Грани будущего Zero: Карлов (*30 иллюстраций)

Глава 5 На стальном коне

Янус непривычно молчал. Не играла ни одна радиостанция. Двигатель гибрида был тих. Без подключения к интернету затихли и собственные плэй-листы, которые давно заменили дикий анахронизм — «флешки».

Если на флэш-носитель записывались всего тысячи песен, то музыкальный стрим-поток банк-сервиса предлагал миллионы музыкальных треков за символическую плату, которую могли себе позволить даже школьники, сэкономившие на обедах. И вот случилось неожиданное — музыкальный мир затих. Непривычная тишина, прерываемая сопением академика. Спит от усталости. Проработали в подземном гараже автомобильного центра всю ночь. Удивительно, как легко получить доступ к обесточенному строению, когда в руках оружие: люди-сотрудники разбежались по домам, а навесные замки падали под наши ноги с одного-двух выстрелов по дужке. Электронные двери больше не работали.

Академик научил заряжать ружье и стрелять, не выбивая ключицу. Полезный навык. Никогда бы не подумал, что ружье может уронить тебя отдачей. В фильмах и видеороликах всё выглядит легче, словно стреляют из «воздушек». Впрочем, заряжают там как раз холостыми. А жизнь… жизнь больно бьёт по самолюбию.

Если на установку багажника на крышу внедорожника и поиски шипованных колес на литых дисках ушло не больше часа, бегая в основном вдоль стеллажей, (достаточно было найти лишь подходящий размер и необходимое количество дырок крепления) то с установкой лебёдки провозились от заката до полуночи. Поиск выносного блока управления, установка специализированной установочной площадки к раме автомобиля, возня с гайками и ключами затянулась.

Мы могли выехать среди ночи, но академик нашёл на складе фаркоп, и занялся уже его крепежом к раме, разыскав на автоскладе всё необходимое.

Едва я услышал от него про таинственное подключение разъёмов «папа-мама», как завис и больше не вмешивался в процесс. Не теряя времени, разыскал несколько аккумуляторов и зарядное устройство и принялся крепить всё это на крышу вместе с запасными колёсами и лопатой.

За работой сложнее выглядеть идиотом. Погуглить нельзя, а спрашивать каждый раз неловко. Вдруг ответит. Пока Невельскому вдобавок не пришла в голову гениальная идея заняться дуговой сваркой, укрепляя болты или наварить на автомобиль дополнительную броню, свойственную фильмам постапокалиптики, мы выехали в дорогу.

Оказалось, что путь начался перед самой зорькой. Потеряли всю ночь, но тележку или прицеп в дорогу так и не нашли. Не используют их в городах и всё тут.

Закончив дело «на все руки мастер» попросту отключился на переднем сиденье, доверившись ремню безопасности и моему чутью поисковика.

Так на рассвете под мои зевки автомобиль плавно двигался на северо-восток. Направление в сторону Кемерово пришлось выбирать, преодолев почти весь Срединный город.

Прискорбно, что Новосибирск так и не стал столицей. Станет ли теперь, как единственный крупный уцелевший город-миллионик? Если так, то только как столица для целого нового мира. Но произойдет это точно не в ближайшее время.

Людям необходимо время, чтобы понять, что России больше нет. Да что России? Нет ни единой целой страны. Только одна большая коммуна мировой общественности с названием «уцелевшие» может создать что-то новое. Но уже не в тех, прошлых масштабах.

Выбор направления был единственно верным. Дорогу на юго-восток в сторону Барнаула перерезала самая большая автомобильная авария на шоссе, которую я когда-либо видел. Пробка растянулась на десяток километров.

Увидеть её можно ещё при выезде из подземного гаража автомобильного центра. Восточное же направление в сторону Раздольного горело высоким пламенем с чёрным дымом. Не стоило подъезжать вплотную, чтобы понять простой факт — с огнём игрушки плохи. На трассе либо взорвался бензовоз, либо кто-то поджёг автозаправочную станцию у самой дороги. Факел полыхал такой, что не справился бы ни один пожарный расчёт. Чёрной копотью заволокло половину неба.

