Тауриссан в последний момент успел заметить, как его и всех воинов окутывают языки золотого огня, прежде чем ощутил давно забытое ощущение нестерпимого жара. Пламя, что по сухой траве, распространилось по всему телу, от кончиков пальцев ног, до макушки. Их плоть горела, но не сгорала.
Сбитый с толку и от части напуганный, младший страж как никто иной знал, на что способен огонь Последнего из Обугленных, он не сразу пришел в себя. В чувства его привел крик агонии.
Один из мастеров клинка рухнул на колени и запрокинул голову, надрывая горло. Его левая рука тряслась, но продолжала крепко удерживать меч. Правой он вцепился в лезвие, чтобы наверняка удержать оружие.
Золотое пламя пыталось пожрать плоть, убить, но вместе с тем исцеляло и наделяло силой, обрекая на бесконечную муку. Однако, даже в такой ситуации брат ордена не выпускал оружие, с коим прошел не одно десятилетие, из рук.
Мастера клинка были весьма своеобразной частью ордена. В отличии от остальных, они приносили особые клятвы. Для них, уронить меч, не лишившись при этом руки — уже подобно смерти. Огромное пятно на чести и достоинстве.
К крику присоединилось еще несколько голосов. С настоящим ужасом глава клана наблюдал, как начинает стремительно разогреваться красный адамантий, из которого были выкованы доспехи.
Один из крепчайших металлов, который почти не поддавался плавке и обработке, всего за пару мгновений обрел малиновый оттенок. Надежнейшие доспехи, служившие своим владельцам по паре сотен лет, настоящее сокровище ордена, стали для них источником пытки.
Дольше всех держались огнебороды, огонь был частью их бытия. Каждый из этих дварфов прошел слияние с элементалем соответствующей стихии. Однако, и они, один за другим, опускались на пол, скованные оковами боли. Обсидиановая кожа, покрывавшая их тела, трескалась от малейшего движения, впрочем, тут же заживая. Сквозь нее прорывалась яркая субстанция, разогретая кровь, натекая в мелкие лужи под телами.
«Это кара?» — мелькнула мысль в голове дварфа. — «Мы не справились»
…
Взгляд Алгалона был приковал к странному существу, состоящему из набора геометрических фигур. Его присутствие пробуждало в нем знакомое чувство, что он испытывал всякий раз, когда использовал Свет после посещения Азерота. Вот только, в этот раз оно не несло покоя, успокоения и надежды, ощущения внутренней твердости. Дракон реагировал на него с неистовой яростью, злостью.
Собственная сущность подталкивала владыку Цитадели поскорее искоренить источник угрозы… для супруги. Подсознание и предчувствие кричали, что ничего хорошего для нее от столь близкого нахождения возле непонятной сущности не будет.
«Огонь Рейнхарта почти неощутим» — с трудом оторвав взгляд от созерцания того, кого все чувства окрестили врагом, эльф попытался сосредоточиться на друге. — «Его окутал Свет, он… недостижим для меня. Контроль сознания»
Приняв решение, Алгалон быстро осмотрел остальных собравшихся в зале. Неосознанно, он пытался делиться с ними своим даром, всей той мощью, что не мог использовать сам, не приняв драконью форму. Она их убивала. Сжигала почти не подверженных этой стихи.
Вскинув руку, владыка Цитадели потянулся к своей силе, попутно учась использовать ее по-новому. Сжав кулак, он сильно сузил узы, связавшие его с внутренними огнями членов стаи. Пламя опало с их тел, уйдя под доспехи, в саму плоть.
Его все еще было слишком много, и иногда язычки просачивались сквозь щели доспехов или обсидиановую кожу. Но, так они могли сражаться. Пламя перестало их убивать, подпитывая.
Глубоко дыша, омытые исцеляющей энергией, мастера клинка и огнебороды начали медленно подниматься на ноги.
— Отступите. — голос принадлежал сущности Света. Он будто бы рождался прямо в голове, ясный и отчетливый. — Я вижу благородство в ваших сердцах, не мешайте мне. Ее нужно очистить от зла, иначе оно переродится в нечто невообразимо ужасное.
