Игла

Глава 40

— Ну, чего молчишь? Неужели не рад меня видеть? — Забава встала с постели и приблизилась к Светозару. В этот раз на ней было чёрное, похожее на дым платье, отчего кожа казалась ещё более бледной и безжизненной. Под глазами залегли тени, щёки впали, придавая ей измождённый вид. Она облизнула губы и обнажила плечо. — Разве не хочешь снова поиграть со мной?

Светозар сглотнул, но смерил ее гневным взглядом, наклонился к её лицу и тихо сказал:

— Я хочу, чтобы ты убила себя, Яда.

Забава замерла, глаза её округлились, тело задрожало, а руки схватились за горло, из которого раздались сдавленные хрипы. Забава выгнулась колесом, чудом устояв на ногах, застонала, вытянув скрюченную судорогой руку к Светозару, который не мог сдержать улыбки, а потом вдруг вновь замерла и... засмеялась. Светозар в ужасе отпрянул, а Забава выпрямилась и отряхнула невидимые пылинки с платья.

— Ты был уверен, что всё получится, сладкий? — осклабилась она и снисходительно похлопала ошарашенного Светозара по щеке. — Но, так случилось, что ты мертвоват для подобных игр. — Она дернула плечом и поморщилась, изображая сочувствие. — Понимаю, все эти магические правила и ограничения поначалу могут сбивать с толку, но ты привыкнешь, обещаю.

Светозар стиснул зубы.

— Ты за этим меня сюда притащила? Поиздеваться?

— Какого жуткого ты обо мне мнения! — Забава оскорблённо дёрнула плечом. — Разве в прошлый раз нам не было весело? Я вот до сих пор вспоминаю нашу чудесную ночь. Ты воистину прекрасный любовник, а я знавала многих.

Светозар увернулся, когда она снова попыталась прикоснуться к его лицу, но Забаву это только повеселило.

— Я больше ни за что к тебе не прикоснусь. И та ночь была худшей в моей жизни!

— Ты хотел сказать «смерти»? — хихикнула Забава, неторопливо направляясь к окну. Прислонилась к стене и с наслаждением вдохнула морской воздух. — У меня есть для тебя предложение...

— Нет.

Забава обернулась.

— Нет? — она вскинула брови. — Даже если я скажу, что верну тебе тело?

Светозар окаменел, не веря своим ушам.

— Разумеется, это не будет полноценная жизнь. Это не в моей власти. Но, думаю, ты и без меня понимаешь, что Кощей и Игла никогда не отдадут тебе сердце. Мы оба знаем, что Игла и вовсе уже... отпустила тебя, после всего, что ты сделал или, лучше сказать, не сделал. — Она стрельнула быстрым взглядом в Светозара и продолжила. — Я же готова предложить тебе часть своей силы. Ты обретёшь тело, перестанешь тянуть силы из Иглы и будешь жить до тех пор, пока жива я.

— И с моей помощью ты хочешь отомстить? — выдавил Светозар.

Некоторое время Забава молчала. Плечи её поднялись, она обняла себя так сильно, что побелели пальцы.

— Я не собиралась никого убивать. Это была просто игра. Никто... — Она обернулась и глаза её блестели от слёз. — Никто не должен был умереть. Но Кощей перешёл черту. Он сделал это первым. — Она оскалилась, трясясь от ярости. — И я его не прощу. — Забава подошла ближе, заглянула Светозару в глаза. — И вдвоём мы сможем избавиться от него. Только ты можешь исполнить то, что я хочу. Прекрасный, бестелесный дух. — Она вновь коснулась его щеки и нежно улыбнулась. — Сделай то, о чём я попрошу и мы оба получим то, чего желаем. Я отомщу, а ты — получишь тело и свою ненаглядную Иглу. Больше никто не будет стоять между вами.

Предложение звучало заманчиво. Дара Светозар не жалел, он не испытывал к нему ничего кроме раздражения и зависти. Но убийство? А он не сомневался, что именно об этом попросит его Забава.

— Игла никогда меня не простит, — выдохнул Светозар, чувствуя, как от прикосновений Забавы наливается силой и обретает плоть его тело.

Забава лукаво улыбнулась.

— Так постарайся сделать всё так, чтобы она ничего не узнала.

