В корейский городок Наджин прибыли около десяти часов утра. Полуторка, тарахтя и подпрыгивая на ухабах, медленно въезжала в центр поселения. Городом этот населённый пункт можно было назвать с большой натяжкой – скорее, деревня, разросшаяся на склонах окружающих бухту невысоких гор. За миллионы лет стекающие с них потоки воды образовали разветвлённое устье со множеством ручейков и одной более-менее широкой речушкой. Постепенно здесь стали селиться люди, поскольку бухта с восточной стороны закрыта от океана длинным, уходящим на пять километров на юг мысом. На выходе из неё два острова – крупный и вдвое меньше.
Потому здесь и климат благоприятный в этой естественной природной котловине, и для подготовки к высадке очень удобно: на высотах вокруг городка можно расположить средства ПВО. Насколько я мог заметить, эта работа уже велась: сапёры укрепляли позиции, а зенитчики втаскивали на вершины гор свои орудия. Плюс до нашей границы недалеко, и особенно до Владивостока – по прямой всего 150 км.
Пока ехали, несколько раз пришлось показывать документы патрулям, из чего я сделал вывод, что наши войска уже заняли район. На окраинах Наджина заметил свежевырытые окопы, танки и артиллерию, бойцы носили ящики с боеприпасами, устанавливали палатки и маскировали технику. В самом Наджине патрули неспешно двигались по улицам, следя за порядком. У складов офицеры что-то обсуждали с корейцами, те кивали, показывали руками в сторону порта. По узким улочкам бегали дети, женщины спешили по своим делам, а старики сидели у чайных домиков, молча наблюдая за суетой.
Полуторка остановилась в центре, и мы с водителем выбрались из кабины. Ноги затекли, спина ныла от долгой дороги. Где-то ближе к порту звучали команды, двигались сплошными потоком грузовики, офицеры проверяли списки прибывших. Наш путь сюда был окончен, но предстояло узнать, что будет дальше. Для этого желательно было отыскать какой-нибудь штаб, чтобы понять, прибыл ли сюда полк, в котором мне предстоит служить. Но указателей я не заметил, значит требовалось просто добраться до комендатуры.
Когда мы добрались до неё, она напоминала встревоженный улей. Внутри царил настоящий хаос: двери хлопали, словно крылья испуганных птиц, печатные машинки выстукивали бесконечные сообщения, а военные сновали туда-сюда, будто муравьи, спешащие по своим невидимым тропам. Воздух был наполнен гулом голосов, звоном телефонов и топотом сапог. Я огляделся, пытаясь сориентироваться в этом водовороте, попробовал остановить одного, второго и третьего, но все отмахивались от меня, как от назойливой мухи.
Пришлось спуститься вниз. У выхода я заметил бойца охраны, который стоял, наблюдая за происходящим с видом стороннего наблюдателя. Он едва успевал подносить руку к пилотке, отдавая воинское приветствие каждому, кто проходил мимо. Лицо было уставшее, запылённое. Мне подумалось, он не чает, как поскорее смениться, вернуться в часть, поесть и завалиться спать.
Я подошёл к нему и спросил, как найти кого-нибудь из командования СМЕРШ. Боец, немного растерявшись от моего вопроса, ответил не сразу. Он посмотрел на меня, словно оценивая, стоит ли вообще говорить, а затем, немного подумав, сказал:
– Это не здесь. Вам надо в Синхае-донг, это за вон той грядой, – он указал рукой на горы, которые, словно неровная стена, закрывали город и бухту от океана с востока. – Я слышал, там расквартирована какая-то крупная часть СМЕРШ. Но она ли вам нужна, товарищ капитан, я не знаю.
Его слова прозвучали с оттенком сомнения, будто он сам не был уверен в том, что говорит. Я кивнул, поблагодарил его и, бросив последний взгляд на суету комендатуры, направился к полуторке. Горный хребет, который указал солдат, не казался неприступным, поскольку горы тут не слишком высокие. Оставалось к ним только дорогу найти, а потом уже станет понятно, зачем мои сослуживцы забрались поближе к океану.
