Дихотомия

Глава восьмая, в которой рассыпаны гвозди

Чёрный коридор, где шаги гулким эхом отскакивали от стен, был бесконечным. Пусть я и шёл прямо, не имея даже слабой возможности заблудиться, чувство, что мне удалось потеряться, не покидало меня ни на миг. Вокруг ни ветра. Свечи на стенах погасли. Аромат исчез, воск застыл в выражении глубочайшей скорби (если приглядеться, то очерченные линии походили на тысячи лик), но несмотря на это, я отчётливо знал, куда держу путь. И, что ужаснее, различал под ногами хруст осенних веток.

Нет. Не веток. Костей…

Я ступал вперёд. Перебирал слабеющими ногами, вздрагивая, словно от дуновения ветра. Теряя равновесие, хватался за стену, натыкаясь на чьи-то холодные, липкие руки, но, тотчас отпрянув, продолжал путь. Порой мне казалось, что выход близко, но затем меня страшило, что, даже найдя его, я не сумею понять, что передо мной — выход. Пытаясь зрительно представить его, я лишь сильнее запутывался, утопая в сомнениях. Время обрело бесконечность, пространство стало непознаваемым, а сам я словно утратил саму возможность существования. Блуждая по коридору, не в силах убедиться, что ноги мои движутся, я ощущал холодный пот, струящийся по сгорбленной спине. Попытки разогнуться отдавались острой болью и ужасом, что стоит мне только встать во весь рост, как потолок надо мной обретёт зримые формы, с грохотом рухнув вниз.

Испарина выступала на лбу. В горле скребли кошки, хрипом вырываясь наружу, пока я, сдерживая рвотный позыв от налетевшего трупного запаха, не заметил далёкий отблеск. Языки пламени скользили по стенам. Развернувшись, я застыл. Длинный коридор превратился в тупик. Позади стена, а впереди — пожирающий сухие кости огонь.

***

Раскрытые глаза полоснули всполохи пламени. Вскрикнув, я не сразу понял, что огненный водоворот — не более чем отблески пылающего камина, а сухие кости — постель с дырявыми простынями и лоскутами ткани вместо одеяла.

Облегчённо выдохнув, я ещё долгое время боялся пошевелиться, но чем дольше наблюдал за игрой камина, тем больше убеждался, что окончательно проснулся. Незнакомое место было реальным. Таким же как боль в боку или сухость в горле.

Камин, торчавший из стены, давал больше света, чем тепла. Он был не из тех, какие встают перед воображением, при слове камин. Точнее, когда-то камин, несомненно, таким и был, но затем случились пожар и потоп, прошло немало десятилетий, прежде чем тот оказался там, где из мебели стояли лишь скрипучая кровать, да покосившийся шкаф с гнилыми ящиками. Приподнявшись на локтях, я попытался осмотреться, но резкая боль в боку не открыла мне такой свободы. Откинувшись на сырую подушку, я проглотил крик боли.

Покрайней мере я жив. И, пусть и с малыми, но удобствами. Уложили в постель, зажгли камин. Ноги не скованы металлической цепью. Так что, я был почти доволен. Однако… Я по-прежнему не понимал, что происходит. Как я оказался здесь? И главное: что случилось с девушкой, нуждавшейся в моей помощи?

Застонав от боли, я усмехнулся. Мне самому не помешала бы помощь… Но не успел я закончить мысль, как дверь в комнату распахнулась и показался кудрявый парень. Чуть ниже меня ростом, он спешно переступил порог, неся перед собой деревянный поднос. Дерево давно почернело, но на нём угадывались фамильные инициалы. Чужие, судя по зачёркнутым сверху полосам.

— С добрым утром! То есть днём… Хотя уже практически вечер, и солнце стоит в зените, — доброжелательно начал тот, ставя поднос мне на ноги и локтем задевая бок, чем вызвал нестерпимую боль. — Ой, вы же ранены! Прошу прощения, я сейчас же позову лекаря…

— У вас есть лекарь? — остановил его, придерживая за руку.