***

Дар не отпускал её руки весь обратный путь до ярмарки. Игла сама разорвала прикосновение и спрятала руки в рукава, когда в толпе появились Ласка и Ветер. Дар с удивлением посмотрел на неё, но ничего не сказал, а Игла от смущения стала почти пунцовой. Она сама не могла смириться с желаниями своего сердца, а уж объяснять что-то Ветру и особенно Ласке, которая наверняка подберет не один десяток колких шуточек происходящему, у неё не хватило бы никаких сил.

Вокруг горели костры, плясали люди и от того на площади было почти жарко. Ласка и Ветер, румяные от танцев и веселья, запрыгали вокруг Дара и Иглы, изображая хоровод, который только что кружил их самих.

— Вы видели жар-птиц? — кричал Ветер. — Они волшебные!

— Это были петухи, глупый! — хохотала Ласка. — Ты сам таких у Мяуна в загоне видел.

— Сама ты глупая, сказали же, что это жар-птицы! Они жёлтые! А у Мяуна петухи чёрные!

— Если ты только чёрных видел, не значит, что других не бывает. — Ласка сбила с него шапку, Ветер смешно заверещал и с разбегу врезался ей в живот. Ласка вскрикнула от неожиданности и, засмеявшись, обхватила его руками, крепко обнимая.

Игла подняла с земли шапку и отряхнула от снега. Дар кивнул им, приглашая направиться к выходу.

— Что ещё вы видели? — спросил он, когда они вышли с площади.

— Мавку, которая пускала пузыри из бочки! — тут же принялась рассказывать Ласка, а Ветер её перебил.

— Я видел волка! Прямо как в книжке! Но он почему-то не превратился в человека, но зато прыгал через огненное кольцо!

Они говорили наперебой. Ласка перечисляла все сладости, которые сумела попробовать, а Ветер не уставал поражаться количеству шума, людей и света и тому, что это всё совсем не похоже на те Проклятые пределы, о которых он слышал. Дар поддерживал разговор, задавал вопросы и удивлялся рассказам, будто сам ни разу не был на ярмарках. Игла кивала, но почти ничего не слышала, захваченная мыслями о том, что же теперь будет. Никогда прежде она не испытывала такого волнения, смятения, смущения. Со Светозаром всё было иначе, всё просто... случилось. Само собой, без вопросов, без объяснений, будто не могло быть по-другому. Игла не знала ничего об отношениях, о мужчинах и о любви. Она не знала никого другого и представить себе не могла, что будет с кем-нибудь другим. Он был единственным, кто смотрел на неё, кто протянул ей руку.

От мыслей о Светозаре засосало под ложечкой, Иглу затошнило. Несмотря на то, что случилось, несмотря на предательство, она не могла до конца принять, что всё кончено. И что всё закончилось давным-давно, больше года назад в лесной избушке. А может, и того раньше, просто Игла не могла себе в этом признаться. Не готова была остаться одной. Только вот разве не разъедало ли её постоянно чувство одиночества даже в те ночи, когда Светозар шептал ей о любви? Но теперь это чувство умолкло. В жутком Кощеевом тереме, с вредной Лаской, с которой они заплетали друг другу косы, смеялись и болтали обо всём на свете. С заботливым Мяуном, который превратил покинутый терем в настоящий дом. С нежным Ветром, живым и добрым, задающим тысячу вопросов о мире, который так стремится постичь. И... с Даром. Спасающим её каждую ночь, понимающий и принимающий её со всеми её недостатками и трещинами. Она больше не одна. По-настоящему не одна. Так должна ли она пойти за зовом своего сердца или остаться на пути, который выбрала в день, когда решила покинуть свою лесную избушку?

У неё не было ответа.

Ветер устал от веселья настолько, что заснул, едва сев в карету, да так крепко, что Дару самому пришлось нести его в постель. Игла же уложила Ласку, как обычно расчесала ей волосы гребнем, заговорённым от кошмаров, и, пожелав доброй ночи, прикрыла за собой дверь.

По дороге в свою спальню, Игла заглянула в гостиную, которая больше напоминала ещё одну — крайне странную — сокровищницу. Гостиная удивила бы тех, кто знал о Кощее лишь по древним сказкам. Не было тут ни ледяных стен, ни гор костей — только тёплый полумрак, пахнущий мятой, сухой полынью и старым деревом. Огонь в камине горел ровно, без искр, багровым, ленивым пламенем. Его свет играл на резных полках, где меж диковинных статуэток духов и разномастных блестящих оберегов ютился позолоченный череп, наверняка, тоже волшебный.

