Оленин, машину! 2

Глава 22

Полковник перед лицом смерти капризничать не стал. Осознавая, что жить ему осталось всего ничего, и когда он умрёт, то правды о последнем полёте В-29, названного в честь его матери, никто не узнает, заговорил. Прежде, однако, я заставил его выпить водки. И в качестве анестетика пригодится, и как стимулятор.

Начал полковник с того, что мне и так было известно по курсу истории Второй мировой войны. 6 августа 1945 года в 1:45 B-29 «Enola Gay» под командованием полковника Пола Тиббетса взлетел с острова Тиниан. Оттуда до Хиросимы было примерно шесть часов лёта по прямой. Бомбардировщик летел не один, как думают очень многие, а в составе соединения. Оно включало включавшего шесть других самолётов: запасной В-29 («Топ Сикрет»), два контролёра и три разведчика («Джебит III», «Фулл Хаус» и «Стрит Флэш»).

Командиры самолётов-разведчиков, посланные к Нагасаки и Кокуре, сообщили о значительной облачности над этими городами. Пилот третьего самолёта-разведчика, майор Изерли, выяснил, что небо над Хиросимой чистое, и послал сигнал «Бомбите первую цель».

– Я до сих пор не могу понять, откуда взялся тот грозовой фронт, который неожиданно возник на нашем пути. Ни один из самолётов-разведчиков, летевших перед нами, его не видел. Но мы заметили и стали думать, как быть: спуститься как можно ниже или обойти грозу над линией океана или всё-таки подняться повыше и постараться перепрыгнуть, – рассказал Тиббетс. – Были ещё варианты попробовать облететь стороной, но гроза расползалась во все стороны слишком близко, и было трудно оценить, насколько большой крюк придётся делать.

Полковник передохнул, попил воды из моей фляжки, собрался с силами и продолжил.

– Я решил, что спускаться вниз слишком рискованно – может быть высокая волна, из-за сильной влажности потеряем ориентацию и врежемся в океан. Потому сообщил экипажу: будем перепрыгивать. Поднялись до максимальной высоты, заявленной в документах, – чуть меньше пяти морских миль или, по-вашему, почти девять километров. Поначалу всё шло хорошо, – гроза осталась далеко внизу, но потом… произошло неожиданное. Словно какая-то невидимая сила стремительно пихнула эти огромные облака в нашу сторону, и они поглотили нас. Видимость сразу упала до нескольких дюймов, началась сильная турбулентность. Я принял решение возвращаться, поскольку боялся, что болтанка превысит конструкционные особенности самолёта, и он попросту развалится в воздухе.

Но едва мы собрались начать разворот, как в крайний правый двигатель ударила молния. Он вспыхнул, как щедро политая керосином спичка. Включили систему экстренного пожаротушения, удалось сбить пламя. Но скорость самолёта упала, а потом, – я никогда прежде не видел подобного и не слышал о таком! – в «Enola Gay» последовательно ещё четырежды ударила молния. Словно кто-то на небесах решил во что бы то ни стало прекратить наш полёт и не дать долететь до цели. Я приказал радисту, рядовому первого класса Ричарду Нельсону передать на базу, что мы вынуждены возвратиться. Попросил также связаться с самолётами сопровождения и передать наши координаты, чтобы в случае, если придётся приводняться, они знали о примерном нашем местонахождении.

Однако Ричард передал по внутренней связи, – голос у него был расстроенный и ошарашенный, – что рация не работает. Я потребовал отчёта, почему такое произошло, есть ли возможность починить и если да, то стоит немедленно этим заняться. Но рядовой сокрушённо ответил: мол, ничего не получится, – молния ударила прямиком в антенну, и весь радиотрансляционный блок выгорел. Его будет можно отремонтировать только на Тиниане, во время полёта никак. Следующим, кто явился с плохими вестями, был наш штурман, капитан Теодор Ван Кирк. Он доложил, что навигационное оборудование вышло из строя. Из-за бури все компасы, даже тот, что у него на запястье, перестал правильно показывать: стрелка крутится во все стороны, как бешеная. Капитан предположил, что мы оказались в центре крупной магнитной аномалии.

Вместе с ним и вторым пилотом, капитаном Робертом Льюисом, мы стали думать, куда вести самолёт дальше. Вариант спуститься как можно ниже и попытаться приводниться отвергли сразу: согласно шкале Бофорта, там наверняка шторм в 9-10 баллов, и «Enola Gay» развалится на части прежде, чем мы успеем сесть на воду. Так что даже выбросить спасательный плот не успеем. К тому же никто не хотел потерять стратегический груз – ведь если «Малыш» попадёт в руки японцев…

Второй вариант был – продолжить выполнение задания и сбросить бомбу на японские острова. К сожалению, мы теперь не знали, где они находятся. Да и когда совершали тренировочный полёт, то всё происходило при стопроцентной видимости и полном штиле. Командование не собиралось давать погодным условиям даже минимального шанса внести коррективы в план бомбардировки. А тут вдруг такое… Потому и второй вариант пришлось отвергнуть.

Капитан 1-го ранга Уильям Стерлинг Парсонс, которого нам прислали из военно-морских сил, наш специалист по атомной бомбе, и его помощник второй лейтенант Моррис Р. Джеппсон выдвинули предложение: постараться дотянуть до территории континентального Китая, постараться сесть там. Понятно было, что даже если удастся нормально приземлиться, то в обратный путь мы отправиться не сможем: едва ли в тамошних краях отыщется такой запас топлива и нужного нам качества. Но так у нас хотя бы появлялся шанс спастись самим, а бомба… Её, если всё пройдёт благополучно, и она не слишком пострадает, было решено собственными силами демонтировать и спрятать.

