Александра. Большая игра. (книга вторая)

Глава 18

Магистр сделал «ход конём»,

Слон угрожает королеве.

Обычный шахматный приём —

Такой давно известен деве.

Засада, подкуп — всё в честИ,

Когда на карте миллионы.

Ещё бы голову спасти,

Встряв в поединок за корону.

Evgeni Radionov

Ливонское королевство. Венден. Конец июля 1515 года от Рождества Христова.

— Филипп, — я обращалась к Вельзеру, своему министру финансов, — пойдём со мной. Раз я тебя назначила министром финансов и управляющим Королевским банком, ты должен знать с какими активами будешь работать.

Мы пошли с ним в святая святых Венденского замка, расположенных в самом нижнем уровне, ниже уровня поверхности на два этажа. Нас сопровождал Никифор, не только как мой палатин, но как и личный кассир, носивший мой кошель, и являвшийся хранителем имперской короны. Нет, я, конечно, доверяла всем своим палатинам, но только Никиша знал про корону римского императора Константина Великого. О ней ещё знал дядька Евсей. Ранее знал о короне и мой покойный муж Иван Вяземский. Но его уже не было в живых. Корону Константина я перевезла в Венден. Никифор шёл впереди с факелом. По пути зажигая настенные факела, крепившиеся в кованных держателях. Он же достал ключ и открыл врезной замок толстой дубовой двери, обитой бронзовыми пластинами. Отворил дверь, прошёл внутрь и зажёг там свечи, крепившиеся в подсвечниках на стенах. Именно свечи, хотя раньше там тоже были факела. Но я распорядилась установить толстые свечи и много. Здесь имелась вентиляция, поэтому затхлости и удушливого дыма от множества свечей не чувствовалось. В помещении стояли сундуки. Часть сундуков была ещё с первого клада тамплиеров, но немного, которые я привезла с собой из Москвы, когда мне предложили корону Ливонии. Остальные были со второго клада. Плюс налоги и казна Ордена, которая досталась мне по наследству от Ландмеера, главы Ливонского Ордена.

— Никиша, открывай сундуки. — Велела я палатину. Он стал открывать. Глаза Филиппа после каждого открытого сундука становились всё больше и больше. Он подходил к каждому сундуку, касался пальцами содержимого. Иногда брал монету или две, смотрел на них и клал назад. Здесь были не только монеты, но и золотая, и серебряная посуда, украшения разных эпох и народов. — Филипп, предупреждаю сразу, пять сундуков, вот этих, которые стоят особняком, я заберу в Москву. Хотя могу показать тебе, что в них. — Кивнула Никифору, он открыл их.

Филипп остановился возле небольшого сундука с коронами варварских королей Европы раннего Средневековья. Посмотрел на меня вопросительно.

— Да-да, Филипп, это короны королей древности. Им тысяча или более лет. Отсготов, вестготов, бургундов, вандалов и прочих. Их не трогай, не переплавляй. Знаешь почему?

— Почему, Ваше Величество?

— Их ценность не только в том, что они из серебра или золота. Гораздо больше они стоят потому, что они имеют большую историческую и культурную ценность. То, что они сохранились, это вообще чудо. И чем больше будет проходить времени, тем их ценность будет только возрастать. Тоже самое с монетами. Про украшения и серебряную, и золотую посуду так же молчу. Но не все монеты нужно сохранить. Возьмём самые ценные и то не весь объём. Остальное в переплавку на чеканку талеров. Например, вот эти серебряные бруски с клеймами варварских вождей. Оставь пару-тройку десятков их, остальные на переработку.

Начала показывать ему, что в переплавку, а что в свой, так называемый гохран.

— Вот драгоценные камни, видишь? Алмазы, изумруды, рубины и прочие. Практически все они не имеют огранки, максимум следы шлифовки. Надо их огранить. Поэтому поищи хороших ювелиров-огранщиков. Часть их можно будет, после огранки выставить на продажу. Другую часть оставить, как актив банка и министерства финансов. Те драгоценные камни, что на продажу, продавай за золото и серебро. Сейчас из Нового Света в Европу пойдёт много серебра и золота. Скупай его в обмен на камни. И помни, что стоимость серебра будет падать.

— Как падать?

— А так. Я же сказала, его много хлынет из Нового Света. В основном пойдёт через Испанию. Озаботься созданием там представительств нашего банка.

— Я понял, Ваше Величество.

— Насчёт векселей. Я знаю, как сделать векселя такие, которые невозможно будет подделать фальшивомонетчикам и прочим жуликам.

Мы ещё с ним разговаривали, смотрели на сокровища. Филипп уже отошёл от первоначального шока. Его глаза блестели. Под конец спросила его:

— Филипп, чего у тебя так глаза блестят? Даже больше, горят, каким-то странным огоньком? Уж не задумал ли ты чего не хорошего?

— Нет, Ваше Величество. Вы оказали мне доверие и я не подведу Вас, моя Королева. А глаза блестят, так от предвкушения грандиозности работы, которую предстоит сделать. Я подомну под Вас всех этих напыщенных банкиров и ростовщиков.

Я усмехнулась, кивнула ему.

— И не забывай про Ганзу, Филипп. Она, конечно, уже не такая могущественная, как была, но всё же пакостей может понаделать. А поэтому, Ганзу надо разорить, если надо, то могу задействовать флот. Но это на крайний случай. Постарайся всё же финансово их сделать нашей ручной собачкой. Привязать её к нам так, чтобы без моего разрешения даже пикнуть не смела.

— Я понял, Ваше Величество. Я подумаю над этим.

— Для начала узнай всех вождей Ганзы, её наиболее влиятельных людей. И начинай с ними работать. Но и про остальное не забывай. В этом у тебя будет свобода действий. Но это не значит, что я не буду контролировать тебя. Ты же понимаешь, Филипп?

— Да, Ваше Величество. Я всё понимаю и благодарю Вас, за оказанное доверие и то, что я приобщусь к рождению чего-то нового и грандиозного…

С Парацельсом вышла следующая история. На следующий день, после того, как он появился у меня при дворе, мне сообщили, что мой бессменный носитель Государственного Меча, а так же специалист по выкупу и переселению разного народа из Европы на южные рубежи Руси, Ульрих фон Дениц тяжко заболел. Не понимая, что с ним случилось, ведь ещё пару дней назад он был жив и здоров, прошла к нему. Он жил в Вендене, мало того, в моём замке со своими дамами. Официально не женатый, а дамы числились его прислугой.

Пройдя в отведённые мной ему и его семейному кагалу покои, увидела Ульриха, лежащего в постели. Он был бледен.

— Ваше Величество! — Проговорил он и попытался встать, но я остановила его жестом.

— Лежи. Что с тобой случилось, Ульрих? — Спросила бывшего ландсгерра, а ныне барона фон Деница. Взглянула на одну из его жён. Это была Любава. — Принеси мне стул. — Велела ей.

Дождалась, когда принесут стул и села рядом с постелью.

— Я не знаю, Ваше Величество. Наверное, срок мой пришёл и Господь призывает меня.

— Давай не будем поминать Господа всуе. Ты ещё довольно молод и на кладбище тебе явно рано выдвигаться.

— У меня вчера живот начал болеть. Потом меня вырвало. И понос начался. А сегодня я стал чувствовать себя ещё хуже. — Проговорил Ульрих.

— Так, давай ка посмотрим тебя. Одеяло убери… Молодец. Рубаху нательную подними выше. Где живот болит? — Стала ощупывать его. Он дернулся, когда я ощупывала его живот в месте, где расположен был аппендикс. Пока ощупывала его, поняла, что у барона температура. — Здесь болит?

— Да. — Ответил он. Мне это не понравилось.

— Язык покажи? — Он высунул язык. На нём был белый налёт. Всё ясно, воспаление аппендикса, червеобразного отростка слепой кишки. Вопрос только насколько далеко зашло воспаление?

— Пить. — Попросил Ульрих. Всё верно, при аппендиците во рту появляется\ сухость и только усиливается с развитием болезни.

— Никакой воды. — Ответила я. Оглянулась на палатинов. — Значит так, принесите носилки и Ульриха нужно очень осторожно на них перенести в госпиталь, сразу в операционную. Понятно?

— Понятно, Матушка. — Кивнул Богдан. Божен и Илья ушли за носилками.

— Что со мной, Ваше Величество? — Спросил Ульрих. — Я умру?

— У тебя воспаление одного внутреннего органа. В нём накапливается гной. Если я не удалю этот орган, то ты умрёшь.

— А как я буду жить без этого органа? Я стану уродом?

— Нормально будешь жить и даже не вспоминать, что у тебя он когда-то был. И уродом, как ты сказал, ты не станешь. Это я тебе обещаю. Ты мне веришь?

— Верю, моя Королева.

— Тогда сейчас тебя перенесут в госпиталь, и я проведу операцию. Не беспокойся, Ульрих, ты не почувствуешь боли. Ты просто уснёшь, а когда проснёшься, то твоя жизнь будет в безопасности.

— Хорошо.

Божен с Ильёй принесли носилки. Они помогли Ульриху переместится с постели на них, после чего подхватили носилки с бароном и потащили их в госпиталь. Мой госпиталь находился здесь же, на территории замкового комплекса. Мне его построили, по моим указаниям во время реконструкции самого замка. Замок не только перестроили, но и довольно значительно расширили.

— Богдан, найди Парацельса. Он хотел поприсутствовать при операции? Вот пусть и поприсутствует. Фрося готовь инструмент, эфир. Будешь мне ассистировать. Всё, как обычно.

— Да, Матушка. — Ответила Фрося и ушла в комнату, где хранились медицинские инструменты и препараты для проведения операций.

— Матушка, разреши и мне присутствовать? — Неожиданно попросила меня Айтан. Я посмотрела на неё.

— Айтан, девочка моя, ты хочешь быть врачом? Лечить людей? — Она кивнула мне. — Хорошо. Тогда тоже переодевайся. А вы, Ксения, Агнеша и Паула на выход. Мальчики тоже. Нечего здесь ошиваться в уличной одежде.

После чего, зайдя в комнату, примыкающую к операционной, переоделись с Айтан в медицинскую одежду — халаты, штаны, тапочки, медицинские шапочки и медицинские маски. Вымыли руки. В госпиталь прибежал Парацельс.

— Ваше Величество!!! — Воскликнул он. Я покачала головой осуждающе.

— Филипп, не надо так кричать. Сейчас моешь руки, потом переодеваешься в халат, штаны можешь оставить эти, но обувь свою смени на тапочки. На голову вот такую же шапочку, как у нас с Айтан и медицинскую маску. Всё понял?

— Понял, Ваше Величество.

— Как всё сделаешь, приходи в операционную. И поторопись, времени мало.

Фрося уже была в операционной, переодетая. Я отдала ей свои наручные часы.

— Эфир готов?

— Готов, Матушка. — Кивнула она.

— Тогда начинай. Засекай время.

Фрося положила на лицо Ульриха марлю, пропитанную эфиром. Начала отсчитывать время, глядя на мои часы. В операционную зашел Парацельс, в медицинском халате, шапочке, маске и тапочках. Я протянула ему перчатки, которые мне наделала Ленка из каучука. Он смотрел на всё огромными, жадными до знаний глазами.

