Никольский. Выйти из Тени 3

Глава 1

Газ, тормоз, газ и снова тормоз. В воскресный полдень Москва стояла. Точнее, не совсем стояла, но тащилась ужасающе медленно. Я нервно барабанил пальцами по рулю, то и дело посматривая в боковые зеркала и оценивая скорость соседних рядов. Но и там была такая же нерадостная картина.

Голова постепенно налилась свинцом, и нудная боль в висках стала острой и давящей. То ли из-за того, что Беркутов приложил меня вчера о плиты полигона, то ли от того, что на эту самую голову вывалился целый ворох новостей и связанных с ними проблем.

После того, как Лешка ворвался в ванную комнату с газетой в руках и открыл мне глаза на личность моего гувернера, первым порывом было найти Игната и вытрясти из него душу. Но уже через пару минут, в течение которых я едва ли не пинками выгонял без умолку трещавшего Воронцова из комнаты и искал чистую одежду, мой разум остыл и решил отложить разговор с Игнатом Семеновичем на десерт.

Да и в Императорском госпитале ждало весьма важное дело. Меня не столько волновало, что же там завещал мне несчастный барон Грофф, как судьба его дочери, которая стала мне хорошим другом, наравне с Лешкой и Никитой. Евгения Викторовна могла предпринять все что угодно, когда племянница окажется в ее полной власти. А у меня пока не было законных оснований всерьез оспаривать ее право опекунства. Однако, совсем бездействовать я не мог. Скосив глаза на телефон, брошенный мной ранее на соседнее сиденье, я вертел эту мысль и так, и этак. Минут через пять я кивнул своему отражению в зеркале заднего вида и потянулся за телефоном. Мне нужно было организовать маленькое представление для одного единственного зрителя, а также исполнителя главной роли. Но для этого мне была нужна помощь. И, возможно, рассчитываться за нее мне придется долго. Ответили далеко не сразу, и, пока шел разговор, я даже успел порадоваться неторопливости движения, за которым можно было следить вполглаза.

Вместо обещанных тридцати минут, я добирался до места назначения почти девяносто. Кое-как припарковав авто, спешно направился к стеклянным дверям центрального входа Императорского госпиталя, ведущим в просторный светлый холл.

— Тимофей Александрович? — едва двери закрылись у меня за спиной, как ко мне подошел мужчина средних лет в очках с толстыми стеклами и с пухлой папкой в руках.

— С кем имею честь? — спросил я, на ходу стягивая куртку и направляясь к двери левого крыла.

— Пеньков, поверенный барона Гроффа.

— Здравствуйте, Федор Тимофеевич, — я остановился и обменялся с ним рукопожатиями. — Как Софья?

— Пока мне известно лишь то, что она пришла в себя. Ее тетка, как опекун, настояла на привлечении магов к лечению юной баронессы.

Я был уверен, что сестра барона сделала это отнюдь не из любви к племяннице, а чтобы поскорее разобраться с завещанием.

— Это дало хороший результат. Софью Викторовну уже перевели из реанимации в обычную палату. Об этом мне сообщила Евгения Викторовна. Она потребовала немедленного оглашения завещания ее брата.

Все это Пеньков рассказывал на ходу, пока мы быстро шли по длинному коридору к нужной палате.

— Она уже сказала Софье о ее родителях?

— Да, по словам доктора, как только Софья Викторовна открыла глаза, — поверенный грустно покачал головой.

— Стерва! — я даже не пытался сдержать злость.

— И не говорите! — в сердцах махнул рукой мой спутник, чуть обогнав меня. — И нескольких минут не дала девочке прийти в себя.

Как мне хотелось, чтобы Жданов накопал что-то на Евгению Грофф, что позволило бы упрятать ее за решетку на очень долгий срок.

Из-за поворота, за которым находилась палата Софьи, Пеньков вырулил раньше меня.

— Наконец-то, Федор Тимофеевич! — услышал я голос баронессы, полный нетерпения. — Сколько можно… А он что здесь делает?

Это уже я появился в поле ее зрения.

— Я, кажется, запретила этому человеку встречаться с моей племянницей? Хотите, чтобы я вызвала полицию? — голос, полный негодования, прозвучал гораздо громче допустимого в пределах госпиталя.

