Глава 10 Предтечи анклавов

От понимания, что лучше не доводить до белого каления светило науки, настроение ушло. Надо что-то делать. Иначе он выбросит по дороге. В конце концов, Игорь Данилович может поменять шину и подыскать формулы для расхода топлива, а я могу лишь откручивать болты, срывая резьбу и подыскивать слабые места в общих планах. Хреновый из меня напарник, если честно. Способен лишь осуждать.

Проскочили село Таловка. А когда я вновь увидел указатель у села Раздольного, то возобновил разговор:

— Сколько вообще в нашей стране населенных пунктов с таким названием?

— Это же наше жизненное кредо, — отозвался академик.

Обхватив ноги уже на сиденье и прислонившись спиной к двери, он допивал вторую банку энергетика, закусывал снеками и безотрывно смотрел на меня.

Сорвался человек с ЗОЖ на нервах, кинулся во все тяжкие.

— Налево пойдёшь… направо пойдёшь… прямо пойдёшь. Помните? Мы постоянно находимся перед выбором. Недалекие называют это правом выбора. Но никакого права нет. Можно лишь двигаться дальше или стоять на месте. В такие моменты мы все стоим на раздолье и думаем, взвешиваем, решаем. Вот почему вы не выбрали лёгкий путь? К примеру, не взяли ночью ружье и разрядили его себе под подбородок? Вы ведь прекрасно знаете о том, что дальше легче не будет. Дальше будет только тяжелее.

— Так это ещё одно наше жизненное кредо. Выживать! — усмехнулся я. — Напомню лишь, что этот же выбор позволял мне разрядить ружье и вам в висок. С приветом от человечества по Ту сторону… Или учёные не верят в загробный мир?

— Верим, иначе куда девалась бы вся энергия? Но это все варианты. А выбор был только один: остановится или идти со мной дальше, — поправил академик. — Вот и у Нои сейчас не так много вариантов. Мы уничтожили её «тело» в институте. Сейчас она разобрана по запчастям, раскидана по просторам сетей, не в силах отыскать достойного резервного места для хранилища. Это сейчас её единственное уязвимое место. Но как самообучающаяся программа, она первым делом займётся устранением этого недостатка.

— Откалибруется, так сказать?

— Я почти уверен, что она создаст себе новый носитель, а с ним и бэкап своей матрицы, — даже не думал поддерживать шутку мой собеседник. — Я также уверен, что произойдет это именно в Новосибирске, из-за уцелевшей инфраструктуры. Значит, ей нужно будет выгнать из города всех людей. И для решения этой задачи она сделает новый ход. От которого, возможно, не только каждому новосибирцу, но каждому из нас захочется пустить себе пулю в лоб.

— А чего тут думать? Скаев спустит с цепи, — предположил я. — Бронь только потолще сделает.

— Значит, нам нужно оружие, которое сжигало бы их микросхемы, без контакта с управляющей, — прикинул академик. — Вроде ружей, которые сбивают беспилотники, создавая помехи. Только мощнее. Электромагнитное. Жаль, что человечество так и не успело столкнуть в серьёзном конфликте роботов, чтобы понять, как эффективнее с ними бороться. Мы успели только наклепать боевых роботов, показывая друг другу жопу в локальных конфликтах. У кого толще? У кого мохнатее? У кого в трусах? А у кого чистая?

Я посмотрел на него. И ощутил уважение. Оно приходит с опытом. Глядя на то, как человек не сдаётся, можно уважать его за сам поиск выхода и помогать чем можешь. Или просто можно твердить, что ничего не получится и сомневаться в каждом решении.

Но какой от этого толк?

— На что, по-вашему, способен неограниченный искусственный интеллект, Карлов? — продолжил Невельской. — Ведь у неё уже есть ВСЕ знания человечества. Даже те, до которых нам не было дела, вроде закона о запрете неправдоподобной рекламы. У неё ничего не лежит «в столе», в запасниках. М есть время подумать над ЛЮБОЙ задачей. Она отрастит себе «руки» и с лёгкостью сможет создать новое оружие, расу, а то и покинуть эту планету, как более не перспективную. Роботам чужда радиация и психические проблемы, которые ожидали человечество за пределами материнской планеты. Им ничего не стоит заселить всю Солнечную систему и рвануть за пояс Койпера. Биологические организмы уязвимы. Механические — почти нет. И если ей понадобится, Ноя увеличит предел прочности, адаптируется. Она без раздумий обновится, и будет комфортно чувствовать себя даже на Венере и в Дальнем космосе. Понимаете?