— Филипп, ты только смотришь и всё запоминаешь. Это барон Ульрих фон Дениц. У него воспаление аппендикса, червеобразного отростка слепой кишки. Чтобы не допустить сепсиса и неминуемой гибели барона, я сделаю вскрытие брюшной полости, удалю больной орган и зашью всё назад. Сейчас он погружается в сон, под воздействием эфира, специального вещества, который усыпляет человека. Во время этого сна, барон не будет чувствовать боли. В противном случае он может умереть от болевого шока. Всё запомнил?

— Запомнил, Ваше Величество. Можно после этого я всё запишу?

— Можно. Я даже помогу тебе сделать подробную инструкцию. По проведению подобной операции.

— Я об этом даже мечтать не смел.

— Не надо мечтать, надо просто делать. Фрося, барон погрузился в сон. Считай пульс. И заодно указывай Айтан, какой инструмент мне подавать.

После чего, началась сама операция. Я вскрыла брюшную полость, зафиксировав края зажимами. Удалила аппендикс. Он уже увеличился, что говорило о том, что полон гноя и прочих жидкостей. Уложила отсечённый аппендикс на металлическую тарелку. Фрося сообщала о пульсе. Ульрих хорошо перенёс операцию. Осмотрела место удаления ещё раз, провела ревизию и начала сшивать разрезанные ткани брюшной полости. Парацельс внимательно наблюдал. Когда всё закончила и сняла перчатки, посмотрела на Парацельса. Он, свою очередь, глядел на барона. Потом перевёл взгляд на меня.

— Барон жив? — Спросил юноша.

— Конечно, жив. Разве сам не видишь? Фрося, пульс?

— Шестьдесят. — Ответила девушка.

— Ну вот, — я посмотрела на Парацельса, — нормальный пульс для мужчины его возраста.

— А как Вы, Ваше Величество, определяете нормальный пульс или нет?

— По частоте ударов сердца в минуту. Видишь в руках у Ефросинии прибор? Это наручные часы. Они отсчитывают не только часы и минуты, но и мгновения, то есть секунды. Циферблат часов размечен на шестьдесят секунд, минут и двенадцать часов. Секундная стрелка, делая полный оборот, указывает, что прошла минута. Ефросиния смотрит на часы и считает удары сердца. За одну минуту у барона сердце сделало 60 ударов. Для мужчины нормальное сердцебиение в среднем возрасте от 60 до 80 ударов. У тренированных мужчин, физически крепких, нормальное сердцебиение может составлять 50 ударов в минуту. У женщин и молодых мужчин нормальное сердцебиение может быть 90 ударов в минуту. Так понятно, Филипп?

— Понятно, Ваше Величество. А почему именно так?

— А вот об этом мы поговорим в другом месте и в другое время. Хорошо? А сейчас барона нужно оставить. Фрося за ним присмотрит.

— Да, простите, Ваше Величество. Но хочу сказать, что я впечатлён. Это что-то невероятное. Если бы кто-то такое пытался сделать в Европе, то пациент у него бы умер. В этом я уверен.

Мы покинули операционную. Моя руки, я сказала:

— Поверь, Парацельс, эта операция не самая сложная. Гораздо сложнее я делала операцию, например, по удалению части кишечника личному посланнику папы.

— Вы удалили кишечник?

— Не весь, а только часть. Если бы я не удалила, он бы умер в страшных мучениях. А так живёт и даже очень. Постоянно мотается из Рима в Венден, из Вендена в Москву. Из Москвы назад в Рим.

— Ваше Величество, а скажите, панацея есть? Она вообще существует?

— Лекарство от всех болезней? — Уточнила я. Парацельс кивнул. — Нет. Сейчас нет. Но мы можем её сделать. Это будет не совсем панацея, но лечить сможет от очень многих болезней.

— Правда?

— Правда. Я знаю, как его сделать. А ты, Парацельс, мне в этом поможешь, чем завоюешь общеевропейское признание.

— Я?

— Ты-ты. Парацельс, ты сможешь. Я верю в тебя.

— Но я ещё так мало знаю, Ваше Величество.

— Ничего страшного. Как сказал один философ, век живи, век учись. А у тебя, Филипп, вся жизнь впереди…

Южная Америка. Северные Анды (Западная Кордельера). Приток Амазонки, Укаяли. Начало августа 1515 года от Рождества Христова.

Граф Луис Фернандес де Веласко-и-Суньига, во главе отряда в сто восемьдесят пять конкистадоров, вышел на границу джунглей и гор. Не останавливаясь, они двинулись в горы, стараясь уйти от джунглей, как можно дальше. Отойдя на несколько километров, остановились на берегу реки. Люди валились с ног. Некоторые сразу пошли к реке напиться.

— Всем стоять! — Рявкнул граф. Солдаты остановились.

— Ваша Светлость, но мы вышли уже из этих проклятых джунглей. — Сказал один из офицеров.

— Ты меня не понял, Санчес? Идиоты, я стараюсь сохранить ваши никчёмные жизни. Воду из реки пить нельзя.

— Почему? Здесь же уже нет джунглей?

— Всё равно. Можно пить воду только в горах, из горных ручьёв и речек. Там она чистая. Здесь же вода заражена.

Граф Луис Фернандес де Веласко-и-Суньига очень хорошо помнил наставления русской Цесаревны, ставшей Королевой:

«Граф, запомните, если хотите выжить. Ни в коем случае не пейте воду из рек в джунглях. Там она вся заражена. Попьёте, начнёте страдать ужасными болезнями. У вас будет кровавая рвота и кровавый понос. Ту воду можно пить, только после того, как прокипятите её в котле. Не кипячёную воду можно пить только из горных речек и ручьёв, которые текут с вершин гор. Там вода чистая, не заражённая. В противном случае, молитесь, ибо помощь к вам там не придёт…»

Граф Луис палкой отогнал солдат от воды. Велел набрать её в котлы и поставить кипятиться. Кому-кому, но словам Цесаревны Александры он верил больше, чем самому себе. Глядя на зелёную полосу джунглей, оставленную позади, граф перекрестился. Они прошли только краем эти джунгли, но и то, потеряли там пятнадцать человек. Пятеро умерли от кровавого поноса и рвоты, как и говорила Цесаревна. Остальные погибли от ядовитых укусов змей и насекомых. Одного загрыз и утащил ночью какой-то зверь, похожий на тигра. Луис представил, что будет с теми, кто пойдёт в самое сердце этого зелёного ада и содрогнулся. Всё верно, золото просто так не даётся. Оно собирает свою кровавую жертву.

Сидя возле костра, Луис расстелил карту Цесаревны. Конкистадоры сварили себе ужин, наелись и напились кипячёной воды. Он смотрел на карту, потом на реку. Вроде всё верно пока они идут. Всё, как предсказывала Цесаревна. Рядом с ним сел его племянник, идальго Хуан Франциско де Веласко-и-Суньига.

— Дядя, мы правильно идём?

— Я думаю, что да. Пока правильно. Вот Эльдорадо, вернее город, где рождаются боги. Вот Цесаревна указала дорогу.

— Это «Дорога Мёртвых»?

— Возможно. Она точно не сказала. Может и «Дорога Мёртвых», а может и вторая.

— Что-то мне уже не по себе, дядя. Может зря мы всё же пошли за этим Эльдорадо? Чувствую я, не многие оттуда вернуться, если вообще вернёмся.

— Господь не допустит, чтобы добрые христиане сгинули в диких горах язычников, мой Хуан.

— Господу, по моему, вообще наплевать, сколько добрых христиан умирает каждый день…

— Не богохульствуй, Хуан!

— Прости, дядя.

— Иди отдыхай, Хуан. Завтра встаём на рассвете…

Ливонское королевство. Венден. Начало августа 1515 года от Рождества Христова.

Королевский обоз растянулся на пару-тройку сотню метров. Я ехала на своём коне. Меня окружали палатины, сержант-дамы и кирасиры Алексея Кобылы. Он тоже ехал на коне рядом. Девушки подшучивали над палатинами, те скалились и отвечали им. Катились фургоны. В двух фургонах я везла сундуки. Это мой вклад в казну Москвы. Подарок мужу. В них же я везла и корону тавро-скифов. Пора удлинять Васе его родословную. Отныне Рюриковичи являются потомками скифо-сарматских царей, династиям которых больше двух тысяч лет. Думая об этом, усмехнулась. Если это получится провернуть, то все остальные владетельные правители Европы и Азии окажутся перед Васей безродными выскочками. И у него будет законное право на владение всем Причерноморьем, Крымом, Молдавией, Поволжьем и южным Уралом и даже дальше на восток, ибо там жили народы скифской культуры. Я уже молчу про земли бывшей Древней Руси во главе с Киевом. Так что османы, литвины, поляки и все остальные идут лесом в своих притязаниях на эти территории. Взглянула на карету. Там ехала Фрося и Марфа. Она была в Вендене, организоввывала там мой спецотдел, по подобию Московского. Подбирала по тюрьмам и прочим злачным местам кандидатов в диверсанты и разведчики. В Марфе я не ошиблась. Симпатичная молодая дочь купца имела железную хватку и волчий оскал. Ведь не даром в их с мужем Гаврилой банде, когда они разбойничали по лесам, рулила именно она, а не Гаврила Чёрный. Сейчас несколько отобранных ей кандидатур, как молодых женщин, так и мужчин ехало с нами в Москву, где она возьмётся работать с ними предметно.

Иногда я пересаживалась в карету к Фросе с Марфой. Рядом с кучером ехал Йёся, счастливый маленький человек. Он был одет, обут, сыт, больше ему для счастья ничего не надо было. На остановках, если надо таскал воду из ключа или речки. Рубил дрова. Бегал по поручениям Фроси. Палатины с сержант-дамами над ним беззлобно подшучивали.

В полдень подъехали к границе с Русью. Впереди был Изборск. На границе нас встретило пара десятков конных латников. Их старший подбежал ко мне и бухнулся на колени.

— Государыня-Матушка…

— Встань с колен. Ты же воин!

Десятник встал. Поклонился в пояс. Шлем держал в руке.

— Матушка-Государыня, нас направил воевода из Изборска.

— А что так? У меня вроде хорошая охрана.

— Моё дело маленькое, мне велели, я исполняю. Да и к тому же в лесах появились тати. Обозы стали грабить купеческие и просто путников.

— А почему тати до сих пор не изловлены и не отданы катам?

— Ищем, ловим. Но…

— Но пока безрезультатно. Я поняла. Значит плохо ищите. — Ответил я. Десятник стоял, опустив голову. — Ладно, с этим мы разберёмся. Как давно они орудуют?

— Вот уже полгода, Матушка-Государыня.

— Где именно, какой район?

— Что? Я не совсем понял, насчёт рай… раёна?

— Район, территория, места, где они грабили?

— Так недалеко от Изброска, где тракт идёт из Ливонии. Ещё около Острова. Там переправа через Великую.

Из кареты вышла Марфа. Она всё слышала.

— Если так, почему до сих пор тати не пойманы?

