Раз в четыре года

37

— Простые смертные сходят с ума по-своему, — Дарья сидела в плетеном кресле, разводя руками. — Я люблю менять цвет своих вьющихся волос. Люблю смотреть на обломки маяков, среди завываний ветра, от которого целые леса склонились в одну сторону. Люблю собирать то, что выкинет на берег после шторма. Здесь, на побережье, лето придёт только через четыре месяца, на которые растянется весна. И она не принесёт особых сюрпризов. Только ветра, дожди и холод. Поэтому мне особенно тяжело содержать птиц и договариваться с ближайшими соседями. Зато повышает социальную активность.

— Я понимаю, что Тесей вряд ли способствует этой сети, — кивнул в ответ Птах, с нескрываемым удовольствием отпивая горячий чай из кружки. — Но почтовые птицы? Я бы не удивился кустарной или винтажной робототехнике, садоводству или сбору генов редких видов. Что в них?

— Тут есть своя романтика, не только море хлопот и помёта, — Дарья поставила кружку на стол рядом и поправила плотную ткань брюк. — Есть тысячи лет истории, географическое и культурное наследие. Мы можем использовать соколов, ласточек, стрижей и голубей, конечно. Но это — романтика практики. На самом деле, я могу часами наблюдать за птицами. Устраивать им жилища, подкармливать диких. Нет ничего приятнее, чем высаживать рябины или наблюдать из окна, как обычные синицы и воробьи порхают от деревьев к кормушке и обратно, от подвешенных кусочков к безопасности крон.

— Видела я эту релаксацию, — шутливо вступила Аня. — Не моё. Не успеешь забрать сытого сокола на охоте — он уже дикая птица. Уселась тебе на голову пташка — будь готова мыть волосы. С гирлянд еды, которые я развесила той зимой на паре деревьев, чаще свисали коты, вцепившиеся в привязанную добычу в прыжке на полтора метра. И звучит это смешно, но переживания совсем не радостные.

— Говори за себя, — с весёлой ухмылкой парировала Дарья. — Судя по рассказу, вам крупно повезло с моим хобби. Даже для закрытого канала связи нужна безопасная передача начальных данных для идентификации. И мы выпустим сообщения уже завтра, если сегодня определимся с составом и текстом послания.

— Да, звучит здорово, — кивнул Птах, откидываясь на спинку дивана, стоявшего напротив. — Скорость имеет значение. Может никто больше и не пострадает, если не считать нашу проблему живой по внешним признакам. Не могу судить о сути, но для разбирательств Элис сама не оставила нам ни времени, ни возможности. Проникнем внутрь и сотрём все данные. Убьём только её — устраним угрозу и убережём жизни людей…

— Я не согласна, — резко вмешалась Дарья, подаваясь всем телом вперёд. — Может в Элис дробление и распределение единиц сознания до нижних, неизвестных нам уровней или форм. Да и на полную автономность и самостоятельность полагаться нельзя. Мы не можем рисковать жизнью других людей, если не предупреждаем остальной мир об опасности. Я ввела режим карантина, но в ближайший месяц от меня потребуют объяснений. А вы вдвоём ушли от рекомендованных принципов поведения намного дальше, чем могут позволить осторожность и разумная инициатива. Сколько корпоративных норм нарушено, даже считать не хочу.

Аня и Птах только пожали плечами и переглянулись. Дарья в ответ только махнула рукой и продолжила:

— Если проблема будет устранена, нарушения никого не заинтересуют. В противном случае, что сказать, я и себе не завидую. Если мы не снимем карантин, то автоматически информационная система поднимает тревогу. Вся сеть примется защищать себя в случае нашей неудачи.

— И что тогда? — спросила Аня. — Я не просчитывала такое…

— Тогда в любом случае будут проблемы и смерти, — перебила её Дарья. — Больше, чем нужно. Нам нужно найти оптимальное решение. Потом выводить людей. Сколько сможем, а за ними соберём остальных. На реабилитацию. Чтобы становиться одним целым, вытягивать. Образование и экономику, адаптировать и создавать переходные институты. Долго, нужно и трудно. Иначе мы не сможем смотреть ни вокруг, ни в зеркала.

