– Ваше благородие! – рядом прозвучал молодой голос, запыхавшийся.
Я повернул голову и тут же инстинктивно присел, услышав свист приближающегося снаряда. «Если слышишь, как летит, – не твой», – вспомнилась поговорка. Но та мина, которая меня угробила в лесопосадке, не дав дожить четверти XXI века, – я же запомнил, как она шуршала в воздухе, пока летела. Выходит, народная мудрость не такая уж и мудрая.
Невдалеке бухнул взрыв, до меня долетели комья земли, за тарабанили по фуражке и плечам, заставив крепко закрыть глаза и рот, ощущая носом едкий запах сгоревшего пороха. «Не наш, вражеский», – констатировал мозг. Когда земляной дождь окончился, я посмотрел вперёд. Напротив, в окопе, на корточках, повторяя мою позу, сидел молодой солдат. Весь сжался, бедолага, в маленький комочек. На нём белая, – вернее, была когда-то, – рубаха, чёрные штаны, сапоги, в руках винтовка, которую он прижал к себе, как мать родную.
– Рядовой, – позвал я негромко, обратив внимание на погоны. – Чего хотел-то?
Боец, – им оказался молоденький, лет 18-19 парнишка, чьё лицо ещё и бритвы никогда не знавало, – хотел было вскочить и вытянуться во фрунт, но мне удалось ухватить его за рукав и дёрнуть вниз:
– Куда, балбес! Подстрелят!
– Виноват, ваше благородие! – вылупился на меня светло-голубыми глазами.
– Так чего хотел, воин? – спросил я, по-прежнему пытаясь понять, как здесь оказался. А где это – здесь? То, что на войне, понятно – иначе бы снаряд не прилетел, обдав землёй и осыпав осколками. Да ещё стрельба вокруг слышна. Но непривычная. Нет автоматных очередей. Винтовочные, пистолетные слышу. Редко где-то пулемёт протарахтит. Никаких тебе самолётов и прочих признаков современности.
Форма на рядовом странная. Белый верх, чёрный низ. Кажется, в Первую мировую у пехоты уже другая была, грязно-зелёного цвета. Или путаю чего?
– Ваше благородие, господин полковник приказали передать, что вашему батальону следует отступить на высоту 1245, – сказал боец.
– Это где такая? – спросил я, понимая, что сидящий напротив рядовой может этого и не знать.
– Да вон там, – махнул он рукой направо. – Позиции вашего батальона, ваше благородие, аккурат на северном склоне.
Воин посмотрел на меня как-то странно. Так взирают на умалишённого или на того, кого в подобном подозревают. Пришлось, во избежание недоразумений, сделать вид, что я неожиданно вспомнил, о чём речь.
– Ах, ну конечно, – и улыбнулся, чтобы доказать свою вменяемость. – Видать, контузило немного.
Рядовой растянул рот в широкой улыбке. Я отпустил глаза и только теперь заметил, что держу в руках катану. Память мгновенно, яркой вспышкой, напомнила, как всё было: вот я собрался отправиться по тылам американского отряда, но прежде решил проверить, в порядке ли японский меч, взял его… Получается, как и в прошлый раз, я оказался на одной из позиций в окрестностях Порт-Артура, где гарнизон отбивает японские штурмы?
– Спасибо, братец, – сказал я солдату. – Ты можешь возвращаться. Передай господину полковнику, что приказ будет выполнен незамедлительно.
– Есть! – ответил рядовой и, низко пригибаясь, побежал по окопу.
Я зажмурил глаза и резко, до щелчка, задвинул меч в обратно в ножны.
Когда снова посмотрел перед собой, опять оказался внутри опорного пункта, который мы соорудили, чтобы отбиваться от американского десанта. Выдохнул облегчённо. Осмотрелся: надеюсь, никто не видел, как я пребывал в прошлом? Мне очень бы интересно понять, отчего это происходит. Как связаны прикосновения к катане и погружение в 1904-й год, а ещё почему я оказываюсь в теле русского офицера, капитана и командира батальона?