— Лекарь? — парнишка рассмеялся. — Что вы, конечно, нет. Куда нам с такими якшаться? Мы просто называем его так, потому что он умеет зашивать раны. Узором, правда.

Оглядев постел, я заметил, что одеяло тоже зашито узором. Любопытно.

— Мне уже значительно лучше, — соврал я. — Подскажи, где я?

Паренёк на миг задумался, а затем помотал головой:

— Простите, не могу рассказать. Мне запрещено раскрывать нахождение базы. После того случая, когда я ляпнул адрес на улице… Ну и взгрел меня тогда Старшой!

Глубоко уйдя в воспоминания, парнишка замолчал. Его лучистые глаза потускнели.

— Что ещё за база? И от кого вы прячетесь? — допытывался я, прислоняя тыльной стороной ладонь ко лбу в попытках выяснить, какой силы у меня жар.

Температуры не было. Значит, не помешательство. Надежда на сон испарилась вместе с нагрянувшим чувством голода. Как известно, во сне невозможно проголодаться.

— Наше логово! — прозвучало гордо. — Не то, чтобы мы прячемся… Всего лишь стараемся держаться подальше от Стражей…

Понимающе кивнув, я откинул одеяло в сторону, пытаясь подняться. Слабость по-прежнему давала о себе знать: проступила отдышка, словно я постарел лет на тридцать.

— Вам нужен отдых!

— Мне нужны ответы, — а затем сквозь кашель добавил. — И глоток воды, пожалуйста.

— Старшой будет недоволен. Он приказал сообщить сразу, как вы проснётесь.

— Так мы и сообщим ему. Вместе! Показывай, куда идти.

Махнув рукой в сторону двери, я ступил на левую ногу, магическим образом сохранив равновесие. В буквальном смысле. Тень понемногу возвращалась ко мне, пусть и в слабой форме.

Оглянувшись и не найдя ножа для разделки рыбы, я бросил всякие попытки подготовиться к встрече. В конечном счёте, если бы мне что-то угрожало, то так легко я бы не проснулся. Перерезать горло спящему куда проще, чем выслушивать мольбы о пощаде.

Не успев выйти из комнаты, парень бросил через плечо:

— Ступайте осторожно! Местами торчат гвозди. Их Фред вытаскивает, когда бывает не в духе. А не в духе он бывает часто.

— Вытаскивает? — переспросил, представляя, как некий Фред выдирает зубами металлические предметы из пола.

— Ну да, вытаскивает. Он подчиняет железо, и не всегда удачно. Более того — совершенно случайно. Бывает, разозлится на безобидную шутку, и во всём доме взлетят вилки, ложки, кружки, миски и даже гвозди! Выдирай их потом с потолка…

Непроизвольно подняв голову, я ахнул. Потолок и вправду был испещрён отверстиями.

Осторожно переступив препятствие, я оказался в гостиной. Точнее, там, где должна была, по задумке архитектора, быть гостиная. На деле же здесь чего только не было: заржавелой кухонной утвари, бесчисленного множества горшков с цветами, сваленной в кучу одежды, расставленной невпопад мебели с вековым слоем пыли, а также разрисованных углём картин, сколоченных деревянных поделок, и прочего, прочего, прочего…

Другими словами, то была скорее свалка, чем, как выразился незнакомец, база.

— Не обращайте внимание на беспорядок, — оправдался тот. — С каждым годом шайка становится больше, и каждый тащит с улицы, что ему по вкусу. Отдельной комнаты выделить мы не можем, спим по трое — четверо, а личные вещи храним в гостиной. До тех пор, пока…

На этих словах сопровождающий запнулся, потупив взор в пол, и решил не заканчивать мысль. Вместо этого он ускорил шаг.

— Пойдёмте во двор. Все собрались к ужину. Уверен, вы никогда не пробовали ничего подобного! Что ни говори, а Кассандра умеет стряпать!

