Грани будущего Zero: Карлов (*30 иллюстраций)

Глава 11 Точки на карте

Челноки, Галанино, Казачинское, Шапкино… Безликие села. А когда достигли Новокаргино, счётчик Гейгера встревожился. Но не северо-восточный ветер был тому причиной, а близость реки. Дорога вплотную примкнула к Енисею и, похоже, слова о мёртвой реке не были лишены смысла.

Переключили воздухозаборник на внутренний и включили кондиционер. В сухих зимних костюмах сидеть в салоне было довольно комфортно. Только зудела кожа после комариных укусов. В автомобиле давно не докучали комары, но эпидермис словно помнил их прикосновения. Даже в ушах стоял комариный гул. Если раньше кровососов отпугивал дым в лесу или сильный ветер, то теперь при послаблении того и другого, в малонаселенных местах и на просторах реки, им было раздольно.

Я хотел спросить о судьбе москитов у академика, но не решался. Вроде и так ясно, что с первым снегом пропадут. А переживут ли зиму? Кто знает? Змеи могут не есть годами, к примеру, не теряя ни грамма веса. И не выходить из анабиоза те же года. Гады ползучие выживут, а с ними и другие существа.

Природа умнее нас, природа приспособится.

Я всё больше посматривал на радиометр.

— Не переживайте, Карлов, — заметил это учёный. — Ниже по течению в Енисей впадут чистые потоки вод Ангары и радиационный фон понизится. Видели когда-нибудь «свадьбу» двух рек?

— Нет, что это?

— Это когда разный цвет вод из-за разных температур и состава воды, резко выделяется на фоне друг друга. А, по сути, водные потоки долго не смешиваются и идут параллельно друг другу, пока не обретают общие характеристики.

— Но нам все равно плыть по этой воде. Вам не боязно?

— Совсем недолго, — объяснил учёный. — Если всё будем делать быстро в городе, то вскоре покинем эти места.

Вскоре после посёлка появился мост на правый берег Енисея. И академик, словно увидав родные места, с вдохновением продолжил:

— В месте слияния двух великих сибирских рек стоит посёлок Стрелка. Это крупная перевалочная пристань, но транспорта там не найти. В основном там стоят баржи и прогулочные теплоходы, на которых никакого топлива не напасёшься. Рыбачить среди топляка без пользы, так что рыбацких лодок там мало. Поэтому мы едем дальше до Лесосибирска, где уже расположены пристани. Шура поедет через этот мост к Рыбному по дороге вплоть до отрезка, где дорога в последний раз коснётся реки. Там и увидимся.

— Вы точно не обсуждали это раньше?

— Землякам всегда есть что обсудить, — уклонился от прямого ответа Невельской. — Но тут и ежу всё ясно должно быть. Шура — хороший человек. Он не подведёт.

— Но вы же хотели его убить, — напомнил я.

— Не убить, а забрать пожарный танк, — поправил академик. — Не путайте цель со средством. Из вас получился бы плохой политик, знаете ли.

— О, да. Зато из вас отменный.

— Чёрта с два! — вдруг воскликнул он. — Меня всегда заботила только наука. Но хорошую науку не сделать без… политики.

Поглядывая то на просторы Енисея, то на датчик, я продолжал вести автомобиль. Уже под вечер промелькнули села Усть-Тунгуска и Абалаково. Остановились под Лесосибирском, решив заночевать до въезда в город. Триста километров от Красноярска до этого города остались под колёсами, плюс крюк через лес.

Пройденный путь на электронном километраже подсказал, что в целом от Новосибирска до Лесосибирска мы проехали за два дня тысячу километров. И что-то мне подсказывало, что дорога дальше будет лишь тяжелее и медленнее. О том, чтобы проскакивать за день по семьсот километров, как в первый день, речи уже не шло. Не стоило рассчитывать и на дорогу по прямой.

Небо стало чужим.

Ночь в раздумьях. Холодная, совсем не летняя.

Я зашмыгал носом, утирая тайком о балаклаву. Невельской спал на этот раз беспокойно, просыпался, часто заводил мотор, грел салон и, включив внутри салонный свет, делал пометки в блокноте.

— Почему не спите? — наконец, не выдержал я среди ночи.

