Город остался позади. Теперь дорога вела нас на юго-запад, огибая Братское водохранилище. Поглядывая на водные просторы, мне хотелось верить, что сильные морозы не станут помехой, и люди всё равно будут добывать семьям еду и выживут. Даже когда замерзнут лопасти роторов на ГЭС и перестанет вырабатываться электричество. Или, когда закончится уголь на котельных и промёрзнут батареи.
Конечно, квартиры многоэтажек тогда станут тюрьмами. Все сплошь с камерами-смертников, если в них не палить костер. Но вентиляции не рассчитаны на такое. И все вздумавшие заниматься подобной самодеятельностью, просто задохнутся.
— Не печальтесь, Карлов, — обронил спутник. — Люди переберутся в частные дома. А может даже откупорят бомбоубежища, из которых в «девяностых» сначала сделали спортивные секции, затем в «нулевые» магазины, в «десятые» же лофты, а в «двадцатые» клубы виртуальных реальностей… Всё возвращается на круги своя. И массивные двери подземных укрытий вновь будут защищать людей от вездесущей радиации.
Я невольно посмотрел на датчик на плече. Показатели в норме. Оно и понятно — ветер северный.
Сбоку вдруг что-то мелькнуло, взорвалось. Автомобиль качнуло ударной волной. А затем нас оглушил резкий звук. Болючий удар прошёлся по перепонкам.
Машина вильнула, едва не улетев с трассы. Я повернул голову: сбоку горела земля, разбросав снег, а в небе над нами пронеслась хищная птица цвета хаки. Но крыльями она не махала, просто спикировав на нас и вновь набирая высоту.
— Боевой БПЛА! — крикнул я.
— Почему он промахнулся? — зачем-то спросил академик.
— Что?
— Не «чтокайте» мне, Карлов. Включайте голову. Спутниковая навигация не работает. Значит, дрон ведут дистанционно по камере, что объясняет погрешности по ветру и скорости полёта и нашей езды, которые невозможно учесть «на глазок». Либо на датчики наведения беспилотного летательного аппарата влияют другие силы: магнитное поле, системы радиолокационной борьбы и прочие!
— У нас взрывчатка в салоне! — напомнил я. — Одно попадание и это перестанет иметь значение.
— Не перестанет. Он пугает нас, вынуждая остановиться. Что значит — им управляет человек. А значит, это очередная засада, как на посту. Либо Ноя не слишком-то управляет своими устройствами дистанционно… Ей что-то мешает. Но что?
— А можно поменьше предположений и побольше конкретики?
Он резко остановил автомобиль, открыл дверь и подстегнул меня:
— Оружие к бою! И в рассыпную! Уведите его от автомобиля!
Наученный горьким опытом, автомат на этот раз был при мне. Не хватало лишь экзоскелета. Нацепив каску, я бросился в одну сторону леса. Академик с ружьем через плечо — в другую.
Видимо, БПЛА посчитал, что неповоротливый человек в каске опаснее. И новая ракета полетела мне в след. Помню только момент удара в спину. Меня толкнуло, подняло в воздух, и оглушило, а по затылку ударило как молотком по наковальне. Падение укутало тело в снег, в руки ударило. Лицо облепило холодным одеялом. Приподняв голову, я понял, что мир погрузился в тишину. Стараясь найти отлетевший автомат, присел на колени, тупо глядя впереди себя. Мир вокруг был непрочным, размазанным. На снег закапало красным. Силясь понять, откуда течёт кровь, дотронулся до лица. Нос цел. Брови, глаза — целы… Уши!
Кровь стекала тоненькими струйками от ушей, путаясь в щетине и скапливаясь на подбородке.
Руки подхватили меня подмышки, подняли. От сильного рывка затошнило. Скрутило и вырвало, вновь упал. Но настырные руки не унимались, не желая оставлять в снегу, перевернули на спину. Губы академика двигались бесшумно. Наверняка говорит что-то умное, доказывает, спорит. Как же он мне надоел! Дать бы ему по морде. Размазывать кровавые сопли по этой наглой, небритой, интеллигентной роже!
Невельской поправил ружьё за плечом и приподнял меня в положение сидя. Качало, но удалось осмотреться.
Поблизости горела каверна от взрыва, в паре метров от меня дулом в землю уперся мой автомат. А за автомобилем шёл дым от одного из деревьев. Похоже, этот демон в человеческом обличье подбил БПЛА!
— Нам повезло. Он слишком низко опустился. Стрельнул дуплетом навскидку и всё. — говорил в это время академик, но я мог лишь дорисовывать в голове звук шлёпанья губ.