– Но у нас ничего не получилось, – скорбно заметил Тиббетс. – Мы уже почти вышли, как показалось, из грозового фронта, как началась очень сильная турбулентность. Отказали оба двигателя на левом крыле, остался лишь один. Но в одиночку вытянуть такую махину, как В-29, он не способен. Мы начали падать. К несчастью, найти более-менее свободную площадку над бескрайним лесом так и не смогли. Пришлось садиться прямо на верхушки деревьев, а дальше вы знаете. Я оказался один в лесу, своих дозваться не смог. Полз куда-то, кричал. Потом добрался до той норы, залез в неё. Просидел внутри несколько дней, отстреливался от волков. После они ушли, и я собрался умереть, а тут вы.

Полковник Тиббетс устало замолчал.

– Что вы сделаете с бомбой? Она цела?

– Да, с ней всё в порядке. Мы доставим её в Москву, а дальше наш Верховный Главнокомандующий и специалисты решат, что с ней делать.

Американец горько усмехнулся:

– Стоило ли городить весь огород со сверхсекретностью, если в итоге всё досталось русским на блюдечке с голубой каёмочкой. Да, если хочешь насмешить Господа, расскажи ему о своих планах.

– У нас говорят иначе: человек предполагает, а Бог располагает, – заметил я.

Полковник чуть заметно усмехнулся. Было видно, что рассказ вытянул из него последние силы. Он посмотрел на меня и попросил едва слышно:

– Передайте моей жене, Люси, что я её люблю… – после этого он закрыл глаза и замер навсегда.

Я нашёл внутри самолёта какую-то мешковину, накрыл труп полковника, вышел, чтобы подышать свежим воздухом, – рядом с умирающим пахло, мягко говоря, отвратительно. Мне стало очевидно, что мировая история пошла другим путём. После потери «Enola Gay» с атомной бомбой на борту американское командование наверняка отменило нападение на Нагасаки. Так обычно делается: прежде чем отправлять новый самолёт с важной миссией, нужно выяснить, что случилось с предыдущим. У США осталась лишь одна бомба, рисковать второй они не станут.

«Могу себе только представить, сколько десантников они сюда отправили», – подумал я.

Подошёл Добролюбов и поинтересовался, как всё прошло. Я ответил, что удалось узнать кое-что ценное, но увы, полковник Тиббетс замолчал навсегда. Опер пожал плечом. Мол, и такое случае, хоть и жаль. Успели бы доставить его к нашим, важная птица рассказала бы намного больше, никуда бы не делась. Всё это я прочитал во взгляде командира.

Внезапно послышался едва слышимый шорох шагов, к обломкам В-29 подошёл Бадма Жигжитов. Точнее было бы сказать подкрался, поскольку передвигается охотник всегда быстро и незаметно.

– Товарищ командир! – обратился он к Добролюбову. – В двух километрах юго-восточнее замечена группа противника численностью в шестьдесят человек. Движутся целенаправленно в нашу сторону, здесь будут примерно через час. Боевое охранение не выставляли, разведчиков вперёд не отправляли. Судя по снаряжению, это десантники. Тяжёлого вооружения нет, только стрелковое – автоматы и три пулемёта.

– Это почему, интересно, они так в наглую прутся? – удивился Сергей.

– Потому что точно знают, куда идут и уверены, что здесь никого, кроме диких зверей, – ответил я. – Наверное, провели воздушную разведку и заметили обломки своего самолёта.

– Теперь понятно, – согласился командир. – Выходит, они целую роту сюда отправили. Да, хреново. Перевес явно в их сторону. Что делать будем?

– Атаковать, – ответил я и спросил Бадму, где китаец Хуа Гофэн.

– Остался следить за американцами, – ответил снайпер.

– Как это? – нахмурился опер. – Ты его одного оставил? А если он переметнётся к противнику?

– Нет, – коротко улыбнулся Жигжитов. – Он сказал, что хочет нам помогать. Японцев ненавидит, американцев не знает и не верит. Думает, они с японцами заодно.

«В принципе, так оно и будет через несколько месяцев и на долгие десятилетия, – подумал я. – Потому не надо китайцу ничего объяснять».

– Кому это «нам»? – спросил Добролюбов.

– Ну, нам, русским, – ещё шире растянул рот в улыбке Бадма, и я невольно фыркнул. Да уж, с его плоским бурятским лицом он тот ещё житель средней полосы России.

– Как это вы нашли общий язык? – поинтересовался командир недоверчиво.

– Мы на языке жестов.

– Ясно. Что делать будем? – посмотрел на меня Добролюбов.

– Обороняться. Они сначала попробуют взять нас нахрапом. Но бить по бомбе побоятся, потому у нас есть шанс дождаться подхода своих. Устроим пиндосам вторую Брестскую крепость!

– Полосам? – удивился лейтенант.

– Ну… это мы так их назвали… На Первом Украинском фронте, – соврал я. Не стану же рассказывать, что слово пришло в русский язык из Сербии, где пиндосами стали называть американцев, которые бомбили Югославию. До этого ещё много лет, а теперь вообще неизвестно, случится ли такое вообще.

Добролюбов приказал Бадме вернуться за китайцем и привести его сюда. Сами пошли в почти готовый опорный пункт – готовиться к прибытию американского спецназа.