Чёрный земляной потолок над головой. Лучина играет тенями. Доктор в сером халате с жирными пятнами крови на ткани, что когда-то была белой навис надо мной. Светит в глаза фонариком.
Приходится прищуриваться. Рефлексы.
— Вы меня слышите? — донеслось от него.
Моргнул, не в силах пошевелить губами. Они не ощущались, как и подбородок, и вся кожа вокруг глаз.
— Вы обморозили лицо. Но вы в безопасности… Не переживайте.
Рядом в поле зрения показался бывалый мужик с сединой в волосах и густой, косматой бороде. Положил руку на плечо доктору, он тут же поинтересовался:
— Так он нас слышит?
— Да, но говорить не может. У него отек горла.
— Дай ему спирта.
— Он может захлебнуться, — возразил доктор. — А если случится спазм, придётся резать горло, чтобы дышал. Лучше подождём… Пусть придёт в себя.
— Какой подождём? — засуетился старикан в камуфляже. — Пусть пишет, чего он забыл в нашем анклаве?
— Руслан Тимофеевич, нужно время! — возмутился доктор. — Он ударился головой. Оболочка воздушного шара спасла от обморожения, заизолировав кожу от снега. До гангрены замерзнуть не успел. Но о разговорах сейчас не может быть и речи. Я не ручаюсь за ясность его сознания.
Старик гаркнул и удалился. Доктор натёр мне чем-то щеки, лоб, губы, от чего почувствовалось тепло.
Глаза закрылись… Тьма.
Следующий раз я проснулся, когда доктор снимал слоями шкуру мне с лица. Кожа чесалась, как будто был оборотнем и менял шкуру.
— Как вас зовут? — спросил доктор, заметив, как я открыл глаза.
— Ро… — закашлялся.
В горле поднялся ком, сдавил дыхание. Согнулся пополам, кашляя как брехливый пес.
Доктор похлопал по спине, откинул одеяло и принялся втирать в грудь и спину сильно-пахнущую мазь.
— У вас воспаление лёгких. У нас нет антибиотиков, — он налил в стакан спирта, протянул. — Пейте. Будем надеяться на ваш иммунитет.
Хлебанув спирта, я освобождено вздохнул. Если раньше горло бы сдавило, то теперь напротив, что-то внутри расслабило, отпустило, задышалось от волны тепла.
— Роберт. Я дипломат. Из Хабаровска, — выговорил я голосом поврежденного робота.
Настолько он был чужим, непривычным.
— Роберт, вам повезло, что разбились у территории анклава. Наши дозорные заметили ваш шар.
— Рация?
— Ваша рация разбилась при падении. Наши же не заряжены. В анклаве дефицит топлива, нет света, и мы начинаем урезать пайки, — отчеканил он и добавил, немного подумав. — Я приведу Седыха. Капраз у нас главный. С ним поговорите.
Кивнул.
Разговор с капразом был не из лёгких. Мои выставочные образцы выращенных в теплицах овощей я выбросил ещё над лесом, как и многие другие вещи. Но при мне была отличная броня, автомат, газовый баллон, разбитая рация и дроны «для слежения» в распахнувшемся дипломате.
Отличные улики, если подумать.
Учитывая, что я почти влетел на территорию анклава «Владивосток», капраз скорее подозревал во мне диверсанта, чем дипломата.
Отношение было соответствующим. Меня разоружили и бросили помирать в землянке под присмотром доктора. Пожилой хирург слушал мои истории о развитом анклаве вполуха, проявлял вялый интерес и к истории похода с Новосибирска, кивал, как умалишённому и неизменно добавлял:
— Галлюцинации, бред и яркие сны — частые спутники высокой температуры. Мозг плавится и выдаёт такие сюжеты, что не под силу придумать и в пьяном бреду. К тому же при падении вы наверняка сильно ударились головой.
— А мои знания тоже бред?
— Ну какие же это знания, голубчик? Всё вами описанное — поверхностное суждение, — улыбался доктор. — Вернёмся к разговору, когда вспомните где вы вооружились и взяли воздушный шар. Поправляйтесь.
Они мне не верили. Дипломатическая миссия потерпела крах. Всё, что оставалось делать, это выжить и выжидать.
И я выжил. Обещания надо выполнять.
Через несколько месяцев на дрожащих ногах вышел из землянки. Тонкий, как лист на мини-пайке не откормишься.
Восстановительная пайка анклавовцев для больных не отличалась калорийностью. Седых сразу вызвал к себе в кабинет, давая понять, что и это придётся отрабатывать.