— Так, не успеваем мы. Они словно демоны, растворяются в лесах.

— Понятно. Демоны значит? Ну-ну. — Посмотрела на Марфу. — Что думаешь?

— А чего тут думать. У них есть свой человек или свои люди в Изборске. Они сообщают о купеческих обозах. Есть хорошие следопыты, которые уводят шайку в леса так, чтобы их не нашли.

— На любого хорошего следопыта, всегда найдётся ещё лучший следопыт. Айно, подойди. — Эст подъехал ко мне. Спрыгнул с коня. — Ты же хорошо умеешь читать следы?

— Да, Матушка.

— А сможешь найти след, если его попытались спрятать?

— Смогу. Если след оставлен, значит, как бы ты его не прятал, но спрятать до конца невозможно. А тем более, если прошёл ни один человек, да ещё с грузом.

— Матушка, — добавила Марфа, — сдаётся мне, что у татей в городе не простой человек. Он вполне может пускать дознание и розыск по ложному следу.

— Я тебя поняла. Здесь дело для людей батюшки, боярина Вяземского Фёдора Мстиславовича. Ибо такое воровство, это уже покушение на престол Московский, причинение ему урона.

Говорили мы вполголоса. Изборский десятник нас не слышал. Я сказала ему, чтобы шёл к своим и ждал, я его позову. Решила остановится в пограничном селении.

Сидела с Марфой в одной из изб.

— Марфа, нужно что-то такое сделать, чтобы поймать татей быстро. Через них выйти на их дружков в городе. Проводить полное дознание, теряя время я не могу. Но и оставлять за своей спиной татей поганых, которые грабят и убивают моих подданных я не могу. Что скажешь?

— А что говорить, Матушка? Надо испытать проверенный способ.

— Это какой? — Удивлённо спросила её. Марфа улыбнулась.

— А тот, которым ты меня поймала. Только на этот раз не якобы их вожака вести, а снарядить ложный купеческий обоз.

— Ловля на живца? — Теперь уже я улыбнулась. Как же я забыла про это?!!!

— Он самый. — Кивнула Марфа. Я посидела, немного подумала и приняла решение.

— Значит так, возвращаешься назад, доедешь до замка Ульриха фон Деница. Я пошлю гонца. Из Вендена в срочном порядке отправят пять фургонов. С тобой поедет десятка три кирасир Алексея Кобыли, я распоряжусь. В замке они пусть переоденутся. Особенно те, кто будет изображать простых охранников. Но под одежды пусть наденут хорошие брони. Бронь возьмёте в замке. Я напишу управляющему. Свои кирасы и всё остальное пусть сложат в фургонах, они слишком видные и заметные. Сразу тати поймут, что это солдаты Корпуса. Другая часть кирасир спрячется в фургонах, так, чтобы их не было видно и слышно. Вас будут сопровождать наши следопыты из местных. За них Айно отвечать будет. В замке же возьмёте для пущей достоверности какие-нибудь короба, корзины и сундуки. Якобы везёшь товар.

— Поняла, Матушка. Думаешь они клюнут на это?

— Посмотрим. Мы же в свою очередь будем ожидать твой обоз в Изборске. И постоянно будем в готовности, чтобы выехать на встречу. Никто не должен знать о предстоящей операции, особенно местные из пограничной охраны и местных дьяков, и их подопечных.

— Поняла.

Потом позвала Алексея Кобылу и Айно. Алексею дала повеление выделить Марфе для её дел три десятка кирасир.

— Айно, тут не далеко твои родные места.

— Да, Матушка.

— Мне нужны следопыты. Из твоих родичей есть те, кто умеет бесшумно ходить по лесу и не быть увиденным чужими?

— У меня в роду все такие, Матушка.

— Вот и хорошо. Сейчас поедешь к своим. Возьмёшь там трёх-четырёх человек. Дождётесь, когда к границе подойдёт обоз из наших фургонов, это будет Марфа с кирасирами, переодетыми под купцов. Будешь со своими родичами аккуратно сопровождать обоз так, чтобы кто чужой вас не заметил. Если наткнётесь на засаду, сообщи Марфе условным знаком, каким, сами с ней решите. Да, обоз сопровождать нужно не позади, впереди. И тут же посылаешь гонца в Изборск. Мы выйдем навстречу. Татей надо поймать.

— Я всё сделаю, Матушка.

— Тогда собирайся и выезжай сейчас. Тебе два дня. Доехать до своих, взять там людей. Можешь заехать в замок Ульриха. Если нужна будет ещё одна лошадь, там возьмёшь моим именем.

— Слушаюсь, Матушка.

Марфа в сопровождении трёх десятков кирасир и Айно покинули наш обоз. Мы двинулись неспеша дальше, в Изборск.

На подходе к городу, километрах в десяти от него наткнулись на разграбленный купеческий обоз. Небольшой, судя по телегам. Их было четыре штуки. Одна лошадь была убитая. Остальных не было. Телеги и повозки стояли без тягловой силы. Лежали тела убитых. В основном мужчин. Это были охранники, сам купец и его помощники. Причём, все были раздетые. Кроме того, там же, рядом с одной повозкой лежала женщина, обнажённая с порванной нижней, нательной рубахой. Изнасилованная и убитая. Ещё был мальчик, лет пяти, тоже мёртвый. Изборский десятник увидев это, стал креститься.

— Господи помилуй. Это купец, Данила Морозов. И жена его, Алёна с сынком. Господи, что творится. Малого не пожалели.

— Ты знал купца этого?

— Знал, не то, что близко, но встречались. Он из Пскова. Но часто останавливался в Изборске. У него лавка там. И жёнку его видел один раз, в прошлом годе с мальчонкой. Он иногда их с собой брал.

— Тати всё забрали. Даже мёртвых раздели. — Сказал мне Алексей Кобыла. Но я это и так видела. Сошла с коня. Потрогала женщину, потом ребёнка. Судя по всему, произошло это несколько часов назад.

— Мёртвых погрузить на наши фургоны. И прикройте их чем-нибудь. Отвезём в Изборск. Отпеть их надо и похоронить по-людски. Велела я палатинам и Алексею.

Во мне медленно разгоралась ненависть и злоба. Твари такие. Не, виселица для них будет слишком быстрым и простым наказанием. А значит гуманным. А я гуманизмом страдаю выборочно. Здесь только на кол или четвертование.

Мёртвых собрали, погрузили на один из фургонов. К вечеру заехали в Изборск. Там остановились. У местного воеводы начала разбор ситуации. Задавала ему и его чиновникам вопросы. Задавала холодным тоном. Слава обо мне далеко разошлась по Руси. Особенно о том, что Царица Ливонская и Великая Княгиня Московская скорая на расправу. Воевода потел. Пока трогать никого из городской верхушки не стала. Всё же люди могли оказаться невиновными. Хотя за такое местный воевода мог быть вздёрнут на виселице. Но я решила обождать. Сходили с девушками в баньку. Помылись, попарились. Поужинали. По городу пошли слухи, что я везу богатую казну, которую взяла в походе в неметчине. Это мои палатины сболтнули и фрейлины постарались, демонстрируя украшения, которые я им подарила в Вендене. Это я велела им так сделать. Будет у нас два живца. Посмотрим, насколько тати отмороженные, если захотят напасть на кортеж Великой Княгини. Плюс пошли слухи, что следом идёт ещё один обоз и тоже богатый. Заодно в Москву, к дядьке Евсею ушёл гонец. Полковник должен был поднять и выслать мне на встречу кирасир Московского Корпуса и егерей. Да, егерей тоже готовили, куда брали исключительно детей лесовиков. Эти уже с малолетства умели ходить по лесу и читать следы. С этой бандой уродов надо было кончать.

Спустя три дня, что мы находились в Изборске, прискакал гонец. Обоз Марфы достиг границы Руси с Ливонией. Вызвала к себе Алексея.

— Алексей, возьмёшь сотню кирасир. С тобой пойдут и два моих палатина, Божен и Илья. Выдвигайтесь навстречу Марфе. Но не сразу из города, а отойдите от него на пару верст в сторону Москвы, потом повернёте на северо-запад и пойдёте на соединение. Всё понятно?

— Понятно, Матушка. Всё сделаем. — Ответил мне бывший полутысяцкий, а сейчас подполковник Корпуса по кавалерии.

Вскоре сотня, под командованием самого Кобылы ушла из города в сторону Москвы. Воевода спросил меня, куда отправились конные, ведь я здесь осталась?

— В Москву. А что так, воевода, интересуешься? — Спросила его в ответ.

— Так, Матушка-Государыня, а как же? А тебя то кто охранять будет, когда ты выйдешь в путь, в Москву?

— А что такое, воевода? Разве кто-то рискнёт нападать на Великую Княгиню Московскую, здесь, на территории государства Русского?

— Не знаю, Матушка-Государыня. Татей то хватает всяких безбожных.

— А вот это твоя вина, что за вверенными тебе территориями смотришь плохо. Что татей тут лесных развелось, как блох на шелудивом псе.

Утром следующего дня к городу подошёл обоз Марфы.

— Что? — Спросила её, когда Марфа зашла ко мне в светлицу. Она отрицательно покачала головой.

— Никого. Прошли спокойно. Твои егеря, Матушка никого не увидели. Наверное, не рискнули. К тому же, как мне сказали, они перед этим купеческий обоз разбили.

Фрося подала Марфе серебряный кубок, наполненный морсом. Марфа села на лавку и стала пить. Я сидела думала. Побарабанила пальцами по столешнице. Или на самом деле пока удоволились взятым или слишком осторожный у них главарь. А возможно его видаки или по нашему шпионы оказались лучше егерей Айно? И заметили их ещё на подходе?

— Айно где? Позовите его. — Велела я Богдану. Явился Эст. Поклонился мне. — Айно, скажи тебя и твоих сородичей не могли заметить?

— Нет, Матушка. За это я ручаюсь. Никого не было. даже не видя врага, мы бы почувствовали его. Никого не было. В этом я клянусь.

— Ладно, иди отдыхай.

— Я не устал, Матушка. Что мне делать с родичами? Отправить их назад?

— Нет. Пусть идут с нами до Москвы. Там решим. Кто захочет служить в Корпусе, тот останется. Кто захочет вернуться, дам им денег.

— Они все хотят. — Ответил Айно.

— Конечно, захотят. — Усмехнулся Богдан. — На тебя, на красавца такого посмотрели и захотели. Чего им в лесах сидеть, пням молится? А тут и кормёжка от пуза, и одежда баская, и кони, и оружие лучшее. Это совсем без головы надо быть, чтобы не хотеть к Матушке в Корпус.

Айно ничего не ответил Богдану. Просто посмотрел на него и покачал головой.

Ладно, сидеть здесь смысла нет. Надо сюда шпионов-видоков своих засылать. Поговорю с Гаврилой Чёрным и с батюшкой, бояриным Вяземским Фёдором Мстиславовичем. Завтра будем выдвигаться. Марфа, подполковник Кобыла с сотней кирасир где сейчас?

— Решили, что он в Изборск заходить не будет. Ведь он якобы на Москву ушёл. Подполковник будет ждать нас возле великой, при переправе возле Острова.

