Рынок Кванчжан жил своей шумной, наполненной историей жизнью. Воздух гудел от сотен голосов: торговцы зазывали в свои лавки, нахваливали товар, тут и там раздавался смех и споры. Запахи смешивались в густой коктейль: пряные ароматы уличной еды, сладковатый дух свежей выпечки, терпкие нотки трав и специй и неуловимый запах пыли и старины, въевшийся глубоко в саму ткань этого места. Яркие краски лотков с овощами и фруктами, пёстрые ткани, блеск медной посуды — всё это казалось картинкой в калейдоскопе.
Осматриваясь, я неспешно двигался сквозь поток. Этот бурлящий котел человеческой активности был идеальным полигоном для тренировки и тестирования навыков. Сейчас часть прежних ограничений исчезла. И хотя я всё ещё чувствовал себя преступно слабым, нужно ведь радоваться любому прогрессу, не так ли? Тем более такому стремительному прогрессу.
Я свернул в ряды, где торговали тканями. Рулоны шёлка, хлопка, льна громоздились до самого потолка, создавая узкие красочные коридоры. Здесь к запахам рынка добавились специфические ароматы — свежей ткани, пыли и чего-то неуловимо химического от красителей. Я намеренно раскрыл своё восприятие, позволяя всем этим ощущениям войти. Я улавливал не только цвета и запахи, но и обрывки настроений людей вокруг: сосредоточенную расчётливость торговки, перебирающей купюры; нетерпение покупательницы, ожидающей, когда торговка освободится и покажет ей рулон шёлка для платья; лёгкую усталость пожилой пары, просто проходящей мимо.
На мгновение все эти звуки, запахи и чувства смешались, грозя превратиться в гудящий, давящий ком. Это было похоже на попытку слушать десятки радиостанций одновременно. Но в этом и суть: нужно слушать, но не прислушиваться. По крайней мере, именно с этого следует начинать любую тренировку.
Когда я немного освоился, спокойным усилием воли начал разделять этот поток. Вот — визуальные образы: блеск атласа, матовая глубина хлопка. Вот — звуки: шуршание ткани, приглушённые разговоры. А вот — эмоции, я отделил их, наблюдая со стороны, не позволяя им влиять на себя. Это при небольшом количестве людей и слабом восприятии подобный эмоциональный шум почти не затрагивает эмпата, но отныне, находясь в толпе, нужно привыкать к постоянному контролю. Я словно расставлял всё по полочкам в своей голове, наводя порядок в этом сенсорном хаосе. Пройдя текстильные ряды до конца, я почувствовал удовлетворение — я продолжал удерживать контроль, а перенапряжение оставалось всё так же далеко за горизонтом.
Выйдя из тесных тканевых рядов, я оказался на небольшой площади внутри рынка. Люди спешили в разные стороны, их пути пересекались, расходились, создавая живой, постоянно меняющийся узор. Кто-то нёс тяжёлые сумки, кто-то остановился поболтать со знакомым, кто-то просто пробирался сквозь толпу.
Это место показалось идеальным для продолжения тренировки. Я сделал глубокий вдох и слегка расслабил зрение, глядя как бы сквозь толпу, не фокусируясь на ком-то одном. Постепенно я начал замечать нечто большее, чем просто движущиеся фигуры. От каждого человека тянулись едва заметные, мерцающие нити — линии его самых ближайших шагов, коротких, почти неосознанных выборов: свернуть налево или направо, остановиться у лотка или пройти мимо, стоит ли совершать покупку.
Это не были яркие видения будущего, скорее, лёгкая рябь на поверхности реальности, показывающая самые простые, сиюминутные возможности. Я не пытался угадать, куда пойдёт вон та женщина с корзиной или что купит мужчина в кепке. Моей целью было просто видеть эту тонкую паутину повседневных событий, ощущать её непрерывное плетение и при этом твёрдо стоять на ногах, слышать шум рынка, чувствовать запах жареных каштанов с ближайшего лотка. Удерживать это двоякое восприятие — видеть и чувствовать два слоя реальности одновременно — было непросто, но доступно на моём уровне. Убедившись, что могу сохранять этот баланс, не теряя себя, я снова двинулся вперёд, вливаясь в поток.
