Дихотомия

Глава пятая, в которой кому-то нужна помощь

— Юноша, ну в самом деле, проснитесь же наконец! Иначе я решу, что вы для меня больше не пациент, а я очень не люблю делиться с гробовщиками, — раздался голос господина Иезекиля.

Та же интонация, с которой он обычно выписывал рецепты оздоровительных мазей, микстур и налобных повязок, использовалась им и у смертного одра больных, норовящих избежать оплаты. Ходили слухи, что он пытался вернуть некоторых с помощью некромантии, но так и не нашёл способного мага. Этот вид энергии был под запретом во всех городах Королевства. Только Царство Тьмы — Ноктарион позволяло заигрывать с миром мёртвых, но и тот, по слухам, был строго регламентирован, ведь никогда не знаешь, что явится после очередного призыва с того света. Но я помирать не планировал. По крайней мере, старательно этому сопротивлялся. Прокашлявшись, взял в руки предложенную кружку с водой и сразу же выплеснул содержимое на пол. Там была не вода. Вода не пахнет канавой, пеной переливаясь через край.

— Что же вы, в самом деле! Не стану ведь я вас травить! У меня другая работа: нуждающихся на ноги ставить!

— Спасибо, в этом мне помощь не нужна. Я уж как-нибудь сам!

Так, надо немного перевести дух, собраться с мыслями и…

— Показывайте, куда идти, — лекарь перебил мои попытки сформулировать просьбу.

Побледнев, я поражённо раскрыл глаза. Неужели, он и мысли…

— У вас на лице написано, что кому-то нужна помощь. К тому же я не первый год работаю. Ко мне просто так не вваливаются посреди бела дня, не считаясь с приличиями. Идите вперёд, чемодан с инструментом у меня с собой, так что не будем терять времени.

И не дожидаясь, пока я соображу, взял меня под руку и выволок из-под разворачивающегося тумана химикатов. Как только мы оказались на улице, я смог вдохнуть свежего воздуха. Разум моментально прочистился. Я уверенно стоял на ногах. Лекарь, или как сам он любил себя величать, господин Иезекиль, устремился вперёд, словно знал дорогу. Нагнав его, я бросил вдогонку вопрос:

— Вы знаете, куда идти?

Лекарь резко остановился, смерив меня удивлённым взглядом, а затем ответил:

— Нет, я иду за вами!

— Но вы идёте впереди…

— Всё потому, что вы совсем не торопитесь на помощь, в отличие от меня, — а затем деланно отойдя с пути, указал рукой в сторону дороги. — Прошу, милейший, сопроводите меня к больному, пока не стало слишком поздно!

Я попытался было открыть рот, но тотчас захлопнул его с силой нагрянувшего шторма. Молча кивнув, проследовал вперёд. С Испытания успело пройти не так много времени, а потому каждый шаг отдавался ощутимой болью. Из глаз сыпались искры, кости ныли, рана под боком норовила стать всё большей помехой. Указав на дом лекарю, я поплёлся за ним, мысленно вознося молитвы за здоровье матери. Лекарь хоть и не был некромантом, но умел творить самые настоящие чудеса, на фоне которых рядовая магия была не более чем дилетантским фокусом. Твердили об этом постоянно, будто в оправдание за стоимость услуг и непомерный аппетит мага. Но деньги меня сейчас совершенно не волновали. Я готов был заплатить любые суммы. Но, конечно, не сегодня. Сегодня платить было нечем.

— Не умрёт, — вынес лекарь, после долгих попыток нащупать призрачный пульс на иссушенном запястье. Я облегчённо вздохнул.

— По крайней мере — сегодня, — добавил он.

Лекарь раскрыл чемоданчик, осмотрел содержимое: микстуры в колбочках, мази в коробочках, сухие травы в мешочках, а также металлические инструменты, наточенные острее многих мечей.

— Мне понадобится таз с тёплой водой, полотенца, и абсолютная тишина.

Стараясь не издавать ни звука, я сдержанно кивнул и мгновенно покинул спальню.