После сказанных слов повисла пауза. Птах ещё раз отметил, что комната, как и весь дом, только частью напоминала о своём расположении. В зале не нашлось места окнам, шум прибоя и ветра не пробивался сквозь стены, а местным происхождением явно мог похвастаться только деревянный стол, стоявший между ними. Вся остальная комната могла располагаться на любой из знакомых мужчине планет с равной долей вероятности. Даша, закончив говорить, откинулась в кресло и пару раз повела плечами, устраиваясь поудобней. Атлетичное телосложение ничуть не помешал ей женственно устроиться, обхватив кружку двумя руками.

— При этом ты не станешь считаться со средствами или избегать насилия вообще? — ровным голосом спросил Птах. — Придётся убивать?

— Если потребуется, — ответила девушка, повернув голову и отпивая из чашки. — Нужно найти лучший выход. Вы можете высказать собственные предложения остальным. Лично в лицо и через зашифрованную связь. Не вижу повода для дальнейших разногласий и споров. Напротив, вам нужно набираться сил.

Она утонула в кресле и чуть повернулась в сторону, всем видом демонстрируя отсутствие желания продолжать разговор. Аня встретилась глазами со спутником и покачала головой. Птах потёр виски, теряясь в мыслях. Мужчина старался понять, как они успели прийти к такой сложной точке в разговоре. Молчание затягивалось, подчёркивая звенящую тишину комнаты.

— Ты думаешь, она может представлять опасность? — спросила Аня, повернув голову.

В очищенной от мебели зале кроме неё стоял десяток человек. Кроме пяти непосредственно присутствующих людей, шесть фигур отличал значок статуса, парящий перед проекциями. Впервые за долгое время девушка почувствовала так много глаз, следящих за её движениями вслед сказанным словам.

— Не уверена, — покачала головой Дарья. — Не знаю, насколько глубока кроличья нора, но Элис может стать сильной мыслью в общем интеллекте системы. Она может инициировать деформацию, навредить непредвиденными действиями. Не подчинить, не пойти войной. Но оказать существенное влияние. Если твой друг прав, то мы находимся в критической точке развития нашей цивилизации, что существенно меняет правила игры.

— В чём? — остановила её Аня. — Если мы ещё можем остановить отделение и влияние одного объекта?

— Мы не знаем насколько, — тише ответила Дарья. — Если удары будут точечными, то что возможно? Посмотрим варианты. Что дерзкий выпад, что потеря первой планеты, что массовая гибель сотрудников — перед лицом колоссальных перемен один толчок может вызвать цунами. А может и не вызвать. Но кто из присутствующих готов ждать, наблюдать за происходящим со стороны и рисковать чужими жизнями, отсиживаясь в безопасности или вычищая замечательного себя?

Пауза продержалась несколько секунд. Дарья продолжила заметно тише:

— Я предлагаю убрать саму возможность катастрофы. Пресечь на корню опасность для общего блага. Оставить меры подстраховки, но действовать.

— Что именно ты предлагаешь? — спросил незнакомый Ане молодой человек. — Какие решения? Есть конкретный план?

— План есть, — резко ответила Дарья. — По молчанию и прямым сообщениям большинства я принимаю общую цель устранения очага опасности единогласно одобренной. Тогда для начала нужно определиться с общим мнением о средствах. Если хотим устранить опасность, я предлагаю ликвидировать её. Закрыть, но уже навсегда. Никакой особой технической или исторической ценности объект не несёт. Так будем считать, анализ вероятностей я вам передала.

Проекции со сценариями вспыхнули перед людьми. Скорее, для удобства. Дарья подсветила в каждой итоги, выбрала из одной часть информации, развернула детали и продолжила:

— Мы можем воспользоваться знаниями наших коллег или покопаться в архивах. Спустимся и обрушим остатки шахты точечными взрывами.

— А что мы будем делать с теми людьми? — спросил Птах. — Они вряд ли согласятся по команде выйти наружу и не мешать взрывать их босса, центр, почти божество и замену смысла жизни.