Движение сквозь толпу само по себе было упражнением. Я чувствовал едва заметные колебания пространства вокруг людей, их намерения повернуть, остановиться, ускорить шаг — и лавировал, избегая столкновений, двигаясь плавно, инстинктивно. Это было похоже на танец, где партнёром выступал сам хаос рынка, а я учился вести, предугадывая его следующие па. С каждым шагом контроль становился увереннее, ощущение некоторого давления, которое возникло вначале, почти исчезло, сменившись спокойствием и сосредоточенностью.
Проходя мимо рядов с едой, где шипело масло на сковородках и витали ароматы кимчи и жареной рыбы, я улавливал не только запахи, но и даже вкус готовящихся блюд. Мелькали короткие вспышки желаний покупателей, их мимолётные раздумья — взять ещё порцию или уже хватит? Я удерживал концентрацию, поглощая образы и ощущения, но не цепляясь за них, позволяя им проходить сквозь сознание, как облака по небу.
Уже ближе к краю рынка, где ряды становились менее плотными, а шум немного стихал, моё внимание привлекла небольшая лавка, отличавшаяся от остальных. Здесь не было яркой вывески, она была бы совсем не к месту. Внутри на пыльных полках теснились предметы из прошлого: потускневшие зеркала, керамические вазы с едва заметными трещинками, старые монеты, книги в истёртых переплётах. Мой взгляд скользнул по полкам и остановился на небольшой медной чернильнице, стоявшей чуть в стороне. Её форма была простой, но изящной, а металл покрылся патиной времени.
Я подошёл ближе, ведомый любопытством. Сосредоточившись на предмете, я позволил себе коснуться его истории. Не нужно было даже брать чернильницу в руки. На одно неуловимое мгновение перед моим внутренним взором промелькнул нечёткий, почти призрачный образ: рука в строгом тёмном костюме, какие носили в начале прошлого века, обмакивает перо и выводит на бумаге витиеватые иероглифы. Вместе с образом пришло и ощущение — застарелая грусть, как эхо чьих-то давно ушедших чувств, связанных с этим предметом. Я задержался на этом ощущении ровно настолько, чтобы его распознать, проанализировать, а затем мягко, без усилия, отстранился, возвращая своё внимание к реальности лавки — запаху пыли и старого дерева. Глубина погружения была под контролем, и я приятно удивился, сколь сильно расширились мои возможности: чернильнице было более сотни лет.
Удовлетворённый последним тестом способностей, я отошёл от лавки. Наверное, даже с учётом слабости восприятия аколита, мне не стоило бы посещать подобные места до достижения ранга адепта. В метро и просто на улицах пусть и достаточно много людей, но линии судеб фактически предопределены — в транспорте никто не подбирает себе одежду, не наслаждается вкусом уличных блюд; люди просто перемещаются с одного места в другое. Самое большее, человек решает в это время: справа обойти прохожего или слева?
Покинув последние ряды, я вышел на более спокойную улицу, оставив позади суету рынка. Городской шум здесь был другим — размереннее, предсказуемее. Я сделал несколько глубоких вдохов, мысленно подводя итоги.
Итак, проверка прошла успешно. Жёсткий прорыв действительно перевёл меня на уровень адепта, и главные изменения — восприятие и контроль. Теперь и вижу больше, и меньше сил трачу на то, чтобы просто оставаться в адекватном сознании. Словно пересел с шаткого одноколёсного велосипеда на двухколёсный — путь к вершинам всё ещё долог, но теперь не нужно тратить все силы лишь на удержание равновесия. И пусть я ещё не успел закрепиться на новом уровне возможностей — то, чем я уже обладал, помноженное на опыт столетий, делало меня уникальным. Ни один адепт из моего прежнего мира, даже находясь на пике силы, не мог со мной соперничать.
На самом деле больше всего я радовался не расширившимся возможностям, а тому, что теперь мне открыты и другие способы укрепления эфирного тела, помимо вмешательства в ткань реальности и изменения судеб.
Во-первых, медитация. Существует множество разнообразных техник, но, по сути, речь всегда о специфической концентрации и очищении каналов восприятия. Медитация позволяла постепенно уплотнять и гармонизировать эфирное тело, делая его более восприимчивым и устойчивым. В теории я мог ею заниматься и до прорыва, но по факту я и так целыми днями был вынужден держать концентрацию, чтобы не свихнуться, куда мне ещё дальше себя перегружать?