Дорога, ведущая через горный хребет, начиналась строго на востоке Наджина. Сначала она казалась прямой и широкой, но уже через несколько сотен метров начала сужаться, петлять и уходить вверх, словно змея, извивающаяся между скал и редких сосен. Расстояние до деревни Синхае-донг по карте было всего три километра по прямой, но на деле пришлось преодолеть целых восемь. Дорога то взбиралась на крутые склоны, то резко спускалась вниз, огибая каменистые выступы и огромные валуны.
Мне бы очень хотелось забраться куда-нибудь повыше и осмотреться. Представляю, какой шикарный вид открывается отсюда сразу во все стороны! С одной – Наджин в бухте, на юг– уходящий в океан мыс с горной грядой, на север – гористая местность, укрытая тайгой, а на востоке – Японское море. Увы, но останавливаться и любоваться красотами было некогда. Долг зовёт.
Движение по этой узкой дороге не таким плотным и напряжённым, как возле города. Колонны бронетехники, грузовиков и легковых автомашин не сновали туда-сюда, словно муравьи, спешащие к своему муравейнику. Но всё-таки пришлось ехать медленно. Федос, то и дело притормаживая, проклинал узкую каменистую дорогу. Полуторка, натужно фырча мотором, с трудом преодолевала подъёмы, а на спусках приходилось быть особенно осторожным, чтобы не сорваться с обрыва. Временами казалось, что мы едем по кругу: один поворот сменялся другим, и только по солнцу можно было понять, что мы всё же движемся в нужном направлении.
Наконец, после долгого и утомительного пути, мы спустились с последнего горного склона на восточной стороне хребта. Перед нами открылась долина, в которой раскинулась деревня Синхае-донг. Небольшие домики, крытые соломой и лишь изредка черепицей, а вокруг них огороды и деревья. Едва мы приблизились к населённому пункту, как нас остановили бойцы на блок-посту. Двое солдат с автоматами наперевес подошли к машине. Лейтенант с красной повязкой и белыми буквами «Комендатура» на рукаве строго приказал выйти и предъявить документы.
Я выбрался из кабины, чувствуя усталость после долгой дороги, и протянул свои бумаги. Лейтенант внимательно изучил их, сверяя с каким-то списком, а затем кивнул, разрешая проезд. Воспользовавшись моментом, я спросил, какая часть здесь находится. Офицер, неопределённо махнул рукой в сторону центра деревни.
– Вам туда, товарищ капитан, – коротко сказал он. – Там всё расскажут, если сочтут нужным.
Его тон был сухим и официальным, но в глазах читалась усталость. Видно было, что он уже не первый день стоит на этом посту, пропуская машины и людей. Я поблагодарил его, забрался обратно в кабину, и мы двинулись дальше. Дорога в деревню была уже гораздо спокойнее, но напряжение не отпускало. Что ждёт нас в Синхае-донге? Кто встретит? И главное – найду ли там тех, кого ищу? В противном случае придётся возвращаться в Наджин и снова искать того, кто подскажет.
Комендатура нашлась в небольшом, почти неприметном деревянном домишке, который выделялся разве что красным флагом, гордо реявшим на крыше. Здесь не было ни охраны, ни шумной суеты, как в Наджине. Тишина и спокойствие, нарушаемые лишь редкими голосами изнутри, создавали ощущение, будто я попал в совсем другой мир. Я подошёл к двери, немного задержался, чтобы перевести дух, и вошёл внутрь.
Открыв ближайшую дверь, я замер на пороге. За столом, склонившись над какими-то бумагами, сидел рядовой Николоз Заурович Гогадзе. Его лицо, знакомое до боли, было сосредоточено, но, услышав скрип двери, он поднял голову. Наши взгляды встретились, и я не смог сдержать широкой улыбки.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – приветствовал он, ещё не узнавая меня. – Вы кого-то ищете?
– Николоз! – воскликнул я, не скрывая радости. – Неужели моя физиономия настолько изменилась, что ты боевого товарища не признал?!
Он на мгновение замер, а затем начал внимательно меня разглядывать. Сначала снизу вверх, потом сверху вниз, словно пытаясь сопоставить мой образ с кем-то из своих воспоминаний. И вдруг его глаза стали огромными, будто он увидел призрака. Николоз вскочил с табурета так резко, что тот с грохотом улетел в угол, раскинул руки и заорал во весь голос:
– Лёха! Генацвале! Дорогой! – и буквально кинулся на меня, обхватив в крепких объятиях.