Единственный выезд из города в необходимом нам направлении был перегружен. Люди, так и не дождавшись возобновления подачи электроэнергии, без связи и информации, смекнули, что в мире творится неладное и принялись покидать город.

В топе обсуждений наверняка была странная темноволосая женщина с её загадочной фразой «спокойной ночи, нули». Бешенство умной техники в округе лишь подстегивало к мысли, что мир не будет прежним. Службы безопасности также не могли сказать ничего определенного, кроме как «без паники».

И вот, переждав самую странную за последнее время тёмную ночь, люди начали двигаться. Город стал похож на разворошенный муравейник. С одной лишь разницей, что никто из этого муравейника не подозревал, что главная беда впереди.

Датчик Гейгера, пришитый на плече за петельку плотными нитками, запищал, завибрировал, замелькала лампочка. Радиометр резко превратился в небольшой источник персональной истерики. Я пришивал его полночи, не зная, чем заняться после погрузки, пока у автомобиля шло какое-то колдовство.

Как можно заниматься какими-то непривычными вещами, не глядя обучающие видеоролики на видео-хостингах?

Объезжая аварии, скосил глаза на показания на приборной доске. Цифры поплыли вверх. Датчик климата за бортом автомобиля указал на усилившийся ветер. Он сменил свое направление, и теперь подул с юга. С того самого китайского юга, где Ноя остановила передовую промышленность и заодно передовое производство людей. Сколько бы прекрасного не производил Китай, больше всего ему удавалось воспроизводить китайцев.

Показалось, что рука академика скользнула до приборной панели ещё до того, как открыл глаза. Только что спал мертвецким сном, выдавая перегар на запотевающее боковое окно, и вот Игорь Данилович снова собран, сконцентрирован, и лишь покрасневшие глаза говорят об усталости.

Невельской переключил подачу воздуха с наружного на внутренний — из салона. Затем присмотрелся к собственному датчику во внешнем кармане куртки походного костюма и, отцепив ремень безопасности, открыл окно, высунув в него датчик для более точных показаний. После чего он поднялся на сиденье и сам вывалился из окна наполовину.

На крыше что-то застучало. Вернувшись в салон и закрыв окно, академик довольно обронил:

— Жмите, Карлов. Сетка для багажа надёжно держит аккумуляторы. Колеса же привязаны намертво верёвками. А лопате и топору ничего не будет. Пофонят и перестанут, как вымоем. Главное не берите их голыми руками, пока не протрёте. Или грязь не смоет дождем. Одно условие — при таком дожде ваш датчик тоже не должен пищать.

— Да хрен с этим барахлом, — мелочи меня не беспокоили. Мозг заботился о вопросах важнее. — Что с радиацией делать?

— Пока ничего страшного не происходит, — объяснил он. — Нас нагоняют самые лёгкие зараженные частицы. Вскоре они будут повсюду: в еде, воздухе, воде, на нашей одежде и коже. Защититься от них легко: миллиметр оболочки спасет полностью любой биологический организм. Достаточно корпуса автомобиля и работающего кондиционера.

— Он то зачем?

— Кондёр охладит воздух, который вновь и вновь будет гоняться во внутреннем замкнутом пространстве, которое создаст нам наше транспортное средство. Когда показатель радиации повысится или станет тяжело дышать, наденем противогазы. А пока дышим тем, что ещё не заражено радиоактивной пылью и… надеемся на лучшее.

Академик достал из недр салона припасенные респираторы, положив их между сиденьями и добавил:

— Сейчас приучать себя к малой дозе всё равно, что получать «утренний загар». Даже относительно полезно для кожи, чтобы подзакалить организм в целом. «Полуденная жара» ещё не скоро. Но чем глубже вы утопите педаль газа сейчас, тем дальше мы окажемся от радиации. Не время нам ещё хлебать её вёдрами. Так что гоните, Карлов, гоните.

