Оленин, машину! 2

Глава 55

Кто там сказал, что у природы нет плохой погоды? Он никогда не бывал на побережье Японского моря в такие дни. А если бы ощутил на собственной шкуре, каково это, когда сильный пронизывающий ветер старается сбить с ног, а ледяные капли морской воды жалят лицо, будто пчелиный рой, то вряд ли бы так уверенно повторял эту фразу. Волны шарахаются о берег, словно в припадке бешенства, плюясь густой грязной пеной, и с каждым ударом о скалы кажется, что они жаждут смыть сушу с лица земли, стереть её, превратить в пыль под толщей воды. Тогда бы автор этих строк понял кое-что: природа бывает не просто сурова, но беспощадна.

Нам этот её характер вышел боком. Мы собрали достаточно разведывательной информации, чтобы передать своим, но застряли на вражеском острове, поскольку нереально было сесть в лодку и попробовать отойти от берега – перевернёт сразу же, даже не успеешь в утлое судёнышко забраться. Ветер бросает в лицо мокрый песок, он скрипит на зубах, забивается в рукава и воротник, проникая до самого тела, словно хочет выдавить нас из этого проклятого места. Мы знаем, что где-то неподалёку, в Хондзё, в укромном месте спрятана наша рация – с её помощью можно передать шифровку своим. Беда в том, что если мы это сделаем, нас запеленгуют.

Тот факт, что не видели оборудования, позволяющего обнаруживать вражеские радиостанции, не означает, будто его нет. Иначе бы тот же Рихард Зорге не лежал в могиле, а спокойно работал дальше на нашу разведку, и самим нам не пришлось бы переплывать море, чтобы добыть нужные сведения. Но увы – главу советской резидентуры запеленговали, а потом вычислили место, откуда шли передачи, и нагрянули.

Если с нами случится то же самое, мало не покажется. Отступать здесь особенно некуда: вдоль побережья тянутся рыбацкие деревушки и небольшие городки, где не спрячешься – все друг друга знают. Можно броситься в бушующее море, отстреливаться до последнего патрона или попытаться затеряться в лесах и горах Хонсю. Все три варианта означают провал операции.

Мы вернулись в гостевой дом, собравшись там якобы на ужин, и стали думать, как быть дальше. Комната освещалась тусклым светом керосиновой лампы, тени плясали на стенах, словно злорадствуя. Телохранители молчали – в делах тактики и стратегии они не сильны, зато мы с Кейдзо принялись обдумывать варианты. Японец, лучше знающий здешнюю природу, сразу сказал:

– Можем ждать у моря погоды день, два или даже неделю.

– Нет у нас столько времени, – ответил я, чувствуя, как глухая тревога сдавливает грудь.

– Тогда надо действовать решительно, – произнёс напарник.

– Например?

– Угоним один из тех катеров, которые видели, – сказал он, глядя прямо мне в глаза.

Все посмотрели на него удивлённо. За окном завывал ветер, а в недрах дома что-то потрескивало – казалось, сама постройка затаила дыхание, слушая наш разговор. Правда, мы старались разговаривать шёпотом.

– Согласен, дело рискованное, – продолжил Кейдзо. – Но если сделать всё внезапно, то получится. Главное – остальные катера вывести из строя, чтобы погоню не организовали.

– Ты же сам говорил, что они тихоходные, – напомнил я.

– Их скорости хватит, чтобы выйти в открытое море и добраться до места, где нас подберут, – сказал он. – Но сначала, перед началом, передадим шифровку своим.

– Нас же сразу искать начнут, – заметил я.

– Ну и что? Если получится угнать катер, это уже будет неважно. Если не получится… я сдаваться без боя не собираюсь! – уверенно произнёс он, сжав кулаки.

Мне даже показалось, что он действительно готов умереть. Хотя в Хабаровске его ждут жена и грудной ребёнок. Захотелось спросить: «Нет, ты всё-таки скажи мне, японец, в чём правда? Почему ты так стараешься ради советской стороны, действуя, по сути, во вред своему государству?» Но зачем? Он как-то уже ответил, правда коротенько. Мол, мне с этой Японией не по пути.