Спустившись на кухню, набрал воды комнатной температуры, схватил полотенца, и на цыпочках вернулся. Отворив дверь, придерживая, чтобы не издать малейший скрип, вошёл в комнату. Лекарь приступил к ритуалу: разложил благовония, зажёг восковые свечи причудливых форм. Такой вид магии назывался шаманством, потому что требовал соблюдения строгих условий, ошибка в которых не только сводила на нет весь эффект, но и могла сыграть злую шутку с мастером. Лишь большой опыт, крепкие нервы и глубокий запас энергии позволял проводить ритуал, кратно увеличивающий силы мага и его техники. А когда дело касалось лечения, процедуры длительной по времени, да к тому же энергозатратной, то без шаманства было не обойтись.

— Принёс? Отлично. Можешь остаться. Единственное правило — не мешай. Я всем советую и вовсе дом покинуть, чтобы крики больного не сводили с ума, но тут уж как сам решишь. Разговоры о диагнозах, лекарствах и шансах на спасение — позже.

Лекарь смолк. По слабо подёргивающимся губам, я догадался, что он сосредоточен на ритуале. Закрыв глаза, Иезекиль стал покачиваться из стороны в сторону, скрестив на полу ноги. Из него стал исходить синий, пульсирующий свет. В комнате потеплело. В нос ударил цветочный аромат. Дым от свечей заполонил пространство, порождая плотный туман, в котором были видны лишь смутные очертания знакомых предметов. Несмотря на советы, я решил остаться. Дело не в том, что я храбрился, пытаясь доказать что-то себе и лекарю. Причина была куда глубже. Я считал, что это мой долг — быть рядом, разделив последствия ритуала с матушкой. Пусть я и не мог ничем ей помочь, но уйти, оставив её наедине с болезнью, означало проявить ещё больше малодушия, чем во время Испытания. Я не стану отворачиваться, закрывать руками уши, избегая происходящего. К тому же уверен, на моём месте матушка поступила бы так же. Она бы не покинула нас с сестрой, даже если бы мы заживо сгорали в постели, вознося бренное тело к потолку.

Губы лекаря задвигались. Свет стал ярче, заполняя комнату. Не такой ослепительный, как Свет, он мягко обволакивал, прилипая к векам, рукам, ногам и шее. Матушка издала болезненный стон. Вжавшись в простыни, она пыталась избавиться от синего света, но тот словно пригвоздил её к кровати. Полагаю, так и было, потому что любые попытки сопротивления оказывались тщетны — лекарь удерживал безумие больной. Речь его стала отчётливой, но всё ещё непонятной. Я не мог разобрать ни единого слова, пусть и пристально вслушивался, пытаясь отыскать если незнакомые фразы, то хотя бы узнаваемые звуки.

Безрезультатно. Лекарь будто говорил на несуществующем языке. К тому же с самим с собой. Речь, без интонации, не задействующая доступный тембр голоса, погружала нас с матушкой в состояние сна. Чувствуя острую сонливость, я изо всех сил боролся с желанием сомкнуть глаза, но подступавшая дрёма обволакивала меня всё сильнее. Глаза слипались. Мысли сбивались в кучу. Откинувшись к стене, я выпрямил шею. Простыни взмокли. Спутанные женские волосы раскинулись в стороны. Руки и ноги изгибались в невозможных позах. Послышался хруст костей. Я зажмурился. Происходящее пугало. Хотелось вскочить с пола, рвануть на себя дверь и вырваться на улицу. А затем бежать и бежать без оглядки, пока не будут стоптаны в кровь ноги, а события не подёрнутся дымкой. Но я оставался на месте, боясь пошевелиться. Секунды превращались в вечность. Комната погрузилась во тьму.

***

Когда всё кончилось, наступил глубокий вечер. Матушка безжизненно лежала на кровати, накрытая полотенцами, посреди сгоревших благовоний. Воск расставленных по комнате свечей растёкся в воздухе. Лекарь, пошатываясь, поднялся с пола.

— Я сделал всё, что мог, — заключил он слабым голосом. — Если воля к жизни сильна — выкарабкается.