От злости вены на шее баронессы вздулись, а тонкие губы побледнели и стали почти незаметны, что сделало ее внешность еще более отталкивающей.

— Во-первых, Евгения Викторовна, — я смерил женщину суровым взглядом, — прошу обращаться ко мне соответственно моему и вашему положению.

Глаза мегеры тут же стали круглыми. Кажется, она хотела что-то сказать, но тут слово неожиданно взял поверенный:

— Во-вторых, Тимофей Александрович в праве здесь находиться, так как является одним из наследников Виктора Викторовича.

Баронесса резко закрыла рот и побледнела.

— А в-третьих, — прозвучал за моей спиной голос Петра Евгеньевича. — Полиция уже здесь, и если вы не соизволите соблюдать тишину в лечебном учреждении, я буду вынужден просить уважаемого господина полицейского выдворить вас за пределы оного.

Я резко развернулся на пятках, чтобы увидеть, что к нам занесло именно того самого господина полицейского. А нет, не того. Незнакомый мужчина лет на пять старше Жданова, но уже с частой проседью в темных волосах, был одет в форменный китель и производил впечатление еще более внушительное, чем Андрей Петрович.

— Майор Вишневский Арсений Владимирович, — представился он, тяжело двигая квадратной нижней челюстью.

— А зачем тут полиция? — баронесса нервно вскинула голову.

— Если не ошибаюсь, вы сами хотели нас вызвать пару минут назад, — Вишневский посмотрел на женщину таким тяжелым взглядом, что она боязливо втянула голову в плечи. — Будем считать, что я гарантирую порядок во время оглашения завещания. Если Петр Евгеньевич не возражает.

— Я за тем вас и позвал. Федор Тимофеевич, не возражаете? — спросил доктор поверенного.

— Целиком и полностью поддерживаю, — Пеньков поднял вверх ладони.

— Евгения Викторовна? — обратился заведующий к баронессе.

— Как вам будет угодно, — фыркнула она, поджав губы.

В эту минуту я, даже не будучи энергетиком, не без удовольствия читал на ее лице борьбу злости, растерянности и… страха.

— И хочу всех предупредить, — Евгений Петрович остановился перед дверью, загородив ее своей мощной спиной. — Если я увижу, что происходящее плохо сказывается на самочувствии моей пациентки, палату покинут все. Хотя то, что я разрешаю весь этот балаган — уже преступление.

Я кивнул. Баронесса сделала то же, чуть помедлив.

Только после этого доктор открыл дверь и первым вошел в палату. За ним проследовала Евгения Викторовна и Пеньков. Я и Вишневский замыкали процессию.

Софья лежала на кровати, бледная, осунувшаяся, с синяками и кровоподтеками на лице и руках. Услышав, что кто-то вошел, она чуть приоткрыла глаза и повернула голову в нашу сторону. Ее глаза были красными от слез.

— Сонечка, девочка моя! — баронесса всплеснула руками и, всхлипнув, бросилась обнимать племянницу. — Как ты себя чувствуешь?

Губы девушки беззвучно дрогнули, а полный печали взгляд обратился ко мне с немой мольбой. В эту минуту мне захотелось грубо вытолкать ее тетку за дверь, несмотря на то, что она была женщиной.

— Евгения Викторовна, полагаю, Софья еще слишком слаба. Давайте отложим все, — попытался я воззвать если не к сердцу, то к разуму баронессы.

— Чем скорее мы все выясним, тем лучше я смогу защитить свою племянницу от таких охотников за приданным, как вы! — прошипела Евгения Грофф, выпрямляясь и оборачиваясь ко мне.

Я почувствовал на себе удивленные взгляды поверенного, доктора и майора полиции.

— Федор Тимофеевич, начинайте! — распорядилась баронесса. — Пусть… его сиятельство уже получит свой памятный подарок и изволит оставить нас наедине с нашим горем.

Пеньков, поправив очки, отщелкнул застежку папки и вынул сложенный вдвое листок.

— Я, барон Виктор Викторович Грофф, — откашлявшись, начал поверенный официально-заунывным тоном, — будучи в здравом уме и трезвой памяти, что засвидетельствовали семейный врач Огурцов О. В. и княгиня Разумовская М. П., завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, включающее особняк на улице Дорожной в Москве, счета в банках, а также участок земли близ города Воротынска Калужской губернии, графу Никольскому Тимофею Александровичу.

