Дихотомия

Глава двадцать шестая, в которой хочется кричать

Конечно, я был не в порядке. Едва ли можно назвать порядком состояние, в котором я пребывал последнюю неделю: убийства, побег из тюрьмы, сражение с Командиром и вот, снова убийство. Взглянув на руки, перепачканные не только свежей, но и успевшей высохнуть, крови, я поспешно вытер их об штаны. Не время думать о манерах.

— В порядке, — соврал, помогая Аде подняться.

Уж не знаю, зачем я соврал. То ли храбрился перед родными, стараясь не поднимать панику, или настолько устал от происходящего, что решил не вдаваться в подробности. Однако проще ответить, что всё хорошо, чем объяснять, насколько всё плохо. Матушка с сестрой поймут положение вещей и без меня. К тому же в самое ближайшее время. Незачем нагнетать.

Оглядев разрушенную комнату, я протяжно выдохнул. Повезло, что застал противников врасплох. Первого вырубил со спины, а со вторым пришлось повозиться. Но даже так, только внезапное появление и спасло нас.

— Здесь небезопасно. Нам лучше уйти, — сказал я, складывая вещи матушки в широкую сумку, без разбора — всё, что попадётся под руку.

Аделаида встала посреди комнаты, провожая меня немигающим взглядом. У неё была масса вопросов. Она выглядела как человек, который не знает, с чего начать.

— Куда, Демиан? Объясни, наконец, что здесь вообще происходит? — чуть ли, не срываясь на крик, требовала сестра. — Кто все эти люди? Почему они творят, что вздумается? Куда мы идём? А ещё, с каких пор у тебя тёмные волосы?!

Вопросы сыпались один за одним, будто лавина. Но что хуже — я прекрасно знал, что каждый ответ породит с десяток новых вопросов. Так мы рискуем остаться в доме надолго. А это, как я предупредил, крайне небезопасно.

— Мы всё обсудим по дороге в убежище, — отрезал я, вскидывая на плечо увесистую сумку. Кажется, взял самое необходимое. Все вещи всё равно не возьмёшь: чем тяжелее груз, тем выше шанс пойти на дно. Именно поэтому карманники и домушники передвигаются налегке.

— В убежище? Значит так, я никуда не пойду, пока ты не объяснишь мне, что нам угрожает! — продолжала наседать Аделаида, демонстративно смыкая на груди руки.

В нос ударил резкий запах гари. Поблизости что-то горело. И судя по всему, куда ближе, чем мы думаем. Ада также заметила неладное: сестра шмыгала носом. Из коридора второго этажа повалил дым. Выглянув на лестничный пролёт, я вернулся в комнату. Волнение скрыть не удалось.

— Спрашиваешь, что нам угрожает? Первый этаж горит! Спуститься по лестнице уже не выйдет, придётся искать другой путь…

— Горит?! Нужно срочно позвать соседей! Собрать водных магов, обратиться к Страже…

Сестра быстро впала в панику, порываясь броситься к пожару с голыми руками. Я удержал её на месте, крепко хватая за плечи. Сейчас было не до сантиментов. Я готов был действовать решительно, даже если понадобиться небольшая эмоциональная встряска.

— Ада, повторяю тебе, на это нет времени! На город напали, по улицам бродят головорезы! Поверь, пожар в доме — меньшая из наших проблем.

— Как это напали? — переспросила матушка, больной головой пытаясь связать события в единый логический ряд. — Но кто, Демиан? Люмерион ведь защищает Стража Его Светлости…

Не отпуская сестру, я удивлённо посмотрел на матушку, стараясь говорить как можно мягче. В конце концов, она ничем не отличалась от законопослушных граждан, свято верящих в незыблемость миропорядка. Иначе на что ещё уходят собранные налоги, как не на поддержание безопасности? Хрупкость защиты проявляется не сразу, но всегда — слишком поздно.

— Армия Тьмы, матушка, — отвечал я тоном, каким обычно детям рассказывают о превратностях мира. — Оставаясь здесь, вы подвергаете свою жизнь большой опасности!

Последнее было сказано не так спокойно, уверенно и с расстановкой. Нервы сдавали. На лбу выступили капельки пота. Распахнув оконные створки, я посмотрел вниз, на устланную камнями дорогу. Избранный путь явно не был предназначен для того, чтобы люди выпрыгивали из окон собственных домов. Особенно со второго этажа. И если мы с Аделаидой ещё могли пережить прыжок, отделавшись лёгким испугом и, в худшем случае, подвёрнутой лодыжкой, то с матушкой всё обстояло куда сложнее.