В глазах был песок. Мышцы болели после манипуляций с колесами. Отдохнуть, а точнее нормально выспаться, не получалось. Отлично удавалось только накапливать в себе усталость.

— Кости ломит на погоду, — поразмыслил академик. — Ноет старая спортивная травма юности. Похоже, снег пойдет… Карлов, у нас очень мало времени.

— Снег? Уже? Понял, — я поднял сиденье, вздохнул. — Что будем делать?

Невельской молча завёл автомобиль, включил дальний свет фар и повёл автомобиль. Мы въехали в ночной город «всей древесной промышленности области», проехали что-то похожее на поселок и вскоре наткнулись на городскую площадь. Обшарпанный невнятный монумент образованию города, давно некрашеная стела и не работающий фонтан проплыли неясными контурами в густой тьме.

Глубинка.

Зелень по краям городской площади была не окультурена, а заасфальтированный пятачок словно давно пережил Конец Света. Хуже эту площадь сделать было уже невозможно никаким врагам. И я даже не представлял, что это может быть место для массового гуляния людей, а по праздникам здесь… запускали салюты?

Но люди живут везде. В том числе и здесь.

Странно ехать по улицам без света фонарей. Лишь редкие отблески в окнах домов говорили, что люди живут, жгут редкие свечи. Или не менее редкие прохожие светили фонариками на улицах. Но что эти люди делали в ночи? Об этом лучше не думать. Не моя забота.

Тлели кострища даже возле гаражей, где собирались мужики. Верно решали, как дальше жить. Но в целом ночной холод и тьма разогнали людей по квартирам, домам и прочим укрытиям, будь то офисы или рабочие подсобки. Утепляться.

Понять, что город жил лесом и его питала река не сложно: лесопилки, заводы, лесные комплексы проплывали по краям фар обширными зданиями. Сам город оказался совсем не большим, и растянутым вдоль Енисея. Проскочили и не заметили. Или сказалось полное отсутствие траффика на дорогах?

Проехав почти весь город по центральной улице насквозь, мы остановились у здания речного порта. Вот — истинное градообразующее предприятие. Цивильным выглядело лишь оно.

Едва учёный увидел палатки, поставленные прямо на берегу, как повёл автомобиль дальше, разыскивая ближайшую лодочную вдоль берега.

— Рабочие. Бастуют, — обронил он. — Никто не знает где взять топлива, хлеба и почему нет света. Но спиртное из разворованных магазинов гуляет по рукам. Опасно. С ними не на что меняться.

— Пусть так. Но раз бастуют, значит, ещё не вооружены, — поправил я. — Вооруженные уже бунтуют.

Дорога вновь вывела к реке. Игорь Данилович свернул к берегу. И мы поехали вдоль лодок, пристаней, катеров, гаражей и лодочных прицепов.

Чего здесь не хватало, так это автомобилей. В основном стояли разобранные «буханки» и валялись гниющие остовы старых «японок». Посреди берега горел довольно высокий костёр. Вокруг него расположилась группа лиц.

Не доехав до костра с полкилометра, Невельской остановил автомобиль и посмотрел на меня.

— Когда не знаешь, чего ожидать, ожидай худшего.

— Переодеваемся в «ратника»?

— Быстро соображаете, — ответил мой довольный «учитель поневоле», подхватил фонарик и первым вышел в холодный мир.

За пределами прогретого салона с рабочей печкой было неуютно.

Подсвечивая нашу тележку, мы переоделись в военную униформу с термобельем. И завозились с экзоскелетами. Активированная техника некоторое время подбирала параметры, выстраиваясь по росту и стати. Пояса и ремни стянулись вокруг поясницы, ног и плеч. Едва на голову легла каска-сфера и опустились стекла, как мир вокруг стал гораздо светлее.

Невельской выключил фонарик. С встроенным прибором ночного виденья он был уже ни к чему. Постучав по уху, академик проверил связь. Я тут же расслышал это в стереодинамиках, встроенных на уровне ушей.

— Насколько я запомнил слова майора, если в первых моделях звук передавался в отдельные накладные наушники, то в дальнейших модификациях он выводится прямо в каску, — поделился академик. — И если первые каски носили с балаклавой, то теперь мягкой стала сама внутренняя сторона. Она же отвечает отчасти за утепление ушей. Прочую защиту лица, а также шеи и конечности обеспечивает боевой защитный комплекс с нано-сеткой и дополнительными экранами усиления на плечах, голенях, локтях и коленях.