Глядя на творящийся вокруг беспорядок, я судорожно сглотнул. И далеко, не от сладостного предвкушения. Очень захотелось домой. Задерживаться здесь нельзя: матушка с сестрой наверняка волнуются. Да и старик, несомненно, вне себя от гнева.

Внутренний двор представлял собой огороженное пространство, примыкавшее к краю городской стены. Причём, судя по сваленным ящикам и прочему мусору — примыкание образовалось скорее стихийно, чем по чьей-то задумке. Трущобы квартала Ветхости. Самый неблагополучный квартал, куда даже Стражи лишний раз старались не соваться. Связано это было во многом с низкой платёжеспособностью населения, заразностью и унылого вида местных флоры и фауны. Чего только стоили старые, покосившиеся здания, от одного взгляда на которые можно было словить недельную хандру. Поэтому квартал этот располагался в дальнем конце города, чтобы не мозолить глаза порядочным гражданам. Вот только… Как я умудрился сюда попасть? От рыбных доков путь приличный! Я и сам забредал сюда не больше нескольких раз в жизни. И то — по ошибке, стоившей мне выступивших мурашек на коже, да потери аппетита не на один день. Нищета в трущобах поражала даже отъявленных бедняков тем, насколько низко можно пасть.

— Фрол, ты зачем поднял больного с постели? Если он сейчас в обморок рухнет, сам будешь тащить его обратно! — сказала темноволосая девушка с короткой стрижкой, грозившая мальчишке кулаком.

Она сидела возле костра, посреди большой компании из таких же подростков, как она. Обведя взглядом присутствующих, я не заметил ни одного взрослого. Самый старший из них, сидевший посередине, был чуть старше меня. Он не выказал ни одной эмоции во время нашего появления, но все остальные сразу же повернули к нему головы, ожидая реакции.

Замерев, я в извиняющемся жесте поднял ладони.

— Он здесь ни при чём, — поспешил их заверить. — Я сам встал, сопротивляясь всем уговорам. Не терпелось познакомиться.

Посмотрев на меня, девушка изменилась в лице. Она стала на редкость доброжелательной. Так на вас смотрит тётушка, чей гнев быстро сменяется милостью.

— Чего уж, присаживайся к нам. Места на всех хватит, чего не скажешь про еду…

Она заглянула на дно большой кастрюли, высматривая остатки пищи. Соскребая со стенок нечто похожее на кашу, протянула тарелки нам с Фролом. Скомкано поблагодарив, я присел на предложенное место. Направив ложку в рот, чуть не поперхнулся.

— Ты…

— Я, — нехотя кивнула она, тотчас взрываясь гневом. — Ну и доставил же ты мне хлопот! Повезло, что удалось тебя усмирить, пока Торгены не размозжили тебе голову. Поверь, они в этом деле мастера. Никто не угрожает им дважды, так что не совершай такой глупой ошибки впредь.

Цепочка мыслей в голове рождала знание. Мои глаза в шоке расширились.

— Так это ты тогда меня вырубила?! — воскликнул я, не сдерживая возмущения.

Замолчав, я огляделся, сталкиваясь с десятками любопытных глаз.

— А что мне ещё оставалось? Ты выскочил из ниоткуда, срывая план по заманиванию обеспеченных простачков, которые при криках симпатичной девушки сразу же бросаются на помощь! Пришлось тебя усмирить…

— Усмирить? Вырубить меня магией Воздуха? А слов недостаточно? Остановить, объяснить спокойно…

— Тебе пусть и смогла бы объяснить, но братья Торгены не станут слушать. Зато окажись ты на земле, без сознания… Так надёжнее. Ну знаешь, кодекс чести…

— Честь у воришек? — опрометчиво заметил я.

Вспыхнул огонь в костре. Вздрогнув от неожиданности, я смолк. На деле оказалось, что это всего лишь закипел чайник, брызнув на костёр. Подали металлические чашки с мутной водой. Я с опаской отхлебнул, но затем пожалел: чай оказался таким же крепким, как и горячим. Моё лицо перекосила недовольная гримаса. Удивительно, как быстро чай успел завариться! Сильные травы…

— Не боись, не яд, — улыбнулась мне девушка со шрамом у глаза, передавшая чашку. — Всего лишь чай.

