Александра. Большая игра. (книга вторая)

Глава 40

(Картинка сгенерирована читателем Игорем Харламовым. Специально для Александры-2)

Идёт по улице королева-женщина,

Слегка задумчива, но так торжественна,

В глазах усталость, но всё равно прекрасная

И никому на свете неподвластная.

В ней сила, выдержка, загадочность и страсть,

Но, так же неожиданно может в дерзость впасть.

Всё на свете познавшая, всё прошедшая,

Королева-женщина — сумасшедшая!

Иногда глаза вдруг слезами наполнятся,

Но, что задумала она, всё исполнится.

Сердце женщины — оно ведь безмерное,

Она Великого Князя жена, самая верная!

Дела семейные и работа трудная,

Царица в деле не бывает нудная.

У неё всегда улыбка на губах цветёт,

Под землёй и на земле — королевой идёт!!!

Надежда Сафонова Кальская

Территория Генуэзской республики. г. Савона. Палаццо Джулиано делла Ровере, ныне покойного папы Юлия II . Третья декада июля 1516 года от Рождества Христова.

Палаццо не было достроено до конца, но жить в нём было уже можно. Почему один из величайших архитекторов эпохи Ренессанса Джулиано да Сангалло не достроил дворец, я не знала. Да и не пыталась узнать. В настоящий момент палаццо принадлежало городской управе и они предоставили мне его для временной остановки. Правда очень боялись, что я могу посчитать это оскорблением, всё же дворец не был достроен, но я, после осмотра самого палаццо, заверила представителей городских властей, что всё нормально и мне подходит.

В гавани порта Савоны заметила нашу каравеллу. Это оказалась «Ассоль». Вскоре в палаццо явился в сопровождении ещё двух офицеров капитан каравеллы.

— Ваше Величество! — Он был радостным. Я улыбнулась ему.

— Здравствуй, мой капитан. Флот в Генуе?

— Так точно, Матушка-Государыня. Основные силы там, как и все транспорты и часть военных трофеев.

— Так, дорогой мой, а по подробней? Где трофеи взяли? В Магрибе?

— Нет, Матушка-Государыня. На траверсе Лиссабона. Пришлось вступить в бой с португальским флотом. Они первые нас атаковали.

— Так. Весело то как. Мануэл что, решил нам войну объявить?

— Они просто решили проверить, чей это флот идёт. Ранее то мимо них такие военные эскадры не проходили и они считали себя в этих местах хозяевами. Вот поэтому и атаковали.

— Результат боя?

— Португальский флот потерпел поражение. Было захвачено на абордаж несколько призов. А так же в плен попал Адмирал Португалии граф Лопо Вас де Азеведо. Но призы нуждались в ремонте, как и пара наших кораблей. Поэтому, командующим флотом было принято решении о захвате порта Лиссабона. Порт мы захватили и ещё улицы, примыкающие к порту. Капитан-лейтенант Карамзин в ходе уличных боёв, со своей командой сумел захватить семью Короля Португалии. Его супругу, всех принцев и принцесс. Самого Короля не получилось. Он находился в другом месте. Всех родных Короля привезли в порт и переправили на борт «Революшна». Португальцы, узнав об этом, начали переговоры. Командующий отпустил саму Королеву и двух принцев. Королева беременна, Матушка-Государыня. И два принца тоже ещё совсем маленькие. А вот двух старших принцев, в том числе и наследного, а так же двух принцесс, он оставил на флагмане.

— Они сейчас в Генуе?

— Да, Матушка-Государыня. На «Революшне». Но часть эскадры сейчас пошли на Магриб. Попытаются захватить Алжир, Тунис и Триполи. Эти пиратские гнёзда.

— Кто ушёл в Магриб?

— Галеоны «Галактика» и «Апостол Пётр». Каракки «Афина» и «Андрей Ослябя». И все каравеллы, кроме «Ассоли». Нас оставили здесь. Мы патрулировали побережье. Алжирские пираты часто сюда наведываются.

— Понятно.

— Матушка- Государыня, при бое с португальским флотом, на абордаж была взята странная галера.

— Почему странная?

— Да большая она какая-то. И парусное вооружение больше, чем у обычной галеры. И вёсел больше. Да и сам корабль совсем свежей постройки.

— Как интересно. Вы её привели в Геную?

— Да, Ваше Величество. Правда перед этим пришлось её ремонтировать. В обмен на Королеву и двух принцев, Король Португалии согласился прекратить пытаться отбить порт и дать нам четыре дня. А за это время из Ливонии к нам подошли ещё транспорты и две свежие каракки. Их успели достроить. Команды набрали из фризов, свеев и ливонцев. В Лиссабоне много чего удалось захватить, но самое главное, это много специй. Перед тем, как мы захватили порт Лиссабона, туда пришёл караван из Индии, Аравии и пряных островов. Всё загрузили в транспорты… Ваше Величество, Матушка-Государыня, может ко мне на «Ассоль» и я Вас помчу до Генуи?

— Нет. Я пойду в Рим. А вот из Рима в Геную. А для контр-адмирала я напишу письмо. Передашь его Князю Пандольфо.

— Слушаюсь, Матушка-Государыня.

Потом села писать письмо для командующего флотом.

«Здравствуй Князь и мой контр-адмирал. Знаю уже новости о твоей Лиссабонской десантной операции. Капитан 'Ассоли» рассказал мне. Что хочу сказать, ты всё правильно сделал. Одобряю все твои действия. То, что ты привёз старших инфантов и инфант, это тоже правильно. Значит у нас с Мануэлом будет торг. Теперь о дальнейших действиях. Сейчас я в Геную заходить не буду. Пойду прямиком на Рим. Ты подумай над тем, как обустроить нам нашу военно-морскую оперативную базу в Средиземноморье. Предлагаю обратиться к рыцарям Ордена Госпитальеров в Родосе. Думаю, они согласятся предоставить нам территорию порта, его оборонительных укреплений для нашей базы. И им тоже это будет подспорьем в борьбе с пиратами Магриба и османами. Родос очень важен, мой контр-адмирал. Он имеет большое стратегическое значение для моего броска на Дарданеллы. Я написала письмо Великому Магистру Ордена госпитальеров. Отдашь его командующему эскадрой, которая пойдёт к Родосу.

Принцев и принцесс держи на флагмане. Обращайся с ними согласно их статусу. Я подумаю, что с ними делать. На этом всё, Пандольфо. С уважением к тебе, Королева Ливонская и Великая Княгиня Московская, Александра'.

Написав письмо, запечатав его своей личной печатью. Так же написала письмо на латинском для Великого Магистра Ордена Госпитальеров на Родосе Фабрицио дель Карретто. Запечатала и отдала оба письма капитану «Ассоли» Глебу, сыну Князя Григория Александровича Мезецкого. На следующий день, утром, когда мы стали собираться, чтобы выдвинуться дальше, ко мне зашёл Богдан.

— Матушка. Прибыл этот, тамплиер.

— Пусть подождёт. — Попросила Фросю принести шахматную доску. Расставила фигуры в соответствии с последней диспозицией. Потом сказала Богдану, чтобы капитан зашёл. В комнате, по мимо меня находились все сержант-дамы, одетые по походному. И Ефросиния. За капитаном зашли, кроме Богдана, Божен и Никифор. Айно, Аббас и Илья остались сторожить снаружи.

— Какой ход сделал Магистр? — Задала вопрос тамплиеру.

Тамплиер взял пешку и передвинул её с f2 на f4. Я кивнула. Взяла ферзя и передвинула с d8 на c7.

— Всё запомнил? — Он кивнул. — Тогда свободен. Богдан, Божен, проводите его.

Когда за тамплиером и моими палатинами закрылась дверь, посмотрела на своих сержант-дам.

— Вы готовы выступить, девочки?

— Готовы, Матушка. — Ответила Ксения. — Скажи, Матушка, а как долго эта игра будет продолжаться?

— Скоро всё закончится.

Выехали спустя час после этого. Двигались в сторону Генуи. Перед самым городом встретили испанский отряд. Их было тысячи полторы. Они стояли лагерем. В основном пехотинцы-пикинеры. Но была и конница. Нам дорогу перегородил отряд испанской конницы. Вперёд выехал всадник, облачённый в дорогой рыцарский доспех. Шлем с плюмажем из длинных, разноцветных перьев. Дорогой плащ с гербом. Он поднял руку, требуя остановится.

— Кто вы и куда направляетесь?

— По какому праву задаёте такие вопросы? — Тут же вопросом на вопрос ответил один из офицеров моего отряда. Он знал испанский. — Сначала представьтесь вы. Разве не видите королевский штандарт?

— Я Педро Альварес де Толедо-и-Суньига, маркиз де Вильяфранка-дель-Бьерсо, из дома Герцогов Альба.

— Мы личная охрана Её Величества, Королевы Ливонии и Великой Княгини Московской, Имперской Порфирородной Цесаревны, Порфирогениты, Александры Комниной-Нибелунг. — Ответил офицер. Паула, тоже знавшая испанский, переводила мне.

— Он сказал и-Суньига?

— Да, Матушка.

Я тронула коня и двинулась вперёд. Подъехала к первым рядам своих кирасир.

— Маркиз, ты понимаешь по-французски?

Он тут же слез с коня. Галантно поклонился мне.

— Понимаю, Ваше Величество. — Маркизу было лет 30. Аккуратная бородка, усы. Он с неким восхищением смотрел на меня.

— Скажи, маркиз, а граф Луис Фернандес де Веласко-и-Суньига, кем тебе приходится?

— Мой кузен, Ваше Величество.

— Он сейчас у меня в Ливонии. Вернее, отправился в Москву, на лечение. — Я улыбнулась. Маркиз тоже.

— Да, я знаю, что он направился в Ливонию. Повёз золотую статуэтку Вам, Ваше Величество. Из Эльдорадо. — Ответил он. Я ему кивнула. — Ваше Величество, на рейде Генуи стоит Ваш флот. Скажите, Вы планируете что-то в отношении Генуи?

— Нет, Маркиз. Мой флот меня ждёт. Заодно пощиплет пиратов Магриба. Или ты против, Педро Альварес де Толедо-и-Суньига, маркиз де Вильяфранка-дель-Бьерсо, из дома Герцогов Альба?

— Нет, Ваше Величество.

— Но сейчас я в Геную не пойду. Мне нужно в Рим. А вот из Рима я прибуду сюда, в Геную, и мы уйдём.

— То есть, Вы, Ваше Величество всё же будете останавливаться в Генуе, пусть и на обратном пути?

— Да. Маркиз, прикажи своим людям освободить нам дорогу.

— Простите, Ваше Величество. — Он махнул рукой и что-то крикнул. Всадники быстро разъехались, освободив нам путь. Мы тронулись дальше. Кстати, двигались по древней римской дороге. Здесь в Италии, этих дорог оказалось больше, чем в остальной Европе. Кавалеристы маркиза с удивлением смотрели на проезжающих мимо них моих сержант-дам в форме Корпуса и в киверах на головах.

В саму Геную заезжать не стали. Обогнули её и направились в сторону Флоренции. За день успели пройти всю территорию республики Генуя. Пересекли границу с Флорентийской ореспубликой. К вечеру достигли города Лукки. Очень красивый город. Я с удовольствием рассматривала крепостные башни и стены Лукки. Этот город был основан римлянами во II веке нашей эры. Долгое время считался центром герцогства Тосканы. Свой расцвет, город пережил в XIV веке при Каструччо Кастракани, кондотьере и вожде гибеллинов из рода Антельминелли. Был провозглашён жителями Лукки пожизненным консулом их города. Вёл успешные военные компании. Сам город Лукка до сих пор считался вторым по значимости, после Флоренции. Это благодаря тому, что именно в этом городе впервые в Европе стали производить шёлк. Так же процветанию Лукки способствовало и то, что он стоял на важном торговом пути на Рим, Парму, Флоренцию, Пизу и Луни. Кроме того, через Лукки проходил второй по значимости путь паломников. Из Европы в Рим и обратно. Так называемый Via Francigena. Всё это мне рассказывала по пути Паула. Правда перед нами город закрыл ворота. Мы остановились. Я спокойно наблюдала за воротами. Оглядывая мощные стены и башни. Штурмовать его я точно не собиралась. Паула расстроилась и даже обозлилась. И когда из ворот города выехали несколько всадников в доспехах, она презрительно смотрела на них с высока и даже выдвинула нижнюю челюсть.

— Я Франческо Гуиниджи. Меня назначили старшим при переговорах с вашим вооружённым отрядом. К кому мне можно обратиться? Кто командует вами? — Обратился к моим кирасирам, один из этих всадников в дорогих доспехах. На вид лет 30–35. Кирасиры продолжали стоять, замерев на своих конях. Алексей Кобыла посмотрел на меня. Я отрицательно покачала головой. Он кивнул. В ответ на слова представителя городских властей тишина.

— Матушка, разреши? — Попросила Паула.

— Езжай. Объясни им, что игнорировать ливонский королевский штандарт, может очень обременительно закончится для жителей этого города. Тем более, что этот город находится очень близко от побережья. А рядом наш флот.

Паула тронула коня шпорами и двинулась вперёд. Выехав перед представителями городских властей, смотрела на них с высока. Представители городских властей смотрели на неё шокировано. Как же, молодая женщина, в странной мужской одежде, вооружённая и со странным, но красивым головным убором.

— Я Княжна Паула де Малатеста, дочь правителя Ремини, Князя Пандольфо Малатеста. По мужу Княгиня Васильчикова. Сержант-дама и фрейлина Её Величества Королевы Ливонии и Великой Княгини Московской, Имперской Порфирородной Цесаревны Трапезунда, Византии и Рима, Порфирогениты, Александры Комниной-Нибелунг. Как вы посмели закрыть перед Королевой ворота своего городишка? Вам оказывают великую честь, а вы свои морды воротите? Королева расстроена. А ведь совсем рядом, в Генуе стоит её флот. Португальцы решили испытать его и напали. В итоге, Португалия лишилась своей третьей армады. А так же была захвачена половина Лиссабона. А ваш Лукки, далеко не Лиссабон. И десант может быть высажен быстро.