Во-вторых, сноходство — искусство навигации и взаимодействия с реальностью снов. В моём родном мире у этого среза реальности было другое, более полное название: мир сновидений и идей.
Пройдя ещё пару кварталов, я заметил небольшую кофейню, зажатую между книжным магазином и мастерской по ремонту часов. Вывеска была скромной, без кричащих неоновых огней, а сквозь большое чистое окно виднелся уютный интерьер с деревянными столиками и мягким светом. То, что нужно после шумного рынка.
Теперь, когда я более-менее разобрался с текущим состоянием своих сил и убедился в возросшем контроле, можно было наконец заняться отложенными делами. Та неделя, выпавшая из моей активной жизни, оставила за собой шлейф незавершённых историй и неотвеченных звонков. Пора было начинать разгребать этот завал.
Я толкнул стеклянную дверь и вошёл внутрь. Приятный аромат свежесваренного кофе и тихая фоновая музыка создавали атмосферу спокойствия. Я огляделся и выбрал столик в самом дальнем углу, у окна, выходившего в тихий переулок. Приватность сейчас не помешает.
Устроившись поудобнее, я достал телефон. Палец сам нашёл в списке контактов номер Чхве Минхо. Несколько долгих гудков — и на том конце ответили.
— Алло? Мёнджин-ним? Это вы? — Голос Минхо звучал так, будто он не верил своему счастью.
— Да, Минхо-сси, это я. Рад слышать вас в добром здравии, — отозвался я.
— Мёнджин-ним! Слава богам! Что у вас случилось, у вас были проблемы? После вашего исчезновения я уже начал думать о самом худшем! Вы тогда вскрыли очень болезненный нарыв, разгорелся такой скандал, что я опасался, что с вами могло что-то случиться из-за этого… Мёнджин-сонсэнним, я так вам благодарен!
«Сонсэнним»… Учитель. Этого только не хватало. В прошлом мире заискивание и подобострастие были неизменными спутниками моего статуса, и я отчаянно их не любил.
— Пожалуйста, Чхве-сси, без формальностей, — мягко попросил я. — Зовите меня просто Мёнджин-сси, или Кан-сси, если вам так комфортнее. Мы ведь почти партнёры теперь.
На том конце провода повисла секундная пауза, Минхо явно пытался переварить моё предложение.
— Эм… хорошо… Мёнджин-сси, — с заметным сомнением согласился он. — Но… что это вообще было? Как вам удалось?
— Удалось что именно? — уточнил я, делая вид, что не совсем понимаю его вопрос. — Что конкретно вам непонятно в случившемся?
— Да вообще всё! — воскликнул Минхо, и в его голосе была растерянность. — Я абсолютно ничего не понял! Вы согласились помочь, а потом исчезли на неделю! Я уже думал, что меня просто разыграли или произошло что-то похуже. А потом вдруг — статья в газете, расследование, инспектора арестовывают, мне звонят из ведомства и говорят, что все ограничения снимаются… Как?!
Я усмехнулся.
— Ну, всё довольно просто, Минхо-сси. Работу выполнила моя компания. Мы проанализировали ситуацию, собрали компромат на инспектора и поставщика оборудования. Нашли независимого журналиста, который не побоялся взяться за это дело, передали ему материалы. Дальше всё развивалось уже по инерции — общественный резонанс, официальное расследование. Разве это не очевидный ход событий? Больше ничего делать и не пришлось. Моё исчезновение не связано напрямую с вашим делом, — соврал я, — мне пришлось отправиться на очень конфиденциальную встречу, и я попросту не успел передать телефон своим подчинённым.
Минхо на том конце провода издал какой-то нечленораздельный звук, похожий на сдавленный вздох.
— Постойте, а чем вообще занимается ваша компания? Я думал, вы… ну, не знаю… частный консультант?
Это был отличный вопрос. Действительно, был вариант ответить, что я частный консультант, это в какой-то мере логично, но мысль о создании собственной компании казалась более перспективной. Осталось только определиться с тем, как именно это сделать. Один вариант — зарегистрировать компанию с очень широким профилем, где я буду единственным «специалистом» на все руки. Другой — создать видимость целой сети узкопрофильных консалтинговых агентств, каждое под своим брендом, но по факту управляемых мной… И в любом случае работать первое время буду только я один.
Второй вариант мне казался интереснее — он создавал иллюзию масштаба и позволял гибко подходить к разным задачам, не вызывая лишних вопросов о моей универсальности. И главное: узкопрофильные компании легче продвигать рекламой.