Осознав, что мой остекленевший взгляд означает лёгкую форму контузии, спутник снял мою каску и показал мне область, что прикрывала темечко.
Вмятина размером с монету!
Осторожно подняв и поставив меня на ноги, Невельской помог добраться до автомобиля. У двери начал раздевать. Я не понял зачем. Холодно же!
А он расстегнул изодранную зимнюю куртку и снял мой бронежилет. После чего показал мне. В области спины в пластинах застряли чёрные, обугленные осколки снаряда. Не будь на мне бронежилета, они спокойно гуляли бы между рёбрами.
Пластины решают!
Поглядел на своего полевого хирурга. Тот одел меня в полушубок, усадил в салон и сев рядом, принялся колдовать над аптечкой. Тут и дошло, что смерть прошла совсем рядом. Какая вся жизнь перед глазами? Я не успел даже ничего понять!
Обработав уши и залепив плотной повязкой, он протянул мне таблетки и последнюю бутылку воду. Запить.
Проглотив таблетки, я вскоре провалился в сон. Снотворное. Явно не из общей аптечки. Из личных припасов академика. Его-то аптечка после похода в аптеку у торгового центра в Новосибирске была гораздо больше.
Проспал всю дорогу от Братска до Иркутска. Шестьсот километров… именно так гласило начало бумажки, конец которой торчал из перчатки.
Подхватив белёсый источник информации, дочитал неровный, торопливый, но всё же разборчивый почерк:
«Усолье-Сибирское и Ангарск стоят без топлива. В Иркутске бунт роботов. Свет от ГЭС сыграл с городом плохую шутку: Ноя зарядила свои дроны, подняла БПЛА и пустила в ход все подвластные ей механизмы городской инфраструктуры. Встречные люди сказали, что город в огне. Я не рискнул его навещать. Проеду на юг сколько могу. Постараюсь доехать до Байкала».
Я приблизил часы к руке. Восемь вечера. Датчик радиации не подаёт световых сигналов. Значит, ветер сменился мало. Учитывая долгий световой день вопреки снегу, ещё даже не стемнело.
Приподнялся. Капот автомобиля был открыт. Двигатель заглушен. Похоже, топливо кончилось. По-прежнему ничего не слышно. Неужели я теперь глух? Чем там занят академик?
Вылез из автомобиля. Ветер ударил в лицо, укусил за щеки. Я вновь посмотрел на часы. На улице минус двадцать восемь. Что же будет ночью? Как холодно. Из ботинок стоит перелезть в валенки. А из перчаток в рукавицы-варежки.
А, не получится. В них щеголяет Невельской. Ещё и ушанку мою надел. На мне из подарков деда лишь полушубок. Он же в простонародии — тулуп. Хорошо греет тело. Но все конечности мерзнут. Застоялась кровь.
Автомобиль стоял у берега моря. Стоп… Какое море? Это же Байкал!
Бескрайние синие воды до самого горизонта заносило снегом. Он таял в глубинах, но берег уже покрывался льдом, здесь же трудолюбивым ветром наносило целые горы снега.
Бодрый Невельской в зимнем костюме бегал с белыми кубиками конструктора наперевес, выстраивая из них стену.
Стоп, что?
Подошёл поближе. Снег сыпал плотный, мешал обзору. Нет, никаких белых кубиков нет. Есть кирпичи из снега, спрессованного солнцем и ветром. По возможности, весь стройматериал одного размера.
Невельской вырезал кирпичики лопатой, доставал из снега и выстраивал в ряд. А затем подносил подальше от берега в расщелину и старательно выстраивал там округлое основание. Первый кирпич был ниже всех прочих, разрубленный на три четверти. Дальше они вставали стеной все выше и выше друг друга, а когда роста кирпича не хватало, чтобы превзойти собрата, начинался второй ряд… третий… четвертый.
Не знаю, что больше меня удивило: что академик строил «иглу» или то, что это происходило в первый день сентября на юге Байкала?
Стараясь прийти в себя, я принялся помогать. Академик посмотрел на меня, пошлёпал губами, затем просто взял за плечо и кивнул, стараясь всмотреться в глаза и прочитать «ты в порядке? Отошёл что ли уже?».
Сначала я не совсем понимал, почему Невельской не наденет экзоскелет. С ним ведь гораздо проще носить груз. Но подняв спрессованный кирпич снега, понял, что не такой уж тот и тяжелый. Носить можно. А поработав так четверть часа, понял, что взопрел и погода мне нипочём. Да и ветер был не столь сильным. Не обжигал кожи.
Но чем ближе была ночь, тем менее дружелюбным он становился. Он словно набирал силу, обещая бурю. Все демоны ночи уже точили ножи, чтобы вонзить их нам под ребро.