По мере того, как Паула говорила, лица парламентёров приобрели совсем бледный оттенок. Сеньор Франческо Гуиниджи, из очень уважаемой и влиятельно семьи Лукки, чуть ли не позеленел.

— Её Величество очень в хороших отношениях со многими владетельными сеньорами Европы. — Продолжала говорить Паула. — В том числе с Королём Франции, с Королём Кастилии и Арагона, с Императором Священной Римском Империи, с Марграфами и Герцогами. А вы сейчас нанесли ей оскорбление. Вы хорошо подумали о последствиях? Её Величество зла никогда не забывает.

— Мы просим прощения у Её Величества. Но ваш воинский отряд слишком большой, Княгиня.

— Её Величество не собирается захватывать Лукку. Она просто хотела остановится на ночь у вас. А утром мы бы ушли. Её Величество держит путь в Рим, к Понтифику. Или вы открываете ворота и извиняетесь или… Франческо Гуиниджи, Лукка поимеет последствия. Очень нехорошие.

— Прошу прощения, Княгиня. Никто не хотел оскорблять Её Величество. Поверьте. Сейчас ворота откроют. И я хочу пригласить, провести эту ночь в моём палаццо.

— Тогда командуйте, Франческо. — Проговорила Паула. Ворота открыли. Мы заехали в город. На улицах было пусто. Франческо Гуиниджи сопроводил нас до своего дворца. Меня впечатлила башня их палаццо.

— Какая высокая! Зачем она? И почему вы строите такие башни внутри города? — Спросила я Франческо через Паулу.

— Такова традиция, Ваше Величество. Строить башни.

— А, понятно. У кого выше, тот круче. Очень хорошая традиция! — Я засмеялась. Паула тоже. Франческо ничего не понял, но тоже улыбнулся. Да Бог с ним. — А зачем деревья на башне?

— Так красиво же. — Пояснил Гуиниджи. Я кивнула. Ну да, красиво. — Ваше Величество, всё дело в том, что те Гуиниджи, которые жили в этом палаццо и которые построили башню, их род пресёкся на Паоло Гуиниджи. Он был отстранён от власти в результате городского восстания. Его выдали миланскому герцогу Сфорца, врагу семьи Гуиниджи. Сфорца приговорил его к смертной казни, но впоследствии заменил на пожизненное заключение в тюрьме, где Паоло и умер в 1432 году от Рождества Христова.

— Но ты то тоже Гуиниджи? — Спросила я Франческо.

— Да. Мы дальние родственники тем Гуиниджи. Боковая ветвь. Отделившаяся от основного рода в 13 веке.

— Понятно.

В Лукке я задержалась ещё на сутки. Посетила собор Святого Мартина, заложенный ещё в VI и, окончательный свой облик приобрёл в ХI. Классический римско-католический храм. Меня встретил там Систо Гара делла Ровере, Апостольский Администратор. К нему присоединился и епископ Эрар де ла Марк, ехавший в моей карете в Рим. Похоже, он уже наговорил администратору обо мне.

— Ваше Величество! — Умильно улыбаясь, проговорил Систо Гара делла Ровере. М-да. Хорошая у него должность. В отсутствии архиепископа, такого вот администратора назначает сам папа, для управления той или иной епархией. Он не архиепископ, но власти у него не меньше. — Я очень рад видеть Вас, в нашем соборе.

— Здравствуйте Ваше Преосвященство… Я не ошиблась в титуловании?

— Даже если Вы и ошиблись, Ваше Величество, ничего страшного. Вы же греческого вероисповедания⁈

— Да, я православная. Но меня помазали на царствование двое высших иерархов Христианской Церкви. Архиепископ Рижский от Римско-Католической Церкви и Митрополит всея Руси, от Русской Православной Церкви. Так что я имею право посещать, как православные храмы, так и католические. И не только посещать, но и молится.

— Конечно, Ваше Величество.

В храм мы зашли без оружия. Аббас и Айтан не заходили, ждали нас с наружи с другими кирасирами.

— Скажите, отче, вон там, это картины же?

— Совершенно верно, Ваше Величество. — Кивнул мне Систо Гара делла Ровере. — Хотите посмотреть?

— Да, хочу.

Мы прошли к картинам. Я рассматривала их. Конечно, они все были на библейские темы. Я остановилась перед одной из них. На ней была изображена Мадонна, которая обращается к Сыну своему о милосердии для женщин с маленькими детьми.

— Вам нравится, Ваше Величество? «Это Мадонна Милосердия».

— Да. Что-то знакомое в манере письма.

— Вы видели ранее работы Фра Бартоломео?

Фра Бартоломео!!! Точно! Я прошлой жизни я видела в Санкт-Петербурге, в Эрмитаже его картину «Мадонна с младенцем и четырьмя ангелами». И здесь тоже самое, стиль художника. Манера написания картины. Так, а как давно он жил?

— Видела. А когда он написал эту картину?

— В прошлом году, Ваше Величество. — Ответил Апостольский Администратор. Я шокировано посмотрела на него.

— То есть, Фра Бартоломео жив?

— Жив. Сейчас живёт монастыре Святой Магдалины в Пиан-ди-Муньоне, обители доминиканцев Сан-Марко во Фьезоле, близ Флоренции. Два года назад, брат Бартоломео переболел малярией. И до конца, не вылечился, поэтому его здоровье желает оставлять лучшего. На всё воля Господа нашего. — Мы все перекрестились. Я перешла к следующей картине, написанной на дереве. На ней тоже была изображена Мадонна, но уже с младенцем на руках, которого кормила грудью.

— Это Луккская мадонна, Ваше Величество. Работа фламандского художника Яна ван Эйка. Он написал её почти сто лет назад. Точная дата написания неизвестна. И суда по креплениям, вернее следам креплений, видите, по обоим краям картины, она была центральной частью триптиха. — Пояснил мне Администратор.

— Если триптих, то где остальные две части?

— Неизвестно. Как неизвестен и заказчик картины.

— А как она попала сюда? Её кто-то же принёс, подарил храму?

— Лет пятьдесят назад это произошло. Кто подарил, к сожалению, записей не осталось. Либо утрачены, либо вообще не делались. Говорят, что в образе этой Мадонны, ван Эйк изобразил свою супругу, Маргариту ван Эйк.

Я внимательно рассматривала картину.

— Интересно, что же было изображено на двух других картинах?

— Это не известно. И навряд ли мы когда об этом узнаем, Ваше Величество. Скорее всего они утрачены. Хорошо хоть эта сохранилась.

Я кивнула, перешла к следующей картине. Очень смело написана была. Обнажённая женщина, сидевшая на ложе под балдахином с розой в руках. Я удивлённо посмотрела на Апостольского Администратора. Он прокашлялся.

— Это картина молодого художника. Тициана Вечеллио. Он написал её шесть лет назад, по заказу одного аристократа из Флоренции. Но после написания картины, оплачивать работу молодого художника отказались. Посчитали слишком откровенной. В это время во Флоренции был Один из жителей Лукки, Франческо Гуиниджи. Тициан продал ему картину. А Франческо передал её в храм.

— За сколько он её купил?

— За 50 серебряных флоринов, Ваше Величество.

— За сколько?

— За 50. Вы считаете, что он переплатил? Но сумма заказа составляла две сотни флоринов.

Я смотрела на подручного папы римского. Господи, знал бы он сколько картины этих художников будут стоить в 20 и 21 веке⁈ Миллионы!!!

— Знаете, Ваше Величество, я тоже считаю, что этой картине не место в храме. Её нужно будет убрать. Всё же на ней изображена языческая богиня Венера.

— Я готова купить её. А так же «Луккскую Мадонну» и «Мадонну Милосердия». За эти три картины, две на холсте и одна на дереве, я готова выплатить двенадцать тысяч серебряных ливонских талеров. Ливонский талер равнозначен серебряному флорину. Вес чистого серебра одинаков.

— Сколько Вы готовы заплатить, Ваше Величество? — Если сказать, что Апостольский Администратор был шокирован, значит ничего не сказать. Он даже побледнел. Глаза чуть на лоб не выскочили. Так же был шокирован и епископ Эрар де ла Марк, присутствовавший здесь же.

— Двенадцать тысяч, отче. По четыре тысячи за картину. Тем более от Венеры, Вы, отче, хотите избавится.

Апостольский Администратор и епископ переглянулись.

— Я согласен. — Ответил Систо Гара делла Ровере. Я кивнула, конечно, согласен. Я бы удивилась, если бы он не согласился. Это сейчас Бартоломео, Тициан, ван Эйк не так известные художники, хотя тот же Ян ван Эйк и был востребованным. Но таких как он хватало. Я ещё раз посмотрела на картину Тициана. Я не знала, дожила до моего времени эта его картина, ведь какие-то его творения были утрачены за века, прошедшие после его смерти.

— Я выдам Вам, отче, вексель на 12 тысяч талеров. Вексель Ливонского Королевского банка. Его примет любой банкирский дом Европы.

— Хорошо, Ваше Величество.

Я оглянулась. Нашла взглядом Никифора.

— Никиша, принеси мою шкатулку. — Я возила её в карете. Никифор кивнул и вышел из храма. Вскоре вернулся. Принёс шкатулку. Я достала оттуда бланк векселя. Моё ноу-хау. Тут же была и чернильница с ручкой-пером из золота. Написала на векселе на латыни «двенадцать тысяч талеров». Поставила свою подпись и личную печать. Никифор посыпал мелким песком. Потом встряхнул. Я взяла вексель и передала его Систо. Тот взял, смотрел на вексель. Ну да. Красивый он. Разноцветный и с водяными знаками. Не подделаешь.

— Скажите, отче, а Тициан уже написал свою картину «Любовь небесная и Любовь земная»? — Я не помнила, когда эта картина была написана. Но помнила для кого.

— А что это за картина?

— Там две Венеры изображены. Одна в одеждах, а вторая обнажена. И ещё там присутствует купидон. — Систо задумался. Я решила ему помочь. — Её заказал один аристократ из Венеции, для подарка своей невесте.

— А, вот Вы о ком, Ваше Величество. Я знаю. Картину заказал Никколо Аурелио, секретарь Совета десяти Венецианской республики. Для своей невесты, молодой вдовы Лауры Багаротто. Этот скандал известен во всей Италии. Этот Никколо сам утвердил смертный приговор для мужа Лауры, Франческо Борромео за государственную измену, так как он поддержал Императора Священной Римской Империи Максимилиана. Его казнили. А заодно казнили и отца Лауры. Тоже обвинив в измене. А потом этот Никколо решил примирится с семьёй Багаротто и сделал предложение молодой вдове. Да, Тициан написал какую-то картину для Лауры. Это было два года назад.

— Отче, я хочу купить эту картину. Вы могли бы оказать мне посреднические услуги в покупке?

— Какого рода, Ваше Величество?

— Скажем так, Вы обращайтесь к этой Лауре Багаротто с предложением продать картину коронованной особе. То есть, мне. Я готова заплатить ей за картину две тысячи талеров серебром. И Вам, отче, за посредничество тысячу. Как Вам такое предложение?

— Ваше Величество, я напишу в Венецию письмо. Думаю, что Лаура согласиться.

— Тогда мы договорились. Благодарю Вас отче. Как только будет достигнута договоренность я вышлю Вам тысячу талеров и две тысячи самой Лауре.

— Хорошо, Ваше Величество. Я сегодня же напишу письмо и отправлю его в Венецию.

— Мальчики, берите картины и выносите их. — Велела палатинам. Все три картины мы забрали. На следующее утро мы ушли. Покинули Лукки. Я торопилась. Покинули территорию республики Лукка, пересекли границу с Флорентийской республикой. К обеду достигли города Пиза. Но заходить туда не стала. Прошли мимо. Тем более, кривую башню я видела ещё в той жизни. В саму Флоренцию так же не заходили. Она находилась северо-восточнее от нас и делать крюк я никак не планировала. Вокруг были однотипные пейзажи. Деревни, возделанные поля. Луга с разнотравьем и пасущимся на них скотом. Коровы, овцы. При нашем приближении купцы и прочие, даже дворяне, отъезжали в сторону. Всё же три с лишним сотни вооружённых до зубов воинов тут представляли серьёзную военную силу. Картины, которые я купила везли в одном из фургонов. Я была довольная. Эх, Сашка, какая же ты умница и красавица, думала я сама о себе. Жаль только похвастать не перед кем было. Одна Ленка бы оценила мои капиталовложения. Остальные просто не поняли бы креатива. Деньги они ничто, а искусство вечно!

К вечеру подошли к городу Пьомбино. Интересный городишко. Городская стража прошляпила нас. Вороты закрыть не успели. Мы слишком быстро появились. Поэтому зашли в город с ходу, не сбавляя скорости. Стражники просто разбежались, побросав свои алебарды. Горожане тоже стали разбегаться, когда мои кирасиры и жандармы Герцога Ульриха шли колонной по главной улице города. Они быстро окружили дворец пфальцграфа Аппиани. Окружив дворец, кирасиры замерли, сидя на конях. Я подъехала к парадному входу. В общем-то это был натуральный замок, со стенами и башнями. Вход в замок тоже контролировали мои кирасиры. Тут так разленились, что забыли закрыть ворота замка. Я заехала. Внутрь помещений мои кирасиры не заходили. Просто сидели на конях и ждали. Ко мне навстречу вышел вооружённый отряд. Мои кирасиры спокойно на него смотрели, готовые в любой момент открыть огонь из пистолей и кавалерийских ружей. Вперёд выехала Паула.

— Кто вы такие и что вам надо? — Задал вопрос один из них.

— С кем я буду говорить? — Спокойно задала она вопрос.

