Дикая боль пронзила плечо и бок, когда я упал вместе с Дашкой на мостовую. Но я успел!
— Живая⁈ — я сильнее прижал ее к себе и бросил взгляд на особняк в поисках укрытия.
— Да! — пискнула она, то ли от испуга, то ли от моих слишком крепких объятий. — Тим, что…
В окнах первого этажа особняка полыхнуло. Я едва успел перевернуться и закрыть Дашу собой, как мостовая под нами вздрогнула. Меня обдало жаром и накрыло взрывной волной и грохотом. В спину ударил град из осколков.
Подо мной всхлипнула Даша. Мне не хотелось отпускать ее, не хотелось, чтобы она видела горящие руины. Но и лежать на мерзлых камнях не большое удовольствие.
— Встать сможешь? — спросил я глянув мельком на светлую макушку…
— Угу, — раздалось в районе моей груди.
Я окинул взглядом доступную для осмотра часть улицы. Микроавтобуса видно не было. Кого-либо с намерением нас добить тоже.
— Встаем и бегом на другую сторону улицы. На счет «три». Три!
Я вскочил так быстро, как позволил ушибленный бок, тут же рывком поставил на ноги Воронцову. Дашка обернулась и вскрикнула.
— Твой дом!
— Некогда! — крикнул я и, обхватив ее за талию, рванул подальше от набиравшего силу пожара.
Отбежав так, чтобы особняк оставался в поле зрения, но чтобы не попасться на глаза возможным наемным убийцам, я втолкнул Воронцову в переулок, достал телефон и вызвал пожарных. К счастью, он лежал не в том кармане, на который я приземлился.
— Тим, — прижавшись спиной к стене и уставившись на меня, прошептала Дашка, — что происходит?
Опершись ладонью о стену чуть выше ее головы, я, криво усмехнувшись, произнес:
— Не стоит тебе со мной дружить, Даша. Опасный я тип во всех отношениях. Минус чулки, да и шубу теперь только выкидывать.
Я кивнул на дыры, расползавшиеся по чулкам. Мой пиджак тоже пришел в негодность. Левый рукав был оторван, а весь бок превратился в одно сплошное грязное пятно.
— Ты меня из-под колес вытащил, — отзеркалив мою усмешку, ответила Воронцова. — Только с таким и дружить.
— А то, что под этими самыми колесами ты оказалась из-за меня, тебя не смущает? — я склонился к Даше так, что мы соприкоснулись лбами, и заглянул в раскрывшееся под разошедшимися полами шубы декольте.
Девушка сделала глубокий вдох, ее грудь поднялась… Кто-то в голове зарычал голодным зверем.
Так, стоп!!! Это уже ни в какие ворота! Что происходит⁈ Почему я теряю контроль над собственным телом и мыслями? Я сейчас должен думать о деле, а не о теле!
— Дакхр! — я оттолкнулся от стены и сделал несколько шагов назад. — На самом деле все не так весело. Я перешел дорогу паре очень влиятельных людей. И это серьезнее Гришки Беркутова будет. То, что сейчас произошло, было всего лишь предупреждением. Скорее всего, они этим не ограничатся. И находиться рядом со мной сейчас действительно опасно. Смертельно опасно.
— Друзья для того и нужны, чтобы быть рядом в трудную минуту, — стерев улыбку, ответила Воронцова.
В этот момент вдали послышался звук пожарной сирены. Я выглянул из-за угла дома, за которым мы стояли. Через минуту два пожарных расчета подъехали к тому, что осталось от особняка Никольских. На противоположной стороне дороги начинала собираться небольшая толпа прислуги из соседних домов. Хотя дома находились на таком расстоянии, что пожар не мог им навредить, но, видимо, страх и любопытство все же выгнали людей на улицу. Некоторые разговаривали по телефонам, видимо сообщая хозяевам о случившимся. Мне оставалось только порадоваться, что трех своих работниц я отправил в оплачиваемый отпуск, и их не было в особняке.
— Дайте угадаю, — сказал я полицейскому инспектору. — Неисправная проводка?
Буквально минуту назад, увидев как он, выйдя с пепелища с блокнотом в руках, направился ко мне, я покинул теплый салон машины, не забыв прихватить пальто. В разорванном пиджаке было совсем холодно.