Анклав «Владивосток» расположился под землей: в депо, землянках, туннелях, соединенных между собой сетях подземелий, подземных складов и бомбоубежищ. Проблемы отопления здесь не существовало. Температура около нуля градусов по Цельсию при хорошем утеплении зимней одеждой была терпимой.
Местным не нужно было сражаться с Зимой на поверхности. Наружу выбирались лишь «рейдеры». Особая элита среди владивостокцев, которая решала все военные конфликты на периметре, добывала провизию и прочие полезные ресурсы.
Но желающих бродить по поверхности, не смотря на наличие большого количество оружия, было мало. Причина была в страхе: этот анклав во много большей степени, чем хабаровчан, терзали искатели. Они шли с территории Китая десятками и уничтожали всё живое на поверхности. «Владивосток» не мог себе позволить длительные прогулки по округе. Люди зарылись в землю, попрятались от шагающей, бегающей и разящей с неба смерти.
Седых мне не верил. Ни единому слову. Всё, что мне оставалось делать, это попросить назад автомат, броню, респираторы и доказать свою полезность анклаву, вступив в ряды рейдеров.
Это было равносильно подписанию себе смертного приговора. К тому же избавляло от лишнего рта в анклаве. Так что капраз отпустил меня с лёгким сердцем. На память он оставил лишь чемоданчик Невельского.
— Но это — личное, — возражал я.
— Так ты не сбежишь, — добавлял он с неизменной ухмылкой. — Иди. Трудись.
Выйдя на поверхность за пределы Периметра, я вновь был представлен сам себе. Сил вернуться в Хабаровск не было. Как и желания. Страха перед искателями не было. В землянки возвращаться не хотелось. Так что сама судьба поставила меня на поиски подземного города.
Но с чего начинать я не знал. У меня не было ни одного известного ориентира. Если бы подземники хотели, чтобы их нашли, Невельской знал бы точки перехода.
Да где сейчас Невельской?
Четыре следующих года я посвятил поиску проекта «Купол».
Пытаясь воскресить в памяти все диалоги с академиком, обшарил все ближайшие форты. Ноя словно тоже подозревала о наличии технической оппозиции у Владивостока. С этим и был связан постоянный поток искателей.
Анклаву «Владивосток» просто не посчастливилось быть рядом.
Я упрямо шёл к личной цели, но в среде рейдеров почему-то прослыл бесстрашным одиночкой. Они всегда действовали в группах из троек, пятерок, а в особых случаях действовал и десяток. А я — один.
Им просто и не приходило в голову, что мне мешало любое соседство. Посыпались бы вопросы — чего ищем? Зачем?
А оно мне надо?
Как ни странно, одиночество даже спасало мне жизнь. Искатели больше обращали внимания именно на группы. Со временем я даже понял, что застывший на снегу одиночка позиционировался ими как труп и часто пользовался этим.
Как-то раз разобрав подбитого китайского робота в поисках аккумулятора, я наткнулся на тепловизор и попытался приспособить его для своих нужд.
Как же видит робот среди снегов? Обнаруживать фанатиков было просто, но чистильщики отлично маскировались и порой подбирались очень близко. Но они всё же люди, а люди — предсказуемы.
В процессе разборки я и понял, что все китайские комплектующие на роботах новых моделей имеют один серьезный дефект. В частности, тепловизоры не показывали замерших людей при температуре ниже, чем минус сорок градусов по Цельсию. Если ты не двигаешься при такой температуре, то ты уже, вероятно, труп.
Со знанием получил серьёзный козырь. Стоило замереть, как роботы оставляли меня в покое и отправлялись искать другую цель. В ответ я поднимался, открывал плотный огонь в спину, бросал гранаты под ноги или пускал их по минам. А затем замирал вновь, если с первого раза не добил.
Как итог — победы.
Когда я принёс аккумулятор с первого подбитого искателя в анклав, Седых лишь усмехнулся:
— Нашёл, что ли? Повезло!
Вот же упрямый старик!
Но когда счёт перевалил за десяток, он сменил гнев на милость и стал снабжать меня передовым оружием. Я легко мог получить РПГ, минометы, стационарные пулемёт. Но всё, что меня интересовало это лишь краткий отдых, паек на неделю и снова на поиски подземного города.
Передавая свой полезный опыт рейдерам у костров, я рекомендовал им охотиться ночью, когда искатели экономили заряд, который собрали от солнечной батареи днем.
Я учил молодежь уничтожать источники зарядов Скаев, а затем держаться от него на почтительном расстоянии, пока не кончится заряд.
Были ещё много мелочей, которые спасали жизни. Но про тепловизор предпочитал молчать. Ноя не дремала, и стоило ей лишь обратить внимание на превышенный лимит потерь в определенной области, как она наверняка исправила бы это недоразумение.