— Я князь Якопо V д’Аппиано д’Арагона, 2-й князь Пьомбино, князь Священной Римской империи, синьор Скарлино, Популонии, Суверето, Буриано и островов Эльба, Монтекристо, Пьяноза, Черболи и Пальмайола, синьор Аббадья-аль-Фаньо и Виньяле, пфальцграф Священной Римской империи. — Представился всё тот же мужчина, лет 40.

— Сколько много титулов, а земли с гулькин нос. — Усмехнулась Ксения, после того, как Паула перевела слова князя.

— Тут принято вешать на себя всевозможные титулы. — Ответила я. — Даже если ты конченный голодранец. Любят в Европе такое.

— Я дочь Князя Пандольфо Малатеста, княжна Паула Малатеста. В замужестве Княгиня Васильчикова, сержант-дама Корпуса и фрейлина Её Величества Королевы Ливонии и Великой Княжны Московской. Имперской Порфирородной Цесаревны Трапезунда, Византии и Рима, Порфирогениты, Александры Комниной-Нибелунг. Это её солдаты, кирасиры и воины Герцога Ульриха Вюртембергского. Уберите оружие. Мы не намерены захватывать ваш город. Мы просто остановимся на постой, до завтрашнего утра. Потом уйдём. За постой будет заплачено. Мы следуем в Рим. Королева хочет помолится в базилике Апостола Петра и встретиться с понтификом. Её флот стоит в Генуе. И если Её Величеству здесь будет нанесено оскорбление, то Её флот очень быстро окажется здесь, у Пьомбино. И ваш город будет разграблен, как это случилось совсем недавно с Лиссабоном, когда португальский флот напал на флот Её величества. Был разбит и уничтожен. Так что решайте, Князь.

— Её Величество здесь? — Князь Якопо V д’Аппиано был обескуражен.

— Здесь. Она смотрит на Вас, Князь.

— Убрать оружие. — Велел он своим людям. Сам подошёл к нам. Смотрел на меня. Всё верно, только у меня на голове был королевский венец. — Ваше Величество! Прошу прощение. Мы думали на нас опять напали генуэзцы. — Я кивнула ему. — Прошу, будьте гостьей в моём палаццо.

Я слезла с коня. Протянула ему правую руку. Он её поцеловал.

— Хорошо, Князь. Я принимаю Ваше приглашение. Всем сойти с коней. Располагаемся на ночь. Алексей, распредели дежурства.

— Слушаюсь, Матушка. — Ответил Кобыла. В сопровождении Князя, я, мои фрейлины, палатины и Герцог Ульрих с епископом прошли в палаццо, то есть во дворец.

— Клариче, Клариче, у нас в гостях сама Королева Александра Комнина-Нибелунг. — Крикнул Якопо молодой женщине, стоявшей при входе в сам дворец. На вид ей было лет 16–17. Она смотрела на меня с каким-то страхом и в тоже время с восторгом.

В общем-то палаццо был так себе. Я устраивать гулянки не собиралась, о чём и сказала Князю.

— Князь, я прошу, не надо никаких пиров. Мы устали все. Целый день в седле. Так что давайте обойдёмся без шумихи.

Князь оказался понимающим. Клариче смотрела на моих сержант-дам тоже с восторгом. Девушки в форме. В кителях, штанах и в сапогах. С саблями и пистолями. На головах красивые кивера с султанами. Здесь была очень хорошая мыльня. Естественно, без парилки. Но и так сойдёт. Позвала с собой хозяйку палаццо. Там она во всю разглядывала нас. От моих и Ксениных татуировок была, что удивительно, в восторге. Выспрашивала у меня о том, правда ли, что я сама водила свою армию в сражения. Правда ли, что сама ходила на кораблях и одерживала победы. Я всё подтвердила.

— Как я Вам завидую, Ваше Величество. И Вашим девушкам. У Вас такая яркая жизнь. Вы много путешествуете.

— А ты тоже хотела бы так? — Спросила её. Она кивнула.

— Да. А то у нас тут такая скукота. А я хочу в Рим, где выросла. Хочу посмотреть на всю Европу. Хотела бы побывать в Ливонии, у Вас, Ваше Величество. Да только разве муж отпустит меня? Он всё хочет, чтобы я родила ему наследника. А у нас ничего не получается, вот уже год как. Я же у него третья жена. Первая Мариана скончалась два года назад. Якопо женился на моей старшей сестре Эмилие. Но она умерла во время свадьбы. Представляете, Ваше Величество. — Я на неё смотрела с удивлением.

— Как это на свадьбе? Отравили что ли?

— Нет. Вроде яда не было. Переволновалась, наверное.

Ага, как же, переволновалась. Так я и поверила, но говорить ничего не стала. Мои кирасиры сходили в городскую мыльню. Я всех приучала к чистоте. И моё требование о соблюдении чистоты даже в походе, это был не каприз. Кирасиры мылись, чистили оружие, доспех. На следующий день, утром мы двинулись дальше. Князь Якопо и его супруга Клариче нас проводили.

— Жаль, Ваше Величество, что Вы не остались у нас. — Посетовал Князь. — Отдохнули бы подольше.

— Извини, Князь. Я бы с удовольствием, но я тороплюсь. Да и флот мой меня ждёт в Генуе. А там наследный принц Португалии, две его младшие сестры и младший брат. Мне с ними надо разобраться, решить, что делать? Вернуть родителям или потребовать выкуп. Всё же их отец напал на меня, а я такое без ответа не оставляю. В Рим надо, пока ещё базилика Апостола Петра стоит и не разрушена до конца. А там скоро всё снесут, чувствую я это.

— Я знаю, Ваше Величество. На месте базилики будут строить собор. Вернее уже начали строить. — Кивнул мне Князь. Я посмотрела на Клариче. Она стояла грустная.

— Дорогая, — обратилась к ней, погладив по плечу, — если сумеешь уговорить мужа, то из Рима я буду возвращаться назад, в Геную.

— Отпустить? Куда? — Удивлённо посмотрел Якопо на свою жену.

— Якопо, милый, разреши мне поехать с Королевой Александрой в Рим? Прошу тебя. Я хочу навестить дядю. — Дядя у Клариче был папой римским, Львом Х. Клариче умоляюще смотрела на мужа, сложив ладошки в молитвенном жесте. Князь обескуражено посмотрел на меня. Я пожала плечами, мол решай сам. — Я заодно помолюсь в базилике Апостолу Петру, чтобы он благодетельствовал за меня перед Иисусом Христом о даровании нам сына. — Это был убойный аргумент для владетеля Пьомбино.

— Ну если только Её Величество согласится.

— Пусть едет. — Сказала я. — Место в карете есть. Заодно поговорит с епископом.

— Хорошо. — Согласился Якопо. — Но, Клариче, надо тебе собраться.

— Я уже собралась. Осталось только вещи перенести в повозку. Спасибо, любимый. — Она обняла мужа и поцеловала его в губы. Потом убежала во дворец. Вскоре слуги стали выносить её вещи. Я распорядилась сложить их в одном из фургонов. Мы покинули Пьомбино. Вскоре пересекли границу с владениями республики Сиена. Формально Сиена была зависима от Тосканского Герцогства, куда входила и Флоренция. Но всё же Сиена была достаточно самостоятельная. Вообще, здесь в Италии, была самая настоящая каша из мелких республик, герцогств, княжеств и королевств. Некоторые так называемые государства можно было проехать вдоль и поперёк за полдня. Но при этом у каждого такого правителя был целый шлейф титулов. По мимо князя или герцога, ещё они сеньоры там какие-то, маркизы, графы, пфальцграфы и прочая.

Сиену прошли за день. Остановку делали один раз, пообедать, на берегу небольшой речушки. Небольшой отдых, обед, всё, как по расписанию.

— Эх, искупаться бы сейчас, Матушка! — Мечтательно проговорила Ксения, стоя на берегу речки.

— Мечтай, Княжна. — Усмехнулась я. — Здесь слишком много народа. Дорога рядом. А по ней нескончаемым потоком едут повозки, идут люди, в том числе и пилигримы.

На самом деле, чем ближе был Рим, тем больше становилось народа. Купцы, крестьяне, паломники, воинские отряды наёмников, кавалькады дворян. Наш отряд был большой, поэтому нам уступали дорогу. Плюс королевский штандарт, сразу давал понять, что движется коронованная особа, лучше отойти в сторону.

На границе с папской областью, нас встретили швейцарские наёмники. Все в полосатых коротких штанах до колен, чулках и таких же полосатых куртках. На головах у большинства имелись металлические шлемы. Одеты поверх курток у кого кирасы, у кого кольчуги. Но у всех пики или алебарды. Знаменитые швейцарские наёмники, ужас для рыцарской конницы. Смотрели на нас без страха. Их было почти столько же, сколько и нас. Наша колона замерла. Кирасиры вытащили из чехлов кавалерийские ружья. На всякий случай. Один из швейцарцев, одетый в пластинчатый доспех, поднял руку.

— Я капитан швейцарской пехоты, Альбрехт фон Штайн. Кто вы такие и куда направляетесь?

— Разреши, Матушка? — Опередила Паулу Ксения. Я кивнула ей. Та выехала вперёд. У капитана удивлённо округлились глаза.

— Я Княжна Остожская. Сержант-дама Корпуса и старшая фрейлина Её Величества Королевы Ливонии и Великой Княгини Московской, Имперской Порфирородной Цесаревны Трапезунда, Византии и Рима, Порфирогениты Александры Комниной-Нибелунг. Капитан, уберите своих наёмников и освободите нам путь. Мы движемся в Рим, к Понтифику.

— Женщина! Почему ты говоришь? Разве среди вас нет мужчин?

Ульрих дёрнулся вперёд, но я остановила его, покачав отрицательно головой.

— Спокойно, Герцог.

Ксения, тем временем, с высока посмотрела на капитана.

— Мужчины есть, капитан. Не чета тебе, хаму и грубияну. Настоящие аристократы. И не хами больше, фон Штайн.

— А то, что будет? — Он усмехнулся. Швейцарцы засмеялись. Ксения спокойно вытащила из кобуры на поясе пистоль и взвела курок.

— Ещё одна грубость и я прострелю тебе твою пустую башку. — Нацелила пистоль в лицо капитана. Говорила Ксения по-немецки. Швейцарцы её прекрасно понимали. Смеяться перестали. Подобрались, перехватывая свои пики и алебарды.

— Не боишься умереть, Княжна? — Скривился в злой ухмылке Альбрехт.

— Не боюсь. Думаешь я не видела кровь? Видела и сама участвовала в сражениях. И знаю, что по чём.

— Матушка? — Спросил меня Алексей Кобыла.

— Боевой порядок, полковник. — Велела я ему.

— Перестроится! — Последовала команда. Колона пришла в движение. Швейцарцы смотрели удивлённо. Кирасиры перестроились. Теперь против пехотинцев стояли ровные шеренги со вскинутыми ружьями по всему фронту. Ксения не оглядывалась, смотрела на капитана, продолжая держать его на мушке. Она поняла, что кирасиры перестроились. Швейцарцы ощетинились пиками и алебардами. Я тронула коня шпорами, выдвинулась вперёд. Меня сразу же окружили палатины. Остановилась рядом с Ксенией. Смотрела в глаза капитану.

— Ты не сдержан, капитан. Слишком наглый и самоуверенный. — Проговорила я. — А ведь ваша слава непобедимых воинов уже пошла на закат. Если сейчас начнётся бой, больше половины твоих пехотинцев ляжет в первые мгновения бойни. Кто убитым, а кто тяжелораненым, без шансов на исцеление. И всё из-за твоей несдержанности. Мы не рыцарская конница. Не жандармы, капитан. И мы воюем по другому. Большую часть твоих пехотинцев просто расстреляют, как я тебе сказала. Остальных вырежут, как скот. Вижу, ты не веришь? Зря. Уже появились те, кто воюет не хуже швейцарцев. И даже лучше. Те же испанские терции или ландскнехты, которые раньше вам проигрывали. Но время не стоит на месте. Даже ландскнехты уже изменились. И они учли опыт войны с вами и тупо на ваши пики никто не полезет. Хочешь крови? Получишь. И даже если ты каким-то чудом останешься живым после этого, хотя княжна очень хорошо стреляет, то всё равно ничем хорошим для тебя не закончится. Тебя просто посадят на кол. За неуважение и оскорбление коронованной особы. Ну так что, капитан, убираешь своих наёмников или нам самим себе дорогу чистить?

В этот момент к нам подошёл ещё один швейцарец, в пластинчатом доспехе. Шлем держал в руках.

— Стойте! — Поднял он руку. — Альбрехт, осади! — Велел он фон Штайну. — Мы не хотим сорится с Вашим Величеством, Королева Александра. Моё имя Арнольд Винкельрид. Я тоже капитан швейцарской пехоты. Мы находимся на службе папы. — Он смотрел на меня. Симпатичный мужчина около 40. Я с интересом смотрела на него. Он улыбнулся. — В кантонах о Вас много слышали, Ваше Величество. Это ведь Вы разгромили ландскнехтов Георга фон Фрунсберга, этого мясника? — Я кивнула. — А недавно разгромили английский флот? — Я опять кивнула. — А ещё у Вас есть некий Корпус, где учат отроков воинской науке?

— Есть. Корпус, это моя армия. — Ответила ему.

— Да. У меня в Вендене там учиться мой племянник. Его взяли туда в прошлом году, несмотря, что он швейцарец и протекции не имел. Он наслушался про битву с имперскими войсками и там были отроки из Вашего Корпуса и сбежал в Венден. Хотя ему не разрешали.

— У меня протекции при наборе кадетов не работают. Кадетов набирают исходя из их личных данных, а так же физической подготовки. Как зовут твоего племянника, Арнольд Винкельрид?

— Отто Винкельрид. Он сын моего старшего брата, погибшего три года назад.

— Я запомнила, капитан.

— Если увидите его, прошу передать поклон от всей семьи. Скажите ему, что семья простила его. И что мы очень надеемся, что он станет настоящим воином, как его учили с детства. И что семья будет им городиться.