Некоторые прыснули со смеху, почти как деревенские, встретившие городского. Другие остались хмурыми, будто меня и не было вовсе. Их измождённые юные лица, не знавшие детства, поражали своей обречённостью. Иные, напротив, светились агрессией, которая не успела истощиться под тяжёлыми натисками судьбы. Прямо как у девушки с магией Воздуха, от которой веяло угрозой, даже когда ты просто сидел рядом.

Сжавшись, придвинув колени ближе и стараясь не привлекать внимание, я хлебал чай, сдерживая во рту горечь. Обжигающая жидкость едва ли согревала.

Я никогда не считал себя изнеженным мальчишкой, но сейчас ощутил себя именно таким. Несмотря на то что работа моя началась с юности, а бедность и лишения и того раньше, я впервые ужаснулся при мысли о том, как приходится иным. Если я был беден, то ребята вокруг меня — нищими. Если мне приходилось тяжело, то им и того хуже. Свалка вместо дома, редкий и скромный ужин на всех, рваная одежда и усталость во взгляде, затыкали во мне желание жаловаться на условия, в которых с рождения пребывал я. У меня хоть был уют. У ребят вокруг меня, и его не было. Только общий костёр, у которого можно было погреть озябшие конечности, да послушать неумелую игру на гитаре с лопнувшими струнами.

Играл седовласый парнишка, которого в темноте нельзя было отличить от старика: морщины на лбу, трясущиеся руки, хрипотца в голосе. Напевая знакомые мотивы, он смыкал губы в такт струнам, неотрывно смотря в костёр. Языки пламени не слушались его, чем походили на струны. Пусть тот не умел играть на гитаре, но остальные слушали его со вниманием, и ни единый смешок не раздался за две песни, что он сбивчиво спел.

Наконец, гитару взял Старшой. Любовно проведя пальцами по инструменту, тот замер.

— Не понимаю, чем ты приглянулся Вивиан, но она уверена, что из тебя может выйти толк, — начал тот, беззвучно перебирая струны, словно они и не должны издавать никакого звука, пока он этого не пожелает. — Говорит, ты обладаешь магией Тени?

Люди у костра оживились. До меня долетел приглушённый шёпот. Я поёжился.

— Сам не в восторге.

— Разумеется. Магию не выбирают.

Гитара налилась тихой мелодией. Старшой проводил пальцами по струнам, ненадолго задерживаясь на каждой, пока не устремлялся вперёд со стальной решимостью. Огонь перед ним плясал в такт музыке. Пламя вспыхивало в причудливых узорах, озаряя утомлённые лица. Иные смотрели на главаря заворожённо. В их взгляде читались восхищение, граничащее с любовью, и любовь, неотличимая от поклонения. Сопротивляться его влиянию, казалось, невозможно, даже глупо. Прильнув к теплу костра, мы следили за движением его пальцев. Это было больше похоже на транс. Покачиваясь из стороны в сторону, Старшой беззвучно двигал губами, а мы, что самое удивительное, находили знакомой песню, которую слышали впервые.

— Что это за магия такая? — спросил я в полудрёме, замечая, как мой язык, некогда послушный и родной, стал предательски заплетаться. Встряхнув головой, я только усугубил ситуацию, почувствовав сильное головокружение. Мир передо мной плыл на волнах, а я сам был не более, чем взбунтовавшейся морской пеной.

— Это не магия, — спокойно ответил Старшой. — Всего лишь чай.

***

В нос ударил едкий запах солёной рыбы. Очень знакомый.

Раскрыв глаза, я долго не мог понять, где нахожусь. События дня навалились внезапной усталостью, отчего даже веки были не податливее свинца. А ещё я весь продрог. Чертовски холодно. Не попадая зубом на зуб, я съёжился, поднимаясь на ноги.

Рыбные доки? Но… Как?