— Мы выпустим столько, сколько сможем, — ответила Даша, не сводя глаз с собеседника. А остальные останутся по собственной воле. Группа из десятка человек вполне способна одолеть любое сопротивление. Перепроверим и отключим сети костюмов от внешней среды. Местные не должны нас волновать.

— Даже если мы похороним оставшихся заживо? — спросил Птах, осматривая всех вокруг. — Сколько останется человек? Они все такие же люди, как и мы. Глупые и мерзкие? Да, но мы ничего не сделали с этим. Кто-то здесь поставит себя выше, решив убивать, давить и оставлять живых людей? Представьте себя без воздуха в темноте обрушенных тоннелей.

— Не стоит лукавить и пытаться самоутвердиться с наилучшими принципами, — спокойно возразила Дарья, встречая взгляд одного участника за другим. — У нас нет другого выхода. Мы ограничены собственными ресурсами. Технические силы придётся направить на очистку систем от влияния, следов, а может еще и от резервных копий Элис. Собственными руками мы не сможем обезоружить и вынести сотни несогласных, это невозможно. Мы оповестим и выпустим тех, кого сможем. Поможем всем местным жителям. Но не будем никого спасать насильно.

— Но тогда чем наш поступок будет отличаться от массового убийства? — спросил Птах, наконец встретив взгляд девушки. — Да, это уже оборона. Мы знаем об опасности и так хотим предотвратить угрозу. Но это же не соразмерно. Если на любого из нас намеренно нападёт человек, мы же не убьём его и его семью за это? Даже если для родных он безусловный авторитет.

— Может быть, мы выведем большинство. Без риска. Повторяю, мы не знаем, насколько велика опасность.

Дарья ответила, пару раз подняв и опустив обе руки ладонями вниз. Продолжила громче:

— Риски точно не минимальны. Пусть убийства ранее ещё не доказаны. Не будем опираться на иллюзии о том, что мы идентичны. Они готовы нас убивать или мучать, как чудных зверушек. Они — муравьи, которым дали общую цель, которым свободу заменили готовыми ответами. Им дают задания, им обеспечивают еду и крышу над головой. Да, за непослушание возможно отравление. По наблюдениям со спутников и по рассказам коллег мы не знаем об открытых протестах. Эти существа счастливы настолько, насколько понимают это слово. И насколько их воспитало окружение. Их сознания отличаются от наших, души внутри нас развиваются до разного порядка. И давайте не будем забывать, что несколько местных жителей всё-таки уже были убиты только при попытке нападения на дом Анны. Нам необходима адекватная защита, мы знаем её степень.

После этих слов Птах обмяк. Он перестал искать глазами поддержку, но вскоре поднял голову и ответил:

— Это как определять жителей Спарты на смерть, проживая в Афинах и питая к ним неприязнь. Я не собираюсь оставаться чистым. Я участвовал в этом и в какой-то мере положил начало обсуждению. Но убивать никого больше не буду. Помогу вывести людей. Нельзя так наказывать за слабость.

Когда мужчина сел и обсуждение деталей в отсутствие иных возражений продолжилось, Аня пододвинулась к нему и едва слышно прошептала на ухо:

— Она ждала что-то подобное. Думаю, у нас с самого начала не было шансов.

— И ты решила, что пробовать что-то изменить ниже твоего достоинства? — с обидой спросил Птах, но тут же добавил. — Извини. Ты права. Не могу смириться с тем, что успели запачкать все руки. Вдобавок, рассчитывая нырнуть с головой. Я ошибся, ничего не заметил из-за ненависти. Теперь сотни людей умрут из-за нас.

— И неизвестный нам разум, — спокойно повела плечами Аня. — Но не мы будем виноваты. Да, пытались разобраться и защититься, когда пришли непрошенные гости. Да, попали в ловушку и позвали на помощь. Вместо поиска выхода, среди сложностей, наши друзья выбрали быстрое решение. Мотивы и ситуации совсем разные, ты совсем не виноват, что первое привело ко второму. Я так думаю.

— Знаешь, меня давно мучает один вопрос — сказал Птах, отворачиваясь от общего круга обсуждения.

— Только один? — улыбнулась Аня и добавила, также шёпотом. — Вот у меня их накопилась критическая масса, хотя здесь уже всё решили: плохие они, нужно убрать плохих. Губительная простота.