Услышанное, вопреки вложенного в него смысла и надежд, заставило Алгалона с новой силой вцепиться в древко. Драконья половина не питала к странному существу ничего, кроме злобы и желания его уничтожить, дабы впредь не прикасался к матери стаи. И он был с ней полностью солидарен.
Мотивы сущности оставались неизвестны. А ее прямая принадлежность к Свету, противоположному Тьме Тиамат, только подкидывала дров в костер подозрений и опаски.
Владыка Цитадели вскинул верное копье, вместе с ним оружие подняли братья ордена. Погибель дрожала и рвалась в бой, резонируя с чувствами владельца. Воины изготовились к атаке.
Великан пустил в полет орудие гильдии, растянувшееся белой полосой. На купол обрушились клинки и молоты.
Вернув копье обратно, драконоборец снова пустил его в полет, приложив максимум физической силы к броску. Со звоном оно вонзилось в поверхность щита, прежде чем снова быть призванным в руку.
Секунды ему хватало, чтобы совершить два броска, способных пронзить навылет иного дракона. Постепенно распаляясь, он ускорялся. Раз за разом Погибель со все большим звоном вонзалась в поверхность щита, пока еще не способная пронзить его больше, чем самым кончиком.
В очередной раз вернув оружие в руку, Алгалон ловко, не смотря на увеличившиеся размеры, скользнул в сторону. В место, где он стоял, ударило несколько золотых лучей. Одновременно с ними копье достигло барьера.
— Я не хочу причинить вам вред. — продолжила вещать сущность. — Я прибыл помочь.
Уклоняясь от ответных атак, владыка Цитадели продолжил молчаливо осыпать щит градом бросков. С каждой секундой натиск существа рос. Снарядов становилось больше. Меж ними мелькало что-то совсем иное, невидимые конструкции и сферы. Увеличивалась интенсивность сияния ядра, вокруг которого летали остальные части тела сущности.
В противовес слов, незваный гость никого не обделял вниманием. Если бы не золотой огонь, исцелявший раны братьев, двоих ждала смерть.
Яркий свет озарил зал, вынесенный за пределы мира. Он заполнил каждый уголок, каждую мельчайшую щелочку между идеально выложенных камней. Он ослеплял. Лишал воли.
Закрывшись призванной Эгидой, Алгалон чувствовал, как его постепенно оттесняет назад, к стене. А уши от чего-то стали слышать тихую, мягкую музыку и легкий перезвон колокольчиков. Из рук начала уходить сила, щит и копье показались невероятно тяжелыми. Против воли, их хотелось отпустить и сесть, отдохнуть.
Один из огоньков членов стаи исчез, будто его никогда и не было. Всего мгновение назад он находился с другой стороны купола, и вот его нет. За ним последовали все остальные, пропав почти одновременно.
Последний огонь, бывший куда больше остальных, поблек. Его медленно окружал свет. Однако, внутреннее пламя сопротивлялось, не сдаваясь до самого конца.
Свет пропал столь же внезапно, как и появился.
Владыка Цитадели опустил щит, осматриваясь. От Эгиды и Чешуи шел дым. Они выдержали удар, никак не пострадав, не позволили навредить владельцу. Чего нельзя было сказать об остальных.
По всему полу валялись разбросанные пустые доспехи, словно кто-то опрокинул стойки с броней и оружием. Свет испепелил тела, не оставив даже костей. От мудрецов клана Драконьей Пасти не осталось вовсе ничего, ни клочка одежды.
Тауриссан стоял на одном колене, вцепившись в остатки собственной бороды. От некогда предмета гордости главы клана, почти ничего не осталось. Куцый огарок. Губы и часть лица полностью выгорели, обнажив зубы и часть черепа. Пальцы рук были черны и выглядели так, будто тронь их — рассыпятся.
Все открытые участки кожи подземного владыки сгорели, обнажив мясо.
Уловив едва видимый кивок, совершенный из последних остатков собственной воли, Алгалон с горечью зарычал. Погибель пронзила сердце дварфа, оборвав муки и приютив душу.