— Хорошо, передам.

— Альбрехт, убираем пикинеров и алебардщиков. — Сказал Арнольд Альбрехту фон Штайну. Тот некоторое время смотрел в глаза своему соотечественнику, потом кивнул и дал команду. Швейцарцы отошли, освобождая нам дорогу. Мы двинулись дальше. Ксения, проезжая мимо Альбрехта фон Штайна, сказала:

— Я запомнила тебя, капитан. В следующий раз я медлить не буду. Помни об этом.

— Я тоже тебя запомнил, Княжна. — Ответил Альбрехт и усмехнулся, провожая взглядом девушку.

По папской области двигались довольно быстро. Вечером остановились на ночлег. Недалеко была какая-то деревня, но мы заходить туда не стали. Остановились, как и принято на берегу не широкой реки. Скорее всего притока Тибра, на котором и стоял Рим. Расположились на ночлег. Запылали костры. Кирасиры принялись готовить. Нам тоже сделали стол, накрыли его. Припасы мы везли с собой. Айно умудрился где-то подстрелить косулю. Притащил её и разделал. Вскоре по лагерю поплыл, кроме прочих аппетитных запахов из котлов кирасир, ещё и запах печёного мяса. Мы были голодными. Клариче д’Аппиано быстро освоилась и легко сошлась с моими сержант-дамами, особенно с Паулой. Девушки шутили, смеялись над чем-то. Щёки Княгини раскраснелись, глазки блестели. Она с аппетитом ела кусок мяса, приготовленного на костре Айно и Аббасом. Мы выпили вина. Я расположилась в походном, раскладывающемся кресле. Взяла в руки свою мандолу. Стала перебирать струны.

— Матушка, спой что-нибудь⁈ — Попросила меня Ксения. Остальные фрейлины поддержали. Заметила, как к нам поближе стали подтягиваться кирасиры. Ульрих уселся не далеко. Клариче смотрела вопросительно на Паулу. Та ей пояснила.

— Ладно, спою вам шуточную. — Пальцы стали перебирать струны более интенсивно. Полилась мелодия.

Молода еще девица я была,

Наша армия в поход куда-то шла.

Вечерело, я стояла у ворот,

А по улице все конница идет.

К воротам подъехал княже молодой,

Мне сказал: «Напой, красавица, водой».

Он напился, крепко руку мне пожал,

Наклонился и меня… Поцеловал.

Он уехал… Долго я смотрела вслед,

Жарко стало мне, в очах мутился свет.

Целу ноченьку мне спать было невмочь,

Раскрасавец княже снился мне всю ночь.

Играла дальше, улыбалась. Девушки засмеялись.

— Какой шустрый князь! — Воскликнула Ксения. — Раздразнил деву и умчался. А она всю ночь спать не могла. Какой негодяй! — Девушки смеялись. Усмехнулся Ульрих. Смешки послышались среди кирасир.

Вот недавно — я вдовой уже была,

Четырех уж дочек замуж отдала,

К нам заехал на квартиру княже-генерал,

Весь изрубленный, так жалобно стонал.

Я взглянула, встрепенулася душой:

Это он, красавец княже молодой,

Тот же голос, тот огонь в его глазах,

Только много седины в его кудрях.

— Это сколько лет то прошло, что она уже и вдовой стала, и он поседел? — Спросила Саша.

— Так много, наверное. — Ответила Агнешка. — Почти вся жизнь. А под конец она опять его увидела. Израненного. Вот и встрепенулось её сердечко.

И опять я целу ночку не спала,

Целу ночку молодой опять была…

Целу ноченьку мне спать было невмочь,

Раскрасавец княже снился мне всю ночь.

— Целую ночь не спала и была молодой? Это как? С князем ночь провела? Так он же израненный⁈ — Удивлённо спросила Паула. Перевела Клариче.

— А это, моя дорогая, уж пусть каждый домысливает сам. — Улыбнулась я. — Ладно, ещё одну песню, на этот раз весёлую. Вы девушки уже слышали её. Про слёзы Маруси.

Заиграла на мандоле, весёлую мелодию.

Зелёною весной, под старою сосной,

С любимою Ванюша прощается.

Кольчугою звенит и нежно говорит:

«Не плачь, не плачь, Маруся — красавица!»

Маруся, м олчит и слёзы льёт.

От грусти, болит душа её.

Кап-кап-кап, из ясных глаз Маруси,

Капают слёзы на копьё…

Припев мы пели уже со всеми сержант-дамами. И палатины подпевали.

Студёною зимой, опять же под сосной,

С любимою Ванюша встречается.

Кольчугой вновь звенит и нежно говорит:

«Вернулся я к тебе, раскрасавица!»

Маруся, от счастья слёзы льёт.

Как гусли, душа её поёт.

Кап-кап-кап, из ясных глаз Маруси,

Капают слёзы на копьё…

Капают сладкие, капают, кап-кап,

Капают прямо на копьё.

Девушки и парни смеялись. Смеялись кирасиры.

— Ай да молодец Ванюша. Вернулся к своей Маруси. Не сгинул, где на бранном поле. Не сделал её вдовой. — Говорила Ксения. — Хорошая песня, Матушка. Вот бы наши вои так все домой возвращались, живыми и здоровыми.

— К сожалению, Ксюша, такое невозможно. — Ответила я. — Война всегда берёт свою кровавую жертву-оброк. Свою плату. Такова цена свободы, чтобы не носить ошейник раба на чужбине. Не быть проданным, как скот на рабском рынке. За это приходиться платить кровью и жизнями. И так будет продолжаться долго. Столетия, а может и тысячелетия. Как платили до этого.

Совсем стемнело. Небо Италии усыпали мириады звёзд. Было очень тепло. Мы ещё посидели. Пели песни…

Магриб. Побережье Северной Африки. Алжир. 12 Джумад ас-сани 922 года Хиджры (Вторая половина июля 1516 года от Рождества Христова).

Орудж Барбаросса, известный ещё как Баба Орудж, знаменитый пират Магриба прошёл в зал с бассейном, где принимал водные процедуры мавританский султан Селим ат-Туми, недавно, с помощью Барбароссы захвативший Алжир и провозгласивший себя эмиром Алжира.

— О, Орудж, да благословит тебя Всевышний. Я рад тебя видеть. Присоединяйся ко мне. — Предложил Барбароссе Селим. Барбаросса улыбнулся, кивнул и раздевшись вошёл в бассейн. Дневная жара изнуряла, а тут была благословенная прохлада. — Орудж, ты можешь базироваться со своим флотом в Алжире. Будешь выплачивать мне 15% от всей своей добычи. — Продолжил эмир Алжира. Барбаросса кивнул, улыбаясь. Довольный Селим закрыл глаза. Барбаросса, всё так же улыбаясь, бросил взгляд на двоих стражников. Они смотрели на него. Орудж кивнул им. Стражники развернулись и покинули зал с бассейном. Селим открыл глаза. Посмотрел туда, где стояли только что охрана. Но никого не увидел. Он повернулся спиной к Барбароссе и начал грозно звать охрану. Это была его фатальная ошибка. Барбаросса разжал кулак, там у него была зажата шёлковая удавка. Он её быстро накинул на шею султану Мавритании и эмиру Алжира Селиму ат-Туми. Сдавил. Султан захрипел. Пытался ухватиться на шёлковую удавку, но всё было бесполезно. Вскоре, Селим задёргался, его глаза закатились, лицо посинело. Вот он осел. Барбаросса подержал ещё так тело султана, сдавливая его шею удавкой и отпустил. Труп медленно ушёл под воду. Барбаросса вылез из бассейна. Вытерся полотенцем, оделся. Вышел из зала. Там стояла стража.

— Эмир Алжира умер. Да проявит к нему милость Всевышний. Позаботьтесь о его похоронах. Похоронить надо до захода солнца. Иншала. Прошёл дальше и вошёл в большой зал султанов Алжира. Здесь его ждали капитаны кораблей его флота, чиновники, имамы, улемы и кади.

— У меня печальные новости. Эмир Алжира представился. Да пусть будет милостив к нему Всевышний. — Все совершили омовение. Барбаросса продолжил. — Алжир не может оставаться без своего правителя. Неверные близко и только ждут возможности напасть на правоверных. Поэтому я провозглашаю себя новым султаном Алжира. Если кто-то не согласен с этим, пусть скажет сейчас или молчит до конца дней своих. — Он замолчал. Никто против не высказался. Наоборот, капитаны его флота, радостно закричали, салютуя своего командующему саблями и ятаганами. После чего, похоронив покойного эмира, Барбаросса устроил пир для своих приближённых. Однако, его слова, насчёт неверных, которые только и ждут возможности напасть на правоверных очень скоро подтвердились. Буквально через один день, когда новый султан Алжира планировал рейд по Средиземноморскому побережью Европы, на рейде Алжира неожиданно появились сначала четыре быстроходных каравеллы. Они напали первыми. Обстреляв корабли, стоявшие, как на рейде Алжира, так и в порту. И обстреливали бомбами, которые взрывались в полёте. Над кораблями, отчего корабли алжирских пиратов вспыхивали как сухой хворост. За каравеллами подтянулись две карраки. Но какие-то не такие, которые барбаросса привык видеть у европейцев. Огневая мощь этих каррак оказалась выше, чем у её товарок из Европы, как и новое парусное вооружение. И наконец, на рейд Алжира подошли два огромных корабля, огневая мощь которых была просто чудовищной. Две сторожевые башни порта рухнули, развалившись на куски. В порту бушевал уже огненный апокалипсис. Усугубляло положение и то, что большинство кораблей пиратского флота стояли в порту. Экипажи кораблей находились на берегу, кроме вахтовых. На кораблях, стоявших вне порта, на рейде, тоже экипажи были не полные, половинные. Остальные члены экипажей так же находились в городе. Поэтому сразу выйти в море шансов ни у кого не оказалось. Горели, взрывались и тонули шебеки, багалы, галеры, как турецкие, так и европейские, трофейные. Несколько галер и шебек, стоявшие на рейде, были взяты напавшими на абордаж и захвачены. А потом к берегу пошли шлюпки с десантом…

На улицах Алжира шли бои. Грохотали выстрелы пистолей, мушкетов, аркебуз. Раздавался лязг сабель, ятаганов, мечей. Крики ярости и боли. Натиск ворвавшихся в Алжир захватчиков был стремительный.

— Барбаросса, Орудж, уходи! — Крикнул новоиспечённому султану один из его приближённых. На ступенях дворца султанов и эмиров Алжира шёл бой. Стоял лязг оружия. Прогремело несколько выстрелов. Потом раздался победный рёв. Во дворец ворвались захватчики. Барбаросса увидел молодого мужчину с абордажной саблей в одной руке и пистолем в другой. Высокие сапоги, скрывавшие колени. Куртка, белая рубашка, заляпанные кровью и длинные волосы, собранные на затылке в хвост. За ним появился ещё один и ещё.

— Орудж, уходи. — Крикнул приближённый и с несколькими пиратами бросился на ворвавшихся. Грохнуло несколько выстрелов. Его люди падали. Молодой мужчина, указал на него саблей. Что-то крикнул и к нему бросилось несколько человек. Началась рубка. Султан орудовал ятаганом. Он хорошо умел им работать. Одного из врагов он зарубил, ещё одного ранил. Но тут его сбили с ног, вырвали из руки ятаган и ударили чем-то по голове. Барбаросса провалился в забытье…

…Мубарак сидел на скамье, как и другие галерные рабы, скованные одной цепью. Он закрыл глаза. Два года, как его продали в рабство. Он был здоровым мужчиной. И так, как он являлся христианином, ему сначала предложили принять ислам. Тогда ему обещали свободу. Он отказался, так как не мог предать веру своих предков. Предки Мубарака уже тысячу лет, как были христианами. После чего его отправили на галеры. Он вновь вспомнил тот день, когда на его селение в Тигринии, горной части земли, которую ещё римляне назвали Эритреей, напали арабы-людоловы. Его жену тогда изнасиловали прямо там, на его глазах, когда он лежал связанным. Его годовалого сына разрубили на две части саблей. Его жена была первой красавицей в их селении. Алана. Её увезли, продали кому-то в гарем или ещё что. Он не знал о её судьбе. Сначала он старался выжить, чтобы вырваться на свободу и отомстить тем, кто так обошёлся с его семьёй. Но постепенно его надежда на свободу таяла. Здесь, на этой галере было много рабов, таких же, как и он. Много было европейцев — испанцев, венецианцев, французов, генуэзцев. Были немцы, португальцы, англичане. Так же среди рабов имелись и греки и даже какие-то славяне, русичи, как они себя называли. И жили они где-то на севере, где стоит всегда холод, и вода замерзает до крепости камня. С одним таким, по имени Дмитрий он как раз и сидел рядом. Они гребли одним здоровенным веслом. Но так же среди рабов были и африканцы, как и он сам. Кормили плохо. Работа тяжёлая. Часто перепадало от надсмотрщиков, которые постоянно использовали плётки, подгоняя гребцов. От таких нечеловеческих условий рабы часто умирали. Их просто выбрасывали за борт и на освободившееся место садили нового раба. За два года он стал понимать испанцев, итальянцев, французов и особенно славян, русичей, ведь с ним сидел в паре Дмитрий. Он много рассказывал про свою родину…

— Мубарак. — Услышал он Дмитрия. Открыл глаза. — Слышишь?

— Что?

— Пушки стреляют.

Точно, Мубарак услышал грохот. По палубе галеры забегали. Раздались крики. Рабы прислушивались.

— Что там происходит? — Спросил вслух Дмитрий. Тем временем, частота выстрелов из орудий усилилась.

— Дмитрий, ты сказал, что это пушки стреляют. А что такое пушки?

— Это такое оружие, Мубарак. Ты ни разу не видел пушек? Кулеврины, тюфяки, бомбарды?

— Нет.

— Да, Мубарак. Из какого же ты медвежьего угла⁈ — Дмитрий улыбнулся. — Но в таком случае, ты счастливый человек.