Слабеющими руками возвращая вещи в чемодан, Иезекиль выбрасывал слова изо рта, будто говорил не с кем-то конкретным, а сам с собой. Выглядел он не более живым, чем зомби. И неудивительно. Магический ритуал продлился больше шести часов. Первоклассное шаманство, затрачивающее куда меньше энергии, могло за это время оставить без сил даже Инквизицию. Чего и говорить о городском лекаре, и в половину имевшего меньший запас магии, чем у первых лиц Королевства.

— Удалось определить… Диагноз?

— Я собрал необходимые анализы, — он потряс ампулой с зеленоватой жидкостью. — Результат сообщу в ближайшие дни. По здоровью гарантий давать не стану…

Попрощавшись с лекарем, я с нараставшей тревогой подошёл к изголовью кровати. Слабое подёргивание полотенца на лице возвещало о том, что дыхание больной ещё теплится. Надежда была, пусть и слабая. Лекарь сообщил, что до следующего утра она точно не проснётся. Организму нужно восстановить силы. Времени хватит, чтобы прибраться в комнате, проветрить, заменить полотенца. Но я думал совсем не об этом. Необходимо известить обо всём сестру.

За окном раскинулась темень. Аделаида должна была уже закончить смену и вернуться домой. Задерживается? После недавних событий: проваленного Испытания, болезни матери, ухудшающегося настроения сестры, я был не на шутку встревожен. В голову лезли разные мысли. В доме невозможно стало находиться. Небольшая прогулка до харчевни явно не помешает. Встречу сестру, пройдёмся вместе домой, как, бывало, в детстве, когда Ада забирала меня со школы. Пусть я и отучился всего четыре класса (на большее не хватило средств, ведь каждый год цена на обучение возрастала), но с теплотой вспоминал то время, когда, идя, рука под руку, мы с сестрёнкой оживлённо беседовали обо всём на свете.

Теперь, конечно, было не так. Повзрослели, а лёгкость, отражавшаяся в непринуждённом детском шаге, превратилась в тяжёлую торопливую поступь.

Уличные масляные фонари слабо освещали дорогу. На помощь приходило обострённое зрение, с юности развитое у Теневого мага. Отсюда, наверняка, рождалось моё сопротивление яркому утреннему свету, когда, не успев проснуться, разомкнуть глаза, вынужден ориентироваться в лучах солнца или в бликах догоравшей свечи. Сталкиваясь ранним утром с источником света, я что есть сил зажмуривался, уводил глаза в сторону, избегая раздражителя, и на ощупь, пробирался в уборную. Именно поэтому Теневые маги предпочитали прогулки по ночам, тёмные подворотни, подвалы с затушенными фонарями и сплошную мглу, в которой прятались от яркого света. Можно сказать, что Стражи — естественные раздражители для любого Теневого мага, чьё обострённое зрение не переносило бьющий в глаза свет.

Ночные улицы пустовали. Дневной шум скрылся в стенах домов, лишь отблеском свечей отражаясь в окнах. Туман над пустынными дорогами растворялся перед случайной повозкой. Перемахнув широкую лужу, в которой уместилась целая луна, свернул за угол и тотчас прижался к шершавой кирпичной стене.

Чуть не попался! Погрузился в собственные мысли, едва не угодив в капкан…

Передо мной, в метрах тридцати, стояло двое Стражей, патрулирующих улицы. Вид у них был крайне утомлённый: должно быть, они уже давно здесь стоят, дожидаясь, когда с первыми лучами солнца их сменит другая группа. Бороздить сапогами кварталы они явно не спешили, особенно в такой плотный туман. Клубы белёсого дыма поднимались с влагой недавно прошедшего дождя, окутывая тех, кому не посчастливилось оказаться за пределами дома.

— Думаешь, это правда? — прорвался голос одного из Стражей.

Кажется, не заметили моего появления. Повезло. В иную погоду я бы уже прыгал от одного вопроса к другому, словно по раскалённым углям, в попытках не загреметь в тюрьму. Формально, в Люмерионе не был введён комендантский час, и любой житель города мог прогуливаться, где он пожелает, но на деле всё оказывалось не так радужно. Нет, граждане могли гулять везде, но наткнись они вечером по счастливой случайности на Стража, как закон обратит внимание на беднягу и направит весь фокус на него одного. А тогда нужно будет очень постараться, чтобы ответить на каверзные вопросы без единой ошибки, запинки, смятения и подозрения на любой из тысячи запретов, прописанных в массивных фолиантах.