Сказывался не только возраст. Смятая постель — явное тому подтверждение.

— Не собираешься же ты заставить нас выпрыгнуть через окно? — поразилась Ада, недоверчиво косясь на раскрытые ставни.

— Именно это и собираюсь сделать! Или есть другие варианты?

Взглянув на огонь, целиком охвативший коридор второго этажа, и уже принявшийся за сломанную дверь, сестра смолкла. В глазах заплясали печальные нотки невыразимой усталости. Смотреть на то, как горит родной дом, — всё равно что рано повзрослеть — разум отказывается принимать реальность происходящего. Разница между минутой прошлого и обстоятельствами настоящего становилась тем отчётливее, чем быстрее подбирался огонь. А он, в отличие от нас, время зря не терял, съедая всё, что было нам так дорого.

У Ады затряслись руки. Она больше не сопротивлялась действительности. Убрав со лба спутанные волосы, сестра облизнула губы, завершая мыслительный ряд коротким кивком.

— Говори, что делать.

***

Дом полыхал очень ярко. Куда сильнее базы, сгоревшей два дня назад. Я бы и хотел сказать, что ощутил во рту горечь, наблюдая, как вся моя жизнь оказалась погребена под обугленными обломками почерневшего дерева. Но это было бы ложью. Правда такова, что я не ощутил ничего, кроме усталости. В этом я лучше прочих понимал сестру. Нам многое довелось пройти. Пусть судьба и вела каждого разными дорогами, но в конечном счёте мы вместе оказались здесь: у разрушенного, сгоревшего здания, которое было для нас домом.

А ещё я чувствовал чудовищный голод. Безумный голод, будто еды неделями не видел. Аделаида тихо заплакала, пряча слёзы на груди матушки. Даже самые стойкие люди рано или поздно ломаются. Иные из-за смерти любимого пса, другому хватает недоброго взгляда на улице. У нас вот — сгорел дом, в котором мы провели всю свою жизнь. Недолгую, тяжёлую, но жизнь.

Сильный ветер взметнул искры, разнося их по городу. Времени горевать не оставалось. Потрепав сестру с матерью по плечу, я как можно нежнее сказал: нужно уходить. Стоило словам вылететь из раскрытого рта, как буквы приобрели ни на что не похожую грубость.

Ада кивнула. Стерев слёзы с лица, она глубоко вздохнула.

— Показывай, где твоё убежище, — сказала Аделаида.

В её голосе сквозили намёки на бодрость. Вынужденной бодрости, какую взываешь в себе в минуты большого отчаяния, подобно остаткам залежавшейся храбрости, готовой иссякнуть в любой миг.

— В получасе пути, если поторопимся, то, — ответил я, бросая неуверенный взгляд на матушку. — Торопиться не будем. Пойдём медленно, не привлекая внимания.

— В получасе пути? Куда же мы направляемся, Демиан? — матушка выглядела крайне взволнованной. Её не на шутку перепугало расстояние. В последние несколько недель она не выходила из комнаты, не говоря уже о том, чтобы покинуть квартал. Так что, тридцать минут для меня, с лёгкостью превращались в целый час для неё. Трудный, утомительный час затяжной ходьбы с частыми привалами.

— В тюрьму, — выпалил я, словно освобождаясь от груза, давившего на плечи. — Да, да, не смотрите на меня так. Там должно быть убежище.

— Должно быть? — Ада теряла терпение. — То есть ты не до конца уверен в его безопасности? Предлагаешь нам переждать в месте, напичканным преступниками, крысами и разного рода магическими барьерами? Я правильно тебя поняла, Демиан?

Выдержав короткую паузу, я процедил сквозь зубы:

— Совершенно верно, сестра. Ты поняла меня правильно. Место, куда мы отправимся, защищено магическими барьерами, а также расположено глубоко под землёй. В Люмерионе нет места надёжнее, чем туннели тюремных камер. Если там мы не сможем скрыться, то уже нигде не спрячемся.

Ада заткнулась. Именно так. Резко сомкнула губы. Что-ж, я сам был не в восторге! Да никто не стал спрашивать, каким образом я хотел бы провести сегодняшнюю ночь.

— Я думал, ступать через квартал Рыболовства, но для этого пришлось бы делать большой крюк. Надеялся, там безопаснее, но сейчас уже не уверен. Поэтому мы пойдём иной дорогой, где легче будет спрятаться, попадись нам неприятели.

— И куда же мы идём? — сдвинула брови Аделаида.