К гребцам спустились двое надсмотрщиков.

— Что сидим, собаки неверные⁈ Начали грести! — Рявкнул один из мучителей, толстый Саид. И стал наносить удары плетью всем рабам подряд. — Гребём, отбросы.

Рабы взялись за вёсла. Галера взмахнула веером вёсел и начала движение. Помощник капитана, оставшийся на галере с половиной команды, понял, что если не уйдёт в море, то их или потопят или захватят. Однако на перерез галере пошла одна из каравелл. Залп книппелями и срезанные ими мачты стали заваливаться. Но галера продолжала грести вёслами. Матросы начали рубить такелаж, чтобы сбросить повреждённые мачты в воду. Каравелла подошла совсем близко. Её пушки произвели несколько выстрелов картечью по палубе. Парусник прошёлся вдоль левого борта галеры, ломая вёсла. Внутри галеры это искалечило и убила многих рабов, сидевших с этого борта. Но кто на это смотрит, во время абордажа⁈ Задача каравеллы, была лишить галеру хода. Она это и сделала. К счастью для Мубарака и Дмитрия они сидели у правого борта и избежали трагедии. На палубу галеры полетели крючья. Каравелла напрочь сцепилась с галерой. На её палубу посыпались, как горох абордажники. Бой был жестоким, но коротким. Защищать галеру было, фактически, некому. В трюм к рабам заскочили несколько вооружённых абордажными саблями и пистолями человек. Один из них выстрелил в надсмотрщика. В соратника толстого Саида — Али. Тот свалился замертво. Саид упал на колени, стал просить пощадить его. Рабы смотрели на толстяка с ненавистью.

— Христиане есть? — Крикнул один из вооружённых матросов по-испански.

— Здесь, почитай, все христиане. — Ответил кто-то из испанцев. — А вы кто сами то?

— Мы, матросы флота Её Величества, Королевы Ливонии и Великой Княгини Московской! — Весело ответил тот же матрос. — Каравелла «Немезида». Так что считайте, что вам повезло. — Он подошёл к стоящему на коленях Саиду. Пнул его.

— Ты, вонючий кусок сала, цепь отстёгивай. — Указал саблей на общую цепь, которой были прикованы рабы. — Живее, пёс поганый. — Саид трясущимися руками снял с пояса ключ и расстегнул замок. Рабы стали освобождаться. Толстяк смотрел на них с ужасом. Понял, что они с ним сделают за те издевательства, которыми он их истязал. Дмитрий, освободившись от цепи, подошёл к матросу.

— Ты сказал, что вы матросы Королевы Ливонии и Великой Княгини Московской? — По-испански задал он вопрос.

— Точно. А ты кто?

— Русич. Из Рязани. Купец я, Дмитрий Быков. Татары нас перехватили на Волге. Караван разграбили, самих в полон. Продали в Кафе. Оттуда увезли в Царьград. Там перепродали и оттуда уже сюда. Больше года я здесь уже.

— Я тоже русич. Из Москвы. Всё, Дмитрий. Твой полон окончился. Домой вернёшься. А то, что купец, это хорошо. Матушка-Государыня, купцов привечает. Обратись к ней, может чем и поможет.

— А она здесь?

— Нет, в Риме сейчас. Мы в Генуе стоим. Она туда прибудет, чтобы потом с флотом домой вернуться. А ты один здесь из русичей? Или ещё кто есть?

— Есть. Юрий. Он из Твери. Тоже в полон к татарам попал. — Дмитрий повернулся. Стал звать своего соотечественника. — Юрий, Юрий! Ты где?

Но Юрий не откликался. Он был прикован к цепи, как раз с правого борта. И обломком весла ему сломало рёбра. Одно ребро острым обломком проткнула Юрию сердце.

Толстый Саид завизжал. На него кинулось сразу несколько рабов. Ему выдавили глаза, порвали рот и перерезали глотку его же кинжалом.

Мубарак поднялся на палубу. Там хозяйничали во всю матросы с каравеллы. Выбрасывали за борт мёртвых пиратов, предварительно раздев их. Тут же на палубе лежало оружие пиратов. Сабли, кинжалы, ятаганы, пара аркебуз. Мубарак подошёл к этой куче и поднял из неё турецкий ятаган.

— Эй ты. — Услышал Мубарак. Он оглянулся. На него смотрели несколько матросов. У всех сабли в руках. Один из них направил на Мубарака ствол пистоля. — Положи назад, сарацин. — Мубарак понял, что они требуют отдать оружие. Но он не собирался больше этого делать. Оружие значило свободу. И он поклялся себе сам, что больше никогда не станет рабом. Глядя на матросов, покачал отрицательно головой. — Я сказал положи, сарацин, или я выстрелю. — Он поднял пистоль выше. Теперь ствол оружия смотрел Мубараку в лицо.

— Стойте. — К ним подошёл Дмитрий. — Оставьте его. Он не сарацин. Он христианин. Мубарак, покажи свой крестик. — Дмитрий разорвал лохмотья на груди Мубарака. На его шее висел деревянный крестик.

— Понятно. — Кивнул матрос и убрал пистоль. — Странно только. Он же как сарацин, чёрный весь.

— Он из Эритреи. А там христианство приняли больше тысячи лет назад. Эритрейская Церковь одна из самых древних христианских Церквей. Ему предлагали принять ислам, но Мубарак отказался. Вот и оказался на скамье галерных рабов.

Но среди других освобождённых оказались и мусульмане. Правда это были шииты.

— Но это то сарацины. — Сказал всё же капитан каравеллы, указывая на четверых мужчин, стоявших отдельной группой.

— Сарацины. — Ответил другой освобождённый христианин, француз. — Только они другие сарацины. Не такие как арабы или османы. Они шииты. А здесь живут сунниты. И османы сунниты. А сунниты с шиитами режутся похлеще, чем с христианами. Друг друга ненавидят. Они персы. Над ними даже больше издевались, чем над нами.

— Шииты? Персы? Исмаил, шахиншах? — Спросил капитан. Персы кивнули. — Шахиншах наш союзник. Ладно, с ними тоже разобрались. Пусть Её Величество решает, что с вами делать. А сейчас слушайте. Выберете себе капитана. Распределите целые вёсла с правого борта частично на левый борт, заменить ими сломанные. И двигайтесь к порту Алжира. Там наша эскадра стоит. Понятно? А у нас ещё дел по горло.

Вскоре каравелла расцепилась с галерой и двинулась дальше. Оказалось, ещё одна галера сумела уйти. «Немезида» устремилась в погоню за ней…

Папская область. Рим. Конец июля 1516 года от Рождества Христова.

Вечный город встречал нас суетой на улицах. Был вечер и уже не так сильно доставала жара. Поэтому народа на улицах города было достаточно. Было достаточно много зажиточных горожан, как мужчин, так и женщин, которые прогуливались парочками или группами. Их одежды пестрели всеми цветами радуги. Довольно яркими. Вся моя охрана в город не пошла. Мне сразу дали понять, что такая большая вооружённая группа, приветствоваться не будет. Ссорится со швейцарскими наёмниками мне не хотелось. Да и папа мог неправильно отреагировать, поэтому, со мной пошла только половина. Остальные остались в пригороде, разбив недалеко от стен города лагерь. Но даже эти мои полторы сотни кирасир, плюс десяток рыцарей Ульриха Вюртембергского выглядели внушительно. Фургоны тоже остались в лагере. С собой я взяла только карету. Горожане жались к стенам домов, с любопытством рассматривая мой кортеж. Мы двигались по главной улице Рима к центру. Туда, где располагалась базилика Апостола Петра. К Ватикану. Ватикан вообще отдельный город в Риме, опоясанный своими стенами. Город в городе.

Ехали мы медленно. Я с интересом рассматривала средневековый Рим. В 21 веке я была здесь. Но рассматривая дома, скульптуры, фонтаны, я понимала, что этот Рим и Рим 21 века, это два разных города. Хотя остатки колизея никуда не делись, как и многие статуи и храмы. Даже дома. Горожане обращали особенное внимание на моих персов. Но что Аббас, что Айтан сохраняли полное спокойствие и ледяное равнодушие. Наконец, мы достигли базилики Апостола Петра. Я, сидя на коне, внимательно рассматривала саму базилику. Конечно, с собором Апостола Петра, который выстроят на её месте, базилика соперничать не могла. Выглядела она не очень. Время хорошо потрудилось над ней. А ремонт ей не делали, наверное, пару последних столетий, если не больше. Я видела трещины на стенах, фасаде. Какая-то лепнина уже обвалилась. Базилика была похожа на старого человека, время которого подходило к концу.

Я соскочила с коня. Подошла ко входу в базилику. Рядом со ступенями и на них сидели многочисленные нищие, калеки и прочие попрошайки. Они сразу стали тянуть ко мне изъеденные язвами руки. Просить милостыню. Я не обращала на них внимания. Даже не обратила внимания, как несколько нищих калек подползли ко мне.

— Куда прёшь, оборванец⁈ — Рявкнул Божен на одного из них. Пнул его ногой в сапоге и замахнулся плетью.

— Божен, успокойся. — Сказала я ему. — Дайте лучше мне горсть мелких монет.

Ко мне подошёл Никифор. Брезгливо смотрел на оборванцев. Протянул мне в ладони горсть мелких монет, как я и просила. Там были медяшки и серебряные, но совсем затёртые и даже обрезанные. Где он нарыл это «богатство» спрашивать не стала. Кинула эту горсть в толпу попрошаек. Они рванули на зазвеневшие по мостовой монеты. Послышались вопли и ругань. Но зато вся это грязная шобла профессиональных попрошаек отвалила временно от входа. При входе стоял священник. В рясе, подпоясанной верёвкой. Он спокойно смотрел на меня.

— Здравствуйте, отче. — Поздоровалась я с ним.

— Здравствуй, сестра. — Священник был достаточно молод, до 30 лет. — Ты пришла помолится в базилике?

— Да. Пока её не разобрали. Её ведь построили при Константине Великом?

— Совершенно верно. Базилике больше тысячи лет. — Священник увидел вышедшего из кареты епископа. Поклонился ему. — Ваше Преосвященство. — Тот благословил священника и дал поцеловать свою руку в перчатке. Я не обращала на них внимания. Продолжала рассматривать базилику. Прислонила к её стене ладонь. Закрыла глаза. От камня шло тепло, которое он набрал за весь жаркий день, а сейчас начал отдавать его. Потом прислонилась щекой. Так и стояла некоторое время. Я не обращала внимания, как вокруг стали собираться горожане. Нищих попрошаек оттеснили мои палатины и кирасиры. Кто-то из них получил от моей охраны пинки и удары плетью.

— К сожалению, базилика находится в не очень хорошем состоянии. — Услышала я священника. Открыла глаза. Оглянулась.

— Я знаю. Она похожа на человека. На старую женщину. Когда-то она родилась, была юной и молодой. Красивой. Но время неумолимо. Она постарела за эти столетия. Трещины, это морщины на её лице и на теле. Её путь подходит к концу. Ибо ничего не вечно в этом мире. Ничего не вечно. — Повторила я.

— Почему же не вечно? — Спросил меня священник. — А звёзды, Солнце, Луна?

— И они не вечны, отче. Когда-нибудь Солнце погаснет. Луна развеется в пыль. Звезды тоже погаснут. Многие звезды, которые мы видим уже погасли. Просто их свет идёт к нам из бездны расстояний. Звезд нет уже, а их свет всё ещё идёт, летит в холодной пустоте космоса. Даже само время не вечно. Когда-нибудь и оно закончится.

— Что же тогда вечно, Ваше Величество? — Задал вопрос епископ.

— Господь Бог вечен. Святой дух. И когда этот мир одряхлеет и умрёт, он вновь создаст свет. Зажжёт новые звёзды. Вновь зажжёт Солнце. Сотворит Землю, животных, птиц, рыб и нового человека. Может быть лучше, чем мы. Но это будет не скоро. Пройдут эоны времени. И конец света тоже не скоро. Кликуши, которые о нём кричат, просто лгуны и проходимцы. Не верьте им.

— Ваше величество… Ваши слова… Как бы это сказать… — Замялся епископ. Я усмехнулась, взглянула на него.

— Говорите прямо, Ваше Преосвященство, что мои слова, это ересь. Увы, епископ, но это не ересь. Просто я это знаю. — Я вновь погладила стену базилики.

— Вам об этом сказала Дева Мария? — Не унимался епископ.

— Она. И ещё я читала древние книги. Там говорится об этом.

— А что ещё сказала Дева Мария?

— Что мне нужно прибыть к базилике Апостола Петра.

— Зачем? Помолится?

— Возможно. Она прямо зачем, не сказала. Но я всё равно хотела помолится тут.

Я сделала шаг вперёд и зашла внутрь. Оглядывала убранство. Фрески. Старые фрески, потрескавшиеся и потемневшие от времени. Прошла к алтарю. Преклонила одно колено, сложила ладони в молитвенном жесте, закрыла глаза и стала молится.

«Богородица Дева Мария, исполненная благодати Божией, радуйся! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами и благословен Плод, Тобою рожденный, потому что Ты родила Спасителя душ наших».

«Достойно есть поистине восхвалять Тебя, Богородицу, вечно блаженную и пренепорочную и Матерь Бога нашего. Честью высшую Херувимов и несравненно славнейшую Серафимов, девственно Бога Слово родившую, истинную Богородицу, Тебя прославляем, Матушка».

Читала молитвы и начала впадать в некое состояние. Поняла, что сейчас она вновь придёт ко мне. Появился свет. Он словно шёл отовсюду. Почувствовала блаженство. И вновь я словно маленькая девочка. Мамины руки. Мамины объятия.

— Здравствуй, дитя моё. — Услышала я ласковый голос матери своей.

— Мама.

— Не плач, Сашенька. Хочу сказать тебе, что здесь лежат не мощи Апостола Петра. Здесь лежат останки римлянина по имени Антоний Марк Максимус. Он тоже был христианином и умер мученической смертью. Но кроме него, здесь располагалось римское кладбище.

