Александра. Большая игра. (книга вторая)

Глава 3

Мир замешан на крови.

Это наш последний берег.

Может, кто и не поверит —

ниточку не оборви…

Иллюстрация к любви.

Булат Окуджава…

Великое Княжество Литовское. Правый приток Немана Вилия. Начало октября 1514 года.

Ещё до обеда мы подошли к реке Вилия, правому притоку Немана. Сидя в седле, рассматривала через подзорную трубу противоположный берег. Начало октября. Вода холодная, а нам надо переправится туда, чтобы подойти к Ковно. В будущем его переименуют в Каунас. Но это будет ещё не скоро, да и переименуют ли вообще? Мне, например, больше нравилось именно название Ковно. Армия стояла в ожидании. Моя свита замерла позади меня. У меня была дилемма — переправляться или идти на север, к Митаве⁈ Всё дело в том, что у меня осталось совсем немного пороха, ядер и бомб. А в Ковно довольно мощные оборонительные бастионы. И гарнизон тоже не маленький. Нет, взять я бы взяла этот город, здесь я даже не сомневалась. Но тогда моя армия осталась бы без артиллерии. А с чем тогда я будут воевать с наёмниками Анны Радзивилл? Самое поганое, это то, что обоз с боеприпасами опаздывал. А ведь Ленка мне обещала, что как только прибудет в Москву, сразу отправит обоз со всем необходимым. Надо начинать делать их здесь, в Вендене, чтобы не тащить обозы далеко. Но у меня не было, в данный момент, на это время. Если бы эти уроды повременили хотя бы год. Но нет, полезли сейчас.

— Матушка, — услышала князя Воротынского, — что решила?

— Пока ничего, княже. — Ответила ему. Оглянулась. — Гонцов послали? Где обоз?

— Гонцов ещё от Вилкомира послали, Саша. Известий пока нет.

Я опять повернулась к реке. Заметила на том берегу отряд конницы. Ага, литвины засуетились. Потеряли два города и, наконец, чухнули, что дело пахнет керосином. Интересно, сколько они мне навстречу войск отправили?

Из Вилкомира я забрала большую часть местного гарнизона. Взамен оставила своих солдат. Так будет надёжнее. А эти пусть здесь у меня повоюют. Взглянула на небо. Оно было всё затянуто тучами. Стал накрапывать мелкий дождь. Погано как. Нет, сейчас переправу делать не будем. Подождём. Повернулась к свите.

— Слушайте приказ. Разбить лагерь. Сегодня переправы не будет. Пусть солдаты делают навесы, укрытия от дождя. Обеспечить полевые кухни дровами. Выставить боевое охранение. Пока всё. Вечером сбор командиров у меня в шатре.

Народ засуетился. Боевые колонны армии распались. Но хаоса не было. Каждый уже знал, что делать. Началась деловая суета. Вскоре застучали топоры в ближайшем лесу. Оттуда потащили срубленные и уже ошкуренные брёвна. Их стали тут же вкапывать для навесов от начинающегося дождя. Задымили полевые кухни. Вскоре на берегу реки появились шатры и палатки. Дождалась, когда поставят мой шатёр. Сверху его укрывали кожаными накидками, чтобы не промок. Богдан с Боженом притащили жаровню с углями. Потом разложили походный стол, походные стулья. Посмотрели на меня вопросительно.

— Матушка, обед ещё не готов. Айно с Никишей ускакали на охоту.

— Ничего, я подожду. Выйдите. — Парни ретировались. В шатре остались мои сержант-дамы и Фрося. Девушки сняли свои кителя. Помогли снять друг дружке кольчуги, которые носили под верхней одеждой.

— Какая мерзкая погода! — Вздохнула Ксения.

— Вы, девочки, сильно то не разоблачайтесь. У меня здесь вечером совещание.

— До вечера ещё есть время. — Махнула рукой Агнешка. Они обе с Ксенией сели на походные стулья. Агнеша облизнулась. — Как есть хочется!