— Мы занимаемся… скажем так, широким спектром консалтинговых услуг, — начал я осторожно, на ходу выдумывая, чем будет заниматься моя первая компания. — В основном сосредоточены на сложных проблемах как крупного бизнеса, так и частных лиц. То есть берём такие задачи, от которых другие отказываются. Пока мы работали не совсем официально, в основном через личные рекомендации и знакомства. Но, признаться, я и сам понимаю, что давно пора как-то формализовать нашу деятельность, выходить на рынок. Ваше дело, можно сказать, стало одним из тестовых кейсов перед этим шагом.
— Я… я просто не знаю, как вас благодарить, Мёнджин-н… -сси, — сбился вслед за мной Минхо. — Вы спасли мой бизнес, мою семью… Я ваш большой должник. И не спорьте, ваши услуги стоили гораздо больше тех жалких нескольких тысяч фунтов, которые вы выиграли в покер. Не говоря уж о том, что выиграли вы гораздо больше, но решили отдать весь выигрыш обратно мне. Подобное невозможно забыть.
— Поверьте, вы уже расплатились. Лучшая благодарность — это ваш успех, Минхо-сси, — ответил я. — Рад был помочь. Если что, теперь вы знаете, к кому обратиться, если будут какие-либо проблемы. Звоните.
— Обязательно! Спасибо! До свидания, Мёнджин!
— Всего доброго.
Я завершил звонок и отложил телефон, испытывая смешанные чувства: удовлетворение от успешно решённой задачи и удивление от того, как легко удалось создать правдоподобную легенду. Я ведь даже не задумывался, да и вообще весь разговор не пользовался способностями — не видел смысла. Сеть консалтинговых агентств… Звучит неплохо.
Переведя дух после разговора с Минхо, я решил не откладывать и позвонить журналисту. Найти номер Ли Джихвана в пропущенных вызовах было легко благодаря моему новому обострённому ясновидению — даже вспоминать его телефон не пришлось. Я нажал на вызов. Он ответил почти так же быстро, как Чхве Минхо.
— Алло? Кан Мёнджин-ши?
Голос Джихвана звучал удивлённо, но в нём явно слышались и радостные нотки.
— Ли Джихван-ши, добрый день. Не помешал?
— Мёнджин-ши! Нет, что вы! Очень рад вас слышать! Я уже начал беспокоиться, вы так внезапно пропали после нашей встречи.
— Прошу прощения, так сложились обстоятельства, — ответил я. — Как здоровье вашего брата, Джихван-ши? Есть улучшения?
— О, спасибо, что спросили, — в голосе журналиста чувствовалась усталость. — Потихоньку идёт на поправку, врачи даже говорят о скорой выписке. Но… — он запнулся, — рука… серьёзное повреждение нервов. Скорее всего, он больше не сможет полноценно владеть правой рукой, мелкая моторика почти полностью утеряна. Так что да, он теперь безработный инвалид… Могло быть и лучше, но мы справимся. Ваша статья, кстати, очень помогла нам, мне сулили серьёзную премию.
Здесь я, к своему удивлению, почувствовал, по какой причине ему планируют выплатить премию: главный редактор прекрасно осведомлён о проблемах Джихвана и таким ненавязчивым образом хочет помочь. Ему просто был нужен какой-нибудь повод. При этом сам Джихван не в курсе — именно поэтому я и удивился, ведь я не знаком с начальником журналиста, как вообще у меня получилось дотянуться до этой информации? Странно.
Но, конечно, этой суммы, какой бы большой она ни была, не хватит на решение проблемы. Обычно потеря основной рабочей руки для инженера не фатальна, но это зависит от типа инженерной деятельности. Судя по всему, брат Джихвана был скорее кем-то наподобие механика, чем проектировщиком. Если я прав — а я чувствую, что прав — это фактически конец карьеры в её прежнем виде.
— Мне жаль это слышать, — искренне сказал я. — А какого рода он инженер? Какая у него была специализация?
— Донхён? Он инженер-механик. Всю жизнь с чертежами и оборудованием, руки у него золотые… были, — с горечью поправился Джихван.
— Инженер-механик, — задумчиво повторил я, запоминая информацию. Пока я не был готов ничего обещать, но однозначно уделю ему внимание. — Понятно.