— А где же тогда лежит Апостол?

— Я покажу тебе. Смотри внимательно. Это улица возле базилики. Ты её видела. Пройдись чуть дальше. — Передо мной возникла улица. Словно я оказалась за пределами базилики. Женщина, похожая на мою матушку вела меня за руку. Мы шли с ней. — Видишь дом, с лепниной?

— Вижу, Матушка.

— Заходим. — Мы прошли калитку, словно она дым. Никакого сопротивления, хотя я напряглась сначала. — Двор выложен плитами. Вон там в самом дальнем углу. Вот под этой плитой лежит Пётр. Симон, сын Ионин, Кифа, то есть камень, как его назвал Христос. Его нетленные мощи тут. Дитя моё, заберёшь себе то, во что он облачён. Увезёшь с собой.

Я смотрела на плиту. Она отличалась от остальных, которыми был выложен дворик дома. Все плиты имели форму квадрата и только эта плита была прямоугольная. Как раз в рост человека. В какой-то момент, я увидела мужчину в возрасте. С бородой. На нём была римская тога. Он стоял на той плите, на которую мне указала Богородица. Стоял, смотрел на меня и печально улыбался. И всё вокруг заливал яркий свет.

— Саша, тебе пора. — Услышала я голос Матушки. — Ты должна покинуть базилику. Её время вышло. Она просто ждала тебя. Чтобы ты прочитала в ней последнюю молитву. А теперь покинь её, дитя моё. Она начнёт сейчас разрушаться.

Я открыла глаза. Всё так же стояла перед алтарём, приклонив одно колено. Руки в молитвенном жесте. Удивительно, но слёз не было. Я встала. Оглянулась. Позади меня на коленях стоял народ и молился. Тут был и епископ Эрар де ла Марк. Священник, которого я встретила при входе в базилику. Мои сержант-дамы, палатины, за исключением Аббаса и Айтан. Герцог Ульрих Вюртембергский, ещё какие-то не знакомые мне совершенно люди, наверное, горожане.

— Всем быстро покинуть базилику. — Громко крикнула я. Народ замер. Перестали молится. Я подскочила к епископу, подняла его за руку на ноги. — Быстрее, Ваше Преосвященство.

— Почему, Ваше Величество? — Он был шокирован от быстрого перехода. То благоговение и религиозная нирвана, то крики и его чуть ли не взашей выталкивают из божьего храма.

— Базилика сейчас начнёт разрушаться. Надо срочно её покинуть. Все вон из базилики.

Что-то зашуршало. Я оглянулась. С потолка посыпалась толи штукатурка, толи пыль или песок. Непонятно. Потом раздался треск и вниз рухнуло несколько каменных блоков. Кто-то завопил: «Спасайся!» И народ ломанулся к выходу. Там началась толкотня.

— Палатины! — Крикнула я. — Сержант-дамы, Герцог, наведите порядок. Быстрее иначе нас всех завалит. — Опять затрещало. Раздался какой-то глухой гул. С потолка обвалилось на алтарь ещё несколько каменных блоков. Перед моими глазами, по стене побежала трещина, стала расширятся. Герцог грозно заорал на тех, кто толпился возле выхода. Там создалась давка. Несколько человек застряли, не давая выйти остальным.

— Стадо баранов! — Крикнул Богдан и выхватил плеть. Остальные палатины тоже схватили свои плети. Ещё пара блоков упало на алтарь раскалывая его и поднимая каменную пыль. Несколько рыцарей герцога принялись растаскивать обезумевших людей. Сержант-дамы тоже суетились, кого за шиворот, кого за ноги растаскивали, а кому в бубен или по шее били. При этом отчаянно ругались, наплевав на то, что они в святом месте. Я продолжала удерживать под руку епископа. Священник молился. Наконец, толпу растащили, стало свободнее.

— Матушка выходи, путь свободен. — Подскочил ко мне Божен.

— Быстрее, Ваше Преосвященство. — Я потащила епископа на улицу. — Божен, Илья, хватайте этого малохольного и тащите из базилики. — Я кивнула на священника, который продолжал стоять на коленях и молится. Парни подхватили его под руки и вынесли на улицу. Мы отбежали подальше от базилики. Стоял гул и треск, крыша базилики стала обваливаться внутрь. Потом от стен стали откалываться куски. Вскоре все утонула в огромном облаке пыли. Я стояла, держа епископа под руку, и смотрела на то, что осталась от древней базилики. Народу было вокруг море. Вся площадь занята. Люди, глядя на остатки базилики молились. Кто-то плакал.

— Почему она разрушилась именно сейчас? — Спросил меня потрясённый епископ.

— Потому, Ваше Преосвященство, что вышел её срок. Она умерла. Просто ждала меня, чтобы я прочитала в ней последнюю молитву.

— Ждала Вас, Королева?

— Да. — Кивнула я. — Мне это сказала Пресвятая Богородица. Она же велела мне и покинуть умирающую базилику. Но не печальтесь, Ваше Преосвященство. На этом месте будет построен красивейший собор. Собор Апостола Петра. — Я улыбнулась. Взглянула на епископа. — Правда останков Апостола тут нет.

— Как нет? — Глаза Его Преосвященства расширились.

— Так. В базилике не было останков Апостола Петра, в миру Симон сын Ионин. Кифа, как назвал его Спаситель.

— Но там могила, которая особо почиталась первыми христианами ещё со времён Христа и Апостолов.

— Всё верно, Ваше Преосвященство. Вообще на месте базилики когда-то было древнее римское кладбище. Там многие похоронены. А могила, которая почиталась со времён Апостолов, так там лежит не Пётр. Там лежит римлянин. Антоний Марк Максимус. Он тоже был христианином и умер во времена Императора Нейрона мученической смертью. А Апостол лежит в другом месте.

— Откуда Вам это известно, Ваше Величество?

— Матушка Пресвятая Богородица мне сказала и показала, где настоящая могила Апостола. Вы же всё видели, Ваше Преосвященство? И Вы и многие, кто был в базилике. Чудо Господне. — Он кивнул. — Матушка взяла меня за руку и отвела к тому месту, где Кифа покоится. Там лежат его нетленные мощи, отче. Я и его видела. Он стоял и смотрел на меня, печально улыбаясь.

Епископ перекрестился. Вокруг стояла тишина. На нас смотрели все, кто окружал нас. Я увидела Клариче. Она была бледная, постоянно крестилась, как и многие другие. Смотрела на меня во все глаза. Мы говорили с епископом на латыни.

— Нетленные мощи? — Выдохнул епископ.

— Да, Ваше Преосвященство. — Ответила я и вновь улыбнулась.

— Покажешь, Королева Александра?

— Пойдёмте, Ваше Преосвященство. Тут недалеко. — Я продолжала держать его под руку. — Только надо взять инструмент. Кирки, лопаты, ломики какие-нибудь. Надо вскрыть плиту, под которой он лежит.

— Покажи. — Выдохнул Эрар де ла Марк. Я потянула его за собой. Мы обошли то, что осталось от базилики. Покинули площадь. За нами шла толпа. Мои приближённые, охрана, Герцог со своими людьми, горожане. Священник тоже шёл рядом со мной и епископом. Нас окружили мои палатины, сержант-дамы и кирасиры. Шли по улице. Вот, наконец, искомый двухэтажный каменный дом с лепниной на фасаде. Я остановилась перед калиткой. Толкнула её. Но она оказалась запертой. Я оглянулась.

— Богдан, откройте её.

— Слушаюсь, Матушка. — Он подошёл, надавил. Но калитка не открылась. Тогда он начал стучать. Всю улицу заполнил народ.

— Откройте калитку! — Закричал он на латыни. К нему подошла Паула. Тоже закричала, только по-итальянски. Начала стучать кулачками в дверь. Со двора раздался чей-то недовольный голос. Что-то спрашивал или угрожал. Паула эмоционально начала отвечать, потом угрожать, как я поняла по её тону. Калитка открылась. В проёме стоял мужчина лет 40 с мечом в руках. Увидел нас. Его рот открылся, глаза готовы были выскочить из орбит. Богдан шагнул вперёд, оттеснив мужчину в сторону. Я, держа епископа под руку, прошла с ним во внутренний двор. Увидела на крыльце дома молодую женщину, лет 20. Она испуганно смотрела на нас. Я провела епископа дальше.

— Герцог, Алексей, не пускайте сюда больше никого. Пусть кирасиры возьмут тут всё под охрану. Иначе нас снесут тут, затопчут и могилу Апостола осквернят и растащат.

Тех, кто попытался тоже зайти во дворик, тут же вытеснили на улицу. Началась ругань. Но я не обращала внимания. Отпустила епископа и подошла к прямоугольной плите. Опустилась на колени. Положила ладони на неё. Оглянулась на епископа.

— Он здесь, Ваше преосвященство.

— Господи. — Эрар де ла Марк крестился. Герцог тоже. Крестились сержант-дамы. Паула заплакала. Я улыбалась. Посмотрела вновь на плиту. — Надо её вскрыть.

Хозяин дома, всё так же продолжал удерживать в руках меч. Что-то спросил. Паула ему ответила. Мужчина выронил меч. А женщина на крыльце осела, потеряв сознание. Ко мне подошли Богдан и Божен. В руках у одного была кирка у второго металлический лом. Откуда они их взяли я спрашивать не стала.

— Подождите! — Воскликнул епископ. Я оглянулась. — Подождите, Ваше Величество. Надо сообщить Понтифику. Если здесь мощи Апостола, то это событие, я даже не знаю, как сказать какое! Папа должен видеть это своими глазами. Всё, от начала и до конца.

Я встала на ноги. Кивнула ему. Всё верно. Понтифик должен видеть, чтобы потом недоразумений не случилось. А то обидится ещё, что без него такое событие произошло.

— Согласна, Ваше Преосвященство.

— Ваше Величество, прошу, не трогайте ничего. Я сам поеду к папе. И ещё надо дополнительно вызвать городскую стражу и личную гвардию Понтифика. Чтобы всё оцепили здесь.

— Ваше Преосвященство. Пусть привезут большую раку. Желательно под стеклом, если найдут такую или что-то подобное. Для того, чтобы переложить туда Апостола.

— Конечно, Ваше Величество.

Я осталась ждать. Кирасиры и люди Герцога заблокировали дом и двор. Никого не пускали. Мне принесли из дома стул, хотя хозяин и пригласил меня в гости. Но я отказалась. Женщину, это оказалась жена хозяина, унесли в покои. Она слишком эмоционально всё восприняла. Я села на стул и закрыла глаза. Ждали долго. На Рим стали опускаться сумерки. На улицах загорелись факела. Народа не убывало, а только прибавлялось. Окна и балкончики домов напротив были полны людей. Все ждали. По Риму уже разнеслась весть, что обнаружена настоящая могила Апостола Петра. И что в базилике перед тем, как она обрушилась, совершилось Чудо Господне. Я же продолжала сидеть на стуле, закрыв глаза и чувствовала какое-то спокойствие. Как в космосе. И умиротворение. Напряжение последних дней и даже лет отпускало меня. Душа словно освобождалась от какого-то груза, который давил на меня. Может в этом и заключалась моя миссия в этом времени и в этой эпохе? И выполнив эту миссию я вернусь назад, в своё время? А как же Василий? А дети мои? Вячеслав, Костик? Дашка, Андрейка, Соня? А как же батюшка боярин Фёдор Мстиславович и матушка боярыня Евпраксия Гордеевна? Мои кадеты? Мой Корпус? Мои палатины и мои девочки? Нет, не должно быть такого.

Наконец, на улице среди гомона толпы послышались трели дудочек и удары барабана.

— Толпу стали оттеснять городская стража и швейцарцы. — Пояснил мне Богдан, склонившись к моему уху. Я кивнула.

— Значит здесь сейчас появится сам Понтифик. Папа римский. Это хорошо. А то я устала уже ждать. Надо заканчивать со всем этим.

С улицы раздались приветственные возгласы. Кто-то просил благословить. Калитка открылась и в неё занесли закрытый паланкин. Поставили на плиты дворика. Следом во двор зашёл епископ Эрар де ла Марк, ещё какие-то папские священнослужители, несколько кардиналов в красных мантиях и швейцарские наёмники из личной гвардии папы. Дворик наполнился людьми. Я встала со стула. Смотрела на них спокойно. Меня окружили мои палатины, сержант-дамы и кирасиры. Рядом со мной встал Герцог Ульрих. Из паланкина вышел папа в белых одеждах. На голове папская тиара. В руках папский посох. Мы смотрели друг на друга. Папа Лев Х, в миру Джованни Медичи. Известная семейка эти Медичи. Чего стоила только Екатерина Медичи, успешно травившая своих врагов. В отличии от своего предшественника, папы Юлия II, Лев Х брился и не носил бороды. Он был молод для папы. Ему исполнилось всего 41 год. Он подошёл ко мне.

— Дочь наша, Королева Александра.

— Ваше Святейшество! — Я чуть склонила голову. Он продолжал рассматривать меня.

— Хочу попенять тебе, Королева, почему сразу не приехала ко мне?

— Мне надо было в базилику, Ваше Святейшество. Не серчайте на меня. Я, итак, успела в самый последний момент.

— Базилика, простоявшая больше тысячи лет, разрушена, Дочь наша.

— Да, Понтифик. Её время вышло. Всё имеет начало и имеет конец, Ваше Святейшество. Теперь на её месте будет построен красивый собор. Очень красивый и величественный. Я знаю это, Понтифик.

— Значит именно ты должна была прочитать там последнюю молитву?

— Да. Так хотела Пресвятая Богородица.

— Богородица ли, Александра?

— Богородица, Понтифик. Чудо Господне видели многие. Оно произошло в храме Господнем, в базилике Апостола. Его Преосвященство, епископ Эрар де ла Марк сам был этому свидетелем. Уже второй раз.

