Глава 14

Мы сидели в кабинете бывшего директора «станции утешения», освещённом несколькими масляными светильниками причудливой формы. Да, любил господин Лэй Юньчжан окружать себя роскошью. В его личных покоях можно было обнаружить много антикварных вещей, которым впору оказаться в музее. Сам же хитрожопый полукровка с руками, связанными за спиной, понуро стоял на коленях посреди комнаты.

Выглядел он, как бомж. В грязной рваной одежде, в луже, которая натекла с тряпок. Хорошо, по себя не наделал. Его лицо лоснилось от пота, взгляд маленьких свинячьих глазок метался от меня к Добролюбову, словно он искал хоть какое-то спасение. И только на японца полукровка не смотрел, – судя по всему, его опасался больше остальных. Видимо, срабатывало старое чувство, возникшее ещё при оккупационной власти. Те с местными никогда не церемонились и вели себя так же, как и фашисты на нашей земле. Только немцы предпочитали расстреливать, а японцы – убивать холодным оружием, тем самым, как они считали, демонстрируя воинскую доблесть. Да уж, велика «доблесть» – убивать безоружных связанных людей. Твари.

Кейдзо молчаливо стоял в углу, скрестив руки на груди, будто высматривал удобный момент, чтобы закончить этот разговор по-своему. В его глазах я увидел, – может, Лэй Юньчжан это и заметил, – желание раздавить полукровку, как таракана, чтобы поскорее вернуться к жене и ребёнку. Никакого интереса бывший директор для бывшего шпиона не представлял. И наверняка японец не понимал, зачем с ним разговаривать. Отвести за угол, да и катаной по шее…

Я присел на стул напротив Лэя Юньчжана, окинув его презрительным взглядом, и заговорил с ним по-японски, больше не сомневаясь, что он прекрасно понимает.

– Ну что, будешь говорить или как? Выбор у тебя невелик, сам понимать должен.

Полукровка затряс головой, быстро закивал, и слова полились из него, как из пробитого сосуда:

– Я всё расскажу! Всё, что знаю! Только не убивайте, товарищи! Пожалуйста! – залопотал он.

– Ишь, товарищами нас называет, паскуда. Ладно, передай ему, чтобы начинал. Время тратить ещё на эту гниду, – голос Добролюбова звучал как сталь. – Мы терпеливые, но не бесконечно.

Лэй Юньчжан, услышав ответ командира, заскулил, словно побитая собака, и начал говорить:

– Я… я увидел ваш ящик. Там, на реке. Думал, в нём золото, много золота… Решил, что это мой шанс! Сбежал, чтобы всё себе забрать! Но сам я не мог...

– И тогда ты пошёл к хунхузам, – перебил его Кейдзо, его лицо оставалось каменным.

Лэй Юньчжан опасливо дёрнул головой в сторону японца, сглотнул и закивал:

– Да, да! Они мне были обязаны. Когда-то я помогал им, давал укрытие, еду, деньги… женщин. Я сказал, что вы привезёте с собой в амбар есть сокровища. Они поверили. Мы договорились...

– Договорились? – я приподнял бровь. – И что ты им предложил?

– Они должны были уничтожить всех, кто был в амбаре, – выдохнул Юньчжан. – Чтобы не оставалось свидетелей. А потом поделиться со мной, – он нервно сглотнул и посмотрел в сторону красивого резного комода, на котором стоял серебряный, искусной чеканки поднос с графином и стаканами. Хрустальными, само собой. Внутри была вода, и бывший директор явно жаждал напиться. Я перехватил его взгляд и подумал: «Потерпишь».

В амбаре повисла тяжёлая тишина. Добролюбов шагнул ближе, его взгляд стал ледяным.

– А ты не подумал, что они потом убьют и тебя? – спросил, я снова перевёл.

– Я… я не думал об этом! – вскрикнул Лэй Юньчжан, его голос задрожал. – Я был ослеплён жадностью! Теперь я раскаиваюсь! Пожалуйста, не убивайте меня! Я богат! У меня есть деньги, драгоценности, дома в Мишане! Всё отдам вам!

Кейдзо скрестил руки на груди и усмехнулся:

– Думаешь, этого хватит, чтобы замолить твои грехи, мелкий ты выродок?