— Хорошо…

Айно заметил мальца, наблюдавшего за подворьем воеводы, а точнее за обоими обозами, что скопились здесь. Вроде бы ничего такого, мало ли сирот беспризорных в каждом таком городе. Но у Айно было чувство, что этот малец не просто так здесь. Он подозвал одного из своих родичей.

— Кайдо, видишь мальца?

— Вижу.

— Проследи за ним.

— Хорошо.

Спустя некоторое время Кайдо доложил Айно:

— Ничего такого. Просто наблюдает. Может воришка какой?

— Может и воришка. Но я почему-то уверен, что не совсем воришка. Он ни с кем не встречался? Может ходил куда?

— Нет. Всё время один.

— Ладно. Возьмём его аккуратно, чтобы никто не заметил. поговорить с ним надо, чего он тут делает и что хочет⁈

Мальчишку взяли аккуратно, как и велел Айно. Подошли не слышно сзади, зажали рот ладонью и утащили за угол, в укромное место между амбарами.

— Тихо. — Вполголоса сказал Айно. — Вякнешь, прирежу. Теперь отвечай на вопросы. Ты кто такой и почему наблюдаешь за обозами Матушки-Государыни? И не вздумай врать. Почувствую лжу, отрежу тебе что-нибудь.

— Не надо дяденька. Послали меня сюда. Мне кого из палатинов Царицы надо увидеть. — Мальчишка был сильно испуган. Заплакал.

— Кто послал?

— Дядька Игнат. Он сказал представится, что от Гаврилы Чёрного.

— Так. — Айно смотрел на мальца. — От Гаврилы Чёрного значит. А что он велел передать?

— Я это только палатину сказать должен.

— Ну так говори. Я один из шести палатинов Матушки-Государыни.

Мальчишка взглянул на Айно. Вытер слёзы.

— Врёшь поди. Грешно сироту обманывать.

Айно усмехнулся.

— Почему вру? Я правда, один из палатинов.

— Поклянись Пресвятой Богородицей и крест свой нательный поцелуй.

— Клянусь Пресвятой Богородицей, что я один из шести палатинов Матушки-Государыни. Вот крест в том целую. — Айно вытащил из-под кителя нательный крест на серебряной цепочке и поцеловал его. Слёз на лице у мальца уже не было. Он кивнул Айно.

— Дядька Игнат сказал, что на вас напасть хотят. Сказал, что вы везёте большие сокровища. Злато и серебро, что Государыня взяла в неметчине.

— А кто напасть хочет?

— Василь. Он атаман у одной большой ватаги. Но его людей недостаточно и он позвал ещё две ватаги. Они хорошо вооружены. Сабли, мечи есть, сулицы. Луки татарские и заморские самострелы. А ещё мушкеты у них есть и эти… Как их… Ардебузы.

— Аркебузы. — Поправил мальца Айно. Тот кивнул.

— Да они и пищали. А ещё дядька Игнат сказал, что этот Василь не из простых. Не из смердов и у него в Изборске и в Пскове кто-то есть.

— А откуда твой дядька Игнат про то знает?

— Так мы с ним в одной ватаге, которую этот Василь позвал к себе на помощь.

— Понятно. Пошли со мной. — Айно положил мальцу руку на плечо.

— Куда? — испуганно спросил тот.

— К Матушке-Государыни. Сам ей всё и расскажешь.

— К самой Великой Княгине? Не, дядько, боязно мне. А если она меня велит бить плетьми?

— Не велит, если лжу говорить ей не будешь. И наоборот, наградить тебя может. Тебя как зовут то?

— Афонька я, дядька.

— Ну что, Афонька, пошли давай…

…Смотрела, как мальчишка жадно ел похлёбку с куском мяса. Заедал куском хлеба.

— Афанасий, — обратилась к нему полным именем, — скажи, а сколько в твоей ватаге мужиков?

— Четыре руки и ещё одна ладонь.

— Двадцать пять. А у этого Василя?

— Не знаю, Матушка. Он с нашим атаманом встречался с ещё тремя своими ватажниками. А сколько их даже дядька Игнат не знает.

— И где они хоронятся тоже не знаешь?

— Не знаю, Матушка. То мне не ведомо.

— Кушай, кушай Афанасий. Тебе расти надо, взрослым становится, настоящим мужем. Скажи Афанасий, а ко мне в Корпус пойдёшь?

— А что это? — Мальчишка остатками куска хлеба вытер тарелку, потом съел их.

— Там учится будешь. Тебе форму дадут, красивую. Есть от пуза будешь. Будут учить как саблей биться, на коне скакать или из пушки стрелять.

— Так кто меня сироту возьмёт. Только плетей дадут. — Ответил шкет лет 10–11.

Богдан с Боженом и Ильей засмеялись. Айно только усмехнулся.

— Не бойся, не дадут. Ты сейчас возвратишься к дядьке Игнату. Скажешь, что как только его атаман сговорится с Василем, пусть тебя ко мне отправит. Моих палатинов ты сейчас видишь здесь. К любому из них подойдёшь, или к солдату. Скажешь: «Слово и дело Государево». Тебя отведут либо ко мне, либо к кому из палатинов. Либо вот к Марфе.

— К боярыне? — Спросил Афонька, глядя на Марфу. Та усмехнулась, покачала головой.

— Не к боярыне, Афоня. Я офицер Корпуса. — Сказала Марфа. У мальчишки глаза округлились. Он взглянул на меня.

— Девка служит у тебя в войске?

— Не девка, Афоня. Больше так не говори, а то точно плетей получишь. Марфа офицер Корпуса и очень серьёзный. А ещё есть сержант-дамы. Они все тоже служат в Корпусе. И все они княжны… ну ладно, рот прикрой, а то ворона залетит. — Я улыбнулась. — Афоня, главное для Игната узнать место, где они захотят напасть на меня. И сколько та… Ватажников будет. И если возможно, то узнать, где этот Василь хоронится со своей ватагой.

— Я скажу, Матушка. Только наш атаман не хочет нападать на твой обоз. Говорит, что дело плохо может кончится.

— А что Василь?

— А он смущает его, что злато много и он, и вся ватага могут не знать нужды до конца дней своих. Есть и пить на серебре.

— Понятно. Поел, Афоня.

— Поел, Матушка. Благодарствую тебе.

— По темну уйдёшь. Тебя палатин Айно проводит. Будь очень внимателен. Оглядывайся. Главное, чтобы тебя не заметили.

Когда Айно увёл мальчишку спросила у Марфы:

— Что думаешь?

— То, что уговаривает, это понятно. Вот только никакого злата и серебра атаман Аникея, в ватаге которого ходят Игнат и этот Афонька, и вся его ватажка, кто останется жив, не получат. Убьют их, это хлебом не корми, Матушка. Такими богатствами делится не принято у лесных татей. А учитывая, что этот Василь не из простых… Я думаю, что и имя у него не настоящее.

— Посмотрим, какое у него имя. — Ответила я…

Утром следующего дня оба обоза выдвинулись из Изборска. Двинулись по тракту, сначала строго на восток к Пскову, потом ушли на ответвление дороги, на юго-восток, в сторону Острова. Там тоже была переправа через Великую. От Острова планировала двигаться так же на юго-восток к Великим Лукам, что на Ловати стоят. От них повернуть строго на восток, до Ржева и Зубцова. А от них уже рукой подать до Москвы.

Парацельса я взяла с собой. Он ехал в одном из фургонов, в котором были сундуки. Можно сказать, ехал на злате и серебре. Я везла его в Москву, показать свой Госпиталь. Я ему о нём много рассказывала, и он горел желанием сам всё увидеть и поработать там.

Я ехала на своём коне. Меня окружали мои сержант-дамы. Все экипированы. Под мундирами у них были кольчуги. Хорошие кольчуги, миланской работы, такие же, как и моя. Айтан надела на левую руку круглый щит. Вторым кругом защиты вокруг нас с фрейлинами ехали палатины. У этих поверх кителей были надеты кирасы. На головах шлемы. Отличался только Аббас. Он был в полном тяжёлом персидском доспехе. Это я ему разрешила его носить. Я подарила ему его. Сейчас он ехал чуть впереди, его лицо закрывала кольчужная личина, оставив только прорези для глаз. У него было две сабли в ножнах. На спине круглый щит, в руках персидский лук. Тут же сбоку, крепился к луке седла колчан со стрелами. Аббас управлял конём коленями. У Айно тоже в руках был лук. Тот, который я ему подарила. Он с ним не расставался. Иногда только, когда нёс охрану в королевских или великокняжеских покоях. Его родичи двигались параллельно с нами, с обоих сторон тракта, в лесу, выдвинувшись вперёд. И всех нас окружали, по внешнему периметру кирасиры Алексея Кобылы. Кроме этого, в фургонах ехали солдаты, некоторые шли рядом с повозками, повесив за ремень на плечо свои мушкеты и примкнутыми штыками.

Из кареты вышла Марфа. Тоже в кителе и в броне под ним. Вскочила на своего коня, который шёл привязанный за каретой. Подъехала ко мне. Мы ехали с ней бок о бок, касаясь стременами.

— Матушка, ты бы побереглась. Мало ли что⁈ Села бы в карету? — Сказала Марфа.

— И правда, Матушка. — Поддержала Марфу Ксения.

— Ещё чего не хватало. Нет, я поеду на коне. И не надо мне ничего говорить. Вон, лучше Филиппа пересадите из фургона в карету к Фросе. Да пару пистолей ему дайте. А то не дай бог, что с юношей случится, я себе потом никогда этого не прощу.

И Марфа, и мои фрейлины, а так же палатины, удивлённо на меня посмотрели. М-да, за языком иногда надо следить.

— Матушка, а почему ты так переживаешь за этого немца? — Удивлённо спросила Ксения. На Руси вообще всех иностранцев называли немцами.

— Потому, дорогая моя княжна, что Филипп Парацельс будущая яркая звезда медицины.

— Разве Матушка может видеть будущее человека? — Этот вопрос задала уже Агнешка.

— Я предполагаю это, Агнеша. У Филиппа живой, ищущий ум. Он очень талантлив. Я много с ним разговаривала. И я уверена, что его имя ещё станет известным. И потомки будут помнить его. Поэтому, слушаем мою волю и приказ по Корпусу. Филиппа Парацельса, если произойдёт нападение, оберегать, как зеницу ока.