— Ты уверена, что именно здесь лежат мощи Апостола? А не в базилике?

— Да. Так мне сказала Богородица, Ваше Святейшество. В базилике была могила римлянина Антония Марка Максимуса. Христианина, умершего во времена Императора Нерона мученической смертью, казнённого. Его могила почиталась ещё со времён Апостолов. Но постепенно его имя забылось. А потом все решили, что это могила Апостола. Но это не так, Понтифик. Здесь лежат нетленные мощи Апостола Петра, в миру Симона, сына Ионина, Кифа, как назвал его Спаситель. Его казнили, распяв на перевёрнутом кресте, головой вниз. Именно поэтому сатанисты, последователи и адепты врага рода человеческого в своих тёмных ритуалах используют перевёрнутый крест.

Все, кто находился во дворике и Понтифик в том числе, перекрестились. Я тоже. Подошла к плите. Опустилась вновь на колени. Положила ладони на камень плиты.

— Он здесь. Богородица сказала мне, чтобы я забрала то, во что Апостол облачён. Мощи Апостола останутся в Риме, а во что он был облачён при погребении, заберу я.

— Как это, Дочь наша? — Недовольно произнёс папа. Среди клириков и кардиналов раздались недовольные голоса.

— Так велела Богородица, Понтифик. Не надо противится её воле. И разве я не заслужила эту маленькую награду за тот дар, который я преподношу Риму и Римско-Католической Церкви, Понтифик? — Я смотрела требовательно ему в глаза. Он молчал. Потом неохотно кивнул.

— Хорошо. Если там действительно Апостол, ты возьмёшь то, во что он облачён. А во что он облачён, Дочь наша?

— Я не знаю. Может в римскую тогу, а может просто в хламиду.

— Ладно. Вскрывайте плиту. — Велел папа Лев Х.

Богдан с Боженом стали пытаться просунуть между плит ломик. Получалось не очень хорошо. Плиты были подогнаны друг к другу очень плотно. Божен взял кирку и стал долбить с краю плиту, пытаясь расширить щель. Совсем стемнело. Площадку освещал свет факелов. Наконец, всё же Богдану удалось протиснуть лом между плитами. Он стал расширять её. Они оба навалились на рычаг. Плита не сдвинулась.

— Тяжёлая. — Пожаловался Богдан. К ним подскочил Илья с Айно и Никифор. Хозяин дома притащил ещё кирку и лом. Палатины стали орудовать ими.

— Аккуратнее, мальчики. — сказала я им.

— Мы и так стараемся, Матушка. — Ответил Богдан, наваливаясь на лом. Двумя ломами и двумя кирками, которые тоже сунули одним концом между плит, палатины сумели пошевелить плиту. Кто-то из швейцарцев тоже притащил ломики. Они присоединились. Общими усилиями плиту приподняли и сдвинули. Дальше пошло легче. Вот плита лежит чуть в стороне.

— Копайте. Руками. — Велела я. Почувствовала нарастающее волнение. Сердце забилось испуганной птахой в груди. Я, глядя на то, как парни копают, облизала пересохшие губы. Они рыхлили кирками землю, а потом руками убирали её. Наткнулись ещё на одну плиту. Богдан посмотрел на меня вопросительно. — Очистите её от земли.

Парни очистили плиту от земли.

— Здесь выцарапана какая-то надпись, Матушка. — Произнёс Богдан. Парни вылезли из могилы. Я, наоборот, спустилась. Встала на плиту. Опустилась на колени. Стара расчищать руками надпись. Кто-то зубилом полторы тысячи лет выцарапал её на латыни. Нанесена она была криво довольно, но читаема: «Simon Bar Iona Petrus. a. d. XVI Kal. Aug. DCCCXX A. U. C.». Я встала с колен. Посмотрела на папу.

— Это он. Апостол.

К могиле подошли папа, кардиналы, Герцог Ульрих. Я указала на надпись.

— Simon Bar Iona Petrus. — Прочитала громко по латыни. — Симон, сын Ионы, Пётр, что значит камень. Так его назвал Спаситель.

Папа и остальные вновь перекрестились.

— Это Апостол. — Проговорил Понтифик. — Сомнений нет. Вскрывайте плиту.

— Плиту не повредите. На ней его имя. — Добавила я.

Подцепили её ломами и сдвинули.

— Верёвки давайте. — Крикнул Божен. — Плиту будем поднимать.

Притащили верёвки. Зацепили плиту, обвязали её и вытащили наверх. Перед нами открылась камера склепа. Там, на каменном полу, на каких-то истлевших тряпках лежало тело, завёрнутое в саван. Я опустилась рядом с могилой на колени. Стала молится. Не видела, как опустились на колени все, кто был во дворике и Понтифик тоже. Могила находилась чуть меньше метра в глубину. Сантиметров 70–80. Услышала нарастающий гул за пределами дворика. По ту сторону стены. «Апостол! Апостол!» — Послышались крики.

— Богдан и Божен поднимите его оттуда. Только прошу вас, очень нежно и аккуратно.

— Разве можно, Матушка, касаться самого Апостола? — Испуганно спросил меня Богдан. Он стоял бледный.

— Даже нужно, палатин! А иначе, как мы его вытащим?

— Подожди, Королева. Пусть это сделают кардиналы. — Вмешался Понтифик.

— Нет, Ваше Святейшество. Пусть это сделают мои палатины. Это они нашли его. Они не подведут. — Понтифик кивнул. Богдан с Боженом спустились в могилу. Подняли тело. Илья и Никифор приняли его у них.

— Принесите простынь. Быстрее. — Сказала я, глядя на хозяина дома. Паула тут же перевела. Мужчина убежал в дом. Вскоре вернулся с простынёй. Расстелил её на плитах дворика. Палатины аккуратно опустили тело. Я встала рядом с ним на колени. Лицо было закрыто тканью. Протянула руку и… Замерев на какое-то время, всё же коснулась лица. Медленно убрала ткань савана. Смотрела на лицо Апостола. Он хорошо сохранился. Кожа, конечно, усохла. Апостол мумифицировался. Седые волосы на голове. Есть залысины. Борода. Я стала разворачивать саван. Ткань была ветхая, но держалась, что было удивительно. Развернула ещё больше. Его руки были сложены на груди. На кистях рук имелись повреждения от гвоздей, которыми его приколачивали к кресту. Засохшая кровь. Она отпечаталась на саване тёмно-бурыми пятнами. В том месте, где ткань соприкасалась с лицом, что-то так же отпечаталось. Но я пока не обращала на это внимания. Когда развернула полностью, Апостол лежал практически обнажённый. На нём имелась только набедренная повязка из такой же ветхой ткани. На повязке имелись прорехи, скорее всего ткань там порвалась, ещё при его жизни, когда его распинали. Повязка была заляпана бурыми пятнами. Я стала её разматывать. Действовала аккуратно. Предельно аккуратно. Ткань готова была рассыпаться в любой момент. «Господи, дай мне снять её. Пусть он будет в чистом. Прошу тебя».

— Александра, что ты делаешь? Зачем снимаешь набедренную повязку?

— Она грязная у него. Порванная вся. В крови. Её надо снять. Пусть он будет в чистом саване. — Ответила я. Повязку развязала, в итоге. В нескольких местах она всё же порвалась. Но это ничего. Илья и Никифор приподняли его. Я вытащила из-под Апостола его саван и набедренную повязку. Кожа обтянула тело Петра. Он хоть и мумифицировался, но всё же, как я говорила, хорошо сохранился. На его теле были видны следы от ударов бича. На спине, когда его переворачивали, на животе, на груди. Его жестоко мучили, избивали перед тем, как распять. Я смотрела на него и мне стало его жаль. Слёзы сами покатились у меня из глаз. Потом заплакала. Плакала молча. Глотала слёзы и аккуратно складывала его саван. Сложила повязку. Потом завернула его самого в простыню, на которой он лежал. Самое главное совсем не было запаха тлена. Наоборот, пахло чем-то знакомо-приятным. Чем же пахнет? Миро! Точно, это миро. Он что, мироточит, как иконы? Или мощи тоже мироточат⁈ Не помнила я. Повернулась к папе.

— Ему было очень больно. Он плакал от боли, когда его избивали и истязали, Понтифик. Плакал и кричал от боли, когда ему вбивали гвозди в ладони, в ступни.

— Апостол мученик, Дочь наша. Как и все они. Ибо повторили крестный путь Спасителя.

— Его мощи источают миро, Святейший. — Понтифик подошёл ко мне. Тоже опустился на колени. — Чувствуете отче? Он мироточит…

— Да, Александра, ты права. Апостол мироточит.

Я указала на плиту, которой он был закрыт.

— Святейший, скажи, вот тут нацарапано его имя. А что рядом? Дата какая?

Папа встал с колен, подошёл к плите. Прикоснулся пальцами к надписи. Я видела, как шевелятся его губы. Вот он выпрямился и подозвал к себе одного из кардиналов.

— Лоренцо, подойди сюда. Смотри, это дата же?

Кардинал присел рядом с плитой. Стал внимательно рассматривать надпись. Посмотрел снизу на Понтифика.

— Это дата смерти Апостола. Здесь написано: « Ante diem XIV Kalendas Augustos DCCCXX Ab Urbe Condita», что в переводе с латыни, 14 августа 820 года от основания Рима. В те времена летоисчисление шло по староримскому календарю, от основания Рима. Нынешнее летоисчисление началось в 525 году от Рождества Христова. Монах Дионисий Малых по поручению папы Иоанна I, вычислил день рождения Христа, основываясь на святом писании. И у него получилось, что с момента рождения Спасителя прошло 525 лет. А ещё спустя сто лет, первым, кто стал указывать, что такой-то год от Рождества Христова, это был монах Беда Достопочтенный. Вот с того времени, согласно Юлианскому календарю, и указывается, такой-то год от Рождества Христова. В пересчёте со староримского календаря на Юлианский календарь, дата смерти Апостола — 15 июля 67 года от Рождества Христова. Святейший, мы теперь знаем точную дату смерти Апостола. Дату его казни.

— Раку принесли? — Спросила я Понтифика.

— Нет. К сожалению, раки такого размера пока у нас нет. Но её обязательно изготовят в самое ближайшее время.

— Тогда носилки нужны. Положить на них Апостола. И плиту обязательно забрать надо. Она как документ, который подтверждает, что это Апостол и указывает на дату его смерти.

— Конечно, Королева.

— И охрану надо увеличить. Людей оттеснить от тех мест, мимо которых понесут носилки с мощами. Иначе, боюсь, толпа в религиозном экстазе и угаре, просто снесёт тех, кто понесёт Апостола и повредят сами мощи. — Повернулась к хозяину дома. — Скажите, у Вас есть ещё чистая материя и кожаная сумма? — Паула перевела. Тот кивнул и ушёл в дом. Вскоре вернулся. Передал мне кожаную сумку и кусок батиста. Я завернула в батист погребальный саван Апостола и его набедренную повязку. Всё это поместила в сумму. Вручила её Никифору.

— Никиша, храни это пуще зеницы ока. Не дай бог потеряешь или украдут…

Понтифик пригласил меня остановится в Ватикане. Естественно, там же расположились и мои сопровождающие — палатины, сержант-дамы, кирасиры и даже Герцог Ульрих Вюртембургский с десятком своих рыцарей. Сам Понтифик был возбуждён. Событие, которое случилось в этот день и ночь всколыхнули, сначала весь Рим. Потом от него словно круги стали расходиться по всей Италии последствия. Из Италии они перекинулись на всю Европу и не только. В Рим потянулись многочисленные паломники.

Сама я очень устала. Больше эмоционально, чем физически. Столько всего пережить. Фрося меня раздела. Я умылась, и сразу легла спать. Проснулась ближе к обеду. Зато выспалась. Никифор не выпускал сумму с саваном Апостола из рук. Спал с суммой. На моих палатинов смотрели, как на чудо. Они касались самого Апостола. Носилки с телом Петра поместили в одну из комнат резиденции Понтифика. Вход туда закрыли для всех. Допускали только строго ограниченное количество лиц. Улицы Рима были заполнены народом. Не расходились с ночи. Римляне и гости города ждали выступления папы. Пустую могилу Апостола так же закрыли. Там дежурила городская стража и швейцарцы. Только так можно было спасти её от растаскивания по кускам. Дай волю предприимчивым римлянам, они бы там все плиты расколотили и дом тоже разобрали бы, а потом эти куски продавали бы. Хотя, я подозревала, что куски якобы могилы Апостола в скором времени уже появятся на рынке священных ценностей, даже если эта могила-склеп и оставалась бы целой.

Меня пригласили к Понтифику на разговор. На этот раз я надела платье. Жемчужной сеткой укрыла волосы, правда косу спрятать не удалось, ну и пусть. Сверху надела корону. К Понтифику шла в сопровождении двух палатинов — Богдана и Айно. Перед кабинетом папы нас остановили. Палатинам пришлось остаться. Я прошла в святая святых римских пап.

— Как отдохнула, Александра. Всё ли хорошо?

— Благодарствую, Ваше Святейшество. Хорошо отдохнула.

— Александра, скажи мне, почему ты не хочешь войти в лоно Римско-Католической Матери Церкви?

— Потому, Ваше Святейшество, что я не ренегат. Я чту веру своих предков. Да и какая разница, Ваше Святейшество? Я же всё равно христианка. Борюсь с неверными. С теми же самыми османами, которые являются самой большой угрозой христианской Европы и христианского мира.

— Как часто пресвятая Богородица, Пречистая Дева Мария посещает тебя?

— Иногда чаще, иногда реже. Постоянства нет. Нет какой-либо периодичности.

— Твои слова, Александра, о том, что Солнце погаснет и звёзды. О том, что некоторые звёзды уже погасли, но их свет всё ещё мы видим. Как это?