– Всё! Всё отдам, что у меня есть! – полукровка почти кричал, его голос срывался. – Я только хотел спастись!

Добролюбов повернулся ко мне.

– Что скажешь? – спросил, скривив рот. Ему явно не доставляло удовольствия общаться с бывшим директором.

– Он был связан с хунхузами, – ответил я. – И этот ящик явно не первый его им «подарок». Уверен, он ещё и на японцев работал. Возможно, даже на разведку.

Командир кивнул и посмотрел на Лэя Юньчжана.

– Скажи ему, что мы не суд и не расстрельная команда, но и отпускать его не будем. Передадим в Мишань, в СМЕРШ. Там решат, что с ним делать.

– Нет! Нет! – закричал Лэй Юньчжан, начиная извиваться, как уж на сковородке. – Пожалуйста, не надо! Они убьют меня!

– Может, и убьют, – равнодушно отозвался Кейдзо, пожав плечами. – Но это уже не наша забота.

– Так где, говоришь, твои сокровища? – поинтересовался я на всякий случай. Если не набрехал полукровка, пусть доказывает.

– Да! Конечно! Я всё отдам! – он вскочил на свои короткие кривые ножки, протопал в спальню. Я последовал за ним, держа автомат наготове. Если что – полосну очередью, квакнуть не успеет. Лэй Юньчжан остановился у изголовья кровати, снова бухнулся на колени, стал отковыривать фрагмент половицы. Вскоре рядом с ним на полу лежали несколько дощечек. Потом полукровка сунул руку в образовавшуюся квадратную дыру, я навёл на него автомат: если он попробует выстрелить… Но бывший директор вытащил оттуда кожаный саквояж, поставил на пол, пододвинул ко мне:

– Вот, забирайте. Я же обещал…

– Открой, – приказал я, опасаясь подставы. Вспомнился случай из прошлой жизни. Боец во время осмотра дома надыбал сундук. Самый настоящий, старинный. Деревянный, обитый железными полосами. Сдуру полез открывать, а там хитромудрая растяжка. Хорошо, отскочить успел. Но осколками всё равно посекло. А ведь говорил я своим: не совать руки куда попало без сапёров!

Теперь я тоже мог Суркова позвать, но решил, что незачем. Пусть полукровка, если пакость какую задумал, первый и пострадает. «А ну как там у него граната?» – подумалось. Отбросил мысль: если японская, её просто так не швырнёшь. Лэй Юньчжан, пока я думал, раскрыл саквояж пошире, да и опрокинул содержимое на пол. Посыпались оттуда пачки денег, золотые украшения: колечки, серёжки, браслеты, несколько зубов. Насколько я смог догадаться – он всё это отнимал у несчастных «женщин для утешения».

Я приказал ему собрать всё обратно и отнести в кабинет. Полукровка покорно выполнил приказ. Потом замер посередине комнаты.

– Теперь вы меня отпустите? – спросил с робкой надеждой.

– Хрен тебе по всей морде, – жёстко по-русски сказал Добролюбов.

– Нет, – перевёл я.

Лэй Юньчжан внезапно начал рыдать, но его слёзы никого не тронули. Добролюбов позвал двоих бойцов:

– Уведите его и посадите в грузовик, – распорядился он. – Глаз с этой твари не спускать.

Китайца вывели из амбара. Когда дверь за ним закрылась, Кейдзо выдохнул.

– Ладно, хоть этот спектакль закончился. Ненавижу театр.

Я забросил автомат за спину.

– Пусть теперь всё рассказывает нашим коллегам. Думаю, будет петь, как курский соловей, – заметил командир.

Мы вышли из амбара и увидели, как вдалеке толпится народ. Сельчане побоялись приблизиться, но любопытство их толкало в нашу сторону.

– Позови их, скажи, пусть староста первым придёт, – приказал Сергей.

Кейдзо перевёл, и вскоре от толпы отделились уже знакомый нам Гун Чжэн и вместе с ним тот, со старой винтовкой. Подошли, опасливо поглядывая на тела убитых бандитов. Остановились напротив, ожидая, что им скажем. Добролюбов через японца рассказал: на нас утром напала банда хунхузов. Мы её уничтожили. Организатора нападения, бывшего директора «станции утешения», забираем с собой. Вам оставляем всё как есть. В том числе эти ценности, – опер показал на саквояж.