«Подготовить организм к радиации? Это поседеть и ощутить, как вываливаются зубы что ли? Или тем самым мы подготовим себя к мутации? Если не помрём прежде». — едва не сказал я вслух, но сдержался.

Умнику виднее. Крысы с тараканами тоже вроде переживают радиацию. Не стать бы похожими на них.

Датчик перестал пищать, как только воздухозаборник изменил положение. Пришлось довериться фильтрам.

— Игорь Данилович, расскажите больше про подземный город.

— Проект «Купол»? — он почесал лёгкую щетину, на минуту украл зеркало заднего вида, рассматривая помятое быстрым пробуждением лицо. — Инициатива наследников олигархата. Топ-100 нашей элиты, члены которой устали от приставки «говно» к своему званию. Когда поняли, что на Марс их никто первыми не пустит, а базы на Луне или спутниках Юпитера слишком скучны, чтобы жить, начали действовать.

«Жаль, что мы так и не вышли в Дальний космос», — подумал я, но не стал перебивать.

— Четыре года их симбиоз идей и возможностей копает землю под Владивостоком. Все форты вскрыли. Попутно Сотня привлекает под землю не столь именитых, но значимых учёных в разных областях, привлекая их широким спектром возможностей, — продолжил академик. — Насколько мне известно, ребята до сей поры создавали техно-городок, где любой учёный мог работать над любым проектом без оглядки на мнение коллег, этику, и… общественное мнение.

«Боже упаси».

— Насколько мне известно, китайские генетики охотно откликнулись на этот зов, наряду с нашими физиками-ядерщиками, хакерами-айтишниками, инженерами нового виденья, и многими другими специалистами, идеи которых не могут найти поддержки при сложившейся системе. В основном, как я понял, подземный город говорит на русском, он по большему счёту «белый» и полон перфекционистов. Думаю, это никак не связано с понятием ксенофобии и шовинизма. Простое рациональное решение управленцев, которое заставило работать умников на себя. К тому же город полон не только мужчин. Женщин-специалистов там тоже хватает. Так что, по крайней мере, в сексизме их не обвинят.

— А кому обвинять? — проворчал я.

— И то верно. Привычные кричалки вдруг перестали иметь значение. Теперь можно говорит, кто дурак и не лечится, а кто конченный и не подлежит излечению.

— А вы же говорили, что вас приглашали туда? — напомнил мой мозг. — Почему не поехали раньше?

Обочину заполонила разбитая дорожная техника. Раскуроченные автомобили висели на деревьях. Ограждения были вмяты, разорваны и растерзаны так, словно кость жевал большой пёс.

Дорога была устлана битым стеклом и помятыми бамперами. Трупы пассажиров, оказавшихся в дороге в момент бунта техники, лежали повсюду. Пришлось скинуть скорость, чтобы не улететь с трассы, если колеса вздумают взорваться. Глаза всё чаще смотрели на панель управления, отмечая давление в шинах. Пока проносило от проколов. Но всё происходящее шло словно фоном. Мозг всецело цеплялся за слова старика с перегаром на соседнем сиденье.

Игорь Данилович словно постарел за сутки на несколько лет, но держался бодрячком. Привычный наставнический голос никуда не делся. Вот и сейчас он немного подумал над моим вопросом и выдал:

— Приглашали, конечно. В числе первых. Я отлично подходил под их параметры: перспективный, не связанный узами брака и семейными ценностями. В обесточенном компьютере аэропорта Толмачево… или как там его называют после очередного переименования?

— Для меня он так и остался аэропортом Новосибирска.