— Ваше Святейшество, звёзды, это не серебряные гвоздики, которые прибиты к тверди небесной. Звёзды, это такие же солнца, как и наше. Только расположены очень далеко. Настолько далеко, что ближайшая к нам звезда, не Солнце, а Полярная, например, чтобы до неё добраться не хватит и десятка жизней, которые потратит всадник, если будет скакать от рождения и до смерти несколько десятков лет каждой своей жизни галопом на самом быстром коне. А многие звёзды настолько далеко, что они уже погасли, а их свет будет идти до Земли ещё несколько десятков тысяч лет. И все эти десятки тысяч лет люди на земле будут его видеть. Хотя самой звезды уже давно не будет.

Понтифик долго молчал, глядя на меня. Потом откинулся на спинку своего стула, на котором сидел за большим дубовым столом.

— Ваше Величество, Александра, ты должна понимать, насколько крамольны твои мысли.

— То есть, они страшная ересь? Увы, Ваше Святейшество, но это так. Я даже больше скажу, о чём я говорила с Митрополитом всея Руси, Предстоятелем Русской Православной Церкви. В Библии сказано, что Господь создал этот мир, свет, Землю, Луну, звёзды. Моря и реки на земле. Населил их животными, рыбами, птицами и разными гадами. А потом создал человека. Так ведь? И что сейчас этому миру 7000 от его сотворения, так ведь?

— Совершенно верно. А разве нет?

Я отрицательно покачала головой.

— Нет, Ваше Святейшество.

— И сколько же лет этому миру, Александра?

— Сколько лет вселенной, этого никто не знает. Солнцу, как минимум четыре с половиной миллиардов лет. Земле четыре миллиарда. И большую часть своего существования Земля была безжизненна. И только последние полтора миллиарда лет на ней появилась жизнь.

— То есть, в Святом Писании написана не правда?

— Ну почему же неправда, Ваше Святейшество? Вопрос в том, правильно ли мы понимаем то, о чём там говорится? Часто в Библии те или иные знания зашифрованы. Надо только уметь понимать их. Например, Господь сотворил этот мир за шесть дней и на седьмой отдыхал. Вопрос, а почему мы сравниваем один день Господа нашего с одним днём, который проживает человек?

— А разве не так?

— Подумайте сами, Ваше Святейшество, Господь вечен. Он один вечен в этом мире. Он был уже тогда, когда этого мира ещё не было. А раз перед ним вечность, то значит и время течёт для него по другому. Ему не надо считать дни и года. Вечность ему позволяет это. Это мы должны их считать, так как с точки зрения вечности наша жизнь скоротечна. А поэтому, один день Господа может длится для нас десятки, сотни даже не дней, а лет. Даже тысячи лет и миллионы наших лет. Ведь как Господь создавал этот мир? Как в Святом писании сказано, сначала был хаос. Не было ни тьмы, ни света. И только Святой дух летал в этом хаосе.

— Всё верно, Дочь наша. Продолжай.

— Потом Святой дух сказал, да будет свет и тьма.

— Верно. — Кивнул Понтифик.

— И это правда. Именно так создавалась вселенная. Сначала ничего не было. Потом произошёл взрыв. В результате которого родилась вселенная. В ней ещё не было звезд. Не было земли, луны, солнца. Первыми появились именно свет и тьма. И свет дали не звёзды. Свет дал газ, который появился в результате взрыва, колоссального выброса энергии. Газ стал теми первокирпичиками, из которых Господь и стал строить этот мир. Да, Ваше Святейшество, о первокирпичиках писали ещё древние философы. Греки. О них говорили шумеры, древние египтяне, что построили одно из чудес света, пирамиды фараонов. Из этого газа и родились звёзды. И наше солнце в том числе. Я читала древние книги, в которых говорится о рождении мира. И… — Я замолчала, глядя на Понтифика.

— Говори, Александра.

— И это мне показала Пресвятая Богородица, Дева Мария. Это было завораживающее зрелище, Ваше Преосвященство. Рождение мира настолько прекрасно, что я чуть не задохнулась от чувств, что охватили меня. Господь наш, величайший архитектор и строитель. Так что всё, что написано в Библии, правда. Только нужно понимать правильно то, о чём там говорится. Я об этом говорила с Митрополитом. — И опять я попеняла себе, что врать, не кули ворочать. Но теория большого взрыва, в результате которого родилась Вселенная, подошла как нельзя кстати. И она соответствовала тому, что написано в Библии.

— И что тебе сказал предстоятель Русской Православной Церкви, Варлаам?

— Сказал, что эти знания, Саша, опасны сейчас. Так как люди не готовы к ним.

— Правильно тебе сказал Митрополит Варлаам. Они опасны.

— Я знаю, Ваше Святейшество. Поэтому не собираюсь кричать об этом на каждом углу. И не говорю об этом никому. Я сказала об этом только Вам, Понтифик и Митрополиту, как предстоятелям своих Церквей.

— Это хорошо, Александра. Не надо смущать умы христиан. Ты правильно всё делаешь… Скажи, почему Дева выбрала именно тебя? Почему к тебе приходит? Почему с тобой говорит?

— Я не знаю, Понтифик. Я спросила её как-то, почему я? Она только грустно улыбнулась. Погладила меня по голове и сказала, что я избранная. Что мне нести свой крест. Я спрашивала её, в чём я избранная? Что я должна сделать? Но она не сказала мне. Ответила только: «Делай, что должно, дитя моё, и увидишь, что будет. А Господь не оставит тебя».

— Поэтому ты не проиграла ни одного сражения?

— Наверное. Но скажу сразу, Ваше Святейшество. Я каждое свое сражение очень хорошо продумываю и просчитываю. Готовлюсь к нему.

— Это правда, что в сражении с войсками Императора Максимилиана, которыми командовал Георг фон Фрундсберг, над твоей армией встал Лик Христа?

— Я не знаю. Не видела, скажу честно. Я была занята самим сражением. Но об этом говорят воины.

Папа сидел и кивал.

— Насчёт тамплиеров. Твоё письмо. Там на самом деле всё так, как написано было?

— Всё так, Ваше святейшество. Они именно это и нацелились сделать. Они заключили сделку с Дьяволом. Он пообещал им за это власть над миром. Богородица сказала мне, что для борьбы с тамплиерами, как со слугами сатаны, Святой Престол должен создать Орден «Общество Иисуса Христа». По простому иезуиты. Это не просто Орден должен быть. Там должна быть жёсткая военная организация. Рядовые и офицеры. Командовать Орденом должен генерал. Так как Ордену придётся столкнуться с сильным противодействием. Тамплиеры они везде, Ваше Святейшество. Они проникли во все сферы общества. И особенно в банковское дело. Их могущество зиждется на деньгах, которые они умеют умело использовать.

— Я тебя понял, Александра. А Православная Церковь создала такой Орден?

— Его создала я. Это Корпус. Корпус не только боевые отряды, армия. Это ещё и агенты, которые ведут тайную войну с тамплиерами. Мастера плаща и кинжала.

— Скажи, Александра, это правда, что ты играешь с Магистром Ордена в шахматы?

— Правда, Ваше Святейшество.

— Почему?

— Мы знаем с ним друг о друге. Каждый ход этой партии, это определённые действия с моей стороны и с его стороны. А шахматная доска, это не только вся Европа, но и Азия. И даже Новый Свет. — Глядя на Понтифика, я улыбнулась.

— И что будет в конце партии?

— Я поставлю ему шах и мат.

— Что это будет значить?

— Магистр умрёт.

— А если нет?

— Тогда умру я. Всё просто… И в тоже время всё сложно, Святейший.

— Я подумаю над новым Орденом. Спасибо тебе за идею.

— Не мне, Ваше Святейшество. Деве Марии.

— Конечно. Пречистой Деве Марии… Александра, ты сделала для Римско-Католической Церкви огромный дар. Его последствия я даже не могу сказать, какие будут. Сам Апостол Пётр, который держит ключи от рая. Его мощи у нас. Новости расходятся очень быстро. Взбудоражен не только Рим. Уже почти вся Италия… Скажи, что я могу для тебя сделать?

— Я хочу попросить у Вас Понтифик, за Герцога Ульриха Вюртембергского. Он мой друг и он страдает.

— О чём ты хочешь попросить меня?

— Ульриху нужен развод. Его женили против его воли. Свою жену он не любит и страдает от этого. К тому же они давно не живут вместе. И не исполняют супружеский долг.

— Не исполнение супружеского долга, это вина мужа.

— Не всегда, Ваше Святейшество. Но я не буду с Вами спорить. Просто прошу за своего друга.

— Александра, я не хочу ссорится с Императором.

— А что такое? Разве это ссора? Это просто развод. Тем более, у них нет детей. А это очень весомое основание для развода. К тому же… Императору осталось не так много. Два, максимум три года.

— Поясни?

— А разве я не пояснила?

— Он умрёт? — Я кивнула. — Всё равно. За два-три года он может много что мне сделать.

— Не сделает. Я смогу осложнить ему жизнь, о чём прямо ему заявлю, если он попытается с Вами, Ваше Святейшество, конфликтовать. После разгрома английского флота и датского, вся Балтика и Северное море находится под моим контролем. А значит всё балтийское побережье Империи и побережье Северного моря будет под ударом моего флота. К тому же в Эгейском море я намерена создать свою военно-морскую базу. Для моего флота. Там будет базироваться моя эскадра. А это значит и побережье Империи в Средиземноморье попадет под удар моего флота. Не думаю, что Император из-за одного развода решиться на такие потери. К тому же его племянница давно утешилась с другим мужчиной. И будет сама не против развестись. Кстати, в связи с этим, я хочу, чтобы Вы, Понтифик, написали письмо Великому Магистру Ордена Госпитальеров, о том, чтобы предоставить моей эскадре место под базу на Родосе. Родос мне нужен, для противодействия османам и для броска на Дарданеллы.

Понтифик некоторое время молчал, обдумывая ситуацию. Потом взглянул на меня.

— Хорошо. Пусть Герцог подаст официальное прошение на развод. И я напишу письмо Магистру Госпитальеров. Думаю, база для флота Ливонии будет предоставлена.

— Благодарю, Ваше Святейшество. Есть ещё один вопрос.

— Спрашивай. Тебе сегодня можно всё.

— Скажите, Понтифик, что с потомством Орлеанской Девы и Робера Амбуаза?

Папа замер. Даже барабанить пальцами о столешницу перестал.

— Не совсем понял тебя, Александра? Орлеанская Дева была сожжена почти сто лет назад.

Я усмехнулась, глядя на Понтифика.

— Ваше Святейшество, и Вы и я знаем, что это не так. Так что с их потомством? У них же родились дети? У Клод Баварской?

Папа усмехнулся.

— Ты и это знаешь. — Он покачал головой.

— Знаю, Понтифик.

— Зачем тебе это, Александра?

— За тем, что они находятся в опасности. Тамплиеры их ищут. Орлеанская Дева сломала им всю игру. Не позволила захватить всю Францию. Это было их самое большое поражение. И они это не забыли. И тоже знают, что она осталась жива. А я могу дать им убежище.

— Уверена, что дашь им убежище?

— Уверена.

— Хорошо. Я скажу тебе, где они живут. Это всё, Александра?

— Да, всё. Благодарю тебя, Понтифик. Ваше Святейшество.

— Ты сказала, что Император умрёт через два-три года. Может ты знаешь, кто будет следующим?

— Знаю. Габсбурги. Карл под номером V, король объединенной Испании. Сейчас он Король Арагона и регент Кастилии при Королеве Марии, Карлос I.

— Значит Габсбурги?

— Они, Ваше Святейшество. Но есть проблема.

— Какая?

— Святой Престол слишком часто даёт разрешение европейским аристократам и владетельным сеньорам на близкородственные браки. А это нарушение законов божьих, Ваше Святейшество. Такие браки ведут неизбежно к вырождению той или иной правящей династии. С испанскими Габсбургами именно это и случится. Как в своё время случилось такое же со многими царскими династиями древности. Например, с династиями египетских фараонов. Они женились на своих родных сёстрах, чтобы не отдавать священную, божественную кровь на сторону. В итоге, не смоги оставить нормального жизнеспособного и дееспособного потомства. Габсбурги выродятся. Даже сейчас во многих европейских аристократических семьях у супругов либо нет потомства, либо оно рождается не жизнеспособным, умирает сразу после родов, либо ещё во младенчестве. Это результат именно близкородственных браков. Бастарды же, рождённые от любовниц и любовников, гораздо чаще выживают и достигают взрослого возраста. Мне, конечно, всё равно, что происходит в правящих домах Европы. Но Церковь должна заботиться об этом, Ваше Святейшество. Православная Церковь в этих вопросах более жёсткая. Например, на Руси такое почти не применяют. Разрешение могут получить на брак между родственниками в исключительных случая и то не ближе, чем между троюродными. Для Великого Князя Московского, если надо собирают девиц со всей Руси на смотрины. Могут взять и из простых дворян и даже из купеческих домов. Главное, чтобы не родственница.

— Я тебя понял, Александра. Но тут тоже, как ты говоришь, проблема. Все крупные аристократические и правящие дома Европы между собой настолько сильно переплетены родственными связями, что куда ни ткни, то обязательно они друг другу дяди, тёти, сёстры, братья, кузены, внуки, бабушки и дедушки. К тому же такие браки, это не просто брак, это прежде всего политика.

— Не верю, что ничего нельзя сделать. Но дело Ваше, Ваше Святейшество. Решать Вам. А мне и так хорошо. Мои сыновья точно не будут жениться на своих родственницах. И к подбору им жён, что в Вендене, что в Москве будут подходить очень скрупулёзно.

— Я же сказал, я буду думать над этим.

— Вот и начните это с развода Ульриха Вюртембергского с его женой Сабиной Баварской. Они родственники между собой. Кузен и какая-то кузина.

— Не очень близкие, Александра.

— А какая разница, близкие, дальние. Главное, что родственники.

— Я же сказал. Я дам разрешение. Можешь быть свободной, Александра. Но пока не покидай Рим.

— Почему?

— Побудь здесь ещё.