Я кивнул. Так и есть. Наверное.

— Это всё, конечно, кроме основного жилета, — продолжил просвещать учёный. — который сам по себе держит пулю из СВД, выпущенную в упор или осколок гранаты, что разорвется в метре от вас, но не пробьёт.

— Почему?

— Потому что его пластины и мезшовные модули надёжны. Комплекс порядком усилили и нарастили массу, когда в его состав стал входить экзоскелет. Так что вас скорее контузит, чем ранит или ослепит, — и тут голос учёного потеплел. — Но самое приятное, что под каску-сферу легко помещаются наши маски-фильтры. Так что и задохнуться в радиационной пыли нам не удастся. Расслабьтесь и просто следите за поясницей, Карлов. Там располагаются основные аккумуляторы экзоскелета. Пока они целы, вы не превратитесь с малоподвижного робота.

Я кивнул, получив неплохой инструктаж. Описывать эту персональную боевую систему пехотинца как журналисту не приходились. Общая информация не помешает.

— По умолчанию все «ратники» настроены на одну волну, — продолжил академик. — При необходимости мы можем сместить диапазон. А теперь давайте я покажу вам, как снимать с предохранителя автомат Калашникова.

АК двухсотой модели обладали системами ночного виденья сами по себе, что становились таковыми, переключаясь от «дневного» оптического, стоило лишь активировать опцию. Так же эти автоматы Калашникова обладали тепловизорами, лазерными целеуказателями и даже видео-модулями для стрельбы из укрытия.

Последние нововведения академик даже не объяснял. Толку от них, как и от мониторов на каске-сфере и системы распознавания свой-чужой без рабочих спутников было мало. Да и отстреливаться ни от кого из укрытий не планировалось.

В армейских мешках оставалось ещё немало примочек от комплекта, но разбираться с полной экипировкой лучше при дневном свете.

Повесив автомат через плечо, и набрав в пакет немного припасов, Невельской спокойно зашагал к костру. Забрав из автомобиля брелок-метку, я поспешил следом. Гибрид тут же заблокировал все двери на удалении.

Незнакомцев было пятеро. Бодрствовали двое. Трое валялись у костра. Я заметил, что в спальнике был лишь один человек из них, остальные ютились на одеялах и покрывалах.

Нас заметили метров за пятьдесят. У костра бодрствовали старики. Они подскочили, растолкали более молодых. Из спальника вылезла женщина. В нашу сторону направилось охотничье ружье.

— Спокойно, горемычные, — обронил Невельской. — Мы торговцы, а не налётчики. Среди вас есть владельцы плавсредств?

— А что, если есть? — ответил один из дедов.

— Значит, будем есть и общаться, — академик потряс пакетом.

Звякнули банки с повидлом и консервы. Дуло тут же ушло к небу. Владелец ружья сменил гнев на милость.

Уже не молодая женщина улыбнулась, обронила:

— Тогда залетайте на огонёк… торговцы.

Открылись банки, зазвенела посуда. Ребята оказались членами одной семьи и угостили нас вишневой наливкой и рыбным консервным супом из котелка. Завязался разговор о странностях, происходящих в мире. Мы честно рассказали, что Красноярска больше нет. Как и других крупных городов. А какой будет дальнейшая жизнь — неизвестно.

— Америкосы, али китайцы напали? — только и спросил дед.

Многим хотелось знать, что во всем виноват внешний враг. Он всю жизнь мешал отлично жить стране. Поэтому жили так себе. А вот теперь даже при конце света поднасрал. Потому что — враг. Как иначе?

— Какая разница? Нет больше ни тех, ни других, — спокойно ответил академик. — А мы есть.

— Во дела, — протянул дед, то ли удовлетворённый ответом, то ли не ожидая дожить до того дня, когда кончаться все враги.

Такому жизнь не учила.

Они с интересом смотрели на наши армейские комплексы и видимо приняли нас за беглых вояк. Отличная легенда, учитывая, что все армейские части вскоре должны были расформироваться под влиянием внешних или внутренних проблем. Но истинный интерес разгорелся, когда я подогнал к костру автомобиль поближе.