— Скоро обед приготовят. И Айно с Никишей на охоту ускакали. С ними ещё с десяток воев. Хочу жареного на углях мяса! — Поддержала подругу Паула. Я усмехнулась, глядя на них. Расстелила карту. Смотрела на неё. Ковно близко, да не ухватишь. Время было не на моей стороне. Проклятая старуха Радзивилл. Чуть севернее от нас, как раз по пути на Митаву располагалось какое-то селение. «Upita» было написано на немецком. Водила пальцем по карте. Берег Вилии — Ковно — Упита — Митава. Если Радзивиллы уже у Митавы, то я отрежу им путь в Мазовию. Неплохо бы взять Россиены. На немецком было написано: «Die Russen». Но Россиены хорошо укреплены. Не продумала я до конца кампанию. С логистикой совсем всё плохо.

— Матушка, позволь? — Раздался голос Богдана.

— Заходи.

Зашёл Богдан, за ним Божен. Оба несли в руках продукты. Я свернула карту. Богдан выложил на стол приличный кусок буженины и кусок копчёного шпика. Положил на стол каравай свежего хлеба. Девушки смотрели на всё голодными глазами. Ксения сглотнула слюну.

— Богдаша, а откуда такое богатство? — Спросила она его и схватила буженину. Я шлёпнула её по руке.

— Куда? Ксюша, ай-яй-яй. Порежьте, приготовьте на стол. Божен, что у тебя?

— Курочка запечённая, холодная правда. Колбаса кровяная и рубленная. И ветчина. Ещё три луковицы. Это вам слегка поснедать, пока обед готовится. Сейчас взвар сделаю. — Ответил Божен.

— Взвар я сама сделаю. — Недовольно сказала Фрося. — Ты мне кипятка принеси.

— Так, сержант-дамы. Руки мыть. Быстро. Потом накрывать будете. — Скомандовала им.

— Богдан, а пирожных нет? — Задала вопрос Паула. Парень уставился на неё удивлёнными глазами.

— Какие ещё пирожные?

— Вкусные, сладкие. С кремом и взбитыми сливками. Я такое ела в монастыре. Меня почти на год туда папенька запер.

— Богдан. — Решила разъяснить парню, так как они у меня пирожных никогда не ели и даже не видели их. — Пирожное, делают из теста. Пропитывают его сладким сиропом. Могут добавлять туда взбитые сливки или сладкие крема на основе коровьего масла. Их в основном в монастырях делают и по большим праздникам или особым случаям. Ещё пирожные делают в королевской кухне, для короля, королевы, их детей и высших сановников. Это десерт. Лакомство.

— Пряники что ли, медовые? — Недоумевал Богдан.

— Нет, Богдаша. Это не пряники. Но пряники я тоже люблю. — Ответила палатину. Он посмотрел на итальянку.

— Нету никаких пирожных. И десерта нет. Здесь, Паула, не королевская кухня. Вернёмся в Венден, вот там и заказывай. А я не стряпуха.

— Паула. Вернёмся в Венден, я специально для тебя закажу пирожных. Сладкоежка ты наша, княжна. — Улыбаясь, сказала ей.

— Правда⁈ Спасибо, Ваше Величество. — Девушка от радости захлопала в ладоши. Богдан, глядя на неё, покачал головой.

— Пирожных им. Может ещё луну с неба достать?

— Ты грубиян, Богдан. Как ты разговариваешь со мной? Я княжна! — Паула гордо вздёрнула носик. Богдан скривился. Посмотрел на меня.

— Матушка, чего они? Им поснедать принесли, а они ещё недовольные!

— Довольные, Богдаша, довольные. Благодарствуем вам, мужи-палатины. — Сказала Ксения, улыбаясь. Девчонки вымыли руки, поливая друг другу. Полили мне тоже. Божен принёс котелок с кипятком. Фрося сразу заварил свой взвар из травок. Накрыли стол. Они уже хотели сесть, как я их остановила.