Посреди комнаты, напротив камина, стояла лежанка с резной спинкой, на ножках в виде когтистых птичьих лап, укрытая мехом и горой подушек. Подушки были все разные: одна — вышитая луговыми травами, другая — с изображением чертополоха, третья — старая, выцветшая, пахнущая ладаном.

Дар сидел на лежанке, спиной к двери.

— Чаю? — хрипло спросил он, не оглядываясь. — Мяун говорит, душица нынче славная уродилась. Горчит, как злая память.

На кованом столике перед ним уже стоял чайник, в котором клокотало что-то тёмное, с плавающими веточками. Рядом — две кружки. Две, будто он правда кого-то ждал.

В гостиной не было лишнего света, поленья в камине потрескивали, отгоняя холод веками собранного одиночества, которое сделалось мягким, как эти подушки, и привычным. Понятным Игле.

— Не откажусь, — сказала она и села рядом.

Дар разлил отвар по кружкам. На поверхность всплыли алые ягоды клюквы.

— Этот отвар меня научила заваривать Лада, — помедлив, сказал он.

Игла вздрогнула. Бабушка? Дочь Забавы. Проклятая девушка, которая всю свою жизнь провела в теле старухи. Игла так и не спросила о ней, о том, что приключилось.

— Расскажи мне о ней. Забава сказала, ты её прогнал.

Дар покачал головой.

— Должно быть, так она сказала Забаве. Лада ушла сама. Так же неожиданно, как и появилась. — Он откинулся на спинку лежанки и прикрыл глаза, вспоминая. — Она появилась на пороге моего терема лютой зимней ночью, ворвалась и принялась хозяйничать как у себя дома. Прямо как кто-то ещё, — он приоткрыл правый глаз и покосился на Иглу. Та хмыкнула и отпила горького варева. — Не знаю почему, но я не сумел её выставить. Может, из-за бури за окном, которая не прекращалась, кажется, целый месяц, может, почему-то ещё. Я был слишком занят поисками сердца, запирался в библиотеке, метался вслед за малейшими зацепками, даже не представляя, что... — Он вздохнул, потирая лоб. — Я редко появлялся дома. Мы почти не виделись, едва ли с десяток раз разговаривали. Однажды на одной из вылазок меня ранили и она помогла мне наложить повязки. Пожалуй, это было наше самое долгое взаимодействие, но и тогда я ничего не почувствовал, не понял. Ни разу не спросил, нужна ли ей помощь. — Он усмехнулся и с сожалением поморщился. — Лада прожила у меня до весны и ушла с первой капелью. Я проснулся — а её и след простыл.

— Вот так просто? Она ушла ничего не сказав?

— Оставила записку. Что-то вроде «Спасибо за приют. Отправляюсь на поиски своего места. Может, ещё свидимся». Я забыл о ней почти сразу и не вспоминал до того, как Забава... — он замолчал, сжимая кулаки. Игла, помедлив, накрыла его ладонь своей.

— Ты не мог знать.

— Я мог быть внимательнее. Может быть, тогда всё сложилось бы иначе. Для всех нас.

Игла пожала плечами.

— Может быть. Бабушка бы превратилась в красавицу, ты нашёл бы своё сердце. Я бы умерла в лесу, потому что бабушка бы меня не нашла. Светозар бы не поехал ко мне со службы и не погиб бы. Я бы не вломилась в твой терем и не сидела бы здесь сейчас. Но судьба распорядилась иначе.

Дар посмотрел на неё долгим, пронзительным взглядом.

— Я не верю в судьбу. Нас ведёт вперёд наш выбор, а не рука богов.

— Поверю сыну богини, — усмехнулась Игла, убрала руку, разрывая прикосновение, и спрятала взгляд. — Значит ли, что ты жалеешь, что тогда, тысячу лет назад не сделал другой выбор? Не выбрал Ладу?

— Нет. Да и что-то мне подсказывает, что это она не выбрала меня, — он слабо улыбнулся. — Она выбрала не подчиняться Забаве.

