Из трёх катеров, томившихся у маленького причала, и которые на удивление никто не охранял, – беспечность просто поразительная! – два мы сразу вывели из строя, перерезав проводку. Действовали быстро, бесшумно, как тени, слаженно, будто тысячу раз отрабатывали этот манёвр. Влажный ночной воздух пах солёной водой, металлом и машинным маслом, рядом слышался негромкий плеск речных волн. По-хорошему, следовало бы в катерах парочку гостинцев оставить, но времени на это не было. Японским воякам и так придётся серьёзно повозиться, чтобы понять, какие кабели куда присоединять: система сложная, запутанная, каждая минута промедления будет нам на руку. За это время мы успеем отойти подальше в океан, где нас подберут свои.
Когда забрались в третий катер, настал самый ответственный момент: отплытие. Сердце билось с глухой тяжестью в груди, руки работали уверенно, но напряжение ощущалось в каждом движении. Отсоединили швартовы, завели мотор – и вот тут пришлось подавить желание вскрикнуть от радости: агрегат завёлся с пол-оборота, как добротные швейцарские часы. Чёрт бы их побрал, этих японцев. Но за любовь к технике стоит лишь похвалить! У советских агрегатов бы так: покрути-подкачай, разожми-зажми и помолись, чтобы не пришлось лезть за инструментом. А тут – только кнопку нажал, и движок взревел так, что наверняка поднял на ноги всю округу.
Мы ещё не успели отойти от причала, а стало ясно: наша конспирация накрылась медным тазом. Тёмная тишина ночи вдруг ожила – с дальнего края базы, из дощатой казармы, вылетел первый японский солдат. Задержался на секунду, словно не веря своим глазам, а потом начал что-то выкрикивать, размахивая руками. Следом за ним выскочили ещё двое, потом четвёртый… Кто-то вдруг завопил изо всех сил:
– Боевая тревога-а-а!
Этот вопль сорвался в ночное небо, пронзив его напрочь, и база ожила. В казарме загорелся свет, послышалось лязганье оружейных затворов. Мы уже начали двигаться к устью, набирая скорость. Аппарат достался нам не самый резвый, а скорее медлительный и не очень манёвренный, но всё же – шанс на спасение. Однако следующее развитие событий было предсказуемым: когда японские милитаристы добрались до причала и поняли, что у них угнали катер, сначала заметались, пытаясь осознать происходящее, но затем, получив приказ, один из них резко вскинул винтовку.
Глухой выстрел прорезал ночь, вслед за ним второй. Пули с сухим металлическим стуком ударились о борт, одна царапнула плексиглас козырька. Присели инстинктивно. Судя по всему, оружия у них оказалось мало – всего три-четыре винтовки, никакого автоматического, и стреляли не слишком метко. Но если повезёт хоть одной пуле...
В ответ могли бы крепко врезать: всё-таки катер, как рассказывал нам Кейдзо, да и мы сами в этом убедились, был вооружён серьёзно. На борту имелась 25-мм трёхствольная автоматическая пушка, пулемёт, два 457-мм торпедных аппарата и даже восемь глубинных бомб. Однако вся беда в том, что всё это вооружение, кроме пулемёта, который можно было перенести на корму, оказалось направлено вперёд. Иными словами, чтобы ответить тем, кто долбил нам в спину нелепыми дятлами, сначала требовалось развернуться к ним носом, а это значило – терять драгоценные секунды.
– Может, дадим круг и жахнем торпедой? – предложил Тимур Сайгалиев, не отрывая глаз от причала. В голосе его звучал тот самый азарт, который бывает у охотника, засёкшего дичь. – Заодно и остальные катера потопим.
Анатолий с хищным оскалом усмешки кивнул. И я был склонен согласиться. Разворот, залп – и всё, базы больше нет. Вместо неё – горящие обломки, оседающие на дно и на берег. Удачный финал дерзкой вылазки, но…
– Смотрите! – воскликнул Кейдзо, показывая рукой вперёд.
Мы прильнули к плексигласу переднего козырька, и тут же внутри что-то неприятно сжалось: со стороны океана к нам нёсся ещё один катер. Мощный, быстрый, разрезающий океанскую воду.
Было у нас предположение, что катеров на этой маленькой базе не три, а четыре. Мы видели один, когда высаживались на берег Хонсю, но решили, что нам не помешает – скорее всего, патрулирует окрестности, а значит, шансы столкнуться с ним снова невелики. Однако оказалось, что он возвращается на базу для смены, а мы – мчимся на всех парах прямо ему навстречу.
Встреча была неизбежна. По нашим расчётам, столкновение должно было произойти в километре от устья реки. Мы шли, выражаясь морским языком, на контргалсах – встречными курсами. Судя по всему, у команды патрульного катера уже начали возникать вопросы: какого чёрта мы не просто не сбавляем ход, а наоборот, давим на газ, выжимая из двигателей всю мощность? В таких случаях положено остановиться, обменяться приветствиями, передать дежурную фразу в духе «пост сдал – пост принял» и только потом следовать своим курсом. А тут – никакого рапорта, никакого приветствия. Только ревущий движок и бешеная скорость.
Рация в катере неожиданно ожила. В динамике раздался резкий, требовательный голос. Кто-то назвал позывной и потребовал немедленно выйти на связь. Повторил приказ трижды, затем перешёл к угрозам. Мол, это грубое нарушение устава, трибунал вам, сукины сыны, обеспечен, и дальше в том же духе. Судя по накалу, командиру базы уже доложили о странном поведении «своего» катера, а обращался он именно к нам.
– Кажется, они уже насторожились, – насмешливо заметил Кейдзо, не отрывая взгляда от приближающегося судна. – Нам осталось немного. Но через пару минут им прикажут остановить нас любой ценой.