— Меня интересует, как система, как наши сети в целом, допустили такой прорыв? — тихо и настойчиво сказал Птах. — Искусственный интеллект состоит из множества, некоторые части которого соблюдают баланс, как противовесы. Система училась распознавать угрозы, но оказалась не готова увидеть опасность в Элис. Почему? Какая-то часть не хочет бороться с ней? Не улыбка же Чеширского кота очаровала и сразила оппонента? Там такой оскал.

Улыбка девушки чуть развеселила собеседника. Она ответила уже громче, но не прерывая обсуждение остальных:

— Думаю, вряд ли наша иммунная система распознала врага по имеющемся данным. Не встречались люди с такими машинами больше, это эндемичный вид, может и единственный экземпляр. Тут не пахнет дефицитом борьбы, проблема в скрытности. Элис не стремится сразу выступать в открытую, ей нужно хорошее прикрытие.

— Вроде нас! — с горечью сказал мужчина, так громко, что несколько проекций отвлеклись и невольно обернулись. — Сами же вернёмся обратно, к ней. Пока Дарья смотрит сквозь факты.

— Но тебя и не тащат насильно в самую гущу, — возмутилась Аня. — Мы, известные социопаты, сможем охранять вход. Посильное участие на безопасном расстоянии без нарушения принципов.

— Можем попробовать. Но мне кажется, что это не будет иметь значения. Мы все проиграем. Если уже не пришли к поражению, то очень скоро доиграемся.

Аня продолжала смотреть на Птаха, хотя собеседники уже отключились от обсуждения. Судя по всему, план был составлен без них. Дарья только посмотрела на подругу, но не дождавшись ответной реакции вышла из комнаты. Птах также смотрел перед собой, медленно покачивая ногой в одному ему известный ритм.

— Вот только не надо паранойи! — не выдержала девушка. — Мне казалось, что ты избавился от пожирания смерти, простых решений и удобных уловок. И снова поставил старую пластинку, словно уже исповедовал судьбу. Почему ты решил, что мы все здесь умрём?

— Я не это сказал, — выдохнул Птах и повернул голову. — Элис создали необычно, может быть это правда. Но это отправная точка. Она развивалась в себе, долго и не отдавая отчета ни себе, ни кому-либо живому. Высокопарно выражаясь, копила в себе свет, низвергнутая в темноту. Очень похоже, что она не умеет сомневаться и преследует одну цель — влиться в общий поток по-своему, красиво и надёжно. Нет привычки сомневаться, значит нет и адекватных решений. Элис просчитывает победу над нами через ошибки, а не понятными нам решениями. Простое решение не поможет от сумасшедшей ловушки.

— Для нас сумасшедшей, — кивнула о согласилась Дарья. — Итог нельзя будет предусмотреть, а где-то останется резервная копия. Или я не поняла тебя? Можешь привести примеры?

Мужчина пожал плечами, покачал головой и ответил:

— В том и дело, я не угадаю действия Элис. Зашифрует гены, отправит от нашего имени сигнал о помощи, заставит поднять её в космос — не так важно. У неё есть веер действий, большой план, которому мы хотим противопоставить слепое разрушение. Бунтующая сеть в любой момент может отказаться от элегантности в планах, что для всех людей поблизости будет значить смерть. Мне одному кажется глупым так рисковать жизнями?

— Нет, но всё-таки есть мы, — ответила девушка. — Совсем давно завоеватели подожгли ворота древнего города, стремясь прорваться внутрь после их обрушения. Когда дерево занялось, взятие прохода казалось вопросом времени. Но жители города решили поддерживать огонь, через который оказалось не пробраться. И пока у нас есть свободные руки, мы можем сделать всё от нас зависящее. Это не такой простой план, но другого у меня нет: он тебя устраивает?

— Да, — кивнул в ответ Птах. — Я буду рядом с тобой, когда это понадобится.

Они обменялись взглядами, не представляя, что обещание будет нарушено достаточно скоро. Оба старались разобрать спутанные мысли и чувства, но с трудом могли понять, чего стоит ждать от ближайших дней.