Староста и его помощник заулыбались. Видимо, давно местные жители мечтали о возвращении им амбара. Будет где урожай хранить! Ну, а деньги и золото для них просто в диковинку. Они ж при оккупантах, насколько мы смогли понять за время наступления, жили почти натуральным хозяйством. Что вырастешь, то и съешь или обменяешь. Японцам вообще было глубоко наплевать, как живут китайцы. Они для них всегда были даже не людьми второго сорта, как, скажем, евреи для нацистов, а чем-то вроде вредных насекомых.

Добролюбов также рассказал, где местные смогут найти трупы других хунхузов. Напомнил:

– Чтобы не привлекли дикое зверьё из тайги, надо их собрать и закопать. Ну или сжечь, вам виднее.

После этого Сергей подошёл к старосте, крепко пожал ему руку, похлопал по плечу, улыбнулся на прощание. Я наконец-то увидел виллис. Даже соскучиться по нему успел немного. Тот крестьянин, которому было велено винтовку вычистить до блеска, конечно, на это дело забил. Так со ржавой и ходит. Балбес, что ещё скажешь. Не знаю, почему он оставил мою машину, хотя было велено её охранять, и уходил в Эрренбан. Но главное, что хунхузы до неё не добрались. Может, оружием этот деревенский парень заниматься и не умеет, но виллис замаскировал хорошо, постарался.

Буквально перед самым отъездом Гун Чжэн сделал мне знак рукой. Мол, разговор есть. Я дал знак Добролюбову, чтобы попридержал отъезд. Он кивнул, и мы со старостой отошли в сторонку. Тот показал мне два ящика, заказанных мной вчера. Они лежали у стены амбара на какой-то тряпке.

– Вот, товариса командира, – улыбнулся довольный Гун Чжэн, протянув мне четыре связки ключей от замков. – Всё готово!

– Молодец. Спасибо! – я потряс ему руку. Потом сделал знак: мол, свободен, и подозвал к себе Добролюбова. На этот раз решил немного поиграть в старшего по званию, чтобы у опера не возникло лишних мыслей.

– Товарищ лейтенант, прикажите принести сюда тот самый ящик и выставить охранение в радиусе полусотни метров. Переложим находку вот в эти два ящика для лучшей транспортировки. Этот, – я вытащил танто и накарябал букву «А», – мой. Другой, – сделал «Б» – для доставки в штаб фронта. Перекладывать будем мы вдвоём. Выполняйте.

Через полчаса оба ящика оказались в виллисе. Металлический, слишком большой и тяжёлый, было решено оставить. Пусть местные им распоряжаются. Хоть сейфом сделают. У них теперь свои ценности имеются, хоть и не так много.

– Товариса командира! Накрыть надо! Вдруг дождь! – залопотал вдруг Гун Чжэн, когда мы собрались уже уезжать. Я обернулся: староста тащил за собой ту самую тряпку, на которой лежали ящики. Он положил её на них сверху, улыбнулся.

– Странно, – вдруг произнёс Кейдзо, посмотрев сверху на тряпку. – Откуда она тут взялась?

– Что не так? – обернулся я.

Японец поднял часть материи. На ней чёрными буквами хорошо узнаваемым шрифтом было выбито: «United States Air Force». Присмотревшись, я вдруг понял, что никакая это не тряпка, а кусок парашюта. Но откуда здесь взяться этой вещи? Вспомнился рейд Дулиттла, показанный в фильме «Пёрл-Харбор». Насколько я помню, 18 апреля 1942 полтора десятка средних бомбардировщиков B-25 «Митчелл» под командованием подполковника Джеймса Дулиттла, взлетев с авианосца «Хорнет», впервые во Второй мировой атаковали территорию Японии.

Но это было три года назад, а тряпка выглядела так, словно оказалась здесь не так давно. Это наводило на разные мысли. Я выбрался из машины и подозвал к себе старосту. Надо было срочно узнать детали, как кусок парашюта оказался в Эрренбане.

Загрузка...