— Нет, — ответил инспектор, и я даже удивился.
Неужели будет честное расследование, а не просто обход руин и разбрасывание еще теплых углей носками служебных ботинок.
— Газ взорвался, — он поскреб пятерней небритую щеку и зевнул. — За заключением приходите утром, ваше сиятельство.
Я едва не рассмеялся после этих слов. Инспектор развел руками и поплелся к своей машине. Я проводил его взглядом и, приземлив пятую точку на крыло кабриолета, посмотрел на особняк. Пожарные закончили работу уже два часа назад. Даже некоторые конструкции, выглядевшие особенно ненадежными, успели завалить. Вместо центрального здания теперь остался лишь черный остов, смотревший на меня пустыми глазницами окон. От многострадального левого крыла и то больше осталось после второго пожара. Правое теперь тоже было значительно повреждено взрывом и огнем. Жить в нем было нельзя. У меня промелькнула мысль, что, может, попросить Мико развеять особняк Никольских по ветру. Но прежде, стоило рассказать о случившемся Николаю.
— Может, все-таки следовало установить наблюдение? — раздался голос шефа контрразведки.
— Если Беркутов решил продемонстрировать свою силу, он бы сделал это в любом случае. Возможно, могли бы и ваши люди пострадать, Остап Игнатьевич, — ответил я, не оборачиваясь.
— Вы уверены, что это он устроил? — прозвучало уже совсем рядом.
— Можно подумать, вы думаете по-другому, — я все же повернул голову в сторону Вольского.
Он стоял в двух шагах от меня, подняв воротник пальто и сунув руки в карманы.
— То, что я думаю, не имеет никакого значения, пока у вас нет доказательств причастности князя к тому, что случилось. Их ведь нет?
Я покачал головой.
— Зачем ему это?
— Зачем ему марать руки о деревенского выскочку? Он думает, что мой дядя изобрел какую-то штуку, которая сделает из меня сильного конкурента в сфере производства мехаботов.
— А ваш дядя изобрел?
— Имеет ли это значение, если Беркутов в этом уверен.
— В таком случае бессилен даже я. Вам остается только добыть его признание или поймать с поличным.
— Плохо себе представляю ситуацию, чтобы Аркадий Иванович залез ко мне в окошко, чтобы придушить подушкой, — без тени улыбки ответил я. — Получается, у меня нет никаких способов защиты от его произвола?
— Законных нет. Но я настоятельно рекомендую не уподобляться методам князя. То, что случай вашей гибели не пройдет незамеченным и будет под контролем императора — это точно. Собственно, скорее всего благодаря этому вы еще живы. Но вот то, что государь закроет глаза, а уж тем более будет потворствовать расправе над одним из столпов общества, можете даже не рассчитывать. Тут даже протекция императорских дочерей не поможет.
— И что же мне делать, Остап Игнатьевич?
— Кто-то другой посоветовал бы бросить все и уехать подальше. Или, на худой конец, признать поражение и освободить дорогу князю Беркутову. Тем более, вам теперь есть, кого терять, — Вольский кивнул на Дашу, задремавшую на пассажирском сиденье кабриолета.
— Но вы не стали бы мне такого советовать?
— Кто я такой, чтобы советовать что либо? Это вообще не в моей юрисдикции, — он пожал плечами и сделал еще один шаг ко мне. — Но если вы, Тимофей Александрович, найдете законный способ прижать князя, то я в свою очередь найду способ вас поддержать и довести дело до конца.
— Я понял вас, господин Вольский.
— Через полчаса откроется общежитие. Может, вас и вашу спутницу сопроводить до места? Ненавязчиво и незаметно.
— Спасибо, Остап Игнатьевич. В этот раз не откажусь. И еще. Вы все также присматриваете за княгиней Разумовской?
— Наблюдаю одним глазом. Когда нужно «отворачиваюсь», — усмехнулся Вольский.
— Не нужно больше отворачиваться. Я пока наведываться к ней не собираюсь. А вот за ее безопасность переживаю.
— Хорошо. Буду следить в оба глаза, — вновь пожал плечами шеф контрразведки и развернулся, чтобы уйти.
— Еще один вопрос, Остап Игнатьевич, — окликнул я его. — Вам-то это зачем?