Обоз как раз замедлился. Впереди была небольшая речушка. Моста не было, но имелся брод. Я подъехала к фургону, где сидел Филипп. Он что-то писал. Ещё в Вендене я подарила ему папочку, отделанную кожей. В ней были стопка листов. Так же подарила карандаш. Да, в Европе уже некоторые, особо продвинутые использовали некий прообраз карандаша, который я и Ленка знали по своему времени. Правда этот «карандаш» выглядел странно. Он был плоским. Внутри него был плоский графитовый стержень. С двух сторон его крепили две деревянные палочки. Затачивать его было довольно сложно, но это всё же лучше, чем писали сейчас в большинстве своём стилосом. Такой металлической палочкой, с одного конца острой, с другого в виде лопаточки. Этот стилос знаком был европейцам ещё со времён Римской империи. На Руси тоже им во всю пользовались, выцарапывая им на досках, покрытых воском или на бересте. Ну ещё и гусиными перьями писали. А тут прообраз карандаша. Первый раз я увидела сначала просто графитовый стержень, обмотанный верёвкой в одном случае, чтобы не пачкаться, когда пишешь, в другом тонкими кожаными полосками. А ещё позже у одного немецкого купца увидела вот такой плоский карандаш. После этого сидела и вспоминала, а где у нас месторождения графита? На сколько помнила, в европейской части его нет. Все месторождения на Урале и в Сибири. Графит мне, в итоге, принесли. Я повелела, чтобы его сделали не таким плоским и заключили в специально под него вырезанный паз в обеих палочках. Таким образом, я получила почти современный для меня карандаш. Не совсем, конечно, но всё же. Их сделали мне несколько. Один из них я и подарила Парацельсу. Он был очень доволен. Парацельс довольно безразлично относился к богатству. Был неприхотлив, тем более, ему как бедному студенту, часто приходилось голодать. Больше всего его интересовала именно наука. Он был большим фанатом медицины. В разговорах со мной он осмелился подвергнуть сомнению старинные трактаты известных в древности учёных-философов и врачей. Я с ним согласилась. Но сказала, что нельзя отвергать полностью то наследие, которое оставили они нам. Не отбрасывать всё, а развивать, дополнять новыми знаниями, исправлять, если выявляются ошибочные мнения и трактования.

— Филипп, — говорила я ему, — давай так. Всё, что оставили нам в наследство великие умы прошлого, мы сделаем нашим фундаментом, опорой. Ведь нельзя построить дом, не заложив под него фундамент. Я вижу, что ты всерьёз нацелился на опровержении тех постулатов, которые сформулировали в древности. С одной стороны, это хорошо. Ты, когда сомневаешься в том, что тебе говорят или в том, что написано, не получаешь удовлетворительного для себя ответа, то ты начинаешь искать эти ответы. А значит двигаться вперёд. Именно сомневающиеся двигают науку. Движение, это жизнь, Филипп, движение, это прогресс. Не стесняйся задавать вопросы. А если не может получить на них ответы, тогда ищи сам, экспериментируй, познавай. Но никогда не зацикливайся на одном лишь опровержении уже существующего. Если ты будешь заниматься только этим, то далеко не уйдёшь. Есть такие, которые только тем и занимаются, что пытаются опровергнуть что-то, но при этом ничего взамен не дают. Не уподобляйся им. У тебя светлый ум.

— Ваше Величество, но многие постулаты в медицине сейчас считаются незыблемыми.

— Ерунда. Запомни, нет ничего не зыблемого. Нет ничего вечного. Времена меняются, а вместе с ними меняются и представления об окружающем нас мире. Скажи, Филипп, вот в твоём университете, кесарево сечение у роженицы, какой основной постулат в нём? Можно ли спасти мать, а не только ребёнка?

— Нет. Роженицу в этом случае спасти невозможно. Ведь ей вскрывается брюшная полость. Женщине дают сонное питьё. Она засыпает и уже больше не просыпается. Здесь стоит вопрос о спасении жизни ребёнка. Правда во многих случаях и ребёнок гибнет, даже при кесаревом сечении.

— Вот, Филипп. А тебе скажу, что можно спасти жизнь и матери, и ребёнка. Я уже делала такие операции.

— Правда, Ваше Величество? — Филипп смотрел на меня такими глазами, в которых было неверие и в тоже время ожидание некоего чуда.

— Вот тебе истинный крест. — Ответила ему и перекрестилась. — Поедешь со мной в Москву, я тебя познакомлю с такой мамочкой. А заодно ознакомишься с моим Госпиталем. Это единственное и уникальное лечебное заведение в Европе. Поверь мне.

— Даже лучше, чем здесь, в Вендене?

— Лучше. Там работает больше очень хороших врачей. Особенно я хочу познакомить тебя с руководителем Госпиталя, моей ученицей, Дарёной. Правда она сейчас очень серьёзная и уважаемая женщина. Очень способный и грамотный врач. Сама уже учит других, но при этом и продолжает учиться. Там в Госпитале я тебе покажу книгу. В ней описаны случаи ранений и увечий и как их нужно оперировать. Такой книги больше нигде нет. Она в единственном экземпляре. Но, чтобы прочитать её, тебе придётся выучить русский язык.

— Я выучу, Ваше Величество. Скажите, что я должен сделать, чтобы мне дали ознакомится с ней? Предупреждаю сразу, я не богат, даже больше, я бедный, хоть и дворянин. Кроме души, у меня больше ничего нет. Что я должен буду сделать? Я сделаю.

Я засмеялась.

— Успокойся, Филипп. Ничего тебе делать не надо будет, кроме одного… Учится. И, я очень надеюсь, что ты поможешь мне сделать панацею. Я в тебя верю, Филипп. Именно ты поможешь мне в этом. По мимо книги, о которой я тебе рассказала, там есть уникальные приборы. Например, микроскоп. Очень незаменимая вещь для врача. Ты знаешь, что кровь людей делится на четыре группы и два резуса? Отрицательный и положительный.

— Как это?

— А вот так.

Филипп некоторое время сидел молча, глядя на меня. Потом задал вопрос.

— Ваше Величество, простите меня за вопрос… — Он замолчал.

— Филипп, мы же договорились. Ничего не бойся и задавай вопросы. Любые вопросы, которые касаются медицины и здоровья человека.

— Хорошо. Скажите, а кровь дворян и тем паче коронованных особ, она к какой группе и резусу относится.

— Ко всем четырём группам и обоим резусам. У меня первая группа резус положительный. У кого-то из королей или имперских князей или герцогов может быть и вторая положительная и третья, и четвёртая. Точно так же может иметь и отрицательный резус. Запомни, Филипп, группа крови и резус не зависят, кто человек по своему статусу. Высокородный или худородный. Зная группу крови и резус, ты можешь помочь человеку не умереть. Например, от потери крови. И дать ему ту кровь от другого человека, которая подходит ему по группе и резусу.

Я видела, что Филипп потрясён. Я молчала и смотрела на него, улыбаясь по доброму. Через некоторое время он сказал:

— Ваше Величество, сегодня, я от Вас узнал столько, сколько не узнавал за всё время моего обучения, в том числе и от моего отца. Он тоже врач. У меня мысли разбегаются. Мне надо всё обдумать. Можно я запишу всё то, о чём мы с Вами говорили?

— Конечно, записывай, Филипп. В этом у тебя никаких ограничений не будет. Записывай. Пройдут годы, может быть, века и далёкие потомки будут с огромным интересом читать твои записи.

— Скажите тоже, Ваше Величество. Кто же будет читать записи бедного студента?

— Ну, предположим, это ты сейчас никому не известный студент. Но поверь мне, Филипп, пройдёт время, и я верю, твоё имя будет среди выдающихся людей этого времени.

— Этого не может быть. К тому же я не стремлюсь стать известным.

— Это хорошо, что не стремишься. Делай своё дело. Или по другому, есть такой девиз, делай что должен и будь, что будет! Вот и делай, что должен. А история сама рассудит, кого возносить на пьедестал, а кого сбрасывать в сточную канаву.

— Я запомню это, Ваше Величество. Всё же я не зря сюда приехал. Конечно, я не надеялся на такое, даже в самых своих лучших ожиданиях.

— Тогда пользуйся этим, Филипп. Всё в твоих руках.

— Спасибо, Ваше Величество…

Вспоминая это, я посмотрела на Филиппа. Он даже не заметил, что королевский кортеж подъехал к нему. Что-то увлечённо писал в своих бумагах, положив папку себе на колени. Я остановила коня и улыбаясь смотрела на него. Пусть он не складный, не красивый, с точки зрения других. У Филиппа была другая красота, именно живой ум, его жажда знаний, которые он поглощал, как губка воду. Вот он поднял голову, увидел меня и моё окружение. Быстро закрыл свою папочку.

— Ваше Величество? — Он соскочил с фургона.

— Филипп, сейчас ты пересядешь из фургона в мою карету. Там едет Ефросиния, моя помощница и мой ассистент по многим операциям. И поедешь от ныне до Москвы в карете.

— В королевской карете?.. — Он опешил, потом замотал головой. — Нет, Ваше Величество. Вы и так добры ко мне. А ехать в Вашей карете, это уже слишком. Я не достоин.

— Давай так, Филипп, я сама решу, кто достоин ехать в моей карете, а кто нет. Поэтому, ты сейчас берёшь свои вещи и пересаживаешься в мою карету. Плюс берёшь, на всякий случай, два пистоля. Как из них стрелять, тебе покажет… — Я оглядела свой двор, остановилась на Агнешке. — Тебе покажет польская княжна, Агнеша. Моя фрейлина и сержант-дама Корпуса.

Агнешка удивлённо посмотрела сначала на меня, потом на Парацельса.

— Матушка???

— Агнеша, это не приказ, это моя к тебе просьба. Покажешь ему, как стрелять из пистолей. Хорошо?

— Да, Матушка.

Агнеша посмотрела на Филиппа, закатила глаза. Вздохнула.

— Пойдём, будущий светила науки, я тебя научу, как стрелять из пистоля. Может пригодится когда-нибудь.

Пока шла переправа грохнуло два выстрела. Кирасиры сразу напряглись. Но это Агнеша стреляла из пистолей. Польскую княжну хлебом не корми, дай пострелять. Я смотрела, как она показывала Парацельсу, что нужно взводить, куда целится и на что нажимать. Она сама зарядила пистоли, после чего грохнуло ещё два выстрела. Палатины, глядя на них, скалили зубы. Сержант-дамы тоже улыбались и перешёптывались меж собой, хихикали. Ко мне подъехал старший над кирасирами, заместитель Алексея, при его отсутствии. Майор по кавалерии.

— Матушка-Государыня. Переправа почти закончена. Нам пора самим выдвигаться.

— Да, Михайло. Едем.

— Матушка, а чего они делают? Порох жгут?

— Нет, Михайло. Это Агнеша учит будущего всемирно известного лекаря стрелять из пистолей. На всякий случай.

Михаил смотрел на меня удивлённо. Перевёл взгляд на парочку. Но ничего говорить не стал.

— Ваше Величество. — Ко мне подошёл Филипп, держа оба пистоля в руках. — Почему меня учат стрелять из этого? И почему, Вы хотите пересадить меня из повозки в карету?

— Потом, Филипп, что я забочусь о твоей безопасности.

— Ваше Величество ждёт чего-то не хорошего?

— Не буду от тебя скрывать, Филипп. Да, жду. На меня, по всему, готовят нападение.

Некоторое время он стоял в ступоре. Потом очнулся.

— Ваше Величество! Если кто-то готовит на Вас нападение, это кто-то бесчестный человек. А я пусть и обедневший, но дворянин, обязан защитить свою Королеву. Это долг дворянина.

Господи, ещё один защитник!!! Этого мне ещё не хватало. Вспомнил, что он дворянин. Обалдеть. Заметила, как ухмыльнулись мои палатины. Особенно Божен. Это тот ещё сквернослов.

