Я не знаю, насколько велик тут радиационный фон. Судя по всему, в пределах нормы или чуть превышен, всё-таки внутри «Малыша» уран. Но бомба цела, и это главное. И если не бабахнула, значит, опасности самопроизвольного взрыва нет – если только её не смогут подорвать дистанционно. Но кто? Не японцы, это точно. Это не их технология. Даже в XXI веке Япония так и не станет по-настоящему ядерной державой, после Второй мировой войны явив пример верного Америке и во всём ей послушного сателлита. Атомные электростанции не в счёт, хотя это шаг к созданию собственного ядерного щита. Да и с ними у японцев проблемы будут – стоит лишь Фукусиму вспомнить.
Итак, американцы. Они ведь и создали это чудовище. Бомба – «Малыш». В этом теперь не осталось никаких сомнений. Одна из тех, что должна была изменить ход истории, стерев с лица земли Хиросиму. Может унести жизни десятков тысяч людей, если взорвётся здесь и сейчас. Но пока не грохнула. И слава Богу. Но вот интересно: как американцы допустили такую оплошность, что потеряли самое смертоносное оружие своего времени? Что, если собирались бомбить наши войска, громящие Квантунскую армию?!
Заставил себя не зацикливаться на этих мыслях. Сейчас важно другое – «Малыш» цел. Он здесь, и мы его нашли. Точнее, я один, поскольку остальным знать о том, что это такое, не нужно. Обнаружение боеприпаса – невероятная удача. Потому его ни в коем случае нельзя оставлять здесь, а следует срочно доставить к нашим. Под надёжную охрану, под контроль тех, кто сможет разобраться с её устройством и, что важнее всего, сделать безопасной до поры до времени.
Насколько я знаю, второй «отец советской атомной программы» профессор Курчатов начал активно работать над проектом в 1943 году. Однако первые шаги в этом направлении в СССР были сделаны ещё раньше. В 1942-м Игорь Васильевич возглавил группу учёных, которые начали первые эксперименты с ураном и графитом. Первый же, и самый важный «отец» Лаврентий Павлович Берия приказом товарища Сталина должен был стать главой Специального комитета при Государственном комитете обороны СССР, созданного для курирования атомного проекта, в августе 1945 года.
Но из-за того, что бомба «Малыш» оказалась здесь, в дальневосточной тайге, Специальный комитет не будет создан. Американцы, потеряв стратегический боеприпас, наверняка отказались от идеи сбрасывать второй – «Толстяка», прежде чем первый не найдут. Представляю, какая теперь паника творится в Объединённом комитете начальников штабов США. Им и хочется, и колется, и Трумэн не велит – желают сунуться сюда, на занятую нашими войсками территорию, чтобы забрать свой ценный груз обратно. Сделать они это захотят скрыто и быстро.
Мы не можем рисковать. Если американцы узнают, что мы нашли её, они не остановятся ни перед чем, чтобы вернуть «Малыша». Ради этого они могут отправить сюда отряд, сбросить десант, поднять в воздух авиацию. Что угодно. Эта бомба для них – не просто оружие, а символ их господства. И окончательно потерять её они жутко боятся. И уж тем более опасаются, как бы бомба не оказалась в руках Советов.
Я стоял, глядя на этот громадный смертоносный объект, и пытался понять, что делать дальше. Дорога через тайгу непростая, но времени на сомнения нет. Нужно разрабатывать план. Придумать, как её перевезти, кого оставить охранять место, если потребуется. Главное – не упустить бомбу. Эта находка – шанс, возможно, единственный, изменить расклад сил в войне. Да и во всей мировой истории!
Я осторожно высунулся из обломка фюзеляжа, огляделся, убедился, что никто из наших не находится поблизости, и поманил Добролюбова жестом. Тот оторвался от своих мыслей, поднялся и, переглянувшись с Кейдзо, подошёл ко мне, оставив японца в стороне. Лицо опера выражало смесь усталости и недоумения, но, когда он забрался внутрь корпуса, всё это мигом сменилось удивлением.
– Ты только посмотри! – произнёс я, указывая рукой на бомбу.
Добролюбов на мгновение замер, а потом медленно выдохнул, не сдержав тихого восхищённого мата.
– Ну и громадина, мать её! Это что за зверь такой?
Его глаза метались между мной и объектом, словно он ожидал от меня какого-то разумного объяснения. Я специально выдержал паузу, дав ему как следует рассмотреть находку. Бомба действительно впечатляла своими размерами: её гладкий металлический корпус, слегка тусклый от времени, казался неуместно инородным в этом окружении обломков и дикой природы.
– Новейшая бомба американского производства, – сказал я, сохраняя спокойствие в голосе. – Судя по всему, химическая. Что-то с ядрёной отравой внутри. У меня немного информации о ней. Скажу лишь, что если рванёт, всё в округе тридцать километров будет заражено на несколько десятилетий. Станет мёртвой зоной. На месте взрыва будет воронка диаметром порядка 350-400 метров – как четыре футбольных поля в длину и глубиной метров двадцать, а может больше.
Добролюбов присвистнул сквозь зубы.
– Такую хреновину в тайге найти... Ну и дела.
Я уловил в его голосе не только удивление, но и нотку страха. Всё-таки, хоть я и назвал бомбу химической, описание взрыва и её внешний вид явно намекали на нечто более разрушительное внутри.