Не знаю, как я удержался, чтобы не присвистнуть. Вот это неожиданно!

— Что! — меня привел в себя крик баронессы, от которого, казалось, зазвенели стекла в оконных рамах. — Это невозможно! Он аферист! Он окрутил моего брата!

Женщина тряслась в приступе ярости, тыча в мою сторону костлявым пальцем. Я же смотрел мимо баронессы. Софья прикрыла глаза и отвернулась.

— Евгения Викторовна, прекратите! — скомандовал врач, направляясь к кровати больной. — Господин поверенный, если все формальности соблюдены, требую немедленно освободить палату.

— Полагаю, Евгений Петрович прав, — майор сурово посмотрел на баронессу.

Я решил подать пример и первым вышел за дверь. За мной вылетела Евгения Грофф.

— Арестуйте его! Он мошенник! — не успокаивалась она, хватая вышедшего вслед за ней Вишневского за лацканы униформы. — Мой брат не мог сделать это! Он не мог оставить нас ни с чем!

Арсений Владимирович, нахмурившись, посмотрел на скрюченные пальцы, вцепившиеся в его китель. Но женщина и не думала его отпустить.

— А теперь, Евгения Викторовна, я расскажу об истинной причине моего визита, — неожиданно терпеливо начал Вишневский, но взгляд его был тяжелым и суровым. — По факту смерти вашего брата и его жены возбуждено уголовное дело.

— Почему уголовное? — она вдруг разжала пальцы и отшатнулась. — Это ведь был несчастный случай⁈

— Видите ли, экспертиза показала, что в моторе машины кто-то покопался. То, что водитель барона в тот день не был на рабочем месте, натолкнуло нас на мысль, что с ним нужно побеседовать.

Я едва сдержал довольную улыбку, наблюдая, как Евгения Грофф мелко затряслась и начала хватать воздух ртом.

— Поэтому, — майор сделал паузу, — мы нашли его и допросили…

— Вранье! Не могли вы его допросить! — выкрикнула баронесса.

Но тут же замолчала, вытаращившись на Вишневского. Что, сболтнули лишнего, Евгения Викторовна?

Я не сразу заметил, что из-за угла появились два дюжих молодца в полицейской форме. Один отстегнул от пояса наручники, второй перегородил путь к повороту коридора.

— Евгения Викторовна Грофф, вы задержаны по подозрению в причастности к смерти барона и баронессы Грофф, — грозно проговорил майор и кивнул тому полицейскому, что держал наручники. — Советую не оказывать сопротивления. Это послужит усугубляющим вину обстоятельством.

— Вы не имеете права! У вас нет доказательств! Вы его не найдете! Он вам ничего не скажет! — разносился по коридору крик, похожий на воронье карканье, пока на запястьях женщины застегивали наручники.

— Мы очень постараемся, баронесса. На это у нас есть неделя. И, поверьте, если будет нужно, мы перевернем особняк на Дорожной вверх дном, но доказательства у нас будут. Полагаю, нынешний владелец дома не будет чинить препятствий следствию. Я прав, ваше сиятельство?

— Напротив, постараюсь оказать посильное содействие, — уверенно ответил я, ловя взгляд Евгении Викторовны, полный ненависти. — Мой дом в полном вашем распоряжении.

— Я вернусь, Никольский! Я вернусь и заберу все, что принадлежит мне по праву! — прошипела старая баронесса, поворачиваясь ко мне. — Ты не получишь ни гроша! Все вы одинаковые!

— Кишка тонка, — прошептал я так отчетливо, чтобы она меня услышала.

— Евгения Викторовна, — из угла вдруг подал голос поверенный, видимо, забившийся туда в страхе перед гневом баронессы. — В данных обстоятельствах я буду вынужден приостановить ваши права опекуна, как лица утратившего доверие.

Евгения открыла было рот в немом крике ярости, но спокойный голос майора не дал случиться новой истерике:

— Уведите госпожу баронессу.

Молодцы взяли еще пытавшуюся что-то выкрикнуть женщину под руки и увели за поворот.