Стоило посветлеть небу, как мы услышали конкретное предложение от одного из дедов.

— Хороша машинка, — сказал он. — Но что толку от автомобиля, когда в округе нет топлива? Последнее расхватали на заправках ещё вчера.

— Топливо в нём есть, — возразил я, припомнив, что залил последнюю канистру незадолго до ночевки. Плюс остатки. — Полбака хватит на восемьсот километров при разумном подходе или на месяц прогрева от печки. Гибрид экономный.

— Но смотрю, помят, — заметил «покупатель».

— Да, нас потрепало. За это подарю мечете, два колеса на запаску и один новый аккумулятор, — пообещал я, как разумный уступчивый торговец, который всё равно окажется в прибыли, несмотря на всю «щедрость».

— Тогда на этот автомобиль с тележкой я готов сменять свою ямаху. На ходу. Но топлива в ней на донышке, — заявил дед и тоже включил торговца.

Вот и «шудры» появились. Каста торговцев и менял сейчас будет развиваться в каждом наряду с кшатрием-воином. Раз уж браманы-умники приказали долго жить планете.

— Зато масло есть моторное, — продолжил дед. — Пол ящика, почитай. Идёмте, покажу. Взял со скидкой по акции… Все лето на нём рыбачили.

Ямахой оказался дизельный двухмоторный катер с суммарной мощностью моторов в триста тридцать лошадиных сил. Что давало ему тридцать четыре узла скорости в идеале.

Невельской скривил губы, раздумывая. В каске-сфере у автомобиля я услышал:

— Без малого шестьдесят километра в час, — подсчитал академик. — Это меньше, чем я рассчитывал. Но лучше, чем на лодке.

— Жрёт около сорока литров в час при полной загрузке. Вашей бочки хватит на пять часов, — добавил с усмешкой дед, показывая, что с математикой он тоже дружит.

Пышная седая борода и синие татуировки якорей на закатанных рукавах свитера выдавали в нём бывалого речника. А то и моряка, что ходил к самому северу.

— А бак на сколько?

— Триста литров.

— Я рассчитывал на шестьсот, — вновь протянул академик.

— А я рассчитывал стать первым марсианином, — усмехнулся дед. — К идеалу надо стремиться, конечно. Но он не достижим. Зато здесь есть якорная лебедка, эхолот, сетки, и всё рыбацкое. Не нужно приставать к берегу, чтобы заночевать. Якоритесь прямо посреди реки, чтобы не сесть на мель. И… удачной рыбалки.

— Мы не рыбаки, — обронил академик. — Даже картплоттер нам ни к чему. Можете себе оставить.

— Так и мы уже не рыбаки… На кой он нам? — вздохнул дел. — Как теперь ходить по Енисею после этого? Рыба в ступор впадёт от ранних холодов.

— Мы пойдём по Ангаре.

— Да хоть по полю. Было бы на чём ходить.

Они продолжили осмотр на пристани. А я уже смотрел на светлеющий берег. Полоска света показалась на горизонте.

Здесь были в основном лодки. Ещё один катер лежал на боку с дырой в правом борту, в которую можно было влезть даже в экипировке. А другой покоился на крыше гаража. Чтобы его достать, нужно было пригонять кран.

Выбор оказался хуже, чем на коммунистических выборах. Вопрос о кандидате не стоит. Есть только опция: «берёшь или нет?».

Неудивительно, что вскоре Невельской и дед ударили по рукам.

Вернувшись к автомобилю, академик подошёл к тележке, откинул полог, обхватил бочку и с сомнением посмотрел на свои руки.

— Давайте вместе, Карлов. Экзоскелет умножает возможности тела, берёт на себя основную физическую нагрузку. Но я не думаю, что мне под силу в нём поднять над головой двухсотлитровую полную бочку.

Кивнув, я подошел с другого края, подхватили бочку за ободок. Пальцы напряглись до предела, но вместе с тем спокойно вытащили объёмное тело из тележки, а затем мы вместе понесли бочку на пристань. По ощущениям в костюме, она весила килограмм двадцать на каждого.

Стоило поставить бочку «на попа» у лодки, как с неба посыпал первый снег.

— Снег в августе? — вздохнул второй дед у автомобиля. — На моей памяти такое было лишь однажды. Но тогда в городе горел свет. Что творится? Вода же ещё совсем теплая.