Объяснять, что это на самом деле ядерное оружие, я не собирался. Времени на долгие разъяснения не было, да и пользы в этом не увидел. Добролюбов, конечно, мужик толковый, но к чему ему знать то, что может лишить его сна на долгие месяцы вперёд? Пусть считает, что внутри что-то вроде обычной отравы, только куда более мощной. К тому же с самого начала я решил: знать об истинном содержании «Малыша» должен только сам, пока не найду тех, кому её передать.
Я смотрел на командира, пока он не отвёл взгляд от громадины, будто пытаясь переварить увиденное. В голове уже выстраивался следующий шаг: как доставить эту штуковину к своим, причём так, чтобы никто не догадался об её истинной природе.
– Сергей, наша задача усложнилась, – начал я, пристально глядя на Добролюбова. – Бомбу нужно доставить в расположение наших войск. Причём срочно. И не просто доставить, а поместить под надёжную охрану.
Добролюбов нахмурился, явно ожидая какого-то подвоха.
– Это понятно. А что не так?
Я чуть подался вперёд, понизив голос:
– Американцы наверняка захотят её вернуть. Слишком ценная находка, чтобы её просто так оставили. Скорее всего, уже отправили сюда воздушный десант. Или даже морской, хотя это вряд ли, поскольку Японское море они пока не контролируют.
Опер, выслушав, задумался. Его взгляд скользнул к бомбе, потом вернулся ко мне.
– Думаешь, сюда прилетят? Прямо в тайгу?
– Не думаю. Уверен, – я сжал губы в тонкую линию. – Если у них хоть малейшая возможность её вернуть, они сделают всё. А представь, если отправили сюда группу ещё до нашего прибытия. Значит, с ними столкнёмся с часу на час.
На лице командира отразилась тревога.
– Слушай, а если нарвёмся на них? – спросил он.
– Нам придётся туго, – ответил я честно. – Они наверняка подготовлены лучше нас. Оружие, боеприпасы, радиосвязь – у них всё может быть на порядок современнее. Да и количеством задавят.
Добролюбов вздохнул и почесал затылок.
– Значит, надо торопиться.
– И действовать максимально скрытно. У нас преимущество – мы знаем, где бомба сейчас. Они, скорее всего, только ищут. Надо не дать им нас опередить.
Сергей кивнул, понимая всю серьёзность ситуации. Я же не стал ему говорить, что американцы наверняка оснащены дозиметрами, и потому поиск «Малыша» для них благодаря этим приборам заметно облегчится. Ну, а коли так, то и маскировать её бесполезно. Разве что свинцовыми листами закрыть, да где их в глуши найдёшь? К тому же мы даже с места сдвинуть бомбу не сможем. Тут кран мощный нужен, тягачи… Чёрт его знает, как сюда вообще сможет вся эта техника добраться.
Или «Малыша» надо разобрать прямо здесь?! Нет, чушь конечно. У наших учёных ни малейшего представления, как она выглядит внутри. Схемы «Манхэттенского проекта» ещё даже не оказались в СССР, это случится позже. То есть, конечно, часть документов уже наших, но пока не создан Специальный комитет, всё это будет лежать почти бесполезным грузом в сейфах советской военной разведки. Потому идея привезти сюда инженеров-ядерщиков, а может и сапёров, да и пусть разбираются… Не в этих условиях, в общем.
Мы вышли наружу, созвали всех.
– Бойцы, – сказал командир. – Мы обнаружили секретный американский боеприпас – химическую бомбу. Её нужно доставить в СССР. Сделать это срочно, поскольку наверняка сюда движется десант. США нам пока союзник, но когда дело касается подобных вещей, дружба заканчивается, вступают в силу национальные интересы. Короче, объявляю боевую тревогу. Организовать боевое охранение. Сташкевич, за мной.
Кейдзо слушал наряду с другими, и по его лицу было видно – неприятно японцу, что не стали посвящать в детали. Ну, а охотнику Хуа Гофэну так и вовсе оказалось неинтересным происходящее. Он сидел на поваленном дереве и своё старое ружьё чистил. Бежать не пытался, да и зачем? Мы же знаем, где живёт.
Мы с Добролюбовым вернулись к фюзеляжу. Сташкевич развернул рацию, настроил канал связи с командованием СМЕРШ 1-го Дальневосточного фронта. Командир сообщил, что мы обнаружили американский объект, и нам требуется срочная помощь для его эвакуации. Когда доложил параметры, на той стороне попросили уточнить. Видимо, не поверили сначала и решили, будто у лейтенанта Добролюбова троится в глазах. Но Сергей чётко обозначил цифры. Радист, принимавший сообщение, сказал, что ответ последует в течение часа.
Нам ничего не оставалось, кроме как ждать. Теперь я ощущал себя, словно на пороховой бочке. Рано или поздно, а скорее всего первое, американцы будут здесь. Это неизбежно, – им ничего не стоит отправить ещё один В-29 для воздушной разведки. Причём оснащённый дозиметрами. Почему раньше так не сделали? Скорее всего ждали, когда линия фронта отодвинется подальше от этих мест.
Теперь им, как они почти справедливо полагают, никто не сможет помешать.
Кроме нашего небольшого отряда.