— А молитва, высокородные дамы?

«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день; И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого».

«Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие по молитвам Пречистой Твоей Матери и всех святых Твоих, ибо Ты благословен во веки веков. Аминь».

— Вот теперь, девочки, приятного аппетита.

И действительно, девчонки ели с аппетитом, пили взвар. Шутили. Говорили о молодых мужчинах. Ну здесь кто о чём. Хотя их понять можно. Совсем молоденькие. О чём им говорить и мечтать, как не о молодых и красивых рыцарях. О большой любви. Я ела немного. Больше наблюдала за ними, улыбалась их невинным шуткам. Агнеша рассказывала о каком-то рыцаре из свиты Герцога Баварского по имени Христиан. Он явно симпатизировал юной польской княжне. Агнеша гримасничая показывала, как он шевелит усами. Я знала этого рыцаря. Барон Христиан фон Грюнберг. Ему было около сорока. То есть, он был старше Агнеши на 20 лет.

— О, роза моей души! — Пыталась копировать барона Агнеша. — Будьте дамой моего сердца. Не смотрите, что я груб, моя душа нежна, как шёлк. А я ему говорю: «О, барон, но у розы есть шипы. Не боитесь оцарапать свою нежную душу?»

Девушки смеялись.

— Агнеша, не хорошо смеяться над рыцарем и бароном.

— Ваше Величества, Государыня, разве я смеюсь? Нет. Это мы с бароном ведём куртуазный разговор.

— Смотри, Агнеша, как бы этот куртуазный разговор не закончился увеличением живота.

Девушки засмеялись. Ксюша и Фрося покраснели при этом.

— Ладно, девчонки. Смотрю, вы развеселились. Хотите, раз уж вам весело, я расскажу одну очень занятную и смешную историю?

— Да-да-да, Ваше Величество. — Завопили все три девицы. Паула с Агнешкой захлопали в ладоши и придвинулись ко мне ближе. Я сделала глоток взвара.

— Ну хорошо, тогда слушайте. Случилась это занятная история в славном городе Неаполе.

— В Италии? — Восторженно воскликнула Паула.

— Да, Паула, в Италии. В Неаполе. Когда она случилось, никто уже не помнит. Может пятьдесят лет назад, а может сто или двести. А может вообще её не было и это всего лишь чья-то фантазия. Так вот, жила-была там одна молодая, красивая и богатая графиня. Звали её Диана де Бельфлор. И была она вдовой. Увы, но её ещё совсем юной выдали замуж за престарелого графа. Граф влюбился в Диану и возомнил себя опять молодым. Он очень старался показать, какой он сильный мужчина. — Девушки захихикали. А я продолжала. — Престарелый граф принимал любовные зелья, чтобы увеличить свою мужскую силу и не рассчитал. Его изношенное сердце, в одну из ночей, пятую по счёту, не выдержало и он умер прямо на супружеском ложе, увы.

— О, Пресвятая Дева Мария, только не это, Ваше Величество! — Воскликнула Паула. — Это же кошмар!

А Агнешка, наоборот, закатилась от смеха и сползла с походного стула на пол. Фрося с Ксенией смотрели на меня во все глаза и опять начали краснеть. Я рассмеялась