— Тем и выживем, — отмахнулся академик.

Я молча разгрузил тележку, быстро перетаскал продукты и медикаменты, снял с крыши аккумулятор, утащил костюмы радиационной защиты, а затем, обвесившись оружием, взялся за ящик патронов.

Носить тяжести в экзоскелете было одно удовольствие. Приходилось лишь немного привыкнуть к чуть замедленным движениям. Я не рискнул бы соревноваться в нём с ковбоем в салуне Дикого Запада, стреляя навскидку. Про ловкость можно было забыть. Человек ощущал себя скорее бронированным танком, который последовательно мог выбирать цели и уничтожать одну за другой.

Но как же я был силен! Никакой тяжести в мышцах!

В катер девяти метров в длину спокойно вошли все вещи. И пока я таскал груз, Невельской с дедом перекачали топливо с бочки в бак и подлили моторного масла. Саму бочку мы закрепили снаружи. Пригодится.

Оба исчезли в салоне. Катер загудел, завелся с первого оборота. Загорелись внутренние и внешние огни, которые я бы мог назвать фарами.

Дед с академиком отцепили веревки с пристани, затем продавец перешагнул борт, похлопал меня по плечу и пожелал доброго пути. Я отдал ему брелок-метку и кивнул.

Что будет с этой семьей дальше, я не знал. Оказавшись в сибирской ловушке трёх ветров, она наверняка была обречена.

Катер дал малый ход, отплывая от берега. Убедившись, что бочка надежно привязана за борт на корме, я зашёл в салон. Снаружи сыпал снег лёгкими хлопьями, дул слабый, но холодный ветер. А здесь внутри температура быстро росла.

Посмотрел на академика. Тот стоял у руля, бросив через плечо:

— Можете раздеваться. Салон с подогревом. Градусов двадцать будет держать. А экзоскелеты и все аккумуляторы мы поставим на зарядку по очереди. Генератор работает исправно. Всё зарядим.

Стянув каску и деактивировав экзоскелет, я осмотрелся: столик, вокруг него мягкий диван с плотной обшивкой, в корпус встроен холодильник, умывальник-посудница, отделы под кухню, работала даже СВЧ-печь. От решеток вентиляции, (а по сути печки и кондиционера), дуло тепло. Но что более важно, в носу был отсек со спальным местом на пару человек. А неподалеку от него дверь вела в душ и биотуалет.

Набор благ, о которых теперь многим только мечтать.

— Вода в душе уже нагревается. Но мы повременим. Видите ли, забор идёт снаружи, так что пока не достигнем чистых вод Ангары, никакого мытья.

— Само собой.

Сам новый капитан корабля стоял у руля, и вокруг большого металлического колеса было обилие приборов и датчиков на панели управления, с которыми я не разбирался. Правда, техника показывала северо-восточный ветер, два градуса по Цельсию ниже нуля за бортом и пятнадцать градусов внутри салона. А остальные показатели можно было распознать и подучить.

Стянув с себя всю одежду, кроме термобелья, я вдруг понял насколько устал. Тепло расслабляло. Напала зевота.

Заставил себя заняться завтраком. На кухне удобно расположилась наша газовая плитка на одну конфорку. Ни одного баллончика из десятка ещё не потратили. Несколько дней можно обходиться без костра на берегу. Не хотелось бы обедать с комарами. Правда, под снег они быстро передохнут или впадут в спячку.

Подруливая одной рукой, Невельской тоже избавился от лишнего обмундирования и теперь гордо сидел в мягком кресле капитана. Эхолот показывал ему структуру дна и не давал сесть на мель, а внешние сонары предупреждали о столкновении с бревнами и другими кораблями, если бы таковые появились поблизости. И всё же академик старался не выпускать из вида реку, постоянно глядя в синие воды.

Тридцать километров до Ангары пролетели за полчаса. Позавтракав, я смотрел в окно, не желая выходить на нос лодки ни на минуту. Обзор там был лучше. Можно даже подняться над крышей салона под обзорный полог. Он представлял собой не только смотровое гнездо, но и располагал парой сидений, на которых спокойно сидели рыбаки, закидывая в воды спиннинги. Но то в погоду потеплее, а не когда шёл снег.

