Я надеялся, что удастся выскользнуть из этого лесного капкана без новых столкновений. Но человек предполагает, а Бог располагает. Пока пытался внушить молодому американцу мысль об отступлении, в их основном отряде спохватились о пропаже и начали подозревать неладное.
Шагов через сто после нашего разговора до моих ушей донёсся гулкий голос, сорвавший тишину тайги. Резкие выкрики на английском, смешанные с треском веток. Ещё через мгновение – вскрик. Они нашли своего.
«Ну вот и всё», – мелькнула мысль. Я ускорил шаг, стараясь уйти от погони, но тут же услышал, как лес сотрясся от топота. Они побежали за мной, причём не скрываясь. Ни рассыпаться цепью, ни зайти с флангов. Нет, это был самый прямолинейный, почти звериный преследовательский азарт.
Топот сближался. Ломались ветки, раздавались глухие удары кованых ботинок о корни. Лёгкость и выверенность охоты им явно были чужды. Это была не охота даже – погоня. Я резко остановился. Бежать дальше не имело смысла: не с винтовками несутся, с автоматами и рано или поздно они откроют огонь наугад. Осмотрелся. Примерно в двадцати метрах заметил скопление крупных валунов, покрытых мхом. Ложбина за ними могла дать хоть какое-то укрытие.
Молниеносно метнулся туда, почти растворившись в густой тени. Пригнулся, проверил оружие. Пальцы нащупали одну из гранат, и я мысленно поблагодарил того молодого десантника за подарочек. Топот становился всё ближе. Улавливая каждую деталь – дрожь в земле, шорох веток – я приник к земле и направил ствол автомата в сторону, откуда, судя по всему, появится их авангард.
Они выскочили из-за ближайших ёлок, словно внезапно материализовались из самой тайги: четверо десантников, рослые, мускулистые, с напряжёнными лицами. Мгновение замешательства перед валунами – и судьба сделала свой выбор.
Я поднял автомат и с хладнокровной точностью произвёл четыре выстрела. Звук разорвал воздух, эхом разлетаясь по лесу. Американцы осели на землю, как сломанные куклы. Но едва убрал палец со спускового крючка, в мою сторону обрушилась волна свинца. Те, кто бежал следом, подняли шквальный огонь, не тратя времени на поиски укрытия. Пули с громким чавканьем вгрызались в землю, звонко рикошетили от валунов, меня траекторию самым немыслимым образом.
Я прижался к земле, вжимаясь в сырую почву. Хвойный настил хрустел подо мной, этот тихий звук заглушали грохот стрельбы и шелест падающих веток. Стараясь остаться незаметным, осторожно начал пятиться назад, ползком отступая за камни, которые теперь служили моим единственным щитом. Каждое движение давалось тяжело. Лес становился врагом: любая треснувшая ветка, любая податливая кочка могла выдать. Но оставаться на месте – верная смерть. Снова попытаются окружить и забросают гранатами.
Я почти добрался до более глубокого укрытия за валунами, как один из американцев, видимо, заметил движение. Его выкрик «Он здесь!» эхом разнёсся по лесу, и в мою сторону вновь обрушился шквал огня.
– Чёрт глазастый, – прошипел я, перекатываясь за ближайший ствол. Снова поднял автомат, понимая, что скрыться теперь не удастся. Стрелять пришлось вслепую и короткими очередями, поскольку патронов у меня негусто. Пули в ответ ложились всё ближе, поднимали в воздух влажные клочья мха, срывали кору с деревьев. Вскоре я заметил, как в мою сторону полетела граната. Резко прыгнул в сторону, за ближайший камень. Крепко тряхнуло и я разозлился. «Значит, так вы?» – подумал и ответил тем же.
Ребристая лимонка отправилась в сторону американцев и бухнула там, подняв ворох листвы и хвои. Кто-то приглушённо застонал. Приподнявшись, я обернулся и рванул назад, но не сделал и десяти шагов, как что-то обожгло икроножную мышцу на правой ноге. Словно к ней раскалённый нож приложили. Превозмогая боль, придал себе ускорение. Повалился за толстым кедром, выставил автомат и стал ждать. Из-за кустов справа-спереди появился десантник, но тут же полетел навзничь. Я даже сперва не понял, что это с ним. Споткнулся? Но тогда бы по инерции вперёд рухнул, а этот…
– Найти укрытие! – послышался приказ. Судя по раскатистому голосу, это был тот самый командир американского отряда.