— Увы, мои юные леди, но и такое тоже бывает. И вот похоронила она своего мужа. Отходила положенный срок в трауре. А потом стала жить да поживать. У неё было всё, и богатство, и высокий титул и молодость, и красота. Не было только одного, любви, о которой она так грезила ночами, лёжа в своей богатой, но одинокой постели. У неё были поклонники и воздыхатели, которые лелеяли надежду стать мужем прекрасной Дианы. Это были высокородные сеньоры, граф Фредерико и маркиз Рикардо. Вот только сердце самой Дианы оставалось к ним холодным. Тем более, граф Фредерико был не молод. Маркиз моложе, но увы, Диана оставалась глухой к стенаниям двух благородных синьоров. И вот к Диане устроился на службу секретарём молодой человек, Теодоро. Всем он был хорошо. Молод, красив, строен как греческий бог Аполлон, умён, образован, талантлив. Даже писал стихи. Но было одно но. По своему происхождению он был гораздо ниже её, Теодоро не был даже дворянином. Диана влюбилась в Теодоро, но показать это не могла. Она была гордой женщиной и не смела запятнать честь своего рода. Так и страдала в молчании. Теодоро понимал, что пропасть между ним и его хозяйкой огромна и даже не помышлял ни о чём, в отношении Дианы. Он стал испытывать симпатию к служанке Дианы, Марселе. Марсела тоже влюбилась в Теодоро и дело шло к свадьбе. Диана, видя это, страдала ещё больше и ревновала.

Девушки слушали, затаив дыхание. Я рассказывала, как Диана заперла Марселу на несколько дней у себя в опочивальне. Как написала письмо от имени мнимой подруги из Рима. Попросила Теодоро оценить и переписать своей рукой. Теодоро догадался о чувствах Дианы. А дальше начиналась чехарда. Теодоро тоже влюбился в Диану. В неё невозможно было не влюбится, настолько она была хороша. Но Теодоро понимал, что они никогда не смогут быть вместе. И поэтому стал оказывать симпатию Марселе. А когда прочитал послание, переданное ему Дианой, его сердце загорелось, словно в огонь подкинули вязанку сухого хвороста. Но как только Теодоро бросал Марселу и признавался в любви к Диане. Диана делала вид, что не при делах и вообще, да как он смеет!!! Она графиня, а он никто! Как побитый пёс, Теодоро возвращался к Марселе. И Диана, видя это, готова была взвыть от ревности и вновь давала понять возлюбленному о своих чувствах. И так несколько раз. Теодоро был в отчаянии и не знал, что ему делать.

Я попросила у Паулы мандолу.

— Теодоро даже песню сочинил о своих чувствах и как ими играет женщина. Слушайте:

Сталь подчиняется покорно,

Ее расплющивает молот,

Ее из пламенного горна

Бросают в леденящий холод.

И в этой пытке, и в этой пытке,

И в этой пытке многократной —

Рождается клинок булатный…

Вокруг шатра была тишина. Охрана внимательно вслушивалась в то, что рассказывала и о чём пела королева…

Вот так мое пытают сердце,

Воспламеняют нежным взглядом,

Но стоит сердцу разгореться,

Надменным остужают хладом.

Сгорю ли я, сгорю ли я,

Сгорю ли я в горниле страсти,

Иль закалят меня напасти…

Богдан и Божен тоже слушали свою госпожу, расположившись у её шатра. Вскоре был готов обед, и они оба принесли его. Кашу с мясом в серебряных тарелках, на всех девушек. Спросили разрешения войти, а то мало ли… Потом попросили остаться, дослушать рассказ. Им разрешили…

— Бедный Теодоро! Бедная Диана. — Воскликнула Паула. — Что же им делать, Ваше Величество?

— Не спеши, княжна. Как долго это продолжалось бы и чем закончилось бы, не известно. Но в дело вмешался друг Теодоро, Тристан. Тристан был полной противоположностью Теодоро. Если Теодоро несмотря на то, что не являлся высокородным, но он знал, что такое честь и достоинство. То Тристан являл собой образец настоящего плута, пройдоху, враля и мошенника. Каждый его день начинался с вопроса, кого бы облапошить, обмануть и завладеть парой-тройкой монет, которые можно потратить в ближайшей таверне на вино и женщин, не обременённых добродетелью и нравственностью. Тристан побаивался графини Дианы, старался держаться от неё подальше, а своему другу Теодоро он очень сочувствовал.

— Ничего себе друг! — Воскликнула Ксения.