Да, я бы для пущей аргументации мог ему рассказать, во что его страна превратится лет через восемьдесят. Как семейные ценности окажутся растоптаны, и по улицам городов станут ходить взрослые мужики, переодетые в маленьких девочек. Как грязные картинки и прочее дерьмо сомнительного содержания заполнят прилавки магазинов, а хентай будут читать в метро или автобусе, никого не стесняясь. Но что толку? Кейдзо уже сделал свой выбор. Как и мы. Теперь оставалось лишь двигаться вперёд, в ночь, в шторм, в неизвестность.

Увы, этого я рассказать Кейдзо не могу. Потому обсуждаем дальнейший план и вместе со шпионом составляем шифровку для командования. Пока мы тут, пусть спокойно в ускоренном темпе готовятся к высадке: большая часть оборонительных рубежей готовится встречать американцев на другом конце страны.

Во время обсуждения возник вопрос: у нас нет огнестрельного оружия. Только холодное. Но если я с Кейдзо умеем с ним обращаться, то для наших бойцов сопровождения фехтование – неизвестная наука. Обучать некогда. Потому решаем так: я первым проникаю на базу катеров. Двигаясь максимально быстро и по возможности бесшумно, убираю охрану и вывожу из строя сигнализацию. Кейдзо следует за мной, Тимур и Анатолий – на отдалении. Когда у нас оказывается в руках оружие, передаём им, сами движемся дальше. Находим катер, проверяем его готовность: главное, чтобы аккумулятор не оказался разряжен и в баке имелось топливо. Оставляем плавсредство под охраной парней, перемещаемся к остальным и выводим их из строя.

Всё, обсудили, дальше сон, поскольку вставать рано утром.

Около четырёх часов утра Кейдзо уходит. Его задача сейчас, – передать шифровку. Он возвращается через час и докладывает, что сообщение благополучно передал вместе с новыми координатами, где нас нужно будет забрать – три мили к западу от Хондзё, напротив устья местной реки. «Надеюсь, ничего не перепутают», – заметил японец.

Собираемся, покидаем гостевой дом. Кейдзо расплачивается с сонной хозяйкой заведения, оставляя ей щедрые чаевые. Она, по японской традиции, отказывается, но японец настойчив. Суёт ей деньги и говорит, что делает это затем, чтобы умилостивить богов и духов предков. Пусть видят, мол, какой он хороший человек и потому достоин стать отцом. После таких слов пожилая женщина принимает деньги без дальнейших споров.

Выдвигаемся в сторону базы торпедных катеров. Правда, насколько я понял, из-за слабых моторов их такими назвать нельзя. 30 морских узлов – это примерно 55 км/ч, но это когда полный штиль. При ветреной погоде, – на наше счастье, пока идём, ветер постепенно стихает, – скорость будет ещё меньше. Для большинства военных кораблей подобное судно – настоящий тихоход, его из всех видов стрелкового оружия можно уничтожить, даже артиллерию применять не придётся.

Остаётся надеяться, что когда мы выйдем в открытое море, навстречу не попадётся какой-нибудь эсминец. В этом случае нам от него не уйти. Но думать об этом не хочется. Сначала добраться до места. Движемся сначала по дороге, затем смещаемся вправо и ступаем через заросли, поскольку по левую сторону от просёлка уже речной берег. Когда впереди виднеется простенький забор, – колючая проволока натянута между бамбуковыми столбами, – делаю знак, чтобы все остановились.

Они останутся здесь, пока я не подам Кейдзо сигнал. Первым иду вперёд. Колючка натянута чисто символически, и никаких на ней громыхающих элементов наподобие пустых консервных банок, какие использовались в Великую Отечественную и нашими, и немцами. Это приходит из памяти Алексея Оленина: зацепишься одеждой за такую проволоку, и грохот на всю округу. Пока справишься, а уже поздно – покрошили тебя из пулемётов.