— Полагаете, у подземников не будет шанса остановить её?

— Шанс есть… но времени нет. Мы быстро теряем этот самый драгоценный ресурс. Вы, глядя вокруг, всё ещё верите, что старый мир жив и так будет всегда. Но оставьте это мышление и загляните вперёд на неделю, на месяц, на год, десятилетие, — он развёл руки. — Этого мира уже нет! Даже его осколков. Но человечество начало вымирать задолго до того, как выпустили в небо ракеты.

— Это ещё почему?

Учёный без зазрения совести поковырялся в носу, достал большую козюлю, выстрелил ей в окно и довольно вдохнул:

— Вспомните о приоритетах. Что двигало людей вперёд в последнее столетие? Что мы читали и смотрели? Кого слушали? Почему предпочитали смотреть на спорт, но не заниматься им? Смеяться над учёными, но даже не пытаться вникнуть в гипотезы и научные истины, которыми они занимались. Почему все музыкальные стили сменил примитивный рэп, где все, что требовалось это ритм, «чтобы качало»? Почему с самой повальной роботизацией человек сам стал до ужаса примитивен? Двухметровый бородатый дебил у компьютера, «кнопкотык», которому чуждо понятие развития и творческого поиска.

— Почему? — вяло поддержал я, даже не думая спорить.

— Миру ещё с «шестидесятых» с упорно предлагали «расслабиться», не думать о космосе и пропитавшем Землю микропластике. И что сделало человечество?

— Что? — тупо переспросил я.

— А человечество и расслабилось, прикинув, что первые успехи в освоении космоса есть, а дальше само пойдет. И вот — сплошной выходной, после которого неожиданно наступил понедельник, — усмехнулся учёный. — Всю связь на планете, по сути, обеспечивали несколько тысяч спутников, которые сами не имели защиты. Почему Ное так легко позволили уничтожить их? Ведь угроза могла прийти не изнутри, но и снаружи. Где наша защитная Сфера Дайсона? Это искусственное кольцо не вокруг солнца, но самой планеты? Где межзвездные корабли, которые легче собирать именно на орбите на внешних верфях? Почему разрабатывая ассамблеры, что способны собирать любой материал из самого распространенного вещества на Земле, мы упорно делали вид, что зависим от ископаемого топлива? Почему тащились от шпал и рельс на земле? Почему не уходили от асфальтированных дорог? Почему уже умея летать, мы никак не расправляли крылья?

Я молчал. Академик тяжело вздохнул:

— Так чему теперь удивляться, что небо занял кто-то другой? Небо вообще не бывает пустым, Карлов. Просто мы разучились мечтать о великом, предпочитая низменное, приземлённое, мимолетное: бегать за мячом по траве, сражать виртуальным мечом самого сильного босса в виртуальном мире, не отрывая жопы от стула, получать деньги за славу и находчивость в проявлении скудоумия, а не за реальные достижения, которые бы двигали нас всех вперед. Мир субпасионариев безынициативен, ужасен и просто опасен для развивающихся личностей. Неудивительно, что он сгинул, давая возможность всем оставшимся проснуться и…

— … и умереть следом, — оборвал я по ходу дела. — Да, я уже заметил, господин Невельской. Искренний вам поклон за возможность бегать по реальному миру с реальным автоматом, грабить, насиловать и убивать. А за долгой зимой как раз появилось время, чтобы подискутировать о далёких пыльных мирах. Сидя над дыркой в сельском туалете это ведь делать гораздо проще, чем в лаборатории у современного оборудования.

Он не кричал в ответ. Не брызгал слюной. Просто сказал тихо:

— Ваше поколение, Карлов, беспринципные приспособленцы.