— Ксюша, очень часто противоположности притягиваются друг к другу. И даже плуты и мошенники могут испытывать искренние дружеские чувства и привязанности. Поначалу Тристан постарался научить Теодоро, как можно избавится от любви к женщине. Вот послушайте, что он советует. — Я опять заиграла на мандоле:

Всё это так, архитектура,

Вас от недуга излечу,

Вы мне доверьтесь, как врачу,

Поможет вам моя микстура.

На девиц глядите с нужной точки,

Наливайте из медовой бочки,

Только дегтю добавляйте к меду,

Вникнуть попрошу в мою методу.

Я пыталась скопировать голос Джигарханяна, получалось хоть и не очень, но довольно смешно. Девушки засмеялись, парни тоже стали улыбаться.

Если вы на женщин слишком падки,

В прелестях ищите недостатки,

Станет сразу все намного проще,

Девушка стройна, мы скажем — мощи.

Умницу мы наречем уродкой,

Добрую объявим сумасбродкой,

Ласковая, стало быть липучка,

Держит себя строго, значит злючка.

— Вот какая сволочь, этот Тристан! — Хохоча воскликнула Паула. — Богдан, что ты на меня смотришь?

— Ничего, княжна. — Смеясь, ответил ей мой палатин.

Назовем кокетливую — шлюхой,

Скажем про веселую — под мухой,

Пухленькая — скоро лопнет с жиру,

Щедрую перекрестим в транжиру.

— Ну а бережлива?

— Окрестим в сквалыгу.

— Если маленькая?

— Ростом с фигу.

— Если рослая?

— Тогда верзила.

Через день, глядишь,

Через день, глядишь,

Через день, глядишь,

Любовь остыла.

Молодёжь веселилась.

— Точно, сволочь этот Тристан. Враль и плут! Он бы у меня обязательно плетей отхватил и ни один раз. — Смеялась Агнешка.

Я стала рассказывать дальше. Рассказывала весёлую и эмоциональную историю любви. Эпизод с графом Лудовико и как на его горе сыграл Тристан, выдав своего друга за потерянного когда-то графом сына, мои девушки и палатины слушали затаив дыхание. Особенно когда старый граф увидев Теодоро, сказал, что молодой мужчина его копия, такой же, каким граф был в молодости.

— Скажите, Королева Александра, — спросила меня Паула, — а может Теодоро на самом деле был сыном графа?

— Кто знает, моя Паула, кто знает. Может и был, а может и нет. Может это просто было случайное сходство, ведь сам Теодоро был сиротой и своих родителей не знал с детства. Но история об этом умалчивает. Конечно, потом отойдя от шока, Теодоро не хотел обманывать Диану и всё ей рассказал, что это проделки Тристана, которому ложь при жизни должна поставить памятник. И он попросил разрешения отбыть в Испанию. Реакция Дианы для Теодора была неожиданной, она разозлилась. Сказала ему, что ей всё равно, является Теодоро сыном графа Лудовико или нет. Но судьба преподнесла им шанс быть вместе. И если он отказывается от этого шанса, тогда он трус, не достойный её любви. И Теодоро согласился. Они всё оставили в тайне. А старый граф Лудовико женил вновь обретённого сына на графине Диане де Бельфлор и когда пришло время, умер счастливым в окружении сына, невестки и внуков, оставив им свой титул и своё огромное состояние.

— А что с Тристаном стало? — Спросила Ксения.

— А что с ним? Тристан с тех пор катался, как сыр в масле. У него всегда звенели монеты в кошеле. Он был сыт, пьян и всем доволен. — Засмеялась я. Рассказала и о графе Фредерико и маркизе Рикардо. О том как они нанимали Тристана убить Теодоро. Как Тристан обвёл их вокруг пальца содрав с обоих приличные деньги. Но, конечно же, Теодоро он не убил, оставив графа и маркиза в дураках. Хохотали все. Конечно, я по своему рассказала ставшую известной спустя 100 лет комедию Лопе де Веги. Но сейчас о ней ещё никто не знал. Да и сам великий драматург ещё не родился.