Здесь ничего подобного нет. Японцы народ законопослушный, а чужих тут отродясь не бывало. Полагаю, что вообще никогда. Ведь даже азиатские правители (китайские или корейские, уже не помню точно) пытались высадить десант, но Японское море разметало их армаду. Выходит, мы тут первопроходцы. Усмехаюсь этой мысли и легко проникаю на территорию базы. Здесь царит образцовый порядок. Дорожки вымощены камнями, стоят аккуратные деревянные указатели: штаб, столовая, казарма, ремонтные мастерские, туалет, радиоузел.

Мысленно благодарю того, кто это придумал, и направляюсь в самый последний из перечисленных пунктов. Внутри тишина и покой, в маленьком помещении, около едва светящей в темноте масляной лампы, на циновке лежит солдат. Тихо вхожу, раскрыв простенькую дверь, – она даже не заперта, – и потом отправляю воина к праотцам так быстро, что он даже пикнуть не успевает. Да и не смог бы – я зажал ему рот. Потом быстро ломаю аппаратуру: это стационарная рация, притом немецкого производства, судя по надписям.

Всё. При всём желании вызвать подкрепление не смогут. Я выхожу и чёрной тенью скольжу обратно. Подаю Кейдзо знак, и он выдвигается мне навстречу. Дальше будем действовать вместе. Нам ещё нужно добраться до штаба, заглянуть в тамошнюю документацию. Может, найдётся что-то полезное.

Двигаемся между постройками, стараясь не задерживаться на открытом пространстве. Я ощущаю себя ниндзя, а что думает по этому поводу Кейдзо не знаю, но он сосредоточен и собран, перемещается бесшумно, и мне кажется, что всё-таки этот бывший шпион имеет какую-то особую подготовку. Притом получил он её скорее всего в Японии. Хорошо, когда такой человек на нашей стороне. Иначе пришлось бы несладко: в открытом и честном бою я его, скорее всего, одолеть смогу. Но если такой нападёт скрытно и внезапно… лучше не стоит.

Пробираемся к штабу. Возле него обнаруживается неожиданное препятствие в виде солдата на посту. Он стоит, позёвывая и ёжась от холода. Примкнутый к винтовке штык слабо поблёскивает, отражая свет висящей над головой лампочки в простеньком металлическом абажуре. Замираем с Кейдзо, пытаясь понять: солдат тут один или рядом другой? Проходят несколько минут, никто его не окликает. Значит, охранение простейшее. Никаких тебе перекличек, которые мы устраивали у себя, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох, когда по периметру звучит нечто вроде: «Первый!» и в ответ «Да!». Затем «Второй!» и тоже «Да!» Если ответа нет, всё. Надо незамедлительно спешить на выручку.

Кейдзо удерживает меня за рукав. Мол, я сам. Киваю, и бывший шпион быстро скользит к солдату. Оказавшись позади, делает короткий взмах кинжалом. Удар в основание черепа не оставляет караульному шансов. Он оседает на руки моего напарника, и тот быстро уносит его, успев ухватить винтовку, чтобы не громыхнула об камни.

Дорога свободна. Внутри едва ли кто-то есть. Заходим в штаб, отперев навесной замок. Ключ нашёлся у караульного на ремне. Внутри тёмные коридоры, тусклый свет ламп, едва освещающих стены. Всё тихо, ни шагов, ни звуков. Кейдзо, как всегда, ведёт, точен в движениях. Я следую за ним, не теряя бдительности. Он подходит к столу, быстро скользит руками по стопкам бумаг, перебирая их. Я присматриваю за дверью, ловлю каждое движение. Мы ищем нужные документы.

Бывший шпион отмычкой, – ещё одно умение, которое я у него не замечал, – отпирает сейф. Скорее, не сейф даже, а металлический ящик с внутренним замком. Забирает оттуда две папки, кладёт мне в рюкзак, висящий на спине. Затем движемся к выходу, осторожно, чтобы не потревожить тишину. Проходим мимо других комнат, скрытых за стенами. Мы у входной двери. Кейдзо открывает её и осматривается. Снаружи никого. По моей команде он идёт к нашим бойцам, вскоре вчетвером тихо движемся к причалу.