Вернув оружие в руку, владыка Цитадели развернулся к куполу и вскинул копье, кончиком указывая точно на ядро сущности. По телу его пробежали прожилки, принося все затмевающую боль и чувство могущества.
— Пришел помочь?! — зарычал он не своим голосом. — Если помощь Света выглядит так, то я от него отрекаюсь!
Тело драконоборца начало увеличиваться и меняться. Голова вытянулась вперед, шея стала толще, во рту выросли отчетливые клыки. Пальцы изгибались и удлинялись, вместо ногтей вытягивались мощные когти. Торс раздался вширь. Ноги трансформировались в лапы. Вырос мощный, длинный хвост.
Накаленная Чешуя подстраивалась, покрывая все новые участки тела, образуя выступающие шипы и гребни, наросты. Погибель в лапах драконида смотрелась несуразно, и тем не менее, копье испустило лишь больший жар. Приблизилось к той температуре, когда становилось когтями драконьей формы.
Стены зала покрыли трещины.
Расправив крылья, Алгалон зарычал во всю мощь новых легких. Огонь взъярился, взвившись до высокого потолка.
Восьмиметровый драконид раскрыл пасть и выдохнул широкий, плотный поток огня. Тень истинного драконьего дыхания давалась ему не просто, капля по капле сжирая жизнь. Расплескивающийся вокруг огонь, что живой, сам тянулся к куполу. Покрывал его, пытаясь сжечь.
Стены зала разрушались, осыпаясь вниз. В просветах виднелись причудливые изгибы потоков энергии, далекие звезды, скрытые за пеленой сталкивающихся облаков света и тьмы. Они казались достаточно близкими, чтобы до них можно было дотянуться, и одновременно невообразимо далекими.
Не обрывая дыхания, владыка Цитадели сделал широкий шаг вперед, совершая выпад. Погибель, покрытая кромкой золотого пламени, вонзилась в поверхность купола, полностью окутанного огнем.
Звон усилился.
От прилагаемого усилия, кровь несколькими ручейками вырвалась из трещин, покрывавших ладони драконида. Горячая, гораздо горячее его огня, она потекла по древку. Погибель зашипела, как раскаленный метал погруженный в воду. Арефакт принялся жадно поглощать золотую, почти белую, кровь и… нагреваться пуще прежнего.
Вокруг купола мелькали и гасли символы, глифы, сгорая в огне. То были попытки сущности сотворить печати, способные ослабить противника. Обычные атаки же попросту не имели эффекта, бессильно разбиваясь о Чешую.
Мощный луч Света ударил из-под купола, в центр груди Алгалона, оттеснив его назад, но всего на несколько метров. В полу осталось два ряда глубоких борозд, проделанных когтями на ногах.
Дыхание оборвалось.
Утвердившись на одном месте, владыка Цитадели зарычал. Преодолевая сопротивление, он сделал короткий шаг вперед, вспарывая камень когтями. За ним последовал второй и третий.
Вновь занеся копье для удара, он почувствовал движение единственного оставшегося поблизости внутреннего огня. Погибель, готовая обрушиться вниз, вильнула в сторону, аккурат к полосе серебристого света, вылетевшей из-под купола.
Скользнув на метр назад, драконид приподнял копье. На него, как рыба, был нанизан человек. Погибель почти разрубила Рейнхарта пополам, без какого-либо усилия пробив доспехи.
Сорвав шлем, сенешаль выплюнул немало крови. В его ясном взгляде плескался океан боли, но еще больше в нем было раскаяния. Губы дрожали, порываясь что-то произнести, однако, не могли. Шея старого рыцаря стремительно чернела, покрываясь красными тлеющими прожилками.
Одинокая слеза сорвалась с глаза мужчины, и коснулась истлевшей кожи щеки, испарившись. В последний миг он успел приподнять дрожащую руку и собрать пальцы в кулак. Потянулся к груди, но его время подошло к концу раньше.
Душа Рейнхарта отошла к Погибели.