— Ваш дядя был отличным боевым товарищем. Он многое сделал для меня. Поэтому считаю своим долгом сделать все возможное для вас, — не оборачиваясь, ответил он.
— В рамках закона, — уточнил я.
— Разумеется, — сказал Вольский и не спеша продолжил путь по опустевшей улице.
— Я пойму, если вы откажетесь от меня, — закончил я свою долгую и обстоятельную речь о событиях последних шести месяцев вообще и сегодняшней ночи в частности.
Никита, Лешка и я сидели в комнате Воронцова в общежитии. За окном уже вовсю разливалось утро, и вот-вот должна была начаться первая пара, но никто из нас на нее идти не собирался.
— Скажи, что ты все это придумал, чтобы пойти на попятную с моим изобретением и избавиться от меня, — Лешка посмотрел на меня с надеждой со своей кровати.
— Избавиться от такого клеща, как ты, конечно, тяжело. Но взрывать для этого целый особняк в центре столицы, мне кажется, уже перебор, — скривился я.
— Черт, — Воронцов потер ладонями лицо и откинулся на спину. — А все так хорошо начиналось!
— И что ты собираешься делать в случае, если, как ты сказал, мы от тебя откажемся? — спросил Никита, сидевший за столом и, как мне казалось, все это время увлеченно рассматривающий географическую карту, висевшую на стене.
— По заветам Вольского буду искать законные способы борьбы, — расплывчато ответил я, хотя сам пока не имел ни малейшего представления о том, что мне делать дальше.
— То есть ты заставил меня поверить в себя, дал мне надежду на воплощение моей самой заветной мечты, наплел с три короба, пообещал небо в алмазах, а теперь в кусты, — Алексей повернулся на бок и, подперев голову рукой, уставился на меня. — Помотросил и бросил?
— Леш, пока что ты поимел с меня гораздо больше, чем я с тебя, — резонно отрезал я. — Я для тебя конкурс выиграл и испытания образца организовал.
— Именно поэтому я не могу отступиться от тебя, голова ты садовая! Да и вообще, с друзьями так не поступают!
Эх, Алексей, молод ты еще и слишком мало знаешь о жизни и о друзьях.
— Алексей прав. Мы с тобой до конца. Каким бы он ни был, — сказав это, Остапов все же прервал созерцание карты.
— Спасибо, парни! Постараюсь оправдать ожидания, сам не сдохнуть и вас защитить. Но Дашку надо куда-то сбагрить подальше от меня.
— Даже не надейся, — покачал Никита. — Никуда она не сбагрится.
— Это еще почему? — Остапову был явно известен какой-то секрет.
— Да они ж с Лешкой неразлучны! — как-то чересчур бодро ответил Остапов.
Мы с Воронцовым переглянулись. Он, видимо, тоже не поверил словам друга.
— И что же нам теперь делать?
— Я поговорю с Зябликовым, чтобы за вами по-прежнему присматривала охрана.
— А сам? — спросил Остапов.
— Я собираюсь взять академический отпуск в Университете и поступить на курсы ликвидаторов.
— Это еще зачем? У тебя месторождение, шахта и два завода. Если все это запустить, нуждаться ты в деньгах не будешь.
— Леш, а ты знаешь, против кого будет сражаться твой мехабот? — терпеливо спросил я. — Ты видел тварей?
Воронцов мотнул головой.
— Вот. И Игнат не видел. Он конструировал новое поколение мехаботов, немного переделав прежнюю модель, прибавив мощности оружию, улучшив броню. Даже работая над прототипом нового двигателя, он действовал вслепую. Я хочу увидеть то, против чего собираюсь бороться. Я хочу принципиально нового мехабота, понимаешь. А без эффективной защиты от тварей запускать шахты не имеет смысла.
Леха кивнул.
— Так что дуйте на занятия, а я к Игнату в гостиницу.
Да, разговор меня ждал непростой. Предстояло объяснить Никольскому как и почему он остался без семейного особняка. Я даже начал немного переживать перед разговором и пару раз отрепетировал в машине.
— Дарья Константиновна в порядке? — спросил Николай, нахмурившись.
— Да, отделалась парой синяков.
— Давно надо было это сделать, — вздохнул Николський. — Еще после первого покушения подорвать весь особняк вместе с подвалом и его содержимым. И начать новую жизнь.