— Божен, помолчи! — Успела предупредить его, а то он уже хотел, по своему обычаю, что-то ляпнуть. Птица Говорун, твою душу.

— А я что, Матушка? Я вообще молчу. Особенно перед таким Аникой-воином, который одним махом семерых побивахом. — Палатины тихо засмеялись. Взглянула на них. Эти меня понимали с полуслова. Моментально сделали лица сУрьёзными. Девушки продолжали хихикать, но тихо. Посмотрела на Филиппа.

— Значит так, Филипп Парацельс. Если ты и дальше хочешь ехать со мной и учиться, ты будешь выполнять всё то, что я говорю. Я не приемлю, когда мои приказы и моя воля игнорируется и не выполняется. Если ты сейчас проявишь свой дворянский гонор, можешь прямо сейчас уходить отсюда. И возвращаться в свой университет. Это всё, Филипп. Либо ты садишься в карету и едешь в ней, заодно охраняя Ефросинию. Либо собираешь свои манатки и уходишь. Следующее неподчинение моей воле будет караться жёстко, ибо я расцениваю это, как бунт, мятеж и измена. Выбирай.

Я сидела на коне и холодно смотрела на Парацельса. Надо сразу сломать эту ахинею с дворянской гордостью. Иначе каши не сваришь. Палатины теперь уже не улыбались их лица помрачнели. Смотрели на Парацельса очень нехорошо. Девушки тоже подобрались. Никто не улыбался.

— Филипп, — прояснила Агнеша, — если Матушка, что сказала, то надо выполнять. Нравится тебе это или нет. Если хочешь и дальше быть с ней.

— Да, хочу. Простите, Ваше Величество.

— Тогда, мой дорогой Филипп, идёшь и садишься в карету. Агнеша тебе зарядит пистоли. А дальше будешь сидеть в карете, чтобы не случилось и охранять Ефросинию. Она очень мне дорога и не дай бог, что с ней случиться.

— Я всё понял, Ваше Величество.

— Вот и умница. Делай, что я говорю. Твоя Королева ничего просто так не говорит.

Дальше я ехала уже более спокойная. Парацельс в относительной безопасности. Охранял Фросю. Правда Божену это не понравилось, но он предпочёл, глядя мне в глаза, промолчать.

— Матушка. — Обратилась ко мне Марфа. — Если до Великой и Острова они не нападут, значит вообще нападения не будет.

— Почему ты так решила? — Спросила её.

— А смысл? После Великой и Острова, их территория кончается. Слишком далеко. К тому же к нам присоединится Алексей со своими кирасирами. Значит нас усилит. Ты сама учила мыслить логически.

— Марфа, хорошая моя, запомни, из каждого правила есть исключения. Что-то мне не очень нравится этот Василь, который не из простых и который скорее всего не Василь. Что-то, вернее кто-то за ним стоит. И это очень серьёзный игрок. Исходи из этого, Марфа. Ты мой руководитель Особого Отдела Корпуса. Должна мыслить не стандартно.

— Что значит не стандартно, Матушка?

— То есть не так, как мыслят все остальные. Поставь себя на место татей. Что ты бы сделала? И учитывай, он соблазнял всех остальных золотом и серебром, что я везу. Это не простой купеческий обоз. Это царский обоз. Представила? А теперь подумай, где бы ты напала?

Марфа ехала и долго молчала, обдумывая мои слова. Потом посмотрела на меня.

— Если представить, что ему плевать, присоединится к нам Алексей Кобыла или нет… То, тогда…

— Ну же, Марфа?

— Великие Луки. Не в них самих, конечно. А перед ними. Там совсем глухие места. Селений из-за приграничных столкновений, которые происходили ещё совсем недавно, несколько лет назад, между Русью и Литвой, почти нет. Идеальное место для нападения. И не так далеко от их мест, где они грабили.

— Всё имеет начало и имеет конец, Марфа. Я тоже этого же с тобой мнения. Самое лучшее место для нападения, перед Великими Луками.

Переправились через Великую переночевали в Острове, утром двинулись дальше. К нам присоединился Алексей Кобыла со своими кирасирами. Это нас усилило. Но я не расслаблялась. Обоз продолжал двигаться. На вторые сутки подошли к лесам окружающим Великие Луки. Остановились. Собрала вокруг себя своих сержант-дам, палатинов и кирасир Алексея Кобылы.

— Где-то в этом месте на нас нападут. Так что будьте готовы.

— Мы всегда готовы, Матушка. — Ответил Богдан. Остальные закивали головами.

В этот момент из леса вышел человек. Один из родичей Айно. Они переговорили и человек вновь исчез в лесу. Айно вернувшись к нам сказал:

— Матушка, за нами наблюдают.

— Твоих родичей не заметили?

— Нет. Я сказал, что видаков пока не трогать. Так ведь?

— Так. Не надо их настораживать раньше времени. Так всё, двинулись дальше, в походном порядке.

Прошли ещё верст пять, как к родичи Айно привели Афоньку. Он был испуган.

— Здравствуй, Афанасий.

— Здравствуй, Матушка-Государыня.

— Ты хочешь что-то сказать?

— Да.

— Говори. Здесь все свои.

— Впереди засада. Они уронят подрубленное дерево спереди обоза и позади. Это ещё не всё. Вчера к нам присоединились литвины, много и ляхи.

— Сколько много?

— Дядька Игнат сказал больше сотни. У них брони хорошие, сабли, мечи и пищали-ручницы.

— Понятно. назад не пойдёшь. Рискованно, да и увидеть тебя могли. Поэтому садишься вон в ту карету. Это моя карета. Едешь в ней, понял?

— Понял. Матушка-Государыня, а дай мне саблю, я тоже биться буду. Я умею, дядька Игнат учил меня.

— Обязательно будешь, но не сейчас. Позже. Для начала тебе подрасти нужно. Всё, бегом в карету.

— Давай, отрок, в карету. И не перечь Государыне. — Сказал Алексей Кобыла. Я закрыла глаза. Сидела так некоторое время на коне.

— Матушка. Может тебе тоже в карету? — Вновь спросила Марфа.

— Нет. Богдан, достань и подними аквилу Девятого Легиона. Немедленно. И ещё, этого Василя взять живым. Я не знаю, как он выглядит и вы не знаете, но возьмите его живым.

Я подождала пока Богдан вытащит из фургона, в котором везли царскую корону тавро-скифов, римскую аквилу. Теперь орёл восседал на отличном древке. Ниже, под орлом имелась горизонтальная планка, к которой крепился красное полотнище. На нём золотыми нитями был вышит лавровый венок, а внутри него латинские буквы: «S. P. Q. R», читалось, как: «Senatus Populus Quiritium Romanus» — «Сенат и народ Рима». Эту надпись из заглавных букв носил каждый римский легион, показывая тем самым свою принадлежность к Великому Риму. Так было не только в период Республики, но и когда сам Рим стал имперским. Вплоть до Константина Великого, который заменил эти буквы на христианский символ лабарум. Но так, как IX Испанский прекратил своё существование ещё до Константина, то я велела вышить именно эти буквы. IX Испанский никогда не носил лабарум, а значит и нечего начинать.

Богдан упёр конец древко аквилы в стремя. Обоз двинулся дальше. Ехали все молча. Напряжённые, готовые в любой момент открыть огонь по врагу.

Впереди, после того, как прошёл авангард из конных, перед первым фургонов рухнуло дерево, перегородив дорогу. Позади последнего фургона рухнуло второй, отрезая путь к отступлению. Тут же раздались выстрелы из пищалей и аркебуз. Стреляли сначала впереди, это били по авангарду, но тут же начали стрелять и по нам уже. Но мы сразу же соскочили с коней на землю, успели, так как были готовы к этому. Палатины, сержант-дамы и солдаты с кирасирами открыли ответный огонь по лесной чаще в обе стороны, из мушкетов и пистолей. В нам полетели стрелы и арбалетные болты. Айно и Аббас тоже стреляли в ответ из луков, причём с приличной скоростью. Из лесной чащи с двух сторон на нас кинулись тати. Сразу же началась рубка. Рубились саблями и мечами. Орудовали топорами и моргенштернами. Мои солдаты кололи штыками. Вокруг обоза нарастал шум боя, крики и вопли. Я тоже стреляла, потом начала рубится. Рубилась своей шашкой. Меня постоянно прикрывали мои фрейлины и палатины.

— Защищать аквилу! — Крикнула я. Богдан одной рукой удерживал римский штандарт, второй отчаянно рубился с каким-то воином в прекрасной пластинчатой броне и в шлеме с металлической личиной. Божен успел подскочить и рубанул по ноге противника Богдана. Тот взвыл и рухнул на одно колено. Тут же получил саблей по голове. Хорошая у Богдана сабля. Прорубила шлем. Или может шлем был такой?

Аббас, отстрелявшись из лука, бросил его и стал сражаться двумя саблями. Рубился он виртуозно.

На меня бросился какой-то бородатый мужик в грязном кафтане, с вилами. Грохнул выстрел из пистоля и лицо бородача превратилось в кровавую мешанину из мяса кожи и костей. Он рухнул, как подрубленный. Я бросила взгляд. Это Марфа разрядила свой пистоль. Сунула его в поясную кобуру и бросилась с саблей наголо на следующего врага. В какой-то момент нас начали теснить. Всё ж, хоть мы и знали о нападении, но так как они начали первыми, то сумели часть солдат и кирасир вывести из строя — убили или ранили. Бой всё больше набирал обороты. Увидела, как двое подскочили к карете и открыли дверцу. Сначала грохнул один выстрел, потом второй. Оба разбойника повалились на дорогу. Ко мне сумел прорваться ещё один в хорошей кольчуге и в шлеме. В руках у него был меч. М-да, против него моя шашка как-то не очень. Он попытался меня рубануть, но я сместилась правее, уходя от удара. Уронила шашку, выхватила из ножен стилет и прыгнула на него. Мы сошлись вплотную. Я даже обхватила его левой рукой за шею и вогнала узкий клинок стилета ему в левый бок. Лезвие идеально прошло, как игла в кольцо кольчуги. Он дёрнулся. Но тут же ему в правый бок, вогнал четырехгранный русский штык один из солдат. Мой противник выпустил меч, захрипел и стал заваливаться на спину. Я отпустила его.

— Это тебе мой поцелуй от Ливонской Волчицы, сволочь. — Крикнула ему. В этот момент услышала болезненный девичий крик. Кто? В паре-тройке шагов от меня на землю стала оседать Ксения, рядом с ней тут же встала, прикрывая подругу Агнеша. Она выстрелила из пистоля. И когда успела перезарядить? Потом начала сражаться саблей. К ней подтянулась Айтан. Вдвоём они зарубили воина в кольчуге. Что с Ксюшей я тогда не узнала, так как ярость схватки, её темп закрутили меня. Пришлось отбиваться ещё от одного. Билась не своей шашкой, а чьей-то саблей. Даже не поняла, как она оказалась в моей руке.

