Прошло не так много времени, как мы покинули тюрьму в поисках противоядия от Серой Хвори. Каких-то два с половиной часа, если не считать дороги обратно, которая, при самых скромных подсчётах займёт сорок минут. Этого времени едва хватило бы выспаться после тяжёлого трудового дня, или, например, переводя подсчёты в саму работу: его оказалось бы недостаточно для очистки от чешуи ведра пяти килограмм.
Дай Свет его трети, а то и четверти.
Но этого времени хватило с лихвой, чтобы разрушить целый город. Как минимум отдельные его кварталы, расположенные вблизи Королевской площади Люмериона, который никогда бы не подумал, что ему выпадет честь подпасть под штурм неприятельской армии. Несмотря на ограждение в виде стен и регулярную Стражу Его Величества, едва ли он был предназначен сдерживать осаду со стороны внешнего мира. Покрайней мере ни один из дозорных, приступая в сегодняшнюю ночную смену, даже предположить не мог, что придётся не только работать сверхурочно, что само по себе обстоятельство неприятное, но и, вполне вероятно, сложить голову во время исполнения своих обязанностей. О таком, разумеется, указывали мелким шрифтом в контракте, но разве кто вчитывается в эти полотна текста?
Однако мало кто порывался умирать. Именно поэтому Стражи дохли как мухи, жирные, неповоротливые, обращавшиеся спиной к врагу в безуспешных попытках бегства.
— Понадобится много дождя, чтобы смыть столько крови, — невесело заметила Вивиан, переступая через очередного мёртвого горожанина: мужчину лет тридцати, чьё лицо застыло в выражении сильнейшего испуга.
— Главное, не оказаться на месте этого бедолаги, — поддакнул Фрол, судорожно глотая волнение. — Лично мне не улыбается вероятность помереть сегодняшней ночью.
Осторожно выглядывая из-за угла, я подозвал к себе наспех сколоченный отряд из Рози, Фрола и Вивиан. На Королевской площади поджидала опасность: трое воинов обыскивали трупы гражданских, зло восклицая каждый раз, как натыкались на горсть медяков. Они-то рассчитывали на большее, когда вызывались на опасный штурм одного из самых преуспевающих городов Королевства! Ну что-ж, я тоже рассчитывал на большее, выходя утром на улицу.
Например, на защиту Стражи.
— Сделаем круг.
— Уверен? — спросила Вивиан. — Здесь порядочно обходить. А эти, вроде как, увлечены осмотром карманов погибших. Можно попытаться проскользнуть.
— Нельзя так рисковать. Если заметят, то увяжутся следом, а приводить их в тюрьму или, ещё хуже, вступать в открытое столкновение на широкой площади, где с любой стороны может подойти подкрепление — опасно. Лучше обойдём. Потеряем не больше десяти минут.
Вивиан согласно кивнула, а Фрол так и вовсе, облегчённо выдохнул. Смахнув со лба пот, он вспомнил, как дышать. Рози только пожала плечами, словно говоря, что пойдёт, куда ей скажут. С момента, как она приготовила зелье, ей уже мало что было интересно. Будто весь мир сузился до одной-единственной задачи, выполнение которой и было ответом на все вопросы. Возможно, это было нормальным для лекарей, в особенности для начинающих. Ведь, что ни говори, а для неё-то было первое лекарство. Интересно, господин Иезекиль чувствовал себя также, когда открывал в себе скрытые целебные таланты?
Накинув покров Тени, чтобы случайно не попасться на глаза воинам, мы свернули за угол. Стараясь возместить время, ускоряли шаги, сокращая дистанцию. И чем ближе мы оказывались к тюрьме, тем количество врагов, встреченных на нашем пути, возрастало. Я чувствовал, как время утекает сквозь пальцы. Несколько раз я чуть было не забывал про покров Тени, ступая без всякой защиты прямо наперерез противникам. Только внимание Вивиан, цепкой хваткой приводящее меня в чувство, удерживало нас от неминуемого провала. Моего провала.
— Демиан, ты сам не свой… Соберись!
— Ничего… вымотался. Иди впереди, я буду держать покров Тени.
Сбивчивым голосом, стараясь смотреть в землю, я понимал, каким сейчас выгляжу.
— Как скажешь, только соберись. Тюрьма прямо за поворотом, на следующей улице. Помнишь, ты сам говорил, что нам нельзя привести с собой хвост? Так что давай, последний рывок.
Ничего не ответив, я пошёл следом, прокручивая в голове недавний разговор. Усталость? Волнение за матушку? И то верно, за последнее время я словно сидел на пороховой бочке, поигрывая спичками. Масло в огонь подлила та заметка в дневнике. Нащупав во внутреннем кармане куртки записи господина Иезекиля, я дал себе слово, что прочту их, как всё закончится.