— В общем, на следующую неделю был забронирован мой билет до Владивостока, — академик дотянулся до бутылки минералки, зашипел газ под откручиваемой крышкой. — Видите ли, господин Карлов, они хотели, чтобы «Ноосфера» стартовала именно там, как проект. Но больше их интересовали исходники «Анаконды». Этот антивирусник одинаково ударил по всем, порядком повлияв и на промышленный шпионаж крупных компаний. Они все были обеспокоены моими разработками. Это подводит меня к мысли, что у подземников сейчас тоже есть всё необходимое оборудование, чтобы я мог реализовать свою задачу по созданию антивирусника для их нужд. Система «меч и щит». Мечом мы уже помахали… осталось создать щит. Удручает, что приходится это делать уже после проигранной битвы.

— И как ваш щит может помочь? — хмыкнул я. — Миллионы уже мертвы!

— И их не вернуть. Но как петля анаконды, антивирусник задушит всю деятельность Нои во всех устройствах новой, если хотите, «обратной прошивкой». И спасёт остальных от её влияния, — академик ткнул пальцев в стекло. — Видите камеры дорожной видео-фиксации? В последние годы их всецело перенесли на солнечные батареи. А значит, они работают. Уже, правда, не отмечают, что мы — говно, выписывая нам штрафы, чтобы пожурить впоследствии, а не предотвратить «до», но я более чем уверен, что у Нои есть с ними связь.

— Камеры, значит.

— Да, они умны. Им не нужно связываться со спутниками. Большинство взаимодействуют с ещё не разрушенными наземными сетями. Значит, дочка может наблюдать за нами в любой момент. Она знает, куда мы едем. И попытается остановить нас всеми доступными способами. Так что держите ухо востро. Она везде. Она повсюду. Вездесущая богиня нового мира.

«Войны с роботами нам ещё не хватало».

— Через сопряжение любых устройств на всех доступных диапазонах Ноя будет обмениваться визуальной информацией по всему миру, — продолжил академик. — К тому же интернет никто не уничтожал. Он лишь отчасти отключен. Чтобы он умер, надо уничтожить всю технику, что физически почти невозможно. Из расчета того, сколько миллиардов единиц техники мы наплодили в последние годы. Так что пока Ноя видит всю умную технику, что стоит неподалеку от розетки.

Вопрос возник сам собой:

— А с чего вы решили, что подземный город оказался вне интернета?

— В целях безопасности, конечно же. Подземники экранируют все типы соединения с внешним миром. Спорю на правую руку, что у них своя собственная сеть, — ответил он и протянул минералку.

Я хлебнул, газы ударили в нос. Закашлялся и автомобиль чуть не вылетел с дороги. Спасли полуавтономные системы, удержавшие руль в режиме гибридного круиз-контроля.

— Не торопитесь жить, Карлов, — укорил академик, забрал минералку, снова пристегнул себя ремнем и отвернулся к окну, подтянув к себе ноги так, что ботинки уперлись в сиденье.

Я ничего не сказал. Благо, они были новыми, и совсем чистыми.

Не успел подумать о подошве, как он снова сладко посапывал. Эта поразительная способность засыпать при любых условиях мгновенно поражала и восхищала меня. Где он этому научился? На лекциях в Гарварде? В мягких креслах-мешках эпл-тауна? Или на скамейках во внутреннем дворике гугл-сити? Послужной лист Невельского и обилие стажировок по всему миру восхищали. Он посетил почти каждый техно-уголок. Только к чему это привело.

Встревоженный Новосибирск остался позади. Мелькали умные камеры видео-фиксации по дороге. И чем больше я думал о словах академика, тем больше пробуждалась паранойя, что за нами следят их затемнённые глазки.

Мелькало желание остановиться и показать ИИ жопу, но я откидывал от себя эти мысли, как ребяческие. Не может же быть два ребёнка на один салон автомобиля. Один и так ноги на панель забросил и периодически меняет концентрацию метана, что сну совсем не помеха.

С другой стороны, было интересно, освоила ли Ноя все спектры эмоций человека? Гнев ей дался в совершенстве. Разве что холодный, расчётливый. А что насчет истинной ярости? Сарказма? Юмора? Уверен, будь у ней эти фильтры, она оказалась бы более благосклонной к человечеству… Но профессора не учли, не доработали. И имеем то, что имеем.