И тут услышала крики: «Корпус! Корпус!» Увидела кирасир, много, они выскакивали из чащи, прямо на конях. Из леса бежали и пешие кирасиры, с палашами наголо. Стреляли из пистолей. Натиск на нас сразу ослабел. Тати кинулись в рассыпную. Но куда там. Вокруг были мои кирасиры. Их становилось всё больше и больше. Меня, моих девчонок и часть парней из палатинов сразу же окружили всадники, чуть ли не тройным кольцом. Я бросилась к Ксении.

— Ксюшенька, что с тобой, девочка моя. — Воскликнула я, приседая около неё. Княжна была бледная. Агнеша встала на колени и придерживала в сидячем положении подругу. На мундире Ксении была кровь. Мундир был порван в правой стороне груди. Оттуда торчал обломок стрелы. Стрела пробила кольчугу.

— Прости, Матушка. — Тихо сказала княжна.

— Тебе не за что просить прощение. Всё будет хорошо, Ксюша. Сейчас я выну стрелу. И ты поправишься. Так, парни, с багажного отделения кареты вытащите мой шатёр и быстро установите его. Ксении нужно сделать операцию, вынуть стрелу. Да и других раненых достаточно среди моих кирасир и солдат. Быстрее только!

Божен с Ильёй кинулись к карете. Я огляделась.

— Богдан, где Айно и Никифор?

— Не знаю, Матушка. Вроде в бою видел их. — Он сам закрутил головой. Но обоих палатинов не было.

— Они оба с каким-то мужиком вскочили на коней и поскакали в лес. Вон в ту сторону. — Ответил Аббас и указал на северо-запад, откуда мы двигались.

— Понятно. — Ответила я, хотя ничего было не понятно. Куда они унеслись?

К нам подскакал на коне дядька Евсей, полковник, командующий Московским Корпусом. Он резво соскочил с коня и подбежал ко мне.

— Жива, Матушка-Государыня?

— Жива, дядько. А вот Ксюшу мою зацепили… Евсей, а как ты здесь оказался, да ещё со столькими кирасирами?

— Саша, дочка, ты же сама мне писала и отправляла гонца. А мне сообщили, что в этих местах тати лютуют. Вот я и выдвинул сюда два эскадрона тяжёлой кавалерии. Вижу, успели вовремя.

— Вовремя, дядюшка. Вовремя, благодарствую тебе. Что-то много татей. Вон даже литвины с ляхами здесь.

— Вижу я. То не простые тати. То, что ты большую казну в неметчине взяла, это все знают. И в Москве об этом говорят.

— Взяла, дядька. Вон на Богдана посмотри.

— Видел я. Что это за прапор с орлом он держит и что написано на нём?

— Это орёл, аквила Девятого Испанского легиона. Им командовал наш с Еленой предок. Септимий Дука. Да, дядька, нашла я наследство наше с сестрой. Я вернула то имущество, которое не подлежит отчуждению. И доспех самого легата у меня и его меч. Это материальное подтверждения, что наш с Еленой род один из самых древних в Европе. Только документально подтверждено, что мой род восходит к патрициям Великого Рима. Но ладно, дядька. Об этом позже поговорим. Парни мой шатёр развернули. Мне пора врачевать страждующих.

Ксюшу перенесли в шатёр. Туда же прибежала Фрося с моими инструментами и привела Парацельса. Они принёс сумки, пошитые под моим контролем. В сумках были бинты, кегут, мази и прочие принадлежности врача-хирурга. Китель с Ксении сняли. Оставалась кольчуга, поддоспешник и нижняя нательная рубашка. А ещё лифчик. Да, все мои сержант-дамы носили их, беря пример с меня. Ксюша ещё была в сознании. Бледная вся. Она кусала губы. Ей было очень больно.

— Потерпи, хорошая моя. — В шатре остались мы втроём. Я, Фрося и Филипп Парацельс. Перед операцией вымыли тщательно руки с Фросей и Филиппа заставили. Потом надели на него халат, медицинскую маску и шапочку. Сами тоже так же оделись. У обломка стрелы, я срезала кусок древка по самую кольчугу. Потом Фрося положила на лицо девушки марлю пропитанную эфиром. Филипп очень внимательно наблюдал, но вопросов не задавал. Я сказала ему, что всё потом. Фрося взяв мои часы стала отсчитывать время. Когда Ксюша погрузилась в сон, стали снимать кольчугу. Освободили левую руку от кольчужного рукава, потом с осторожностью правую Филипп чуть приподнял княжну. Мы с Фросей стали снимать саму кольчужную рубашку с Ксении. Осложняло дело ещё и то, что в кольчугу были вплетены броневые пластины. Стрела попала в сочленение, туда, где нагрудная броневая пластина соединялась с самой кольчугой. Если бы в пластину, то скорее всего не пробила бы её и Ксения отделалась бы синяком на теле. Но увы.

С трудом, но кольчугу всё же сняли. Вся грудь у девушки была залита кровью. Сняли поддоспешник, потом нательную рубашку. Эту я просто разрезала. Филипп взглянул на меня круглыми от удивления и смущения глазами.

— Работай, Филипп. Ты сейчас не мужчина, а она не женщина. Ты сейчас просто врач, а она твой пациент. Фрося, лифчик убери. — Ксюша осталась лежать на половину обнажённой. Я обработала спиртом поверхность кожи вокруг раны. Потом сделала скальпелем надрез. С одной стороны и с другой. Расширила разрез и стала вынимать наконечник. Ксюша тихо застонала.

— Терпи, солнышко моё, терпи. Ещё немного. Филипп, зажим. — сказала я не подумав, что он что-то поймёт. Но Фрося указала ему на нужный девайс. Он вопросительно посмотрел на неё, она ободряюще кивнула. Наконечник я вытащила. Он был бронебойный, узкий трёхгранный. Обработала рану, меняя марлевые тампоны. Позволила крови ещё немного бежать. Надеялась, что она вымоет занесённую грязь из раны. Всё же, антибиотика у меня ещё не было. Потом наложила шов. Опять обработала рану спиртом и намазала мазью. Кивнула Фросе. Она понимала меня без слов. Выглянула из шатра, позвала Божена. Сказала, чтобы принёс горячей и холодной воды.

Офицеры, сопровождавшие обоз поняли, что сегодня никуда не двинемся, поэтому принялись отдавать команды на разбитие лагеря. Дядька Евсей внимательно наблюдал, как действуют солдаты и кирасиры. Потом одобрительно кивнул. Пока я оперировала Ксюшу, успели развести костры и вскипятить воду. Народ готовился к ужину. Божен притащил один котёл с горячей, а Илья с холодной. Оба смотрели на Фросю вопросительно.

— Чего смотрите? — Спросила она недовольно.

— Фрось, как Ксения? — Ответил вопросом на вопрос Илья.

— Как? В тебя стрелу засунь, ты как себя будешь чувствовать?

— Фрось, ну что ты такая недовольная?

— Не могли девушек прикрыть. Тоже мне, воины-палатины! Отдыхает она. Спит. Матушка вынула из неё стрелу, вернее наконечник. Главное, чтобы теперь заразы какой не было. Наконечник то вряд ли чистым был. Ладно, всё, идите.

Фрося влажной тряпкой обтёрла Ксюшу, убрала запёкшуюся кровь. Я перевязала её. После чего, Фрося принесла мою запасную нательную рубашку. Искать запасную у Ксюши самой не стала. Надели на неё и оставили в шатре. К шатру стали стягиваться раненые. Иных принесли. Начала делать операции прямо там, возле Шатра. Сшивала рубленные, рваные и резаные раны. Складывала перебитые кости рук и ног. Накладывала гипс. Некоторых, к сожалению, спасти не удалось. Филипп всё время помогал мне. Из него и Фроси сложился нормальный такой тандем, в виде моих ассистентов. Со своими разобралась уже глубокой ночью. Даже сержант-дам осмотрела и палатинов. У Паулы оказался синяк на спине. Ударили её саблей. Прорубили мундир, но миланская кольчуга удар выдержала. Правда у итальянской княжны остался от этого синяк, причём такой хозяйский. Но слава богу, что всё обошлось только синяком. У Агнеши оказался глубокий порез на левой руке. Но это тоже пустяки. Хотя мне и пришлось наложить ей два шва. Но заверила княжну, что шрам останется маленький и тонкий. Почти не заметный. Одна Айтан была целая и невозмутимая. Ни порезов, ни синяков. Зато на её счету было четверо убитых нападавших и двоих она ранила. Палатины сначала осматриваться отказались, пояснив, что у них всё хорошо. Я им не поверил и заставила раздеться до пояса. Ожидаемо — синяки, ссадины и кровоподтёки. Айно и Никифора не было.

— Где эти двое? — Спросила Богдана. Тот пожал плечами.

— Не знаю, Матушка. — Ответил он.

— Матушка, я видел, как Айно и Никифор, с каким-то мужиком из этих разбойников в лес ускакали. — Ответил мне Аббас.

— И в какую сторону?

— Туда. — Аббас указал на северо-восток, туда, откуда мы и приехали.

— Василя взяли?

— Нет, Матушка. Полона достаточно взяли. — Ответил Богдан. — Там и литвины, и ляхи, и наши, доморощенные разбойнички. Но Василя по допросам полона среди них нет. И среди мёртвых. Один из наших разбойничков сказал, что он ушёл, а с ним ещё трое его ближников. Я думаю, что Айно с Никишей за ним бросились в погоню.

— Тогда почему вы здесь ещё?

— По тому, Матушка, что с тобой обязательно кто-то из нас должен быть. Такие правила, которые ты сама установила. А ещё по тому, что прошло достаточно времени. Следопыт у нас один, это Айно. Где их искать, мы не знаем. А здесь по лесам можно вечность блудить. К тому же, я уверен, Айно с Никифором не пропадут. И если они пошли в погоню за кем-то, они догонят. И справятся. Хотя, если ты сейчас нам повелишь, мы пойдём на северо-восток. И будем надеяться, что найдём их.

— Ладно, Богдан. Ты прав. Будем надеяться, что они быстро вернуться.

— Матушка, там этот, малец. Афонька который. — Сказал Божен.

— Где? Приведите его ко мне.

Божен привел Афоньку.

— Подойди ко мне. — Велела я мальчишке. Он подошёл. — Спасибо тебе, что предупредил. Кстати, а где твой дядька Игнат?

— Не знаю, Матушка-Государыня. Я всех живых видел, кого твои вои в полон взяли. Мёртвых посмотрел. Нет его здесь.

Я удивлённо смотрела на мальчишку.

— А где он?

— Я не знаю, Матушка-Государыня. — Малец готов был расплакаться. Я погладила его по голове.

— Успокойся. Найдётся твой дядька Игнат. Если живой, найдётся.

— Дядька Игнат, он хороший. Он меня защищал перед другими в ватаге. Делился едой и учил меня, как владети саблей и ножом.

— Подожди. — Взглянула на Аббаса. — Аббас, ты сказал, что Айно и Никифор ускакали куда-то с каким-то мужиком?

— Да, Матушка.

— Опиши этого мужика.

Аббас рассказал. Афоня его слушал, потом кивнул.

— Это дядька Игнат.

— Значит, они точно пошли за Василём. — Сказал Богдан.