— Вот же плут. — Качала головой Агнешка, говоря о Тристане. — Не, его точно должны вздёрнуть на виселице.

— Такого вздёрнешь. Он и ката в дураках оставит, и сбежит с эшафота, да ещё с чужим кошельком в руках. — Смеясь, ответила Ксюша.

— Матушка позволь! — Услышала я Илью.

— Зайди. — Полог откинулся, в шатёр шагнул ещё один мой палатин. — Что? — Спросила его.

— Прибыл гонец. Анна Радзивилл осадила Митаву. Там бояре и князья собираются.

— Так девочки, мальчики, веселье закончилось. Ксюша, Паула, Агнеша, кителя наденьте и выйдите. Илья, пригласишь командный состав сюда.

Вскоре девушки одевшись, покинули шатёр. Богдан с Боженом убрали остатки нашего маленького пиршества. Фрося заварила ещё взвар на травках. Тихо села в сторонке. В шатёр стали заходить представители высшего командного состава моей армии.

— И так, господа. Надеюсь, вы все уже пообедали?

— Да, Ваше Величество. — Ответил Ландмаршал.

— Тогда приступим. — Я развернула на столе карту. — Радзивиллы осадили Митаву. В данном случае продолжать движение к Ковно будет неправильно и не дальновидно. Даже становится вредным. Ковно никуда не денется и я доведу то, что задумала до логического конца. Сейчас приоритет, это Митава. В идеале было бы взять Россиены. Мы бы тогда окончательно заперли войска Мазовии вот в этом треугольнике. — Я обрисовала территорию по линии Митава — Упита — Россиены — Мемель. Но здесь вопрос с Упитой и Россиенами. Насколько хорошо они укреплены? — Посмотрела на свой командный состав. — Ландмаршал, тебе слово, Иоганн.

Платер внимательно смотрел на карту.

— Упита укреплена не очень хорошо. Поселение не большое. Есть стены и башни, но старые. И гарнизон там не большой. По крайней мере, так было до недавнего времени. В своё время, лет триста назад, это было самостоятельное небольшое княжество. Но местные князья, из правящего дома Рушкайтесов 250 лет назад признали власть Великого Князя Литовского Миндовга и добровольно присоединили свои земли к Литве. Так что взять Упиту будет не так сложно. Гораздо хуже дело обстоит с Россиенами. Там довольно мощные оборонительные фортификации. Орден несколько раз пытался взять этот город-крепость, но увы. Доходило даже до того, что Литовские Великие Князья уступали земли близ Россиенов Ордену, но сам город нет. И да, этот город настоящий ключ. Если им завладеть, то он будет закрывать земли Ливонской короны с юго-запада, со стороны Мазовии, если мы не овладеем Ковно.

— А если Россиены не сдадутся? Если местный войт и магистрат примут решение защищаться? Тогда у нас просто не хватит боеприпасов к артиллерии и на осаду, и на битву с армией Радзивиллов. — Сказал Георг фон Фрунсберг. — Надо будет выбирать что-то одно.

Я посмотрела на князя Воротынского.

— А ты что скажешь, князь-генерал, Иван Михайлович?

— Я согласен с Георгом. Надо выбирать, либо Россиены, либо Радзивиллы. Подойдём к Митаве с юга, тем самым, отрежем ляхам отступление в Мазовию. Я не знаю, насколько большой гарнизон Россиен, но навряд ли местный войт решит ослабить его и попытается ударить нам в спину. Хотя заслон оставить всё же нужно. Главная цель, это Анна Радзивилл со своими дружинами и наёмниками. Разберёмся с ней, тогда и Россиены, и Ковно от нас никуда не денутся. А там авось и обозы с порохом и бомбами подойдут. Единственное, что к Ковно или к Россиенам могут подойти отряды литовских магнатов на помощь.

Я посмотрела на герцога Баварского Вильгельма.

— Вильгельм. Ты не обязан с нами идти.