— В Спальный квартал. Вы с матушкой будете держаться вместе, а я пойду впереди, проверять безопасность маршрута. Если что, то успею вас спрятать.

Последнюю часть фразы я пустил в молоко. Аделаида смутилась: её щёки вспыхнули, глазки забегали в немом вопросе, но на этот раз она воздержалась от споров. Наверняка была удивлена, что её брат хорошо знал дорогу к Спальному кварталу, и ориентировался там не хуже, чем у себя дома. Но вдаваться в подробности — впустую терять время, а потому я махнул на всё рукой да натянул капюшон ниже. На сегодня достаточно объяснений.

— Демиан, извини, я не могу идти также быстро, как вы, — обратилась ко мне матушка, когда мы поравнялись. — Вам с Аделаидой лучше двигаться без меня. Старуха вас только задерживает.

Она виновато рассмеялась, смущённая тем, как болезнь быстро её подкосила. Ещё с месяц назад, вставая раньше нас, ложась позже, она умудрялась не только следить за порядком в доме, но и участвовать в субботниках — редких, совершенно не пользующихся популярностью общественных уборках, когда полтора добросовестных гражданина наводят чистоту за сотню жителей. Теперь же всё обстояло иначе. Мы только отошли от дома, как вперёд энергичной поступи выступила отдышка, навалившаяся усталость и полубредовое состояние. На матушку было больно смотреть.

— Мы никуда не торопимся, — отрезал я. — И без вас не уйдём. Будем делать столько привалов, сколько понадобится. Семья должна держаться вместе.

— Семья… — прошептала она, глядя сквозь меня.

Эту фразу она любила повторять в те дни, когда кончались дрова холодной ночью или пустовал погреб с припасами. Можно сказать, она повторяла её каждый день, как ритуал шаманства, разве что без ярких вспышек и бьющих в ноздри ароматов масел.

Матушка кивнула, возобновляя шаг. Она оперлась об руку Аделаиды, вытерла со лба пот и двинулась следом за мной. Бросив короткий взгляд на сестру, я почувствовал краткое облегчение оттого, что мы рядом. Пока семья держится вместе — ещё не всё потеряно.

Глаза Ады широко распахнулись, глядя мне за спину. Раздались чужие шаги. Накрыв нас Тенью, я замер. Медленно повернул голову, сжимая ладони в кулак. Сердце колотилось, норовя выдать наше присутствие.

— Ну, и куда все подевались?! — рявкнул верзила, перекидывая огромный топор из руки в руку.

— Тебя испугались, — усмехнулся коротышка, выходя из дома, фасуя по карманам найденное добро.

Он был не в самом богатом квартале Люмериона, а потому всё больше удивлялся, что награда за вторжение так мала. По его мнению, доблесть и отвага должны вознаграждаться если не лучшими женщинами, так их украшениями и драгоценными монетами мужей, а выходило, что он только мрачнел, осматривая один дом за другим.

— Нашёл, что? — спросил верзила, останавливая взгляд.

Ему часто приходилось смотреть вниз, чтобы ненароком не наступить на кого-нибудь. Как на прошлого напарника, например. Земля ему мраком.

— Если бы! Сплошные бедняки, совсем нечем поживиться. Приходится сгребать серебряные ложки, да забытые вставные челюсти с золотым напылением.

Верзила в задумчивости поскрёб затылок.

— А говорили, что Светлые в золоте купаются.

— Нам много чего говорили, а на деле… Тьфу ты! Сплошное разочарование!

Припав к стене, я прислонил палец к губам, призывая матушку с сестрой к молчанию. Они широкими от страха глазами провожали воинов. Улица, наконец, опустела.

— Повезло, — выдохнула Аделаида. — Ещё бы чуть-чуть и нас точно заметили бы. В собственном городе как чужие…

— На этот раз обошлось. Теперь нужно пройти несколько улиц, миновать квартал, и мы окажемся на месте. Но перед этим я попрошу вас немного меня подождать. Мне нужно к кое-кому заглянуть.

Даже спиной я ощущал негодование Ады, медленно открывая дверь Рози. Матушка выглядела не менее озадаченной. Не таких знакомых она желала своему сыну. Сегодняшняя ночь была полна откровений, и сюрпризы ещё не исчерпали себя. Неприятные сюрпризы.

Не заперто.

Сердце ёкнуло. Едва ли жители Спального квартала, а тем более блудных домов славились небрежностью в вопросах безопасности. Где как не здесь еженедельно раздавались крики, удары, да прочий гвалт. Порой выйти из дома было верхом безрассудства, особенно в дни пиршеств, когда хмельные мужья покидали добронравных жён, чтобы, как они выражались, выпустить пар.