Игла кивнула, чувствуя правду в его словах. Бабушка никогда никому не подчинялась и учила тому же Иглу. Не идти за чужим словом, и выбирать то, что по сердцу. Игла урок усвоила и не шла за волей других, вот только и сердце своё она не всегда слушала. Чаще думала о чужой нужде, а не о своих желаниях. Может, поэтому сердце её теперь рвалось так больно, так отчаянно. Никогда и никому оно не принадлежала, но теперь жаждало наконец согреться, соприкоснувшись с сердцем другим.

— Я тоже хочу сказать, что... — Игла вдохнула, пытаясь совладать с охватившими её новыми чувствами. — Я не жалею, что выбрала вломиться в твой терем. — Она рассмеялась, чтобы скрыть смущение. — И что вытащита тебя из того дурацкого сракофага.

Дар засмеялся, склонив голову набок, и глаза его заблестели, ловя отсветы пламени. А Игла спряталась в кружке с отваром, но теперь даже не заметила его горечи.

— Спасибо за это, — сказал Дар с нежной улыбкой. — Я у тебя в долгу.

— Брось! — Игла поставила кружку обратно на столик. — Ты уже не раз меня спасал. Если подсчитать, окажется, что это я тебе задолжала.

— Осторожно, дикая, — его улыбка стала по-лисьи лукавой. — Вдруг попрошу вернуть долг.

— Как мне повезло, что у бедной лесной ведьмы ничего нет за душой, — весело прищурилась Игла, подаваясь вперёд. — Да и что может понадобиться Кощею, у которого терем набит сокровищами со всего света?

Дар подпёр голову кулаком и сделал вид, что задумался.

— Например, — протянул он. — Поцелуй... Скажем, по одному, за каждое спасение!

Игла фыркнула, заливаясь румянцем.

— Ишь чего захотел! Не буду я тебе поцелуями платить!

— Так и быть, — благосклонно кивнул Дар. — Если ты так сильно хочешь меня поцеловать, можешь сделать это и просто так.

— С чего ты вообще решил, что я хочу! — Игла возмущённо всплеснула руками.

— Потому что я красив и притягателен, как бог, — с наигранным самолюбованием ответил Дар. Замолчал, глядя Игле в глаза, и, потеряв улыбку, добавил тихим низким голосом. — И потому что я до безумия хочу поцеловать тебя.

Сердце в груди кувыркнулось, заметалось пойманной птицей, Игла замерла, во все глаза глядя на Дара, который смотрел на неё так уверенно и серьёзно, немного смущенно, отчего его щёки тоже обагрил румянец. Он не двигался, не требовал, не пытался взять то, чего так хотел. Он ждал. Позволял Игле решить — чего хочет она.

А Игла хотела пойти туда, куда уже давно звало её сердце.

Она подалась вперёд. Осторожно, будто ступала по тонкому льду. Она боялась, что если пойдёт быстрее, то просто сойдёт с ума, не выдержав наплыва собственных чувств. Никогда прежде она не испытывала подобного, никогда не тянулась к кому-то с такой силой.

Их губы соприкоснулись, и сердце в груди Иглы взорвалось жаром. Горячая волна дрожью прошла по спине и устремилась к низу живота. Дар ответил ей нежно, осторожно, будто и сам боялся дать себе волю и сорваться в пропасть. Игла судорожно выдохнула и приоткрыла губы, приглашая Дара быть смелее, и тут же почувствовала его горячий язык. Поцелуй с привкусом сладкой клюквы и горькой душицы становился глубже, ярче, осторожность сменялась страстью, жар стал невыносимым настолько, что одежда, казалось вот-вот вспыхнет прямо на ней. Игла положила руки на грудь Дара и тут же отёрнула — багрец в его груди сиял, обжигал, и пламя Иглы тянулось к нему с неистовой силой.

Почувствовав это болезненное, почти непреодолимое притяжение, они отпрянули друг от друга. Ладони Иглы светились, жар разгорался подобно лихорадке. Голова шла кругом. Больше всего на свете она хотела вернуться к губам Дара, и видела, что он хотел того же, но они оба замерли, испуганно глядя друг на друга.

— Мне... нужно на воздух, — выпалила Игла и вскочила с лежанки, боясь, что если не выйдет на улицу, превратится в факел и спалит всё вокруг.