Я решил сменить тему, чтобы не бередить рану.
— А как прошла публикация, Джихван-ши? Материалы, которые я вам передал, оказались полезны?
Судя по тому, как оживился голос журналиста, тема была ему крайне интересна. Он с энтузиазмом рассказал, что качество материалов превзошло все его ожидания — ему почти не пришлось ничего дорабатывать, лишь оформить в статью и отдать в печать. Публикация произвела фурор, буквально взорвав медиапространство. Другие издания наперебой перепечатывали материал, а к самому Джихвану начали обращаться предприниматели, пострадавшие от действий инспектора Пака и компании-поставщика. Пострадавших оказалось более двадцати компаний. Журналист явно был воодушевлён таким резонансом и тем, что его работа принесла реальную пользу. Но в целом ничего нового для себя я не услышал.
— …так что да, Мёнджин-ши, вы дали мне не просто материал, а настоящую бомбу! — завершил он свой рассказ. — Кстати, я несколько раз пытался с вами связаться, чтобы обсудить детали и просто поблагодарить, но ваш телефон был недоступен. Вы говорили об обстоятельствах… Что-то случилось?
— Как я уже сказал, это была вынужденная мера, — начал я повторять ту же легенду, что и для Минхо. — Была очень важная конфиденциальная встреча, на которую, к сожалению, нельзя было брать средства связи. Пришлось полностью отключиться от внешнего мира на некоторое время.
— Понимаю, — Джихван не стал настаивать. — Что ж, главное, что с вами всё в порядке. И ещё раз огромное спасибо, Мёнджин-ши. Вы не представляете, насколько это важно — и для меня лично, и для всех тех людей.
— Рад был помочь, Джихван-ши. Надеюсь, мы ещё не раз поработаем вместе, — ответил я. — Уверен, скоро и у вас, и у вашего брата всё наладится. Обязательно наладится.
Скорее всего, я действительно займусь помощью этим достойным людям.
— Спасибо на добром слове, Мёнджин-ши. Будем на связи!
— Обязательно. Всего доброго.
Завершив звонок, я отложил телефон. Два важных разговора состоялись. Теперь оставались Сунги, Ханби… и Сон Чаён. Пожалуй, сначала позвоню другу. С ним разговор обещал быть более неформальным и, возможно, более сложным из-за нашей долгой истории.
Звонок Сунги прошёл не так гладко, как предыдущие. Друг ответил не сразу, и, когда я услышал его голос, в нём чувствовалось явное напряжение. Сунги не стал ходить вокруг да около и сразу высказал свои претензии по поводу моего очередного исчезновения, напомнив, что я обещал так больше не делать. В этот раз пришлось юлить, стараясь убедить его, что это было действительно исключительным случаем и больше не повторится.
К счастью, Сунги довольно быстро остыл, особенно когда я перевёл разговор на его работу. Он с энтузиазмом подтвердил, что моя догадка насчёт датчиков оказалась верной. Проблема была локализована, решение найдено, и сейчас его амбициозный проект двигался к завершающей стадии. Сунги от души поблагодарил меня за своевременную подсказку, которая, по его словам, сэкономила команде недели работы.
Дальше разговор пошёл в более спокойном, дружеском ключе. Я расспросил, как его дела на новой должности, как поживает Хёна. Мы поболтали о всяких мелочах, и к концу звонка напряжение окончательно ушло. Попрощавшись с Сунги на позитивной ноте, я убрал телефон.
Оставалось двое. После недолгого раздумья я решил, что разговор с бывшей коллегой сейчас важнее — или, по крайней мере, проще. Всего лишь нужно было договориться об обещанном ужине.
Вот ведь… Только сейчас понял, что пропал я для всех, включая Ханби, она ведь вообще не в курсе, что произошло. Пообещал встречу и пропал. Нехорошо получилось, даже какое-то чувство вины проснулось — а я уж и забыл, что это вообще такое. И в данном случае отговорка о конфиденциальной встрече не сработает — по той же причине, что не сработала бы и с Сунги. Ханби неплохо меня знает, в отличие от Минхо и Джихвана.
Я нашёл в контактах номер, который мне дала Юна, и нажал на вызов.
Ответила она почти сразу.
— Алло?
— Угадаешь, кто это? — спросил я с улыбкой в голосе.