Ладно, все вопросы потом. На ум приходит мысль, что в бозе почивший (моими стараниями, разумеется) лейтенант японской армии Сигэру Хаяши был прав, когда говорил, что мастер Мицуо общался с духами, когда создавал эту катану. Не просто ковал из разных сортов металла, превращая в крепкую сталь, а именно – имел связь с потусторонними силами.
Хрень ведь, да? Ну какие ещё мистические вещи в XX веке? В следующем – тем более. Там все будут увлечены возможностями нейросетей, а не магами, шаманами и прочими шарлатанами. Их преданные поклонники останутся разве среди поклонников телепередачи «Битва экстрасенсов». Головы бы им пролечить у психотерапевтов. Всё так, всё так. Но вот взял Владимир Парфёнов, да и ожил в теле старшины Алексея Оленина. Взял в руки катану мастера Мицуо, да и оказался – второй раз, между прочим! – на русско-японской войне 1904 года.
Такое бывает вообще?
Я помотал головой. Всё, хватит рассуждать. Жопу в горсть и пошли воевать. Американские десантники сами себя не истребят. Внимательно осмотревшись и убедившись в отсутствии угрозы, я пополз в тайгу.
Пробирался осторожно, пригибаясь как можно ниже и прислушиваясь к каждому шороху. Вокруг стояла привычная тишина тайги, нарушаемая лишь редким потрескиванием веток да шелестом ветра в кронах. Но чем дальше уходил от нашего опорного пункта, тем больше напрягало ощущение чужого присутствия. Американцы где-то рядом. Я замедлил шаг, каждый раз замирая после пары шагов и прислушиваясь. Не хватало ещё, чтобы у них нашёлся какой-нибудь умник, который обнаружил меня прежде, чем успею среагировать.
Наконец, повезло: заметил движение. Сквозь заросли мелькнули силуэты американцев. Устраиваются на привал. Лагерь разбили в километре к юго-западу от места крушения самолёта. Всё правильно: раны перевязать, боезапас пополнить. Придут в себя и снова попрут на нас. А там, не считая меня, осталось три бойца.
«Их оставалось только трое на безымянной высоте…» – вспомнились слова песни. Хорошая. Сильная. За душу берёт так, что до слёз.
«Чёрт, Лёха, не расслабляться!» – приказал себе.
Осторожно подобрался ближе, чтобы разглядеть. Палаток не ставили, всё по-быстрому: несколько человек рассредоточились вокруг костра, другие охраняли периметр. Автоматчики. В руках – «Томпсоны». Вид усталый, тревожный. Ясный перец: чуют, что вляпались по самое не балуй.
В голове вдруг начинает играть песня:
– Зацветает краснотал, краснотал, краснотал. Я тебя напрасно ждал, всё вздыхал, всё страдал…
Улыбаюсь. ВИА «Пламя» тут совсем ни к месту. А ещё вдруг хочется пива. «Жигулёвского». Ледяного. С сушёной воблой. Жирной, и чтобы непременно икряной. Аж скулы сводит.
– Да, Лёха, – говорю сам себе. – Ностальгия – сильная вещь. Но пора бы вернуться в реальность.
Спустя минут двадцать наблюдения за десантниками я заметил, как от костра поднялись трое. Переговорили между собой, накинули рюкзаки и двинулись в мою сторону. Патруль или разведка. Три высоких крепких бойца, вооружённые до зубов. Выходят на тропу, двигаются размеренно и уверенно. Заползаю поглубже в кусты, чтобы не быть замеченным. Жду, пока пройдут мимо и устремляюсь следом. Я не Бадма Жигжитов, но тоже умею двигаться по лесу незаметно. Наш инструктор в Рязанском училище недаром однажды похвалил за умение маскироваться и бесшумно двигаться. Пригодилось потом, и не раз.
Пока иду за американцами, думаю о том, что это – идеальный момент. Нужно перехватить их по-тихому, не подняв тревоги. С троими-то наверняка справлюсь. Притом так быстро, что сами не заметят, не говоря уже про остальных.
Я начал плавно отходить в сторону, выбирая место для засады. Не нужно сражаться со всеми сразу. Убрать эту группу, и пусть остальные ломают головы, куда они пропали. Вскоре нашёл подходящее место: пара больших валунов и густая высокая разлапистая ель. Затаился за стволом, прижавшись к земле.