Тело соскользнуло с лезвия копья. Упав на пол, оно с лязгом разлетелось на элементы доспехов. Прах просыпался на камень.
— Прости, мне пришлось причинить вам вред. Это жертвы во имя всеобщего блага вселенной. — вещала сущность. — Мне придется тебя остановить, дракон.
Алгалон резко рывком сместился в сторону, уйдя из-под луча. Он не вредил ему, просто не мог, однако теснил назад. Когти на ногах были слишком остры, без труда вспарывали камень, мешая утвердиться на одном месте.
Встав на новом месте, еще не перепаханном его ногами, он повернулся боком к цели. Огненные крылья, разросшиеся до совсем неприличных размеров, вытянулись вперед, образуя преграду.
В них тут же влетело несколько снарядов и с новой силой ударил луч, однако, в этот раз они не смогли поколебать стойку. Крылья прекрасно справлялись с задачей блокировки энергии Света.
Перехватив Погибель другим хватом, драконид вонзил ее жало в левое предплечье, сквозь трещину в броне. Лезвие с готовностью впилось в плоть и принялось… тянуть из нее кровь. Металл громко зашипел, изменяясь. Становясь лучше.
Страж, во многом далекий от глубинного понимания магии и ее процессов, своими глазами видел весь процесс. А главное, понимал его. Погибель и без того была частью его, почти как Чешуя, но сейчас… Она начинала казаться все равно что рукой. Пусть медленно, но с каждым мгновением это чувство становилось крепче, увереннее.
Кончик лезвия, раздвоенный, сплавлялся воедино. Кровь становилась металлом, заполняя пустоту. Менялась сама форма лезвия, вбирая в себя элементы рогатины и листовидного наконечника. Материал, из которого было сделано орудие гильдии, во всех смыслах главный и самый ценный артефакт Цитадели, уподобился глине. Следом за формой наконечника, трансформация перекинулась и на древко. Первыми исчезли многочисленные символы, резьба, за ними последовали кольца, должные защищать руки от скольжения. Древко вытянулось, став примерно на треть длиннее. Пропало лезвие на пятке, вместо него остался символический шип.
Алгалон чувствовал, что вместе с кровью, Погибель тянет из него ману, жизнь, выпивает выносливость. Копье жадно поглощало все и, казалось, готово выпить из него все соки. А главное, он не чувствовал приближение конца трансформации. Оружие изменило форму и теперь менялось внутри, а это требовало куда больше сил, чем он мог и был готов ему дать сейчас.
Уже собираясь вырвать Погибель из раны, владыка Цитадели почувствовал неладное. Давление на крылья пропало. И тут же вокруг его запястий, торса и ног, замкнулись светящиеся кольца. К ним протянулись цепи. Обмотав конечности, они принялись тянуть их в стороны.
Позволив развести конечности достаточно далеко, чтобы Погибель вышла из раны, он зарычал и напряг мышцы, преодолевая сопротивление. Всем телом подавшись вперед, дробя в мелкое крошево камень под ногами, Страж добился своего. Оковы со звоном лопнули, позволив ему вырваться вперед и, расправив крылья, взлететь.
Однако, мгновением позже цепи срослись в местах разрыва и дернули его обратно. Врезавшись в пол, он оказался немедленно к нему прикован несколькими конструкциями. Цепи обвили все его тело, на подобие кокона.
— Теперь ты не сможешь мне помешать, дракон. — произнесла сущность. — Прошу прощения за жизни твоих спутников, вы не оставили мне иного выбора. Пусть вы этого не понимаете, мы с вами союзники, ведем одну борьбу. Позже ты все поймешь и осознаешь, что несколько жизней, на фоне противостояния Бездне и Пылающему Легиону — ничего не значат.
Существо развернулось к лежащей на алтаре Тиамат. Рейнхарта, сдерживающего ее печатями, уже не было. Но с этой ролью прекрасно справлялась сама сущность, заблаговременно перехватив у него контроль. К старым печатям добавилось несколько новых. Светящиеся символы покрыли кожу эльфийки и она закричала, выгнувшись дугой.