— Ты брось свои упаднические настроения, Николай! Будет и на нашей улице праздник!
— Ты сейчас страдаешь из-за моих ошибок, Тимофей, — Николай как-то совсем приуныл. — Не такое наследство я хотел оставить сыну.
— Хватит посыпать голову пеплом. Вообще, это я отказался продавать шахту и решил сам ее разрабатывать. Заводы и Разумовской и Винокурова я сам купил.
— Есть вероятность, что, если бы не то, что я внедрил в тебя, у тебя бы не было таких амбиций.
— Вилами по воде писано, — фыркнул я. — Морду Гришке я бил, потому что он зарвавшийся гад, и исключительно по собственному желанию.
— Ты подрался с Беркутовым- младшим⁈ — на лице Никольского отразилась непередаваемая смесь чувств.
— Ну как подрался… Он в больнице. Но вроде не при смерти, — поспешил успокоить я бледнеющего отца Тимохи. — Но я пришел не только повиниться в том, что из-за меня у Никольских больше нет недвижимости в Москве. Я пришел узнать, готов ли ты начать все с нуля. В каком-нибудь сарае между городом и фамильным имением?
— А куда же я денусь, коли мой сын собирается ввязаться в настоящую войну за добычу империя, — Николай в сердцах махнул рукой.
— Не одобряешь? Понимаю. Но, подумай, если твои мехаботы помогут сделать добычу империя безопасной? Разве это не стоит того, чтобы попробовать?
— Я поеду в любой сарай, какой скажешь. Только больше не связывайся с сыном Аркадия. Да и от дочери Дорохова тоже держись подальше. Их семьи давно и крепко связаны. Они могут мстить друг за друга. Будь осторожен.
Я не стал рассказывать Николаю о своем разговоре с Настей. Он и так слишком встревожен, а тут еще один потенциальный враг. Хотя я и не воспринимал ее угрозы всерьез, но прошлая жизнь меня научила, что обиженных женщин недооценивать не стоит.
— Когда отправляемся на поиски сарая?
— Завтра утром. И еще, возможно, ты знаешь, где найти курсы ликвидаторов?
Я, конечно, мог спросить у Зябликова или Вольского, но мне не хотелось посвящать их в свои планы, да и сдавать свое возможное местонахождение тоже.
— Я все ждал, когда же ты спросишь. Да буквально в соседнем с усадьбой городе, только если ехать на север, а не на запад к Винокурову.
— Отлично! Собирай вещи, завтра утром отправляемся!
Зябликов подвинул очки дальше на нос и пробежал глазами лист, на котором я старательно, под диктовку ректорского секретаря написал заявление об академическом отпуске.
— У вас, что поветрие? — Марк Федорович погладил лысину и положил мое заявление на стол.
— Не понимаю, о чем вы, — искренне изумился я.
Ректор выдвинул верхний ящик стола и достал четыре листа бумаги, исписанный разными почерками.
— Григорий Беркутов, — положил он первый лист поверх моего. — Буквально вчера утром. Точнее его отец. Говорят, Григорий Аркадьевич внезапно и сильно заболел.
Зябликов посмотрел на меня поверх очков. Я даже бровью не повел.
— Дальше Никита Остапов, — ректор положил следующую бумагу. — Кто на кого из вас повлиял, полагаю, не имеет смысла спрашивать.
— Я не был в курсе о подобном решении Никиты. Мы всего лишь соседи по комнате, — вот тут я не стал скрывать искреннего удивления. Ни о чем подобном мы не договаривались.
— Хотите сказать, что о решении Воронцовых вы тоже ничего не знаете?
Я лишь покачал головой, глядя на два последних листа. Они что, сговорились у меня за спиной?
— Тимофей Александрович, я не знаю, в чем тут дело, и как связаны эти пять заявлений. Прошу лишь об одном, не наделайте глупостей. Взвешивайте каждое решение и продумывайте каждый шаг, — Зябликов снял очки и в упор посмотрел на меня. — Полагаю, что задумали и куда собрались, не скажете?
— Простите, Марк Федорович, но нет.
— Опять не доверяете.
— Нет. Переживаю за вашу безопасность. Лишняя информация может вызвать к вам ненужный интерес.
Ректор вздохнул.
— Удачи, Тимофей Александрович! И жду вас через год.