Второй вопрос — почему мы просто не нашли домик у берега, отпал сам собой. Поблизости насколько хватало глаз, не было ничего жилого. А стоило создать основание иглу, как я понял, что внутри него полностью исчез ветер.
Когда же академик начал возводить покатую крышу, оставив лишь небольшое пространство для туннеля входа-выхода, в которое едва мог протиснуться человек в зимней одежде, я понял, что внутри будет настолько тепло, насколько надышим.
Работа спорилась. Подгоняло время. Темнело. Первое решение пришло быстро. Академик включил фары на автомобиле. Они работали от аккумулятора и без бензина. Без генератора до утра должно хватить, пока сильно не замёрзнет аккумулятор. Но глядя на леденеющий, старый аппарат под капотом, мне казалось, что долго он не протянет. Держал под рукой фонарики.
Иглу получился чуть больше салона автомобиля снаружи и немногим больше собачьей будки внутри. Как раз на двоих.
Накидав на снег тряпок и летней одежды, мы скрючились в три погибели и поняли, что не в силах ни встать в полный рост, ни вытянуть ноги, ни развести костер. Но температура внутри ледяного помещения к моему удивлению, быстро поднялась до минус пяти градусов, о чём честно сообщили часы.
Мы быстро нагрели это почти замкнутое пространство своим дыханием и присутствием, потея, как грузчики на авральной смене. В узкий проход не задувал ветер. Оставалось завалить его снегом почти под крышку. Оставили лишь полоску для вентиляции, чтобы не задохнуться. Так верно делают медведи в берлогах.
Измученный дорогой и долгой работой академик уснул мгновенно, едва лег на импровизированную лежанку. Я попытался написать ему послание на листке бумаги, но шариковая ручка напрочь замерзла на улице, и не спешила оттаивать. Светить на неё фонариком и дуть согревающим дыханием, было так же бесперспективно, как писать письмо Деду Морозу взрослому.
Отложив ручку до лучших времен, я снял тулуп, свернулся калачиком и, стараясь укрыть себя и отчасти академика, понял, что вновь засыпаю. Хотелось есть. За этими снежными стенами наверняка завывал ветер. Но я этого не слышал. Странное спокойствие возобладало надо мной. Желудок урчал, обозначая себя вибрациями, но целебный морозный сон был необходим порванным барабанным перепонкам больше, чем «предсонные» мысли мозгу.
Во сне всё же написал письмо старику с бородой, упорно не желая называть его дедом. Нормальные деды в деревнях воспитывают Лизок. А этот с синим носом наверняка заодно с Зимой. И даже Снегурка им близкая родственница.
Проклятая семейка! Один холод от вас!
Странно просыпаться нос к носу, глядя вблизи на уже почти бородатое лицо мужика напротив. Подскочив, мы как сонные мухи, разбили туннель и вылезли на свободу. Утро показало заснеженный мир. Автомобиль превратился в сугроб. Двери примёрзли. Обстукивая их ото льда ногой, академик едва не выломал двери с корнем, пока я откапывал багажник, чтобы добраться до припасов.
Костер развели прямо в иглу, разрушив крышу, прижавшись спинами к стенам. Припасов у нас ещё на несколько недель, не пропадём. Можно решить и вопрос со светом. Оставался один новый, полностью заряженный аккумулятор. А лампочки легко сняли с автомобиля. Там же достали провода, распотрошив проводку.
Байкал покрылся льдом до самого горизонта. На вид не прочным. А стоило кинуть камень подальше, как он пробил лунку и ушёл на дно.
Не сговариваясь, к нам пришло понимание, что иглу надо строить попросторнее: так можно было развести хотя бы небольшой костер прямо внутри, чтобы готовить пищу с комфортом и отдыхать как следует. К тому же вытянуть ноги, встать во весь рост и перетащить хоть часть вещей из автомобиля — это многого стоит.
Почти весь следующий день ушёл на создание нового иглу. Прошлое строение не трогали. Его стройматериалы были бесполезны с тонкими кирпичами. Как оказалось, чем толще делать блоки, тем теплее.
Новое иглу вместе с небольшим кострищем (от чего весь потолок оттаял, а затем заледенел), держало уже температуру в плюс пять. Вырвав же из автомобиля сиденья, мы утеплили и пол.
Следующую ночь можно было спать с приличным комфортом. Этой гостинице я бы выписал три с половиной звезды. Не хватало только мохито и бассейна… с подогревом.
Но что мы вообще здесь делаем? Зачем снова ночуем на Байкале? Почему не уйдём в деревню? Там люди наверняка топят печку!