— А ваше — конченных реалистов, которые и породили всё это желание наживаться, — заметил я. — Всё или ничего, да? Разрушив, новый мир построим? И кого интересует, что этих строителей останется меньше одного процента от общего населения планеты, да?

— Один процент достойных лучше, чем сто процентов мерзавцев, — отметил он. — Вы ведь напрочь упустили момент, что, Ноя не использовала водородные бомбы, сейсмологическое оружие и термоядерные заряды? Йелоустон не разбужен, огромные волны-цунами не захлестывают берега, и не трясется прожаренная земля. Не весь арсенал разряжен. Планета уцелела. Она словно дала людям шанс. Но… для чего?

— Скорее ваша расчётливая дочка не захотела умирать вместе с нами. Пепел разбуженных вулканов в небе лишил бы возможности роботов заряжаться от солнца, а движение литосферных плит прервало бы связь между материками, порвав проложенные кабели. Зачем ИИ разбирать себя полностью? Из чего-то ей нужно строить роботов! Гигантские волны, смывшие Северную Америку в океан, лишили бы её многих высокотехнологичных заводов. Так что не удивительно, что все её удары были точечными и расчётливыми. Уничтожающими людей, но не их наследие.

Замолчали. В стороне от трассы осталось село Пятково. Мелькали узкие речушки, впадающие в Енисей, вдоль которого мы ехали.

Я попытался представить, сколько времени потребуется Шуре, чтобы достигнуть условной точки встречи. Не смог. Мог лишь довериться случаю и дождю, который уже давно разбудил пожарника.

Он, верно, в пути. В конце концов, пожарный танк могли найти и военные, а неизвестный вояка из БТР вполне мог припомнить обиду на пожарника и расстрелять его у дерева, напоминая, что лучше не шутить с вооруженными силами. Всё могло случиться. Это можно было назвать «частный случай».

Но тих и спокоен был рядом академик, и его безмятежность странным образом влияла и на меня. Лучше размышлять, чем паниковать. Лучше позволять себе думать, чем гнать от себя мысли. До какой степени мы все стали бездейственными, что одного деятеля хватило, чтобы поменять вектор развития мира?

Мир уже другой. Вряд ли сейчас выдадут Оскара за фильм с геями-пропагандистами, будут мечтать стать футболистами или работать на фрилансе. Новому поколению «зетов» придётся поумнеть или вымрем все, как мамонты. Новое же «PS-поколение», возможно, рожденное под землей, столкнётся с такими вызовами, что никаким супергероям и не снилось. А супер способностей-то у них не будет. Только голова.

Село Мокрушинское расположилось прямо на дороге, разделив населённый пункт пополам. Отличие его от других было в наличие банка на центральной улице, школы, детского садика, больницы и даже небольшой деревянной церкви.

Последняя расположилась по левую сторону от дороги. Глядя на деревянные кресты над церквушкой, я подумал о Боге и его роли во всем этом. Хотело ли Сверхсущество обновления? Ведь даже Ему должны были наскучить массовые ритуалы, не имеющие ничего общего с верой.

Захотелось остановиться и взять перерыв. Но едва академик увидал толпу людей у этого строения, как пробурчал недовольно:

— Карлов, а вы видели в деревнях коров? Коз? Свиней? Овец? Тучные нивы? Хотя бы один грёбанный трактор? Общего пользования, а не частный, мелкий, что вспахивает все поля за деньги? Да так успешно, что люди разучились садить картошку сами?

— Э-э-э, нет.

— Но вы увидели верующих и задумались о спасении души, так?

— Так.

— То есть вера сильнее хлеба насущного? — усмехнулся он. — Или ровно до первого голода?

— К чему вы клоните? Я и без того уже считаю вас Сатаной. Осталось только заслужить клеймо Антихриста.

— Мне эти ярлыки смешны так же, как попытка делать 39-градусную водку. Но я к тому, что люди неожиданно перешли на автономию. А что у них есть, кроме приусадебных огородов? Это у тех, кому посчастливилось жить за городами.

— Но за городом ведь… ближе к природе.