Не удержавшись, показал следующей камере средний палец. Интернациональный жест должен был понимать любой ИИ.

Грозный гибридный автомобиль горе-путешественников мчал по трассе, порой равняясь с железнодорожными путями. Длинные составы стояли без дела, потеряв напряжение. От Емельяновского до Мошково я ехал, практически беспрерывно наблюдая сотни вагонов на насыпи. Те шли параллельно автостраде, с краткими перерывами растянувшиеся вдоль рельсо-полосы на десятки километров.

Неподалеку от Болотного я даже пересек железнодорожный переезд. Но проблема неподалеку от Юрги заставила остановить автомобиль. Дорога в северном направлении в сторону Томска была закрыта застывшими железнодорожными составами. Не видно было его начала. Не видно было его конца.

Общество потребления, мать его!

Ощутив остановку, Невельской приоткрыл глаза, посмотрел на меня с выражением «и что?» и пожал плечами:

— Перекрыта? Значит, следуем в южном направлении и далее в сторону Кемерово.

— Может, свернем в сторону города? В Югре можно разжиться топливом. Это крупный населённый пункт, — припомнил я карту местности. — И ведет на север, а не на юг.

— Нет, Карлов. Мелкие города, которые вы называете крупными пунктами, сейчас наполняются анархией. Стоит людям понять, что закон и порядок больше не существует, как начнётся грабеж и мародерство. К тому же мы проехали всего 180 километров. В баке ещё полно топлива. Гибриды более рационально спроектированы, чем строго-бензиновые двигатели. Меньше потерь энергии, начиная с расхода топлива на прогрев двигателя, рекуперации тормозной энергии и расхода на колёсную тягу, что включает сопротивление воздуха, трение о дорогу и, собственно, само торможение, и… вы ещё не уснули?.. заканчивая потерями в системе передач, при зарядке аккумулятора, при прокачке воды, топлива, расходах на зажигание. Добавим сюда тепловое рассеивание в двигателе и расход на вспомогательные электрические системы типа «климат-контроля», стеклоподъемники, подогрев сидений и тому подобное, — он закончил и дождался, пока я отвисну. — Так что предпочитаете? Ехать с ветерком и дальше или смотреть, как насилуют женщин по закуткам? Я уверен, что до мизогинии не дойдет, но с каждым новым днём слабый пол будет страдать всё больше. В силу обстоятельств. Не везде, но как правила — будет так.

— Мизогинии? — слабо переспросил я.

— Ненависть, неприязнь, либо укоренившееся предубеждение по отношению к женщинам. Оно же — женоненавистничество, — охотно разъяснил академик.

— Нет, русские точно такого себе не позволят, — припомнил уроки истории. — Мы любим женщин и ценим матриархат, взять тех же императриц-матушек.

— Что за однобокий подход, Карлов? — усмехнулся Невельской. — Углубляйтесь в детали. Пока для одних были императрицы-матушки, для других был «Домострой».

— Но тогда были совсем другие нравы!

— А как же «крепостное право»?

— Другие нравы, — слабо повторил я.

— Нравы или мода? — усмехнулся академик. — Одни страны освобождались от рабства, вторые вводили. Давайте назовём это витком развития очередного социального строя, раз уж на то пошло. В то же время рабство никуда не исчезало. Только меняло формы, легализовалось, одомашилось, причесывалось под нужды элит. Отлично звучит же, когда не «раб», а «работающий». В Абсолют, однако, рабство перешло, когда мы стали рабами роботов. Закрытые клубы просчитались, когда гаджеты и технологии поработили всех, в том числе их самих. А теперь люди освободились от них в одночасье. Неужели вы думаете, что освобожденный человек будет вести себя так же, как… занятой? Дело не в обилии народностей на территории без правил, дело в самих людях.