Топор мгновенно прекратился. Ни выстрела. Десантники застыли. Я не мог понять: почему так странно себя ведут? Привалился спиной к кедру, оглядел ногу. Так и есть. Пуля чиркнула по коже, оставив глубокий след. Штанина пропиталась кровью. Достал танто, разрезал плотную ткань. Достал индивидуальный пакет, разорвал зубами, наложил повязку, морщась от боли. «Но это ничего, – думал, пока возился. – Попортили тебе, Лёха, шкуру. Шрамы украшают мужчин. А если ещё Зиночка увидит…» – сладкая истома мелькнула в сердце. Ох, какими жаркими ласками она меня наградит за ранение!
Но почему американцы не… В тишине тайги, словно плеть щёлкнула, раздался выстрел.
– Майк!.. – послышался приглушённый вскрик, а дальше только матерная брань, из которой я понял две вещи: меня поддерживает снайпер, и он уже двоих десантников уложил. «Бадма! – подумал я радостно и решил, что буду ходатайствовать о его награждении». Осталось только его найти. Но как? Жигжитов в лесу, как у себя дома. Спрятался так, что в полуметре пройдёшь и не заметишь. Не звать же его, в самом деле!
Но охотник сам подал мне знак: я увидел, как шевельнулась ветка кустов можжевельника. Мне хватило, чтобы понять: зверьё от стрельбы разбежалось, значит там человек. Сцепив зубы, – хорошо бы сейчас обезболом себя порадовать из аптечки, но он там остался, в XXI столетии, а здесь промедола днём с огнём не отыскать, до его изобретения ещё лет десять, – двинулся в указанном направлении, стараясь быть как можно незаметнее. То ли повезло, то ли американцы слишком увлеклись снайпером или рассуждениями, как быть, но мне удалось дойти до Жигжитова.
Он в самом деле был похож на куст. Утыкал себя хвойными лапами, ветками и листьями так, что мимо бы прошёл, если бы он не приподнял руку. Чтобы не демаскировать снайпера, я улёгся метрах в пяти за деревом.
– Как там наши? – спросил шёпотом.
– Готовы. Ждут.
– Хорошо. Давай отходить.
– Ты иди, я тут останусь. Прикрою, – сказал охотник. – Задержу их подольше.
Я подумал и согласился. Верно. Чем дольше американцы будут двигаться к бомбе, тем злее станут. Тем больше начнут совершать ошибок, а это нам на руку: нет ничего лучше врага, потерявшего самообладание. Я отцепил от пояса дымовую гранату и бросил снайперу:
– Держи, пригодится.
Он кивнул, забрал подарок.
– Да, и вот ещё. Обязательно найди их радиста. Важно лишить их связи.
– Есть.
Я двинулся обратно к своим, стараясь не терять бдительности. Тайга оставалась безмолвной, лишь иногда её тишину нарушал шорох веток под моими ногами. Вдалеке слышались приглушённые голоса американцев – они, кажется, разделились, чтобы прочесать местность. Мне бы уйти незамеченным, но их натиск был слишком упорным.
Спустя три минуты приглушённо бухнул выстрел. Звук донёсся из той стороны, куда отходил Бадма. Его почерк я узнал сразу. Лаконично, точно, без лишних движений. Пока американцы пытались понять, что происходит, через мгновение прогремел ещё один выстрел, но уже метрах в пятидесяти от первого. Разница в направлениях была очевидной.
Я едва сдержал улыбку. Бадма не просто отстреливал врагов – он играл с ними, словно опытный охотник с загнанной в ловушку добычей. У врагов, похоже, окончательно пошли кругом головы. Временами доносились яростные очереди из автоматов, словно они пытались нащупать, где находится противник. Мне даже стало интересно понаблюдать за этим спектаклем. Остановился, – всё равно надо было отдышаться, достал бинокль.