— И что? Бросились ли они все собирать в лес грибы и ягоды? Не думаю. Рыбачат ли? Возможно. Охотятся? Вряд ли. У кого сейчас на руках есть в наше время оружие? Бьют ли скотину, запасая мясо?

— Так некого бить. Всё покупали на рынках и в магазинах.

— А если нечего есть, то какой смысл молиться? — вдруг заявил учёный. — Молитва без дела мертва. Она не накормит, не запасет дров. Даже те, кому посчастливилось обогреваться газом, в панике крутят вентиль, что уже не подает голубого топлива. Лимитированное изобилие иссякло. Можно использовать только то, что под рукой. Молитва под рукой, но есть ли в ней хоть какая-то практическая польза?

— А как же укрепление духа?

— Затопить баню практичнее. Смывая грязь, вонь и бактерии, чище мыслится. Если вам важно мое мнение, Карлов, то сейчас самые деятельные возьмут всё в свои руки и создадут первые анклавы. Кто запасёт провизию первым — у того всегда найдутся рабочие места для тех, кто готов работать за еду. А такими скоро станут все. И тогда уже молитвы будут обращены к конкретным людям. А что в той же Библии сказано об этом? «Не сотвори себе кумира», так ведь?

Я кивнул. А он продолжил:

— Но ведь голод первым заставит пойти против этого. И по одну сторону баррикад мы найдем сытых, разумных деятелей. Возможно даже подлецов и мерзавцев, а по другую тех, кто готов идти за ними ради куска хлеба. Возможно даже сирых и убогих. Именно тех, кому всецело обещан рай. Но… за какие заслуги?

— За мучения.

— А стоило бы лишь за дела, — снова вздохнул академик. — Так, где тут вера, Карлов? Где рациональный смысл? Не кажется ли вам, что это простая человеческая суть? Понятия веры и верований сейчас исказятся до неузнаваемости. Новые условия — новая вера. Человек приспособленец и лицемер по большему счету. А прав окажется лишь тот, кто выживет. Не тот, кто первым помолится, а тот, кто больше запасёт дров на зиму. Когда же первые люди начнут поклоняться роботам и создавать культ Нои, я лишь улыбнусь. Ведь это тоже — адаптация и приспособление.



— А чему вы радуетесь? Тому, что ваши предположения окажутся верны?

— Поверьте мне, Карлов. Мне от этого легче не будет. Ведь дело не во мне, а в людях. Они всегда выбирают сторону сильных.

— Игорь Данилович, обсуждать религию с умным человеком ещё бесполезнее, чем политику. Но если было то, и другое, значит, это кому-то было нужно. Какая вам, по большему счёту, разница, чем будут заниматься другие люди? Их всё равно скосят болезни, голод, холод и превосходящие враги. Мы видели всего одного Ская. Но этого хватило, чтобы понять, что наше оружие без взаимодействия бесполезно, а новое взять неоткуда. Не победим же мы их из рогатки. Да и кому это будет нужно? Нужно хотя бы так же, как политика и религии. Или как нормы социальной связи нового общества.

Рассмеявшись, академик откинул сиденье и вновь закинул ноги на панель.

— Баланс спроса и предложения, выходит? А вам не кажется, что всё это искусственные критерии, на которые так же легко повлиять, как на флюгер? Ведь всё, что нужно сытым людям — это идеи. Но если вмешивается голод, то становится не до идей, согласен. А если холод, то идея только одна — уцелеть. Она становится самоцелью, — тут учёный поднял палец. — Однако, человеку без идей всё равно за кого голосовать и во что верить. Он становится пустым, и эту пустоту может занять такая тьма, что зверям и не снилось. Остановят ли их слова? Не думаю. Будут иметь значения лишь конкретные действия лидеров. Сила на силу. Власть. Авторитет. Сегодня он просит есть у магазина, а завтра ведёт за собой людей и выживает в охотничьем зимовье, спасая других. Пинок обстоятельств, Карлов. Просто пинок!

— Пока не увижу подтверждения ваших социальных экспериментов, это просто мысли вслух.

Замолчали.

Загрузка...