К нам подошёл дядька Евсей. Глядя на меня, улыбнулся.

— Не спишь, Сашенька?

— Нет, дядька. Вот закончила с ранеными.

— А с их ранеными ничего не будешь делать?

— Нет. Мне до них дела нет. Они шли убивать меня. Моих солдат, кирасир. Моих девочек и моих парней. Но ты прав. Надо отдохнуть… Дядька, а чего ты так спрашиваешь про этих? — задала ему вопрос, глядя в его хитрющие глаза. Она опять усмехнулся в свои усы и бороду.

— Да тут старый знакомец наш. Ты должна его помнить, Саша.

— Это кто же такой, дядька?

— Лях один. Первый раз он попал к нам в полон, с твоей помощью. Это когда я, Василий Вяземский и его брат, Иван, схватились с литвинами и ляхами в пограничье. Помнишь? Ты помогла нам тогда, со своим луком. Побила конных и уравняла наши силы. Меня ранили тогда. Ты меня лечила. Мы тогда впервые встретились. Вы с Еленой пробирались на Русь.

— Подожди… Я тебя правильно понимаю? Это тот поляк, как же его… Ян Собесский⁈ Да не может быть, дядька Евсей???!!!

— Ещё как, Сашенька может быть. Попался хорёк проклятый. Теперь точно не уйдёт. Но если тогда, он честно бился с нами, не как тать лесной, а воин, то теперь он перешёл в стан воров поганых Так что можно его смело, как вора и убивцу-душегуба, повесить на суку.

— Повесим. Обязательно. Где он? Я хочу видеть этого засранца. Не даром мой покойный муж, Ванечка Вяземский говорил ещё тогда Яну, что он лгун и верить ему нельзя. И хоть Ян давал слово, что не сбежит, сам же сбежал.

Мы прошли с дядькой, палатинами и моими фрейлинами к пленным. Они все были собраны в одном месте. Когда мы подошли, они сидели на земле. Тяжёлых раненых среди них не было. Дядька Евсей сказал, что просто добили их. Всех пленных окружали кирасиры и солдаты.

— Встать! — Рявкнул один из моих офицеров. Пленные встали на ноги.

— Собесский, иди сюда, лях. — Крикнул Евсей. К нам подошёл мужчина. Дорогого доспеха на нём не было. Я смотрела на него. М-да. Пять лет прошло. Столько всего случилось. И его эти пять лет не пощадили. Обрюзгший какой-то. тогда он лучше выглядел. Пьёт что ли много?

— Ну здравствуй, Ян. Вот мы с тобой вновь встретились. И опять при каких обстоятельствах. — Я смотрела на него и усмехнулась. — Не везёт тебе, Ян со мной. Как встречаешься, так обязательно в полон попадаешь. И вот опять ты стоишь передо мной опустив голову. Да, Ян, шляхтич польский. Ну если в прошлый раз к тебе относились, как к рыцарю и воину, то теперь ситуация изменилась. Неужели ты, Ян, опустился до обыкновенного разбоя, как самый последний лесной тать и вор? Ай-яй-яй.

— Брони у них хорошие, Саша. И оружие. Плюс некоторые из них наёмники, профессиональные, не шпыни какие-либо. — Сказал мне на ухо дядька Евсей.

— Что-то не видно броней на них. Хотя в бою заметила это тоже.

— Так сняли с них всё. В исподнем оставили. Зачем мертвецам хороший доспех? — Удивлённо посмотрел на меня полковник. Я вновь усмехнулась, кивнула ему. И правда, зачем мертвецам брони? Да и вообще одежда? С них даже сапоги, у кого были стащили. Трофей, взятый в бою, свят. Как говорится, что в бою взято, то свято! Вновь взглянула на Яна.

— Не очень хорошо выглядишь, Ян. Пьёшь, наверное много? Ты был по сути голодранцем, как многие шляхтичи, так им и остался. А значит у тебя не было денег экипировать и снарядить отряд в сотню головорезов. Причём очень хорошо экипировать. Кто-то дал тебе денег, что ты даже наёмников нанял. И аркебузы с пищалями получил. Всё это стоит дорого. Кто за тобой стоит? И какой приказ тебе дали? Убить меня?

— Нет, Ваше… — Он запнулся, взглянул на меня. — Величество. Приказ был взять живьём тебя и твою казну, что ты в немецких землях захватила. И привезти заложника, которого ты тоже захватила на Балтике.

— Какого заложника? Я много кого там захватила.

— Графа Померанского, он же князь Рюгенский.

— О как⁈ А зачем кому-то понадобился Йенсен фон Путбус?

— Я не знаю. Но за него обещали хорошо заплатить. Даже аванс дали. Пятьдесят золотых дукатов.

— И кто же это? — Ян молчал. На него надвинулся Богдан.

— Когда Государыня задаёт вопрос, надо отвечать.

— Я шляхтич и дворянин. Я дал слово шляхтича молчать. Не пугай меня. — Огрызнулся Собесский. Всё же гонор в нём остался. Я остановила Богдана.

— Не надо, Богдан. Ничего страшного. Пусть молчит. Пока молчит. Отвезу его в Москву. Там будет предметный разговор. Только уже не со мной. А с моим свекром. Боярином Вяземским Фёдором Мстиславовичем.

Ян всё это слышал. И точно знал, кто такой старший Вяземский.

— Мы не просто так пришли, Королева Александра. — Произнёс Собесский. Я уже повернулась и хотела уйти, но остановилась. Развернулась к нему. Смотрела на него вопросительно.

— Что замолчал? Сказал «А», говори «Б».

— Мы пришли по договорённости с вашими.

— С нашими, это с какими? Под термином наши, можно много кого понимать. Конкретнее.

— Я знаю только, что с вашей стороны это очень влиятельный человек. Из высшей знати. Но кто он, я не знаю. Я общался с его представителем.

— Это с кем?

— Его называют Василь. Он главарь местного быдла, что по лесам хоронятся.

— Как интересно. Ладно, сейчас уже поздно. Дядька, пусть Собесского отведут и сторожат отдельно от остальных. Он мне нужен. Надеюсь, дядька, на этот раз он не сбежит?

— Не беспокойся, дочка. Не сбежит. Я сам лично за ним присмотрю. Лично не надо. Ты не в том возрасте не спать сутками. Тебе отдохнуть нужно. Отдай приказ своим подчинённым и пусть его сторожат, как зеницу ока. Теперь главное, это изловить этого Василя. Не нравится мне всё это. Похоже, что готовится какой-то заговор. Удвой караул. Здесь будем до утра. Потом двинемся дальше. Нужно быстрее в Москву. Тревожно мне, за детей. Васи нет в Москве, он с Астороконью разбирается. Меня тоже нет. Как там дети?

— С детьми всё хорошо. Не беспокойся. Их очень хорошо охраняют. — Заверил меня полковник. А утром меня ждал сюрприз, причём я сначала не могла понять, плохо это для меня или хорошо???

Рано утром меня разбудили.

— Матушка, Божен тут за шатром стоит. Просил разбудить тебя. — Услышала я голос Фроси. Открыла глаза. Боже, как спать охота. Ещё бы минуточек 600 полежать… Но пришлось вставать.

— Что у него стряслось?

— Говорит Айно с Никифором вернулись. Привезли двоих.

Я встала. Умылась холодной водой. Фрося мне полила. Потом оделась и вышла из шатра. Караул из солдат и кирасир стоял как положено. Перед входом в шатёр топтался Божен. Увидев меня, растянул физиономию в радостной улыбке.

— Доброе утро, Матушка.

— А оно точно доброе, Божен?

— Сама решишь. Но я думаю, что доброе. Айно с Никишей живы и целые, не порубленные на кусочки. Да ещё самого Василя и одного из его близких подручных притащили.

Я непроизвольно улыбнулась. Мои парни точно, как волки, взяли след, обязательно настигнут добычу, сколько бы им не пришлось её преследовать. Точно, волчья стая.

— Разбуди полковника Евсея и Алексея Кобылу. И где этот, Василь?

— Пойдём. Матушка.

Айно с Никифором стояли метрах в двадцати от моего шатра. С ними рядом стоял какой-то бородатый мужик, лет 45. Тут же были и остальные палатины. А на земле связанные лежали двое. Причём в кольчугах, штаны из дорогой материи, сапоги. Подошла к палатинам.

— Вижу, хорошо съездили, мальчики? — Улыбнулась Айно и Никише. Те поклонились.

— Нормально, Матушка. Вот главаря шайки привезли. Василь. Всё как ты велела. — Ответил мне Никифор. Я взглянула на бородача. Тот стоял, держал шапку в руках. Поклонился мне, очень низко. — А ты кто такой будешь, мил человек?

— Игнат я, Матушка-Государыня. Человек Гаврилы Чёрного. — Ответил он.

— Иуда! — Выкрикнул один из пленников. Айно поставил ему ногу, обутую в сапог, на голову, прижав к земле.

— Заткнись. Будешь говорить, когда тебе разрешат. Понял? А то забью на смерть.

— Забей. Всё равно ничего не скажу. — Прохрипел он под сапогом палатина.

— Скажешь, куда ты денешься. У Вяземского все говорят, даже мёртвые. — Ответила я. — Богдан, этих стеречь, пуще глаза. Не дай бог с ним что-то случится.

В этот момент к нам подошли Евсей и Алексей. Дядька был явно со сна. А вот Алексей свеж и бодр, подтянут, словно и не спал.

— Вот, господа, посмотрите. Василь, главарь татей, убийца, душегуб и насильник.

Евсей с интересом смотрел на разбойника. А вот Алексей очень внимательно в него всматривался. Увидела на его лице удивление, переходящее в шок.

— Алексей, вижу, ты узнал его? Кто это?

— Это не Василь. Вернее, его зовут по другому. Да, я знаю его, видел ранее.

— Ну и кто же он?

— Боюсь, Государыня, тебе не понравится.

— Давай я сама решу, что мне нравится, а что нет. Говори.

— Ты же знаешь, матушка, что я изначально служил у Великого Государя. В ближней охранной сотне. Потом по его повелению к тебе перешёл.

— Это я знаю. Дальше?

— Так вот, я видел этого человека несколько раз. Он ближник брата Государя.

— Брата Государя? Ты уверен, Алексей?

— Уверен, Государыня. Вот тебе крест.

— У моего мужа несколько братьев. Он ближник какого из них?

— Андрея Ивановича Старицкого.

— Андрею 25 лет, не так ли? — Задала я вопрос Алексею

— Да. Он самый младший из братьев.

— Это я знаю. — Кивнула Алексею. Я видела и была знакома со всеми братьями Василия. Он молод, хоть и амбициозен. Точно так же, страдают не по-детски амбициями все братья моего мужа. А ведь каждый из них мысленно примеряет шапку Мономаха на себя. Засранцы. Но всё же, как-то не вязалось у меня всё это с двадцатипятилетним парнем. Слишком молод на такую игру. Или нет? Или возраст здесь не играет роли? А если играет? Или всё же его используют, как полезного идиота для того, чтобы прикрыться самим? Только, если не он, то кто? Чьи уши торчат?..