— Но я пойду, моя Королева. И я не побегу в самый разгар кампании.

— Хорошо. Я тебя услышала.

В этот момент, в шатёр заглянул Богдан.

— Матушка, ещё один гонец.

— Пусть зайдёт.

В шатёр зашёл мужчина лет 35. Лицо уставшее, в грязной одежде. Снял капюшон с головы. Поклонился.

— Ваше Величество. Ваши Высочества и Ваши светлости. Спешу сообщить. Армия императора Максимилиана стягивается к западной границе Польского королевства. Туда же подходят отряды имперских князей.

— Подойди сюда. — Велела я ему. Указала на карту. — Покажи, где именно? — Он показал.

— В основном в Силезии и Померании. В Померании напротив земель Тевтонского Ордена.

— Благодарю тебя. Можешь идти. Тебя накормят и дадут отдохнуть. Богдан, позаботься.

— Слушаюсь, Матушка.

Я смотрела на карту. Побарабанила пальцами по столешнице. Взглянула на собравшихся в палатке.

— Дядюшка Максимилиан, решил забрать земли Тевтонского ордена⁈ Ловко! Я воюю, а он шерсть стрижёт. Молодец какой. Там всё моё, вплоть до Танненберга и Данцига с Оливой. Пусть в Мазовию лезет и рвёт её на куски. Я на многое в Мазовии не претендую, заберу себе только небольшой кусок по Висле, это Добжинь, Плоцк, Остроленка. И то, в качестве наказания.

— Ваше Величество, но в этом есть и плюс. Польские магнаты сейчас бросятся на защиту своих западных границ. Им будет не до Литвы. — Сказал Ландмаршал.

— Согласен. — Кивнул князь Воротынский. — На Литву и Польшу сейчас давят со всех сторон. С севера мы, с востока Великий Государь, с юга татары, с запада империя. М-да. Я думаю, Ковно и Россиены подкреплений не дождутся.

Мы ещё обговаривали детали предстоящего марш-броска и дальнейшей кампании. После чего, я всех отпустила, сказав готовится к тому, что утром мы снимемся и пойдём ускоренным маршем на север, к Митаве. Девушки вернулись назад в шатёр. Велела Богдану отправить кого-нибудь за Васильчиковым Иваном. Вскоре Богдан доложил, что явился лейтенант Корпуса Васильчиков. Велела, чтобы проходил. Иван зашёл, на голове его был кивер. Он вытянулся по стойке смирно, чуть ли не щелкнув каблуками сапог и отдал честь.

— Госпожа генерал майор, Ваше Высокопревосходительство, Государыня-Матушка лейтенант Корпуса Васильчиков по Вашему приказанию прибыл.

— Здравствуй, Иван. Проходи. Присаживайся.

Иван снял кивер, прошёл и сел на походный стул. Глянул на Паулу и улыбнулся ей. Она ему. Я усмехнулась.

— Ваня, хватит с Паулой в гляделки играть. — Сказала ему. Он попытался вскочить и встать по стойке смирно. — Сиди, Ваня. Не надо сейчас каждый раз вскакивать. Ты ведь у меня не гласно, как бы командир всей артиллерии? Скажи мне, порох хорошо укрыт? Не отсыреет?

— Нет, Матушка. Всё хорошо укрыто. Сам проверял у полевых орудий. Потом проверил у мортир. Но там Клаус за этим смотрит и, если что, своих пушкарей может и палкой отходить.

— Как ты думаешь на сколько хватит у нас боеприпасов к пушкам и мортирам?

— Не на долго. Ядер, как полнолитых, так и шрапнёльных по пять-семь штук всего на орудие. И бомб на мортиры по восемь. Считали с Клаусом. Плюс есть книппеля, примерно по десятку на ствол. А вот картечи ещё достаточно. Но у нас, Матушка, с пороховыми зарядами плохо. У полевых орудий, зарядов осталось меньше десятка на пушку. У Мортир и того меньше. На четыре, максимум пять выстрелов, и то, если не закладывать усиленный, полуторный заряд.

