хотите.
Минхо удивлённо поднял на меня глаза от тарелки с рисом.
— Концепцию? Вы о тех старых образцах? Я не очень понимаю.
— О них самых, Минхо-ши. Речь не только об узорах, — я покачал головой. — Фактура, цвет, само ощущение от ткани. Он интуитивно нащупал то, что сейчас является одним из главных трендов в потребительском поведении, — стремление к уникальности.
Я видел, что Минхо ещё совсем не понимает, к чему я всё это говорю. Для него, человека сугубо практичного, прозвучавшее было слишком абстрактным. Да я и сам не очень-то понимал, что вообще говорю, но надо же как-то обосновать свои идеи?
— Я предлагаю не пытаться конкурировать с гигантами на их поле, производя тонны стандартной ткани, — продолжил я, выбирая более приземлённые формулировки. — А сосредоточиться на создании эксклюзивных, лимитированных коллекций тканей. Каждая коллекция — со своей уникальной концепцией, своей историей, своим характером. Это может быть отсылкой к каким-то историческим стилям, к природным явлениям, к культурным традициям Кореи. Главное — чтобы это была не просто ткань, а законченный продукт с чётким позиционированием.
Минхо задумчиво жевал рис.
— Эксклюзивные коллекции… — протянул он. — Но кто их купит? Я обращаю ваше внимание, Мёнджин-ши, что мы уже сейчас сотрудничаем с известными люксовыми брендами. Чем мы будем их удивлять? И в целом это потребует совсем другого подхода к маркетингу и продажам. У меня нет ни опыта, ни ресурсов для этого. Да и, честно говоря, Кан Мёнджин-ши, я пока не совсем улавливаю, в чём тут выгода для «МоноТекстиля». Звучит красиво, но… туманно.
— Всё прояснится, — заверил я его. — Но мне потребуется некоторое время, чтобы подготовить для вас детальный план. Проанализировать рынок, подобрать потенциальные концепции для первых коллекций, продумать стратегию продвижения. Это довольно большой объём работы, — я сделал паузу, мысленно прикидывая, сколько сил и времени уйдёт на оборудование и обучение мастеров. Мда, это что же я на себя взваливаю…
Я продолжил:
— Но уже сейчас могу сказать, каким я вижу наше будущее сотрудничество.
Минхо отложил палочки и взглянул на меня с интересом.
— Видите ли, Чхве-ши, — сказал я, — скоро у меня освободится некоторый капитал. Не слишком большой, около полутора миллионов фунтов, но достаточный для одного проекта: я планирую открыть небольшое ателье. Даже, скорее, дизайн-студию. Мы будем специализироваться на создании эксклюзивной одежды и, возможно, текстиля для интерьера, используя ткани самого высокого качества. И я хотел бы, чтобы «МоноТекстиль» стал нашим основным, если не единственным, поставщиком этих уникальных концептуальных тканей.
Глаза Минхо расширились.
— Вы хотите перепродавать наши ткани?
— Не совсем так. Я хочу покупать их у вас. По выгодной нам обоим цене — мы с вами разработаем справедливую формулу. А моя студия будет создавать из них конечный продукт и продвигать его на рынке. По сути, я стану вашим первым и, надеюсь, якорным клиентом в этом новом направлении.
Я видел, как в голове Минхо начинают работать шестерёнки.
— То есть вы хотите стать клиентом «МоноТекстиля», но на более выгодных основаниях, чем остальные? — уточнил он.
— Я планирую стать вашим партнёром, Минхо-ши, — поправил я. — Я готов взять на себя разработку бренда для этих коллекций, организацию рекламных кампаний, поиск выходов на нужных клиентов — дизайнеров, бутики, возможно даже корпоративных заказчиков для эксклюзивных подарков. Более того, я готов лично участвовать в переговорах по контрактам на поставку этих тканей другим вашим клиентам. Но на определённых условиях.
— Каких условиях? — настороженно уточнил Минхо.
— Каждый контракт на поставку этих концептуальных тканей, заключённый при моём участии, остаётся на моём личном контроле. И я буду получать оговорённый процент от прибыли по каждому контракту. Не от оборота, заметьте, а именно от чистой прибыли, которую «МоноТекстиль» получит благодаря этому заказу.
Минхо молчал, обдумывая предложение. Это была не та схема сотрудничества, которую он мог ожидать. Мы ведь уже говорим не просто о консультации, а о гораздо более тесном сотрудничестве.
— Это необычно, — произнёс он наконец. — Но, должен признать, в этом что-то есть. Вы, по сути, предлагаете разделить риски. Если ваши идеи не сработают, вы тоже ничего не заработаете на этих контрактах.
Он не озвучил этого, но мне было совершенно ясно, что будь на моём месте кто-либо другой, то подобное условие он бы ни за что не принял. Обычно маркетинговые агентства, которые ищут клиентов, берут вполне понятную и заранее оговорённую сумму. Да, продажников мотивируют бонусами за каждого доведённого до сделки клиента, но обычно это просто единоразовая выплата. А я прошу процент, да ещё и бессрочно. Даже предварительно согласившись, Минхо всё ещё не понимал, за что я планирую брать деньги. Что для него значит вот этот «личный контроль», к примеру?
— Именно, — подтвердил я. — Я уверен в потенциале этой идеи и готов вложить в неё не только свои силы, но и деньги. К тому же я не претендую на долю от контрактов на эти новые ткани, если клиент будет привлечён вами самостоятельно. Впрочем, вы всё ещё сможете предоставить мне долю, и в этом случае я обещаю, что уделю таким клиентам настолько же пристальное внимание, как и моим собственным. Я уверен, что очень скоро вы убедитесь, насколько полезна моя помощь при работе с клиентами.