Задрав кофту и найдя узоры крестиком на месте ранения, я осознал, что посиделки у костра не были сном. Однако ко сну они привели, пусть и не в самом удачном месте: я вернулся туда, где впервые встретил братьев Торгенов и… Вивиан!

Её имя отдалось приглушённой болью в сознании. Язык налился тяжестью.

Вот значит, как звали ту девушку с магией Воздуха… Что ж. Подходящее имя для такой особы. И надо было ей рассказывать всем о том, что я маг Тени? Нормально же общались… Но стоило разговору зайти о моей способности и полюбуйтесь. Где я? В рыбных доках, где и положено быть магическому отщепенцу вроде меня.

Зло сплюнув на мостовую, я отряхнулся, откинул со лба взмокшие от пота волосы и направился к дому. Солнце ещё не успело подняться над городом, слабо аллея на горизонте. Предрассветные лучи готовились прорвать нависший туман, росой оседавший на траве. Направляясь к дому, я держался, чтобы не уснуть. Глаза слипались. В голове царила пустота. Но я не сдавался. До боли прикусив губу, не смыкал глаз. Ещё один поворот. А за ним ещё. Квартал за кварталом, и, знакомое, раскрытое настежь окно. И снова, прямо как вчера, мне приходилось взбираться на толстое дерево, прыжок с которого давался всё труднее. Выпустив немного дрожащей Тени, я перемахнул через подоконник в темноту комнаты.

Тишина. Во всём доме не раздалось ни звука.

Слабо улыбнувшись от маленькой гордости, что по-прежнему способен на подобное, я юркнул в мягкую постель. Рука скользнула под одеялом, упёршись в нечто тёплое. Разжав и сжав пальцы, я пытался понять, что передо мной, пока вихрь не перехватил дыхание.

— Демиан?!

— Ада?!

Убрав руку, я недолго ощущал тепло, застывшее между пальцев. Но затем меня бросило в жар, когда глаза смогли различить обнажённый силуэт сестры. Миниатюрная грудь хранила след моего прикосновения. Ада резко отвернулась.

— Ты что… голая?!

— Я всегда так сплю! Ночами мне становится жарко, вот я и раздеваюсь…

— Но не в моей же кровати! — воскликнул я шёпотом, боясь разбудить матушку.

Мой взгляд неосторожно скользнул вниз, на долю секунды задержавшись на талии… Я отвернулся, зажмурив глаза. Бешено колотилось сердце. Я задыхался.

— Будь так добр, подай платье. Оно на стуле, возле кровати, — властно потребовала Ада.

Протянув руку, я сильнее зажмурился.

— Можешь повернуться.

— Так что ты здесь делаешь? — спросил, смотря куда угодно, только не на сестру.

— Ждала тебя. Ты задерживался, а я зашла в комнату, прилегла на минутку. Затем пошла вторая, за ней третья, потом наступила ночь, а ночью…

— Тебе становится жарко, — быстро закончил за неё.

Сестра сдержанно кивнула. По взгляду было видно, что она всё ещё зла на меня. И не понятно за что больше — за длительное отсутствие или внезапное появление.

— Так, где ты был? — настойчиво спросила она. — Работал?

Пусть думает, что её брат — трудоголик, чем узнает, как всё обстоит на самом деле. Ей не обязательно знать ни про Стражу, ни про шайку, ни тем более про Вивиан…

— Сдаюсь, — буркнул я.

— Даже если ты умрёшь на работе, этих денег едва ли хватит на лекарства. Поэтому не переусердствуй, — закончила Ада, делая словесный вираж и заходя с другой стороны. — Или ты во что-то ввязался? Рассказывай!

Меня прошиб пот. Отведя взгляд, я поднялся с кровати, резко отворяя дверь:

— Глухая ночь на дворе. Я хочу спать.

Ада недовольно сдвинула брови, но ничего не ответила. Шум босых ног прервался скрипом двери. Я вернулся в кровать, не находя сил даже раздеться. Натянув одеяло, до боли сомкнул веки. Моя жизнь стремительно превращалась в ночной кошмар.