– Значит, будем пудрить им мозги, – отрезал я. – Кейдзо, скажи пьяным голосом, что ты взял катер покататься и к вечеру обязательно вернёшь.
Бывший шпион ухмыльнулся. Идея явно пришлась ему по вкусу. Вскоре он вступил в диалог с командиром базы, каким-то капитаном Ямамото. Имя показалось мне знакомым: уж не родственник ли этот тип тому самому Исороку Ямамото – маршалу флота, главнокомандующему Объединённым флотом Японской империи во время Второй мировой войны? Тому самому, которого в 1943-м американцы отправили на тот свет, сбив его самолёт над Соломоновыми островами?
Разговор длился недолго. Кейдзо вёл его уверенно, мастерски, с ленцой заправского гуляки, которому совершенно наплевать на субординацию. Японский капитан бушевал, угрожал, требовал немедленного возвращения на базу. Кейдзо выдержал паузу, весело послал его к такой-то матери и отключил рацию.
Но времени на смех уже не оставалось. Мы сблизились с вражеским катером на расстояние прицельной стрельбы из автоматического оружия. Теперь всё зависело от скорости, реакции и силы удара.
– Орудие к бою! Тимур, за пулемёт! – скомандовал я.
По-хорошему, стоило бы дать по ним торпедами. Одна такая «сигара», и катер разнесёт в щепки. Но мы не умели прицеливаться этими штуками: тут важно держать определённый курс, грамотно маневрировать, а если противник ответит тем же – ещё и уклоняться. Одним словом, не наш метод.
– Идём на максимальное сближение, а потом лупим по ним из всего, что у нас есть! – бросаю членам отряда.
Все на местах. Кейдзо у штурвала, я с Анатолием у пушки, Тимур занял позицию за пулемётом. Рулевой слегка сбрасывает скорость – пусть подумают, что мы замешкались, дадим им секунду колебания. Вражеский катер приближается. Триста метров. Двести. Сто. Видно лица, силуэты, как кто-то на палубе делает резкий жест, отдавая приказ…
Полсотни метров.
– Огонь!
Трёхствольная пушка, пулемёт и пара винтовок, захваченных на базе катеров, за считанные минуты превращают корабль напротив в решето. Сразу после первых выстрелов там начинается ад: свистят рикошеты, крики боли и стоны заполняют пространство, но выстрелов в ответ так и не последовало – экипаж не успел даже понять, что произошло. На палубе кто-то мечется, пытаясь спрятаться за бесполезными укрытиями, но огонь накрывает всех подряд. Судно замедляется, лишённое управления, и, в конце концов, останавливается. Мы поравнялись с ним, затем прошли дальше, оставляя его за кормой слева. Катер начинает дымить, из-под палубы вырываются языки пламени. Времени на раздумья нет: если детонируют торпеды и глубинные бомбы, взрыв накроет и нас.
– Жми на всю железку! – бросаю Кейдзо. Он молча выполняет приказ, вжимая рычаги до упора. Двигатели взвывают на пределе своих возможностей, катер, рывком набирая скорость, прыгает вперёд. Жалеть его смысла нет – вскоре он отправится на дно.
Удаляемся от подбитого судна, похожего теперь на изрешечённую консервную банку. Позади раздаётся глухой гул, который быстро нарастает, переходя в сокрушительный взрыв. Воздух буквально дрожит от мощности детонации. Волна горячего воздуха догоняет нас, ударяет в спину, качает катер, словно игрушечную лодку. Осколки со свистом разлетаются во все стороны, некоторые с громким стуком ударяются о борт, но серьёзного вреда не причиняют. Там, где ещё минуту назад находился патрулировавший берег катер, теперь лишь облако чёрного дыма и разбросанные по воде обломки.
От погони удалось уйти, но расслабляться нельзя. Теперь главное – встретиться с подводной лодкой и сделать это так, чтобы нас не приняли за врагов. Разумеется, мы заранее предупредили своих, но на войне не бывает ничего однозначного. В любой момент может появиться неизвестный фактор, рушащий все планы. Приказываю расчехлить и включить рацию. Времени на шифровку нет, решаем передать сообщение прямым текстом – нарушение всех приказов, но обстоятельства вынуждают.
Сообщение уходит, ответ приходит практически мгновенно: «Ждите в таком-то квадрате». Быстро сверяемся с картой. До точки четыре морские мили на запад. Погода, к счастью, на нашей стороне – волнение есть, но не критичное. Катер уверенно режет волны, оставляя за кормой белую пенную полосу. Минуты тянутся мучительно долго, каждый напряжённо вглядывается в горизонт, ожидая появления неприятельских кораблей. Ожидание растягивается примерно на час, но, похоже, наши «телохранители» хорошо постарались на базе: за нами никто не следует. Хотя есть вероятность, что японцы уже вызвали подкрепление – возможно, быстроходный крейсер или эсминец.
Вскоре впереди в воде мелькает тонкая металлическая труба – перископ. Он на мгновение режет поверхность, оставляя за собой пенный след, а затем из воды стремительно поднимается корпус подводной лодки. С облегчением направляем катер ближе. Открывается люк, на палубу выбегают наши моряки и помогают нам перебраться. Я задерживаюсь последним – открываю единственный в катере кингстон. Вода жадно хлынула внутрь, заливая трюм. Когда она поднимается до щиколоток, хватаюсь за протянутую руку матроса и перехожу на палубу подлодки.
Последний взгляд на катер: он накреняется, вода быстро затягивает его в пучину. Затем мы скрываемся в чреве субмарины, люк с грохотом захлопывается, и вот уже наша лодка уходит в глубину, оставляя поверхность и все её опасности позади. Мы живы.