На цыпочках шагнув в коридор, я переступил скрипучую половицу, и, не снимая ботинок, проследовал в комнату. Предупреждать о своём визите я не решился. Застать хозяйку в неглиже представлялось для меня меньшей угрозой, чем нарваться на грабителей, отколовшихся от армии Тьмы. Успокаивало лишь, что они ходили по двое, пока основные силы штурмовали Королевский квартал. Конечно, и этот штурм рано или поздно закончится, после чего Тёмные примутся за обычных граждан. До этого момента надо успеть спрятать матушку с сестрой. Но сначала, раз уж я оказался неподалёку, проведаю старую знакомую. Она часто меня выручала, и уверен, будь она на моём месте — сделала то же самое.

Войдя в комнату, я пошатнулся, делая неосторожный шаг. Не нащупав опоры, споткнулся, падая назад. Рукой коснувшись липкого пола, взглянул на ладонь, чувствуя, как голова идёт кругом. Кровь. Повсюду кровь, капая с потолка, стекая по стенам, отражаясь в разбитых окнах. Литры человеческой крови, в которой угадывались части тела. Женского тела.

Резко отвернувшись, я зажал чистой рукой нос, избегая тошнотворного запаха. Отгоняя жуткие мысли о том, кто был владельцем рук и ног, валявшихся вокруг меня, я судорожно поднялся, мало заботясь о производящем шуме. Цепляясь руками за стены, раскрыл дверь и вылез наружу.

Сестра с матушкой взглянули на меня с нескрываемым беспокойством, а, заметив, что я весь в крови, чуть не воскликнули. Привычным жестом протянув палец к губам, я призвал их к молчанию. Тише. Как можно тише. Даже когда хочется закричать. Особенно когда хочется закричать. Вытирая с ладоней кровь об штаны, я подавил очередной приступ тошноты, мотнул головой, отгоняя всякие мысли, и двинулся дальше.

Я обязательно подумаю об этом позже. В другой день. В другую ночь, если доведётся прожить чуть дольше моей блудной нимфы. Земля ей Светом.

***

— Твои волосы вновь стали белыми, — заметила Аделаида. — А я-то думала, что ты перекрасился в чёрный…

— С чего мне краситься в чёрный?!

— Ну как же, молодость взыграла, юность нагрянула… Но что это тогда? Неужели магия перевоплощения? Или какая-то избирательная иллюзия?

— Точно не знаю, но думаю, что цвет волос связан с магией. Дело в том, что когда я активно ей пользуюсь, то на короткое время будто меняюсь. Речь не только про цвет волос, — ответил я, неуверенно пожимая плечами. — Самому не по себе каждый раз. Всё привыкнуть не могу да боюсь, что в следующий раз уже не вернусь в прежнее состояние. Останусь таким навсегда.

Я глубоко погрузился в себя. Ада хмыкнула, раскручивая маховик мыслей:

— Половое созревание? Такое бывает, — небрежно бросила, будто речь шла о подростковых прыщах. — Ну знаешь, девочки становятся женщинами, мальчики превращаются в мужчин, а Теневые магии — красятся в чёрный.

Широкая улыбка сестрёнки напомнила мне, что даже в столь тёмное время есть место для юмора. Светлого юмора, с каплей иронии. Матушка прекратила движение, резко припадая к сестре. Она стала бледной, как мел.

— Сможете пройти ещё немного? Мы уже почти на месте.

Не говоря ни слова, экономя остатки энергии, постарев за последние полчаса на десять лет, она слабо кивнула. Хватая её под левую руку, я спрятал нас покровом Тени. До городской тюрьмы оставалось триста метров. Замечая раскрытую дверь, я, не задумываясь, бросился к ней. Желая как можно быстрее оказаться внутри, помог сестре с матушкой пройти, а затем и сам вступил в широкое помещение. Спёртый воздух показался мне достойным склепа. Лёгкая дрожь прошла по всему телу, прежде чем я заметил толпу. Это оказались Вивиан с шайкой, жители, кто с ранением, а иные, невредимые, хоть и с глазами размером с золотой. Братья Хмель и Солод, протрезвевшие с испуга гости постоялых дворов, домохозяйки, мужья и их плачущие дети. Но, не успел я задаться вопросом, почему здесь нет ни одного Стража, как ко мне подскочила какая-то девушка, впиваясь в меня губами.