Вишневский повернулся ко мне и все с тем же каменным выражением лица произнес:

— Привет вам от Андрея Павловича.

На его каменном лице дернулся правый уголок губ в подобии улыбки. Развернувшись на пятках, он проследовал за своими подчиненными.

Я посмотрел ему вслед. Что-то в случившемся не давало мне покоя, жужжа на грани сознания назойливой мухой.

— Ваше сиятельство… — едва ли не шепотом обратился ко мне поверенный.

— Одну минуту, Федор Тимофеевич, и я весь ваш, — прервал я его, вынимая телефон из кармана брюк.

На этот раз нужный мне абонент ответил через два гудка.

— Тимофей Александрович, — услышал я довольный голос Жданова.

— Андрей Петрович, хотел поблагодарить. Я, правда, ожидал увидеть вас…

— Я помню наш договор. И был готов лично отправиться в госпиталь и наврать с три короба, но решил позвонить в отдел экспертизы. Знаете, что они мне сказали?

— Не могу даже предположить, — я устало потер пальцами переносицу и оперся плечом на стену.

— Именно то, о чем вы предложили соврать. Испорченные тормоза. Докопались буквально сегодня утром.

Да, я действительно предложил испорченные тормоза, как повод для ареста. Кто бы мог подумать, что попаду в точку.

— Поэтому я и отправил Вишневского, которому с моей подачи поручили это дело. Он мужик толковый. Пусть пока составит круг подозреваемых, а баронесса посидит. Главное, успейте сделать то, что планировали, если вдруг найдутся оправдывающие ее факты.

— А водителя вы действительно нашли? — поинтересовался я.

— Нет, это Арсений Владимирович от себя решил добавить. Для пущей обоснованности.

— Андрей Петрович, баронесса сказала, что вы не могли допросить водителя. Понимаете? Именно, «не могли допросить», а «не мог такое сказать». А еще, что вы его не найдете.

Трубка вдруг прокашлялась.

— А вот это уже интересно, Тимофей Александрович.

— Если Евгения Викторовна подговорила шофера испортить машину, то она могла и устранить его, чтобы не выдал ее. Напоить чаем с ядом, например. А вот избавиться от трупа уже сложнее. Единственная машина разбилась. Нанимать такси рискованно. Искать помощника в преступной среде, чтобы избавиться от тела? Но тогда проще сразу найти исполнителя… Андрей Петрович, я понимаю, что это может звучать странно. Но я теперь еще сильнее уверен в том, что именно Евгения Грофф организовала аварию для своего брата руками водителя, а затем убрала и его. А тело все еще находится в особняке на Дорожной улице. Майор тут пригрозил, что перевернет его вверх дном. Думаю, так и стоит поступить.

Трубка вздохнула.

— Что ж, Тимофей Александрович, как я уже говорил, однажды ваше чутье помогло раскрыть преступление. Рискну поверить вам и в этот раз. Тем более мотив у баронессы был. Ведь в случае смерти семьи брата, она получает все.

— Да. Вот только зря она все это затеяла, — я посмотрел на все еще бледного поверенного.

— Что это значит?

— Барон Грофф написал новое завещание, по которому все его имущество достается мне.

Свист. Тишина. Снова покашливание.

— Ваше сиятельство, вы же понимаете…

— Да, Андрей Петрович, я прекрасно понимаю, что при этом условии становлюсь одним из главных подозреваемых. И я не представляю, как вас убедить в том, что не был в курсе.

— Я могу заверить, граф Никольский не знал, что Виктор Викторович оставил ему все имущество, — робко произнес из угла Пеньков. — Барон изменил завещание буквально за день до гибели, и сказал, что это будет для всех большим сюрпризом, особенно для наследника.

— Я услышал, Тимофей Александрович, — вздохнул Жданов. — Да, я верю, что вы не причастны. Думаю, что и Вишневский будет придерживаться этого мнения. Но пока все не выяснится, держитесь от этого дела подальше, чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно вашей непричастности.

Да, то, что майор не стал арестовывать меня, а все же довел это представление до конца, было для меня большой удачей. А вот поверит ли Софья после всего услышанного, что я не причастен к гибели ее семьи — большой вопрос.