***

Я и не думал вступать в шайку, особенно после такого чаепития. Да и они, судя по несостоявшемуся прощанию, не оставив ни записки, ни намёка на возможность дальнейшей встречи, не сильно-то хотели видеть меня в своих рядах. Что насчёт Вивиан, то её мнение, как показал Старшой, не было определяющим.

Тем лучше для меня, не рвавшегося в мутные воды с остервенелостью больного.

К тому же не стоит высовываться из тени после недавнего пожара. Если Гвардия Короля и вправду ищет виновного, то вступать в банды на окраине города ­– упрощать им работу. Я так ни матушке не помогу, ни сестру не оберегу от опасностей, которые, несомненно, дадут о себе знать. Такова уж Аделаида. Она ни перед чем не остановится для защиты семьи…

Солнце взошло над рекой. Рыба, застрявшая в сетях, ждала своей участи. Старик, к большому удивлению, был в приподнятом настроении. Раскрыв частокол зубов, он сразу пригласил меня в дом, будто всегда отличался гостеприимством. Разумеется, это было не так.

­­– Присаживайся, Демиан, присаживайся. Чай будешь? Конечно, будешь. Лучше способа согреться нет, особенно таким промозглым утром. Или это старость во мне взыграла? Вам-то молодёжи, наверняка, кровь в голову бьёт, вот вам и жарко! И не только в голову, как говорится…

Старик выставил две чашки, наполнил их до краёв и не переставал говорить. Его словоохотливость отнимала у меня дар речи, а потому я сдержанно кивал, бесконечно благодаря его за доброту. С опаской поглядывая на разделанную рыбу, которую, как помню, я не трогал, меня стали одолевать сомнения. А не справился ли он без меня, собственными силами?

Оглядев запасы и найдя их полными, я заключил, что старик не мог справиться со всем в одиночку. Хилый, давно преодолевший рубеж молодости, тот едва был способен заварить чай, не расплескав воды в чашке. Я ему был необходим. Эта мысль меня успокоила, а потому, отхлебнув, я поспешил извиниться за вчерашнее исчезновение.

— Исчезновение? — переспросил он.

— Мне резко поплохело, предупредить не успел, вот и… Обещаю, что впредь такого не повторится. Я буду работать втрое усерднее и сегодня задержусь до самой темноты, пока руки не оледенеют. Можете не сомневаться, вся рыба будет очищена.

Старик сделал большой глоток, а затем улыбнулся, прямо как дедушка, которому есть что сообщить нашкодившему внуку.

— Демиан, мы проработали с тобой долго. Ты всегда был ответственным мальчиком, трудился не покладая рук. Я даже подумывал о том, чтобы повысить тебе оплату. Не сильно, но подумывал.

Чашка в моей руке вмиг опустела. Я слушал старика с жадностью, предвосхищая слова, которые он ещё не успел произнести. Моё будущее начинало оформляться в ожидаемые перспективы, и когда удача должна была мне улыбнуться, в дверь настойчиво постучали.

Этот стук я узна́ю из тысячи. Твёрдая рука, в которую вложена решимость Короля.

Дыхание вмиг перехватило. Меня словно приковало к табурету.

­­– Но вчера исчез не только ты, но и сто килограмм рыбы. Моей рыбы!

Старик поднялся со стула. Согбенный в три погибели, он ковылял к двери так долго, что я мог беспрепятственно выскочить через окно.

Но почему я должен сбегать? Кража? Что за вздор! Да я горбатился на старикашку, сколько себя помнил и вместо слов благодарности получил наряд Стражи? Разве это справедливо?

УБЕЙ. УБЕЙ. УБЕЙ. УБЕЙ. УБЕЙ. УБЕЙ. УБЕЙ.

Тень непроизвольно выскользнула из-под ног. Старик припал к полу, как мешок с костями. Раздался хруст. Его широко раскрытые глаза провожали меня, пока я отворял оконные ставни. Ещё мгновение и я уже был на улице. Сердце бешено билось в груди. Сделав глубокий вдох, я покинул рыбные доки.