— Почему вы так негативно относитесь к людям? Насилие, мародёрство, прочее, — спросил я, но невольно вспомнился свой «фак» в камеру и прикусил губу.

— Я? С чего вы взяли? Люди разные, — успокоил академик. — Но голод на всех действует одинаково. По моим предположениям человеку хватит суток, чтобы понять, что в холодильнике уже не так много еды, да и та, что есть, стремительно портится. И единственный способ достать её — это отправиться за покупками. Но магазины стоят закрытыми. Вот и представьте социальный эксперимент: толпа скапливается возле вывесок в недоумении. Мужикам нужно пиво, мамашам памперсы, детям конфеты, старикам захотелось селедки с кефиром и хлеба. И с самого утра, как водится. Но ни у кого нет света и связи.

— Зато есть много вопросов? — мозг начинал понимать, к чему он клонит.

— Именно. И импровизированный форум образовывается прямо у магазина. Разогнать его некому. Напротив, роботы охраны правопорядка вместо того, чтобы разбираться с хаосом, сами его создают, избивая и убивая людей. И самый деятельный индивидуум у такого магазина просто берёт камень и разбивает витрину магазина и первым берет всё, что ему нужно по праву первого. За ним следует другой, действуя по методу подражания. Что он хуже, что ли? Далее срабатывает эффект толпы. И вот уже все дружно опустошают магазины, считая это единственно верным решением. А таких магазинов миллионы по всему миру. Забирая то, что нужно для выживания, толпа получает отмашку в сознание «все так делают, значит, ничего страшного». За магазинами следуют рынки, склады. И теперь речь идет уже не о выживании. Грабить и тащить будут всё, что плохо лежит.

— Хотя бы потому, что «в хозяйстве потом всё пригодится»?

Он кивнул, добавил:

— Толпа вышла на улицы, Карлов. Пробуждённая от виртуальных миров и столкнувшаяся с реальными проблемами. Давайте не будем витать в облаках и снимем уже «розовые очки». Завтра будет хуже. Каждый день будет ещё хуже!

— Система накопительства работает в человеческом сознании довольно давно и при первом настоящем голоде срабатывают природные инстинкты: добудь еду или умри, — понял я.

— Вот именно, Карлов. А первый, кто разживается оружием страшнее дубинки, автоматически проповедует правило «Господь Бог создал людей, Авраам Линкольн дал свободу многим из них, но только полковник Сэмюель Кольт, наконец, сделал их равными». И каждый забитый клерк, уволенный искусственным интеллектом менеджер, и не реализованный рэпер, не успевший хлебнуть ажиотажа, вдруг понимает, что правила игры изменились. И за первым снятым барьером «брать из магазина всё, что угодно», следует другой — «не хватило? Отбери своё у того, кто взял раньше». Затем третий — «убей того, кто заполучил лучшее». Как скоро, по-вашему, люди дойдут до мысли, что можно не только грабить и трахать себе подобных, но и есть? Человеческое мясо, говорят, почти свинина. Даже сладенькое.

— Не перегибайте палку, Игорь Данилович, — осёк я. — Мы живем в цивилизованном обществе, а не в джунглях. Какой уж тут каннибализм? Конечно, осознание, что за тобой больше не следят из каждого гаджета и камеры, даст ощущение свободы людям. Но не настолько же, чтобы есть себе подобных! Есть же этика, мораль, устои, религиозные заповеди, наконец. Не каждый потенциальный маньяк и людоед!

— Чёрт побери, Карлов! Что вы несете? Клетки больше нет! — подскочил на сиденье академик. — Никаких цепей судебной системы, оков правосудия. Люди вооружатся и начнут решать свои проблемы так, как посчитают нужным. Это значит, что в первую очередь будут решаться «вопросы соседства». Диаспора на диаспору, клан на клан, сообщество на сообщество. Самые умные договорятся, сплотятся. Те, кто успеют. Они и будут представлять силу в ближайшее время, убивая всех, кто не по нраву. По какому принципу пройдет спайка, уже не так важно. Общие интересы найдутся. Выработаются новые законы и ограничения. Человек без ограничений — зверь. Это все логично и предсказуемо. Но как долго люди выстоят под пристальным вниманием Нои — вот вопрос, на который я бы хотел знать ответ.