Разобравшись на группы, американцы двигались то в одну, то в другую сторону. Один из десантников выбежал чуть вперёд, встал за дерево и начал выглядывать. Бадма не тронул его сразу, давая остальным почувствовать ложную уверенность, но как только тот увлёкся своим новым манёвром, пожелав сменить позицию, снова раздался глухой хлопок выстрела. Тело американца резко выгнулось, и он рухнул на землю. Остальные поспешно заняли позиции за деревьями, продолжая выискивать невидимого стрелка.
Американские десантники (насмотрелся я на войне на наёмников из их числа) никогда не славились гибкостью мышления. Их дело – натиск, стремительный штурм. Но в условиях тайги, где каждый звук и каждый шаг играют против тебя, эта тактика превращалась в слабость. Они привыкли к ясным приказам и понятным фронтам, но здесь, где враг мог появляться и исчезать с любой стороны, прямолинейность делала их уязвимыми.
Бадма, возможно, и не осознавал, что нашёл наиболее уязвимое место в их тактике, но действовал интуитивно. Его выстрелы, словно змеиные укусы, били то с одной, то с другой стороны, заставляя американцев метаться и терять остатки стройности. Для них это был незнакомый стиль ведения боя, противник, которого они не видели и не могли предсказать. Каждый выстрел охотника звучал словно аккорд, добавляющий хаос в их действия.
Отдохнув чуток, я пошёл дальше. Бадма знает, что делает.
Вскоре я добрался до обломков самолёта. Обломки корпуса блестели под слабым солнечным светом, пробивающимся сквозь кроны сосен. Бойцы, сидящие внутри укрытия, внимательно следили за периметром. Они чуть расслабились, увидев меня, приветствовали взмахом руки. Видим, мол, заходи.
Первым делом, оказавшись рядом с командиром, доложил:
– Американцев было ровно 58. Осталось примерно 45. Нескольких я успокоил, другими Бадма занимается…
– Это я его к тебе на подмогу отправил, – сказал Добролюбов.
Я кивнул в знак благодарности.
– Но всё равно они идут сюда, – я сделал паузу, чтобы отдышаться, но тут же добавил: – Потери у них есть, но настроение упрямое.
Командир нахмурился. Его взгляд остановился на мне, ожидая уточнений.
– Взял там одного в плен ненадолго. Поговорил по душам, – продолжил я. – Парень молодой, но упёртый. Я ему сказал, что ничего у них тут не выйдет. Что моторизованный полк движется к месту. Что лучше бы им уходить. Но не послушали. Тоже приказ выполняют.
Командир сжал губы, обдумывая мои слова, затем коротко спросил:
– Думаешь, через сколько тут будут?
Я пожал плечами.
– Минут через сорок. Пойдут до конца, хотя и понимают, что дело гиблое.
На лице опера мелькнуло что-то вроде грустной усмешки. Мы оба знали, что дальше будет бой, и вот здесь десантники проявят себя по всю силу.
Через полчаса вернулся Бадма. Как всегда невозмутимый, словно статуя Будды. Его лицо не выражало ни усталости, ни волнения – только хладнокровное спокойствие человека, для которого убивать зверя – привычное ремесло.
– Пятерых уничтожил, – коротко доложил он. – Радиста тоже.
Я нахмурился.
– А рацию? – уточнил, сдерживая в голосе тревогу. Что толку от мёртвого радиста, если его аппарат остался целым?
Бадма даже не моргнул.
– Одной пулей обоих.
Это было сказано так буднично, словно он просто попал в цель на тренировке. Я кивнул, подавив желание переспросить.
– Спасибо, – коротко сказал, стараясь не показывать облегчения. Оставалось только надеяться, что прибор действительно выведен из строя, и у американцев не найдётся запчастей, чтобы восстановить его.
Мы ненадолго замерли, погружённые в напряжённое ожидание. Вскоре Остап Черненко, поставленный наблюдателем, подал знак: «Приближаются».
Я занял место, ещё раз обводя взглядом своих товарищей. Их лица были напряжёнными, но решительными. Где-то вдалеке слышались слабые звуки шагов – противник приближался. Американцы не стали терять время, и вскоре это место снова станет ареной схватки. Это будет первое сражение в такой близи от атомной бомбы.