— Постой... — Дар встал вслед за ней, но Игла покачала головой и выбежала прочь.

Она выскочила из терема в одном только платье, босиком, упала на колени и окунула руки по локоть в глубокий снег. Тот зашипел, пошёл паром, а Игла зажмурилась, пытаясь совладать с бешено колотящимся сердцем. Оно стучало в ушах, в горле, во всём теле, вся она, казалось, содрогалась вслед за ним. Что это? Почему? Мысли путались, голова шла кругом и Игла, не выдержав, завалилась на бок, даже не заметив, что снег под ней растаял, земля покрылась яркой по-весеннему зелёной травой, робко подняли головы белоснежные подснежники. Трава укутала её подобно одеялу, убаюкивая и успокаивая. Игла глубоко вздохнула и позволила себе закрыть глаза.

***

Светозар не собирался идти на поводу у Забавы. Он знал, что связываться с ней — себе дороже. Пусть она не умеет лгать, но это не значит, что не найдёт способ обмануть. Светозар собирался найти Иглу или Дара и рассказать им обо всём, что запланировала Забава и о том, что они были правы — Забава совершенно бессильна, пока они отсиживаются в тереме Дара.

Но потом он увидел их.

Дар целовал Иглу. Набросился на неё как дикий зверь, мерзкий и жадный, желающий заполучить то, что ему не принадлежит. Она дрожала в его руках, не в силах сопротивляться его напору. Как он посмел. Ублюдок. После всего, что она пережила. Зная, что он — Светозар — совсем рядом. Зная всё это, он посмел возложить руки на его женщину.

У Светозара ёкнуло сердце, когда Игла оттолкнула Дара, потрясённая, испуганная будто мышка. Она выскочила из комнаты так стремительно, что даже не заметила Светозара, притаившегося в тени коридора. Больше всего на свете он хотел броситься следом, утешить её, сказать, что он рядом. Но сперва он должен был её защитить.

Полный гнева Светозар выступил из тени и с ненавистью посмотрел на Дара, который, кажется, тоже собирался последовать за Иглой. Ну, нет, этому не бывать. Он не позволит ему прикоснуться к ней снова.

Дар бросил на него презрительный взгляд. О, этот взгляд. Как же Светозар его ненавидел. Этот взгляд говорил, что он ничтожество, грязь, от которой Дар избавился бы при первой возможности и никогда больше не вспоминал. Светозар не был ничтожеством, не был грязью, и всё это время он терпел Дара лишь потому, что Игла того хотела. Но хватит игр, Игла не видит, какой он. Ублюдок без сердца. Мерзавец, решивший отнять то, что принадлежит Светозару. Отнять всё. Иглу, самоуважение, жизнь. Дар ведь даже не любит её. Как такой напыщенный индюк как он может полюбить глупую лесную ведьму? Он использует её. Она найдёт его сердце, а после этого он выбросит её, как ненужную игрушку, вернёт Светозару, истасканную и рабитую. Светозар не мог этого допустить. Он должен был её защитить. Спасти. Её. И себя.

— Даже не думай приближаться к ней, — оскалился Светозар, подходя ближе. — Она тебя не хочет.

Дар поморщился.

— Думаю, Игла сама разберётся, чего она хочет, — бросил он. — И кого.

— Ты запутал её. Хочешь использовать. Думаешь, она предаст меня так просто? Она моя.

Дар вздохнул, собираясь обойти Светозара и выйти, но тот преградил ему путь, и Дар наткнулся на его тело. Удивился, но сказал спокойно.

— Слушай, Светозар. Вы расстались, и я понимаю, что ты расстроен, но Игла тебе не принадлежит. И никогда не принадлежала.

Светозар толкнул Дара в грудь и тот отступил на шаг.

— Ей просто нужно время, чтобы простить меня и вернуться, — пророкотал он, наступая. — Она никогда не будет твоей. Ты глупец, если думаешь иначе.

— Я думаю, что тебе нужно успокоиться, Светозар.

Опять это непоколебимое спокойствие и этот уничижительный взгляд. Светозар вспыхнул.

— А я думаю, что тебе пора умереть.

Он возил руку в грудь Дара и, как и велела Забава, используя весь свой гнев, все свои живые ненависть и ярость, со всей силы сжал багрец в кулаке.

Камень треснул.