«Выживет ли хоть кто-то до того, как мы выпустим Анаконду из подземного города?» — невольно промелькнуло в сознании.

Он замолчал, поглядывая на меня. Давал время воображению дорисовать картину самому. Я лишь понял, что лучше избегать мест массового скопления людей. «Люди разные». Это так же значит, что каждому в голову не заглянешь. А подсказка в виде баллов социальной шкалы больше не подсвечивается.

Многие до того зацепились за эту «указку системы», что и диалога друг с другом не начинали, не убедившись, что он выше «десяти».

Странные мы стали, если подумать. Раньше бегали за виртуальными монстрами по улицам вроде покемонов, потом показательно собирали баллы перед умными камерами слежения, чтобы не прослыть изгоями. А когда реальный «дополненный» мир наскучил, углубились в вымышленные.

В виртуальных мирах сразу видно кто есть кто.

— Сильнее голода только страх, — добавил академик. — Первые смерти ничто по сравнению с тем, что придёт тогда, когда люди начнут видеть гниющую плоть облученных. Параноики перестанут принимать пищу вовсе из страха отравиться. Передохнут от голода и намеренных диет. И будет их больше, чем тех, кто не смирился с потерей «учётки» в играх и доступа к своим виртуальным достижениям.

Он посмотрел на меня. Слушаю ли ещё?

Я слушал. Более того — внимал каждому слову.

— А что будет дальше?

— Дальше? Всё просто. У человека, который очнулся от дополнительных миров, что выплёвывает кровь из лёгких, в голове окончательно снесёт все барьеры. Он пойдёт искать врачей, спасителей, словно продолжая выполнять квесты. Он поверит любому, кто предложит ему помощь или хотя бы пообещает её в будущем. И вот уже на этих зараженных просторах «постцивилизации» появятся новые культы, сменится вера. Новые послушники будут слушать всех, кто умеет складно говорить. Выжившие управленцы снимут удобные пиджаки, но никуда не исчезнут, продолжая управлять толпой, находясь среди людей и в тулупах. Зуб даю, они найдут способ выделиться и в новых условиях. И случится это ещё до первого снега, господин Карлов.

— Снега? — невольно удивился я. — Сейчас конец августа.

— И на смену этому лету сразу придет зима. Осени не будет, — всё тем же уверенным голосом добавил академик. — Зима, которую переживут не многие… Но не зимы нам стоит больше бояться, а внимания Нои. Не думаю, что ИИ оставит человечество в покое. Она не из тех, кто бросит дело на половине.

— Её цель истребить всех людей до последнего?

Невельской криво улыбнулся:

— Ах, если бы я знал какая теперь у Нои цель.

Замолчали, размышляя. Похоже, паранойя не у меня одного.

Даже если бы мы хотели посетить Югру, что оставалась чуть севернее, мы бы все равно не смогли. В юго-восточном направлении, продолжая следовать по трассе Р-255, мы столкнулись с такой же проблемой — железнодорожный переезд на дороге был закрыт. Конечно, шлагбаум и поднятые дорожные плиты вряд ли бы стали мощным препятствием для внедорожника, но растянувшийся состав вагонов полностью перекрывал дорогу.

Невельской натянул на лицо противогаз и протянул мне. Только дождавшись, когда я проделаю ту же процедуру, открыл дверь.

— Время прогуляться и запачкать руки, — его голос в противогазе был другой. — Никто кроме нас, Роберт Алексеевич. Девиз воздушно-десантных войск сейчас подходит больше всего… Вам не приходилось служить?