Что уж и говорить про мага Тени. Мне лучше и вовсе притвориться глухонемым. Или, например, не попадаться блюстителям порядка на глаза. Что я и сделал.

— Правда? — кашлянул в ответ другой голос. — Я мысли читать не умею! Тем более твои, если они вообще у тебя есть.

Раздался смех, плавно перетекающий в кашель. Раздался звон металла: один ударил другого вбок. По-дружески.

— Ты разве не слышал, о чём в городе судачат? Тьма близко, воины Ноктариона прут со всех концов. Только глухой мог пропустить подобные слухи…

— Или тупой поверить в досужие сплетни, — огрызнулся второй, которому паника напарника начинала надоедать.

— Так разве я говорю, что верю? Понятное дело, народ много судачит…

— И не всегда по делу! На то он и народ.

— Верно, но всё же, порой оказывается прав. Весть, она ведь по ниточке, по руслам своим распространяется…

— Твоя весть уже из всех щелей лезет, а если проследить, откуда та берёт свой ход, так обнаружится, что от мальчишки-газетчика. Вспомни, в прошлом году ты клялся, что некроманты поднимут на ноги городское кладбище.

— Но ведь кто-то разрыл могилы! Они точно пытались провести свои ритуалы, говорю тебе!

— Также как в позапрошлом году медиумы преследовали людей во снах, загоняя их в кому.

— Но ведь два человека так и не проснулись! Говорю тебе, вокруг творится неладное… Нечто приближается…

— Единственное, что приближается, так это мой заслуженный отпуск. И я не дам тебе его испортить своими выходками. Будешь другому Стражу на мозги капать, да газетки замусоленные под нос пихать. Я уже устал от заговоров и предвестников несчастий. Прислонись к той стене, чтобы сквозь туман не видеть твоей рожи.

Страж тяжело задышал, готовясь спорить с напарником, но, помявшись на месте, отошёл в сторону. Скрестив на груди руки (о чём можно было догадаться по скрипу брони на рукавах), он привалился к стене. У меня появился шанс проскользнуть незамеченным.

Да, опасно. И если попадусь, то уже не смогу прикинуться дурачком, который не заметил Стражу в тумане. Однако мне нельзя было терять времени. Нельзя допустить, чтобы Аделаида по пути к дому прошла сквозь густой туман и нарвалась на этих бравых ребят.

На цыпочках ступая вперёд, я старался не шуметь. С детства имея привычку гулять по ночам, я скоро освоил несложный навык мягкой поступи, бесшумных движений и сонного дыхания (не тот, что с храпом и придыханием, а в полном расслаблении организма, когда не напрягается ни один мускул). Я действительно мог этим похвастаться. Вот только некому было об этом рассказать. Сестра с матерью бы до ужаса перепугались, узнай о моих регулярных вылазках, а Стражи обрадовались бы возможностью направить на меня целый взвод вооружённых до зубов магов. Так и приходилось гордиться умелостью втайне, предпочитая скрытность помпезности.

Но сейчас, ступая через двух рассерженных Стражей, не видящих дальше собственного носа, я не мог скрыть торжествующей улыбки. Это меня и погубило. Нет, не улыбка. Торжество перед победой. Я не заметил под ногами крохотный камешек, наступив на который потерял равновесие. Начав выкидывать руками пируэты, будто заправский маг перед воплощением огненного шара, я поднял не только шум, но и камешек в воздух, направив его в одного из Стражей. Послышался звонкий стук.

— Ты чего удумал? Совсем страх потерял? — лязгнул металл, заскрежетали от злости зубы.

В воздухе повисла тишина, а затем прозвучал ответ:

— Ты вообще о чём? Я стою здесь, никого не трогаю.

— Чего ты брешешь? Камнями в меня кидаешься, олух, и думаешь, что я совсем тупой? Насмехаться надо мной решил?

Снова лязгнул металл. Второй встал в боевую стойку:

— Нарываешься на драку? Ну так я тебе устрою!