Он тискал меня почти полминуты, так что косточки хрустели, а дыхание перехватывало. Но вдруг, словно очнувшись, Николоз отпрянул, снова уставился на меня своими огромными глазами и спросил с тревогой в голосе:
– Лёха, ты что, офицера убил и форму украл?! – он указал на мои погоны и награды. – И звезда Героя, орден Ленина... Слушай, генацвале, – он перешёл на шёпот, оглядываясь по сторонам. – Если тебе надо срочно бежать, я помогу...
Я не смог сдержаться и звонко рассмеялся. Это ж надо было додуматься до такой ерунды!
– Конечно нет! – ответил с широкой улыбкой. – Дружище, ты за кого меня принимаешь!
Николоз на мгновение задумался, а затем его лицо снова озарилось улыбкой. Он хлопнул меня по плечу, словно проверяя, реальный ли я, и засмеялся в ответ. Только глаза оставались тревожными.
– Ну ладно, ладно. Вот тебе документы, можешь сам проверить, – сказал я и протянул ему бумаги, удостоверяющие, что я на самом деле капитан СМЕРШ, а не тать с большой корейской дороги.
Гогадзе взял корочки, посмотрел, потом вернул и восхищённо сказал:
– Генацвале, за какие же такие заслуги и подвиги тебя… вот так? – он провёл рукой, указывая на меня.
– Давай вот как сделаем. Я доложу командиру полка о прибытии, а потом, как время будет, мы сядем с тобой и поговорим как следует, хорошо?
– Так точно! – радостно сказал Николоз. – А командир полка там, – он вышел и проводил меня в другую часть дома. – Вот здесь, за этой дверью.
Я поблагодарил грузина, постучал и вошёл. За столом, корпящими над картой, обнаружились сразу двое знакомых людей: командир полка Андрей Максимович Грушевой и начштаба Валерьян Митрофанович Синицын. Оба, услышав моё приветствие, сначала оторвались от бумаг, а затем уставились недоумённо. Такого превращения, чтоб из старшины в капитаны-орденоносцы, им точно раньше видеть не доводилось.
– Оленин? – изумился комполка. – Это в самом деле ты? Быть не может…
Он подошёл, взял протянутые документы, ознакомился сам, затем передал не менее поражённому Синицыну. Уставился на новенькие награды.
– Нет, нам, конечно, сообщили, что в расположение полка направляется новый начальник разведки. Но мы с Валерьяном Митрофановичем подумали, просто тёзка твой. Бывает же такое, но… чтобы вот так…
– Да уж, капитан Оленин, озадачил ты нас с комполка, – заметил начштаба.
– Лепёхин! – позвал Грушевой, и по первому же зову явился его порученец или, вернее было его назвать, адъютант. Тот самый лейтенант, с которым нам уже доводилось встречаться прежде. Он вошёл, но меня не узнал. – Сооруди-ка нам чаю на троих, – приказал комполка, и офицер быстро вышел.
Вскоре мы уже сидели за другим столом, поменьше, и пили ароматный (насколько я понял, настоящий китайский) чай. Поскольку тот, кого я приехал сменить, был тяжело ранен, и не успел ничего сообщить командованию части, мне пришлось сделать это самому. И про американский самолёт, и про «объект», и про то, как меня вместе с лейтенантом Добролюбовым и тремя оставшимися в живых десантниками спецбортом увёз в Москву заместитель начальника ГУКР СМЕРШ по разведработе генерал-лейтенант Николай Николаевич Селивановский. О том, что в столице у меня состоялась приватная встреча с товарищами Сталиным и Берией, я рассказывать не стал. Просто заметил, что руководство СССР оценило старания нашей спецгруппы по захвату и удержанию важнейшего объекта, и наградило.
– Теперь я здесь. Прибыл в ваше распоряжение, готов к выполнению любых задач, – закончил я.
– Задача у нас теперь одна, капитан, – заметил Грушевой. – И архисложная, как сказал бы товарищ Ленин. У нас же на той стороне, – он имел в виду, само собой, Японию. – Никого и ничего. Когда американцы высаживались в Нормандии, у них были обширные сведения разведки. Нам же предстоит, фактически, всё делать с нуля. Мы здесь в отрыве от остальной группировки неслучайно. Чтобы избежать утечки информации. Нам предстоит дело стратегически важное и опасное: подготовить и высадить на Хонсю группу разведчиков.