— Дошли, — остановился Фрол, пытаясь отдышаться. — Даже не верится, что справились…
Потянув на себя дверь, Фрол застыл, не в силах пошевелиться. Способность к речи его тотчас покинула — внутри находилось с десяток воинов Тьмы, и все как один повернули головы в нашу сторону. Фрол судорожно сглотнул. Готов был поклясться, что он с лёгкостью бы обменял свою жизнь на службу скелетом у некроманта, и посчитал бы, что ещё легко отделался! Однако такой возможности ему не представилось. Сейчас вообще туго с возможностями обстояли дела, если не считать такого редкого шанса, как выбрать, от чьего топора умереть. Вот чего-чего, а этого было в избытке!
— Вы почти вовремя, — раздался звучный голос.
Это был непростой воин. Облачённый в чёрные доспехи из тонкого листа металла, с отливающим серебром орнаментом на рукояти топора, тяжёлым серым щитом и не менее тяжёлым взглядом, тот одним только видом пробирал до мурашек. Не вызывало никаких сомнений, что среди всего скопления противников он — главарь.
— Демиан, Демиан… — донёсся из глубин зала всхлипывающий голос Аделаиды.
Оттолкнув Фрола, я вошёл в помещение, не заботясь о том, что попадаю в паутину, из которой уже не смогу выбраться. Ловушка, в которой я оказался, волновала меня сейчас меньше всего. Устремившись к Аде, я обогнул врагов, не замечая их грозных, кровожадных взглядов. Сестра склонилась над почерневшим лицом. В нём слабо угадывалась наша матушка. Она утратила человечность, превращаясь в бесформенную чёрную массу.
— Боюсь, что вы опоздали, — донёсся голос. — Серая Хворь только что завершила процесс трансформации. Как ни прискорбно, но её уже не спасти — был пройден последний порог.
Слова эхом отдавались в сознании. Слыша, я не мог их до конца осмыслить — мозг отказывался обрабатывать звуки в образы. Достаточно было собственных глаз, чтобы понять, что дело — хуже некуда. Меня стала бить дрожь, подобно дождю, барабанившему по крыше.
— Как только ты ушёл, — начала Аделаида, упирая глаза в пол. — Ей стало хуже. Гораздо хуже. Я… Я не знала, что делать, Демиан… Держала за руку, пока было за что держать. А теперь…
Её взгляд не в силах был вернуться к тому, что осталось от руки. Аделаида продолжала смотреть вниз, не видя перед собой ничего. Глаза заливали слёзы.
Я молча достал из кармана пузырёк с лекарством, приготовленным Рози. Трясущимися руками откупорил пробку. Поднёс к тому месту, где должны были находиться губы матушки, и вылил всё без остатка. Лекарство закапало на тюремный пол. Можно сказать, я опорожнил на землю все труды и опасности нашего отряда. Пользы от микстуры было не больше, чем от утренней росы. Дыхание перехватило. Я чувствовал, что задыхаюсь.
Нет, не так. Я хотел задохнуться. Я отказывался дышать.
— Сынок… Ты здесь?
Слабый голос слетел с растёкшихся губ. Его едва можно было разобрать сквозь сбившееся дыхание. Мне понадобилось время, чтобы звуки превратить в слова.
— Матушка… Я здесь.
Подобие улыбки. То, что некогда было улыбкой. Я попытался улыбнуться в ответ, но вышло скверно: так могла выглядеть только гримаса боли.
— Хорошо… Мне нужно тебе кое-что сказать. Наклонись…
Как заворожённый, я склонил голову, поворачиваясь правым ухом, чтобы расслышать. Цепко хватая смысл слов, я удерживал значение фразы, высекая её на гранитной плите. Однако та тотчас стиралась из памяти. Я почти ничего не понимал, пока все слова не встали в один мыслительный ряд, в мгновение сдавив мне горло, словно ошейником.
— Демиан, мальчик мой, — прерывистый свист. — Мне так много тебе нужно сказать… Но я знаю, что всего не успею. Да наверное, и не нужно. Единственное, что ты должен знать… Чего я неуспела рассказать… Так это о твоём отце. Не злись. Я хотела как лучше… Но годы шли. И я поняла, что когда-нибудь, надо рассказать. Демиан, твой отец… Он… Он… Жив.
Последнее слово растворилось в тишине. Оно не сразу обрело форму. Понадобилось время, чтобы сложиться в образ, но когда это было сделано, то осознание, что дрогнувшие губы сомкнулись безвозвратно, а тёплый взгляд навеки погас, сделал всё происходящее невозможным. Слёз не было. За нас плакала Ада. Я же — не двигался с места, пытаясь охватить величину трагедии, открывающуюся передо мной дюйм за дюймом.
В голове шумела кровь. Скрипнули зубы.
— Соболезную, — без всякой иронии заметил Командор Тьмы, обводя взглядом присутствующих и намекая, что заложников он не берёт.