Я попытался нащупать её настроение на расстоянии, сквозь телефонную линию, но ясновидение, хоть и сильно обострённое, пока не творило таких чудес. Эмоциональный фон оставался размытым, нечитаемым. Эх, тренировки, тренировки… Придётся ими заняться всерьёз. Технически-то я на это точно способен.
Отбросив лишние мысли, я решил уделить этому разговору гораздо больше внимания. В отличие от прежнего метода, когда приходилось сосредоточенно погружаться в одну развилку за раз, теперь я мог ощущать сразу несколько ближайших путей диалога. Это было похоже на тренировку на рынке: не чёткий анализ, а скорее, смутное, но уверенное чувство, которое вело меня к нужным словам.
— Ну-у, — задумчиво протянула Ханби на том конце, — есть у меня некоторые подозрения…
— Ханби, прости, пожалуйста, — я перешёл на искренний раскаивающийся тон, приправив правду щепоткой драмы. — Я не хотел пропадать. У меня всю неделю была жуткая лихорадка, я почти не вставал с кровати и был просто не в состоянии ответить на звонок. Если честно, и сейчас выгляжу так себе, почти ничего не ел всё это время…
Объяснение сработало мгновенно. Нейтральность в её голосе сменилась тревогой.
— Мёнджин! Боже мой! Что случилось? Ты в порядке сейчас? Может, тебе что-то нужно? Лекарства? Еда? Я могу приехать!
Её беспокойство прозвучало совершенно искренне. И эта мгновенная, неподдельная тревога лишь подтвердила то, о чём я и так догадывался: она уже в курсе последних событий. Об увольнении — точно. Возможно, и ещё о чём-то, но выяснять это сейчас, тем более через развилки, я не собирался.
— Сейчас мне уже намного лучше, правда, — поспешил я успокоить её, хотя и позволил голосу звучать чуть слабее обычного. — Худшее позади. Но от помощи не откажусь. Душевной. Ещё помнишь, какое желание я загадал?
На том конце провода раздался смешок.
— Вот теперь верю, что всё в порядке! Толком на ноги не встал, а уже своё требуешь! — в её голосе снова появились игривые нотки. — Я сегодня вечером свободна. Так что, господин победитель, куда мы идём?
Мы быстро договорились о времени и месте встречи, обсудили какие-то незначительные новости — типичное щебетание, которое могло бы показаться легкомысленным.
— Кстати, — неожиданно спросил я, меняя тон на более серьёзный, — как там Юна? У неё всё нормально?
Ханби замолчала на мгновение. Эта пауза была красноречивее любых слов — она знала о моём вмешательстве и в эту историю.
— С ней всё хорошо, Мёнджин, — наконец ответила она тише. — Со Гунхо уволили на следующий же день после… ну, после твоего увольнения. Говорят, там всё очень серьёзно, делом полиция занимается. И вашего стажёра, Ли Сонгу, тоже уволили. А сам отдел… его больше нет. Расформировали.
Я задал пару уточняющих вопросов и понял: ситуация с Со Гунхо развивается по наихудшему для него сценарию. Кажется, мои опасения насчёт необходимости дальнейшего вмешательства были излишними. Система сама начала перемалывать его, и моё участие больше не требовалось.
Ну а в расформировании отдела особого сюрприза нет. Что-то у меня ощущение сложилось, что без меня он в целом не мог бы существовать.
С Ли Сонгу тоже понятно — он достаточно накосячил, чтобы никто не стал искать ему новую должность.
— А ты… тебя ведь тоже уволили, — с беспокойством в голосе сказала Ханби, возвращаясь к моей ситуации. — Как ты теперь?
— Не переживай, — успокоил я её. — Ты ведь не забыла, что недавно я лишился сомнительной возможности остаться совсем без денег? У меня всё отлично. Новую работу найду без проблем, и скорее раньше, чем позже.
Это, кажется, её немного успокоило. Мы поболтали ещё пару минут, договорились о деталях вечерней встречи и попрощались.
Повесив трубку, я задумался.
Разговоры с друзьями и знакомыми помогли прояснить картину прошедшей недели, но главный вопрос оставался открытым. Сон Чаён. Что она там нарешала? Хочет взять обратно на работу? Или что-то совершенно иное?
Я решил не гадать и не пытаться выяснить что-то своими методами. Я снова взял телефон и, найдя в списке пропущенных её номер, решительно нажал кнопку вызова.