Мёртвый Карлов никого не найдёт.
А пока меня устраивали эти милые китайские недоработки, которые позволяли выжить и продолжать поиски.
В четырнадцатую весну нового мира мне повезло чуть больше. У форта номер семнадцать я наткнулся на подозрительную вентиляционную систему. Она была отлично запрятана, но её ширина была чрезмерной даже для форта.
Всё, что мне оставалась, это раздобыть мини-дрон с подсветкой, чтобы исследовать, куда она ведет.
В тот день я впервые задумался о чемоданчике Невельского и пришел к Седыху сам. Капраз поставил на стол старый, пыльный чемоданчик и как всегда с подозрением посмотрел на меня:
— Зачем тебе дроны? Они же разряжены.
— Заряжу.
— Ты говорил, что с их помощью опылял растения в теплицах. Но у нас теплиц нет. Так… зачем?
Конечно, я мог наплести про то, что скучаю по старой вещи, но капраз видел человека насквозь.
Впрочем, ему всегда можно было сказать часть правды. Упустил возможность спасти анклав от продуктового голода, так хоть не мешай спасти мир.
— Я буду использовать их для разведки, — признался я как на духу.
— Они же маленькие. Ветром сдувает на раз-два.
— Зато не заметные. Искатели не будут обращать на них внимания. А главное, бесшумные. Против чистильщиков в безветренную погоду — самое то. А в закрытых помещениях и подавно.
— Не дам.
Я предвидел подобный ответ. К счастью, на обмен у меня была одна любопытная вещь, которую можно было назвать артефактом в новом мире.
— Вот что предложу… Магический предмет.
— В смысле магический? — резонно спросил капраз.
Он давно не верил ни в чёрта, ни в бога. Ни тем более в какую-то магию.
— Это искатель искателей.
— Что ты мелешь? Чепуха какая-то.
— Я докажу.
Конечно, ничего магического или сверхъестественного в ретрансляторе не было. Ноя лишь модернизировала коммуникацию последних Скаев, позволяя им взаимодействовать друг с другом и без поддержки спутниковой навигации. Деталь при извлечении из корпуса искателя начинала мигать разноцветными огнями, когда поблизости находился другой искатель. Цвет определялся диапазоном расстояния.
Уловка удалась.
Седых нехотя отдал мне чемодан «для дела» и забрал артефакт. На миг я пожалел, что заряд взрывчатки, заложенный Невельским в дипломат, давно перемерз и не подорвал капраза ещё в первый год нашего знакомства. Иначе откуда он знает о том, что там?
Но всё, что не делается, всё к лучшему.
Для анклава артефакт вскоре стал чуть ли не предметом поклонения. Благодаря ему Седых всегда знал, когда закованный в броню враг приближается. Тем самым «предводитель-пророк» отправлял навстречу десяток хорошо подготовленных рейдеров. Назад они отправлялись, как правило, с новыми аккумуляторами или интересными деталями корпуса, которые уходили на нужды анклава.
Боевые потери уменьшились. Авторитет капраза возрос.
Подбив очередного искателя, я снял аккумулятор, зарядил дроны и запустил один из них в вентиляцию форта. К несчастью, совсем забыл про программу опыления. Дрон по умолчанию переключился с пульта управления на внутренние команды, потыкался о стены в поисках растений, подсветил бездонное дно и с огорчением задел потолок лопастями. После чего полетел в этот далёкий таинственный зев.
— Твою мать! — я едва не разбил пульт.
Но взяв себя в руки, обнулил второй дрон, поставив в приоритете ручное управление. Подумав насчет деталей (это мог быть последний запуск), написал небольшую записку карандашом на клочке бумаги и прикрепил её к корпусу дрона.
Вторая попытка оказалась удачнее. Дрон спокойно осмотрелся в вентиляции, и я повёл его по широкой трубе вниз.
Труба очень быстро расширилась до широкого лаза, а затем я понял, что дрон опускается уже по шахте лифта: по бетонным бокам была лестница, вваренная в стену отдельными ступеньками. Высвечивались балки, тянулись металлические тросы с направляющим грузом-противовесом чуть в стороне.
Полёт затянулся. Глубина шахты лифта растянулась более, чем на километр. Сердце радостно затрепетало — это оно!
Но радость не продлилась долго. Едва обозначив для меня грань загадочного, дрон потерял связь, достигнув лимита удаленного соединения. Или нарвался на глушилку связи.
— НЕ-ЕТ!
Я едва удержался от того, чтобы разбить пульт управления. Вторым порывом захотелось забраться в эту вентиляцию и лететь вниз за ним следом.