Брякнули топоры. Загорелось чёрное пламя. Воины, вняв приказу, синхронно направились к нам. Фрол хотел что-то сказать, чем-то образумить головорезов, но я даже не услышал той жалкой попытки. Неужели он ещё не понял, что слова в иных случаях не полезнее дырявого зонта в ненастную погоду? Никто не станет слушать слабака. Говорить, не приставив к чужому горлу лезвие, всё равно что кричать в пустоту. А я, признаться, усталкричать.
Поднявшись с пола, оценил обстановку: девять воинов, не включая вожака, который наверняка стоит их всех, вместе взятых. Расклад не в мою пользу. Ещё вчера я бы не задумываясь бросился в бегство, попутно хватая Вивиан с Адой. Или попытался бы отвлечь иглами. Возможно, не побрезговал бы и притвориться мёртвым, как делают это опоссумы, когда от опасности уже не скрыться. Другими словами, я бы цеплялся за свою жизнь даже на пороге смерти.
Но не сегодня. Мне надоело убегать. Надоело хвататься за ускользающий шанс пережить очередной день, то и дело подкидывающий кучу сюрпризов, норовящих оторвать мне голову.
Виселица? Командир Света? Командор Тьмы?
С каждым днём клубок неприятностей обрастал, а я, будто запутавшийся котёнок, пытался заигрывать с ним как с судьбой, осторожно касаясь лапкой. Но эта лапка умеет выпускать коготки. Острые, внушительные когти, способные разорвать неприятеля на лоскуты.
— Тебя вдоль или поперёк? — усмехнулся враг, прежде чем возле меня опустился топор.
Казни не вышло. Я успел отойти в сторону — навстречу к следующему воину. Чёрное пламя, скрывавшее лезвие, промелькнуло совсем рядом. Избежав и этот выпад, мне не повезло оказаться зажатым возле двух противников. Остальные обступали меня, выдерживая порядочную дистанцию. Не бросаются бездумно в атаку. Видно, что ума у них больше, чем у Стражей.
ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ? СДОХНУТЬ СОБРАЛСЯ?!
— Хочешь выжить, дай мне столько силы, сколько требуется. Даже если ты плод моего воображения, игра фантазии, да хоть приступ бешенства — я принимаю любые условия твоего займа. Мне нужно много силы. Куда больше, чем было до этого.
ТЫ НЕ ВЫДЕРЖИШЬ. У ТЕБЯ БОЛЬШЕ ШАНСОВ ВЫЖИТЬ В РУКОПАШНОМ БОЮ, ЧЕМ СДЕРЖАТЬ СИЛУ, КОТОРАЯ ПОНАДОБИТСЯ ДЛЯ БОРЬБЫ С ВОИНАМИ ТЬМЫ. И ДАЖЕ ЕСЛИ ТЫ СМОЖЕШЬ ОДОЛЕТЬ ИХ — КОМАНДОР ТЕБЯ ПРОСТО РАЗМАЖЕТ ПО СТЕНКЕ.
— Ты с кем там разговариваешь, полоумный? — смутились воины, переглядываясь друг с другом. — С покойной мамкой? К себе уже зовёт, что ли?
Кто-то загоготал, захлёбываясь собственным смехом.
— Вы чего с ним возитесь? Решайте, пока безоружный!
— Командор, да он от страха быстрее помрёт!
Бурный смех превратился в клокочущий хрип. Пол вмиг стал липким.
— Что за дерь… — недоговорил второй, опуская взгляд вниз.
Протолкнув клинок глубже, я с силой выдернул лезвие, проливая на пол кровь. На лице не дрогнул ни один мускул, пальцы мёртвой хваткой смыкались на рукояти. Вытерев с щеки кровь, я сплюнул на пол. Противная, как запах изо рта.
— Вот что бывает с теми, кто недооценивает врага. Браво! — раздались аплодисменты Командора Тьмы. — А теперь, — замер он, напрягая на руке мускулы. — Разберитесь с ним так, как положено воинам! Кого не добьёт этот юноша — сам добью. Я не потерплю слабаков в отряде!
— Так точно, Командор! — раздался хор голосов, эхом, сотрясавшим тюремные своды.
ПОЗДРАВЛЯЮ. ТВОИ ШАНСЫ ВЫЖИТЬ УВЕЛИЧИЛИСЬ НА ДЕСЯТЫЕ ДОЛИ ПРОЦЕНТА.
— Заткнись и дай мне силу. Меня уже тошнит от никчёмной болтовни.
КАК СКАЖЕШЬ. ТЫ САМ ЭТОГО ЗАХОТЕЛ.
Во рту вмиг пересохло. Внутри засвербело с такой силой, что я готов был вскрыть собственную грудь, лишь бы унять нараставшее жжение. Лёгкие сдавливало чудовищной мощью.
Я задыхался, исходя хрипом.
— Что с ним?!
— Что происходит?
— Куда делся свет?! Кто-нибудь, зажгите свечу! А-а-а-а!
Хруст следовал за треском, обрывая истошный вопль. Темнота обрела аромат крови и непроизвольного мочеиспускания. Запахло животным страхом. На этот раз никто не смеялся.