Сонно моргнув, я заметил, что с одной стороны борта вода стала светлее, а с другого — темнее.

— Ангарская вода чище и теплее енисейской, отсюда и контраст. Вы становитесь свидетелем той самой свадьбы двух рек, Карлов. Входим в устье Ангары, — сказал капитан и нажал пару кнопок на картплоттере.

Высветилась карта местности. Вот только на ней не было указано наше местоположение. Спутники не работали. Приходилось подкручивать маршрут пальцем.

— Значит, так, ага, — сверился с картой капитан и ткнул пальцем в бок. — А с правого борта сейчас появится поселок Стрелка.

На холме действительно показался посёлок с минимумом строений: беседки кафешек, едва различимые частные домики. Из-за перепадов температур над водой поднялся туман. Тёплые водные пары подхватывал ветер, укутав округу в плотное белое одеяло. Не снежное, но водяное. Видеть снег на фоне всего этого казалось дикостью. Мы едва различали окружающие скалы, и застрявшие на берегах баржи с лесом. Теперь их никто не вёл. Сам порог у Стрелки имел широкий и прямой ход, а фарватер был обставлен вешками для грузовых кораблей.

Невельской посмотрел на датчики, хмыкнул:

— Вот что значит разность вод. После устья Ангары сразу изменились показания датчиков в машинном отделении. Я слил Енисейскую воду. Пошел набор новой. Через пятнадцать минут можете плескаться.

Едва я услышал слово «плескаться», как понял насколько хочу помыться. В последние дни из всего моциона удавалось лишь мокнуть под дождём. А волосы на голове жутко чесались.

Глядя на реку, Невельской постепенно начал вводить меня в курс по управлению катером, поясняя, что за что отвечает.

Меж тем я узнал следующее:

— Ангара мощнее Енисея в плане скорости бега воды. Если сначала мы шли вплоть до шестидесяти, то сейчас не больше пятидесяти километров в час против течения. При этом наша новая подруга мельче и опаснее. С ней надо держать ухо востро. Ангара петляет. В русле реки на всём протяжении много порогов.

— Ага, хорошо.

— А вы знаете, Карлов, что Ангара это одна из самых выгодных рек с точки зрения своих энергетических ресурсов?

— Как это?

Я ощущал, как опускаются веки, слушал вполуха. Он говорил тихо и неторопливо:

— В советское время на Ангаре был сооружен один из крупнейших каскадов ГЭС — Иркутская, Братская, Усть-Илимская и Богучанская. Сквозного судоходства по Ангаре нет для крупных кораблей. Река судоходна для них лишь на отдельных плёсах и водохранилищах. По реке сплавляется очень много леса. Прилетит к нам бревно в бок на крейсерской скорости, и до берега доплыть не успеем. Так что один глаз на мониторы, второй на реку. Уяснили?

— Угу, — мир уже плыл в тумане, сознание не придавало значения словам.

— Тогда идите, мойтесь.

Сказано — сделано.

Душ и биотуалет поместились в довольно небольшом пространстве, полностью отделанным пластиком и прорезиненным для комфорта. Температурный датчик показывал пятьдесят пять градусов. Была возможность выставить показатель больше или меньше, нажимая прорезиненные кнопки. Ещё одна кнопка включала запуск душа, плотность которого тоже нельзя было регулировать.

Вода мощно ударила в темечко. В первый момент показалась горячей. Но тут же привык. Пропариться не помешает.

— Господи, как хорошо-о-о, — вырвался невольный вздох.

Вряд ли сквозь плеск воды и шум рабочих моторов меня могли расслышать. Спустившись по стенке, присел на корточки, позволив струям бить в темечко. Затем в шею. Потом в спину.

Струи уносили усталость и скованность, боль в натруженных мышцах исчезала. Экзоскелет это, конечно хорошо, но мои мышцы тоже неплохо потрудились. Он не работал за меня. Он помогал работать мне. А мне, как и большинству населения в мире, понятие ежедневной физкультуры было чуждо.

Из душа вышел другим человеком. Пару мгновений посмотрел на капитана. Тот кивнул в сторону носа лодки.

— Идите, отдыхайте.

Без всяких споров я забрался поверх матрасов, укутался в одеяло как личинка в кокон и мгновенно отключился.

Так вот как они это делали!