Но в решётку мог протиснуться разве что кролик. Едва пролезает даже рука в зимней перчатке.
Я пощупал толщину решетки — десяток сантиметров в диаметре. Выпиливать такую можно вечность. Резать болгаркой? Аккумуляторы, генератор, системы повышения напряжения… столько мороки.
А над каждым запросом Седых со своим вечным «зачем?».
Не зная, что делать дальше, я спустился с холма, развел костёр в укрытии и долго смотрел в пляшущие огоньки, а затем на звезды в небе, не чувствуя ни голода, ни желания двигаться.
Треск раздался над головой. Я подскочил. Ноги затекли. Упал, затем поднял голову. Округа вдруг подсветилась и как створы рая распахнулись створы лифта. То, что я принимал за валун, оказалось внешней облицовкой. Настолько искусной, что скрывался даже шов меж дверей.
Она вышла из полосы света в чёрном, обтягивающем костюме, который одновременно был довольно массивным, словно бронежилет. В руках её были оба дрона, а между пальцев клочок бумаги.
Волосы у моей персональной богини отсутствовали. Бритая наголо голова.
— Привет… Я Клава. Это ты написал записку?
Я поднялся, потеряв дар речи. Передо мной стояла женщина чуть старше средних лет. Она отпрянула, увидав автомат за моими плечами.
Я поднял руку:
— Не бойся. Я… Роберт! — и протянул пульт управления дронами.
Пальцы коснулись джойстиков. Оба дрона мгновенно взлетели, возобновив соединение. Оно и неудивительно. Пластиковому, прорезиненному гаджету не более десяти граммов веса сложно разбить микросхемку внутри заизолированного корпуса. Законы микромира более терпимы к гравитации.
— Хорошо. Скорее, опускаемся. Ярослав скоро вернётся!
Подхватив чемодан, я заполз в лифт, поднялся и едва не отпрянул. На всю заднюю часть широкой, массивной лифтовой кабины раскинулся белый дракон.
Зрачки расширились.
— Не бойся, он не кусается, — улыбнулась Клавдия, отряхнула меня и помогла сложить в кейс дроны и пульт управления.
Дракон лишь — фон. Но как натурально прорисован.
Следом я засмотрелся на её черный костюм. Кем он был пошит, не знал, но притягивает взор совсем не модой. На нём не было ни молний, ни зазоров, ни пуговиц. Совершенный, как вторая кожа, он выглядел гораздо лучше, чем мой потёртый временем деврон, зимняя одежда под арктический камуфляж или даже автомат в белой краске.
— Так ты знал того учёного, что уничтожил мир? — первым делом спросила Клавдия.
— Да… До последнего.
— До последнего? Выходит, он…
— Убит искателем.
— Искателем?
— Раньше их звали «скаями», — объяснил я. — Послушные ликвидаторы Нои.
— Нои?
— Нои, — ответил я и сделал паузу.
Что они знают о Хозяйке?
Из каждого предложения появлялись новые вопросы. Рассказать об устройстве мира на поверхности следовало всем сразу, а не одному человеку пока спускалась кабинка.
Иначе всё равно повторяться.
Лифт ехал довольно долго. А когда створы открылись, первым делом человек в ещё более массивном алом костюме (как будто человека засунули внутрь робота) закричал на нас. И направил на меня толстую даже для костюма руку. Как будто должен был отделиться сам кулак и мгновенно поразить ударом-молотом.
— Клавдия⁈ Как это понимать?
— Ярослав, он с поверхности, — ответила моя спасительница. — И знает учёного, который уничтожил мир.
— Что ты делаешь в моём кабинете ночью⁈ — только ещё больше рассвирепел он. — Как ты узнала о лифте⁈
— Тимофей написал программу удаленного мониторинга.
— Тимофей?
— Он из «гномов». У паренька дар к программированию, — торопливо проговорила Клавдия. — Это не важно.
— Безопасность не важна⁈
— Важно, что Роберт знает, что происходит на поверхности! — заспорила она. — Он нам нужен. «Сотня» должна знать о состоянии дел наверху!
Я был озадачен наличием неких гномов в подземелье, но уверенно кивнул, едва услышал про Сотню. Академик что-то говорил про неё. Высший орган управления подземным городом, вроде.
— Да, я был с Невельским в первый год после запуска проекта «Ноосфера». И…
— Невельским? Ноосферы⁈ — казалось, Ярослава бесило каждое слово.
Я осекся и замолчал. Глядя в разгневанные глаза, что-то подсказывало мне, что подземный город не так уж и рад моему появлению.
Здесь также, как и в анклавах требовалось тщательно выбирать слова. А если так, то лучше помолчать, пока не спросят.