— Нет. Сначала учился. Потом призыв отменили. Армия стала контрактной, потом…

— Роботизировалась? — усмехнулся академик. — Не продолжайте.

— Я был бы не против отслужить. Просто… не успел.

— Да бросьте оправдываться. Армия — инструмент. Без умелого управления он бесполезен. Вы управленец или подчиненный, Карлов?

Я задумался. Счетчик вновь ненавязчиво запиликал. Ветер впился в пальцы, пробежался между перчатками-беспальцовками, укусил шею, что подвигло накинуть капюшон. Целее буду.

Солнце давно встало, и должно было испарить росу. Через пару часов полдень. Но температура поднималась неохотно. Если вчера на улице было комфортно в рубашке и пиджаке, то сегодня было зябко уже и в новом костюме путешественника с курткой-ветровкой.

Похоже, академик не шутил насчёт зимы. Низкие тучи висели над головой грязные, как использованные половые тряпки. Температура упала градусов на пятнадцать за один день. И усиливавшийся ветер говорил, что это только начало. Резкий перепад температуры разгонял буйства стихий. Словно сама природа не понимала, почему странные тучи скрыли солнце и быстро остывает земля.

Несколько автомобилей, показавшихся у леса по дороге, развернулись, едва увидав состав дальше по дороге. Невельской склонился к колесам, присмотрелся к рельсам и указал на конец состава метров за семьсот от дороги.

— Клиренс высокий. Давайте прокатимся вдоль пути и переедем рельсы там, — указал он. — Я пройдусь перед машиной. А вы тихим ходом следуйте за мной.

«Похоже, я всё же подчинённый».

Автомобиль уверенно съехал с дороги и покатил следом за академиком. Невельской в перчатках поднял палочку на дороге и пошёл вдоль состава, постукивая по цистернам.

«Проверяет уровень», понял я, приглядываясь к надписям: «бензин». Железнодорожники давно не перевозили сырую нефть, доверив это нефтепроводам. У всякого такого «удава земли» давно была собственная армия, охраняющая «народные богатства». Не дай бог встретиться с подобными роботами вдоль подобных трасс. Интересно, разбегутся эти частные армии или продолжат службу? Деньги уже отменили. Останутся ли другие стимулы?

Академик показал скрещенные руки. И я понял, что цистерны пустые. Похоже, состав возвращался к топливоперерабатывающему заводу.

Поставив автомобиль напротив рельсов и параллельно бетонным шпалам, я прикинул, оторвём ли мы губу-бампер или повезёт? Но Невельской опыты не любил. Он отцепил лопату с верхнего багажника, открепил топор и огорошил:

— Нужен мостик. Идите в лес и срубите пару бревен. Я пока набросаю насыпь.

— Да зачем? И так заедем, — не горел я желанием идти в лес за сотни метров по мокрой холодной траве.

Дал газу. Автомобиль рванул вперёд и без скрипа бампером наехал передними колесами на первый рельс, поднялся и спокойно опустился по ту сторону.

Я улыбнулся. Легко пошло! Но едва подъехал ко второй рельсе, как автомобиль с противным скрежетом намертво сел центром на ту же рельсу.

Ни назад, ни вперёд.

— Что за чёрт, Карлов? Вы слишком доверяете технике. Не совершайте больше моих ошибок, — обронил академик и с топором сам пошёл в лес, бросив в расстроенных чувствах лопату.

Я потянулся к лопате, но он бросил через плечо плохо скрываемое и недовольное:

— Сначала домкрат, Карлов. Включите уже голову. В этой жизни нет возможности «сохраниться» и «загрузиться». И нет больше ответов в интернете. Вы либо думаете сами, либо умираете «по стечению обстоятельств». Никто не подскажет, если никого нет рядом! Это называется — использовать собственный багаж знаний! Никаких «копировать-вставить»!

Двоякое чувство слушать нотации от моложавого старика, который уничтожил мир. Зачем он это сделал, если предполагал последствия?

Или такие как он никогда не признают своей ошибки?