Вспыхнул Свет, выхватывая противоположные стены узкого переулка. Пространство мигом очистилось, обнажая пропасть. Воины были настроены очень серьёзно. Сущий пустяк, вспыхнув не хуже полыни под яркими лучами солнца, обещал перерасти в пожар.

Рванув вперёд, я заглушил шум шагов на поверхности Тени. Ещё немного, и нарвался бы на неприятности. Гнить мне тогда в тюрьме за нападение на Стражу, саботаж закона и нарушение спокойствия Королевства. Недолго. До первой виселицы.

***

Судя по доносившимся звукам из харчевни, дело шло к закрытию. Несвязные слова, обращённые в песню, растворялись в ночи. Оставшиеся гости питейного заведения не могли больше пить, а потому припадали лицом к липким поверхностям, будь то стол, стул или дощатый пол. Тут уж что подвернётся под руку, а точнее под разрумяненную щёку. Только и приходилось, что мягко будить постояльцев, пока они не переберутся на постоялый двор. Если с этим не справлялась Аделаида, выбиравшая мягкий подход и кроткое убеждение, то подключался Солод, превращая насущный вопрос в существенную проблему для тех, кому тяжело раскрыть глаза. Скажем так, он помогал раскрывать ваши глаза, даже против собственной воли.

Отворив дверь, я покинул белый дым и попал в хмельное облако.

— Демиан, осторожно! Пропусти господина на улицу, — бросил братец Солод, приветственно поднимая широкую ладонь, по бороздам которой можно было счесть количество разбитых бокалов. Их уже давно перевалило за сотню.

Человек, больше похожий на мертвеца, чем на человека, пошатываясь, двигался прямо на меня. Успев отойти в сторону, я заметил, как гость провалился в туман, превратив вертикальное положение в горизонтальное. Раздался глухой стук.

— Ты зачем в такой туман пришёл? Мог ведь заблудиться! — причитала сестра, совмещая нравоучения с оттиркой столов. Оба действия она производила с особой тщательностью, будто между ними не было не только разницы, но и противоречия.

— Тебя встречаю! Я-то не заблужусь, Люмерион как свои пять пальцев знаю.

— Счастливый, — хмыкнул Солод, взглянув на левую руку, где находилось всего четыре пальца. Результат неудачной игры в ножички. Потеря денег, пальца, но самое обидное — репутации безупречного игрока. Теперь о безупречности не могло быть и речи. Такие вещи слишком заметны, чтобы пытаться их скрыть.

— Я не просила, — насупилась Ада. — Сама могу дойти до дому. А тебе лучше заботиться о матери. Или же…

Сжатая в комок тряпка выскользнула из ладони. Открытые настежь глаза внимательно следили за моим выражением лица, стремясь распознать в них ответ раньше, чем будут произнесены первые слова. Я помотал головой, снимая возникшее напряжение.

— Всё в порядке. Я привёл домой лекаря. Состояние у неё тяжёлое, но опасность позади. Пока.

— Пока? — переспросила та, понижая голос.

Хмель и Солод старались показать, что погружены в дела, однако бокал, протёртый в пятый раз, и долгие попытки разбудить уже проснувшегося гостя, намекали, что братья взволнованы. При всей строгости, зная нас с самого детства, хозяева харчевни относились к нам с большей теплотой, чем к собственному непутёвому отцу. Тот часто жаловался, что они отказывают ему отпускать спиртное в долг. Братья же придерживались тех архаичных представлений, что долги нужно возвращать, вне зависимости от родственных отношений. Их отца такое пренебрежение доверием оскорбляло, а потому он оскорблял сыновей в ответ, как правило, в иных питейных заведениях, где ему удавалось погулять за чужой счёт.

Сестра кивнула, поднимая тряпку с пола. В гробовой тишине покончив с уборкой, она сухо попрощалась с братьями Хмелем и Солодом. Понуро опустив голову, Ада прошла к выходу, стараясь не привлекать моего внимания. Но я заметил. Бурое пятно под правым глазом, наливающееся синеватым оттенком. Фингал, размером с крепкий мужской кулак…