Шаги приближались. Десантники двигались без спешки, но слишком расслабленными их не назовёшь. Опытные бойцы, глаза насторожённые. Один всё время осматривается по сторонам, крутит головой, как фонарь маяка. Второй держал оружие наготове, палец на спусковом крючке. Заметно, что нервничает. Может, для него это впервой. Третий шёл чуть позади, казалось, погружённый в свои мысли.
«Только бы не заметили раньше времени», – подумал я и выждал момент, когда они оказались почти вплотную. Взрывная атака. Рывок вперёд. Катана блеснула в руках, будто оживая. Первый даже не успел понять, что произошло, как мой клинок рассёк воздух, беззвучно и точно. Удар пришёлся под подбородок. Его глаза остекленели, тело пошатнулось и рухнуло на землю. Даже вякнуть не успел. Второй обернулся, но я уже был рядом. Резкий удар ногой по колену, чтобы лишить равновесия. Короткий выпад катаной – лезвие вошло в шею точно под кадык. Ни крика, ни выстрела. Всё чисто и быстро.
Третий успел развернуться и вскинуть автомат. На мгновение наши взгляды встретились. Молодой, не старше двадцати пяти, с растерянным выражением лица. Он понял, что проиграл. А ещё по его взгляду я понял: парень страшно, до дрожи, хочет жить. Может, где-нибудь в Алабаме ждёт его на ферме девушка по имени Джеки, и каждый день выходит на веранду, чтобы проверить: не едет ли почтовая машина?
– Бросай оружие, – коротко приказал я на английском, вскидывая клинок. – Будешь жить.
Он медлил. Рука дрогнула, но автомат всё ещё был направлен на меня. Я шагнул ближе.
– Выстрелишь, твой труп останется здесь навсегда. Сдашься, – получишь шанс выжить. Решай.
Автомат опустился. Парень осторожно положил его на землю, поднял руки.
– Кто вы такой, сэр? – спросил он хрипло. – Русский?
– Офицер СМЕРШ, – соврал я спокойно. – Вы, ребята, забрели не туда.
– Мы просто выполняем приказ.
– Слышал об этом от солдат СС. Слышал о них?
– Грёбаные нацисты.
– Верно. Вы для нас здесь, как они.
На лице бойца появилось удивлённое выражение. А, ну конечно. Им же внушили, что в любой точке мира американская армия несёт демократию и истинные ценности.
– Вы крепко ошиблись. Ваша операция обречена.
Парень молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Я видел страх в его глазах. Возможно, понимал, что выбрался далеко за пределы зоны поддержки.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Джек. Джек Картер.
– Ладно, Джек. Вопросы сейчас буду задавать я. Ответишь – останешься жить. Если нет… Ну, ты понял.
Он кивнул.
– Сколько вас осталось? – глухо спросил я, глядя прямо в глаза пленному.
– Двадцать восемь, – Джек сглотнул. – Семеро ранены.
– Насколько серьёзно?
– Четверо не доживут до утра. – Он отвёл взгляд. – У остальных тоже не лучшая перспектива, если не вытащим их к своим.
– Радист?
– Погиб. Рация разбита. – В голосе прозвучала сдержанная ярость, но больше – усталость. – Без связи мы слепы и глухи.
Я кивнул, будто подтверждая свои мысли. Значит, Бадма сделал всё правильно.
– И что ваш командир решил дальше?
– Приказал продолжать атаку. – Джек выдохнул, потёр лицо ладонью. – Задача – захватить объект любой ценой.
– Знаешь, какой объект?
Американец снова поднял на меня взгляд. Секунду колебался, затем тихо сказал:
– Какой-то груз.
Конечно. Станут им говорить. Простые исполнители. Расходный материал. Но теперь пошли ва-банк. Ни рации, ни тыла, ни шансов на подкрепление. Зато есть приказ, который будут выполнять до конца. Ну, коли так… Я сделал едва заметное движение, и сталь катаны вонзилась аккурат в сердце американца. Он смотрел на меня изумлённо, не понимая, как это могло случиться, а потом закрыл глаза и медленно осел под сосну.
– Вы сделали свой выбор, – прошептал я и пошёл снова к лагерю десантников. Нужно разобраться с остальными.