Поскольку, кивком ответить на эти вопросы академик не мог, то где-то между вывешиванием лампочки от аккумулятора на стену и разглядыванием тающего льда на потолке от костра (вода постепенно стекала по всем стенам, отчего те леденели и приобретали еще большую прочность), я написал вопросы на бумажке.
Благо, ручка у костра оттаяла и буквально жгла руку. Хотелось вновь ощутить себя журналистом.
Как оказалось, Невельской ждал, пока замерзнет Байкал. После чего нас ожидал длительный марш-бросок по льду от села Слюдянки, в районе которого мы сейчас находились, до села Бабушкин, которое располагалось километров за сто двадцать по ту сторону озера, как уверял этот любитель карт и уничтожитель мира.
Как мы пройдем этот путь я даже себе не представлял. Ночевать на льду, строя уже ледяные укрытия? Это будет поход на недели! За один день много по льду и снегу не пройти.
Улыбнувшись обветренным губами, академик написал мне ещё одну записку. Вчитываясь в пляшущие строки, я ощутил, как ускорило ход сердце.
Как оказалось, академик ожидает, пока из Иркутска за нами придут роботы. Ноя уже зарядила их аккумуляторы, и теперь ей оставалось лишь распознать наше местоположение. Едва нас заметят дроны или БПЛА, как нужно бежать.
Спасало лишь то, что город полон не боевых роботов линейки «Скай», а технических и полицейских. Даже самые шустрые роботы линейки «Путы» не развивали скорости свыше двадцати километров в час. Учитывая расстояние от Иркутска до Слюдянки чуть более сотни километров, у нас было примерно пять часов форы после обнаружения.
Я улыбнулся приписке в записке. Академик собирался устроить им «горячую встречу». Весь оставшийся вечер он посвятил установке ловушки с тротиловыми шашками. Мне оставалось лишь наблюдать, как исчезают снаряды из ящика, заботливо извлеченного из автомобиля.
Что ж, не зря с собой везли. Пригодились.
В самом ящике оказалось всего десять снарядов, но каждый весом в четыреста грамм. Так же в комплекте шли восемь запалов и два самозапала — шнуров, пропитанных горючей смазкой и покрытием, напоминающим спичечное.
Связав вместе восемь шашек, Игорь Данилович прикрутил один самозапал к ним. Прозапас осталось лишь две шашки, которые академик распихал по карманам. Сам ящик тут же пошёл на дрова, обогревая наше новое жилище.
Вероятно, в эти часы академик мог рассказать мне много нового о сути ловушки. Но приходилось молчать, так как единственный слушатель был бездарно глухим.
Бродя рядом, порой отвлекаясь от готовки ужина, я лишь смутно догадывался о сути конструкции: в нашем старом иглу поселилась сигнальная ракета из салона автомобиля, к которой был приделан второй самозапал.
Судя по всему, тепловизоры роботов должны были отобразить присутствие тепла, едва она активируется от растяжки. А когда заинтересованные роботы пройдут к иглу, от новой растяжки у входа в иглу активируется и взорвётся уже сама бомба. Причём первая растяжка начиналась на автомобиле, который роботы должны будут обследовать в любом случае, как единственный подозрительный объект на берегу.
Как они попадутся? Вопрос интересный. Видимо, роботы не замечали тонких белых верёвок. При зимних условиях они могли отнести их к изморози на камерах наблюдения. Так что расчёт академика был прост: наткнутся.
Оставалось только следить, чтобы сигнальную ракету не активировали любопытные зверьки или заблудившиеся люди. Но с этим полный порядок: вокруг ни души. Температура упала за день до минус тридцати пяти. Попряталось и все любопытное зверье по норкам и прочим укрытиям.
Что будет ночью? Наверняка минус сорок.
Я с тоской думал, что утки уже никуда не долетят. Температура окружающей среды падала невероятными темпами. Мир охлаждался, слушая поступь самого Генерала Мороза, который пройдётся по всей земле.
Он не раз спасал Россию от захватчиков, но… спасёт ли от роботов?
Не радовало то, что на ловушку ушёл охотничий арбалет. С него так и не удалось пострелять. И глядя на замаскированное орудие и тонкую металлическую тетиву, я понял, что выстрелит он лишь один раз.
Для него даже снова пришлось возводить снежную крышу, иначе снегом засыплет всю ловушку. Единственный болт, сорвавшись с древка, как раз и должен был подпалить сигнальную ракету, когда робот наткнётся на верёвки и дернет курок.
Дальше нашим механическим врагам требовалось лишь проявить интерес и подобраться к иглу поближе. Здесь в игру вступал уже тротиловый эквивалент. Пальнёт как танк из пушки — мало роботам не покажется!