— Ну что же, значит будем обходиться тем, что есть. — Посмотрела на молодого лейтенанта. Нравился мне Ваня. Настоящий офицер, не даром княжич. Вот такие как он, его товарищи по корпусу, бывшие кадеты, они мой золотой фонд. Это они и есть моя будущая новая армия, которая сейчас формируется, куётся в горниле жесточайших сражений. — Ваня, как ты думаешь, мы победим Радзивиллов? Ведь у Анны там идут наёмники из Испании, Швейцарии, из германских княжеств ландскнехты. А это очень серьёзно. Те же испанцы или швейцарцы.

Иван встал с походного стула. Смотрел на меня.

— Конечно победим, Матушка. Иначе быть не может. Били мы этих наёмников. Может они и хороши, да только и мы не лаптем щи хлебаем. А у тебя в войске свои ландскнехты есть и не хуже ихних. И ещё, Государыня, мы уже не те, кто сошлись тогда, с Георгом фон Фрунсбергом. И их было больше. Но ничего, одолели. А сам Георг фон Фрунсберг тебе служит сейчас, как и многие из его солдат. Ты хорошо нас учила, Матушка. Мы не подведём. Ибо бесчестие хуже смерти.

— Я тебя услышала, Ваня. Как говорится, делай что должен и будь, что будет. Но мы не должны дать им прорваться дальше в Ливонию.

— Не прорвутся. Главное, чтобы Митава нас дождалась…

Великое Княжество Литовское. Киев. Начало октября 1514 года от Рождества Христова.

Золотые ворота Киева, образец древнего оборонного зодчества Руси, всё ещё сохраняли функцию главных ворот города, несмотря на то, что сильно пострадали в 1240 году при взятии Киева войсками хана Бату. Вот и сейчас они выполняли ту же функцию. На воротах, на нижней площадке, были установлены две пушки. С ходу взять Киев, месяц назад, не получилось, хотя вышедшее на встречу вторгшейся Орде ополчение дало бой, в надежде разгромить татар. Но они не знали, сколько сабель насчитывает Орда. Плюс артиллерия. Разгром был быстрый и кровавый. Ополчение продержалось организованно около получаса после начала сражения. Отрядами Киева командовал киевский воевода, представитель одного из богатейших и знатнейших родов Великого Княжества Литовского Юрий Радзивилл, по прозвищу Геркулес, участник многих военных кампаний Литвы, дважды разбивший татар — в 1511 году в урочище Рутка в 30 километрах от Киева и в 1512 году в битве под Лопушеным. И на этот раз Юрий был уверен, он разобьёт татар. Однако Геркулес ошибся, и эта ошибка стоила ему жизни. Залп скорострельных полевых орудий Корпуса шрапнельными снарядами, оборвал его линию жизни. Хотя он должен был прожить ещё двадцать семь лет, до 1541 года. Однако не срослось. История пошла уже по другому пути. Металлический кругляш начинки шрапнельного снаряда, разорвавшегося прямо над хоругвью Радзивилла, пробил металлический шлем воеводы. Раздробил ему череп, и вышел из правой нижней части лица, повредив нижнюю челюсть. Ещё один такой же кругляш, прошил его пластинчатый доспех, как раз напротив сердца, разорвав и его. Ополчение растерялось. Войско лишилось полководца, причём, хорошего, талантливого полководца. Началась паника. А это самое поганое в такой ситуации. В этот момент в правый фланг ополчения ударила своей массой тяжёлая калмыцкая конница и проломила ряды противника, опрокинув их. После чего, началась бойня и резня. Боевые порядки киевского ополчения смешались… Назад к городу добежали не многие. Но и они умерли, так как ворота были закрыты и открывать их никто не собирался, несмотря на призывы и мольбы ополченцев. Их перестреляли татары из луков. Они все легли возле ворот. Лежали там до сих пор уже месяц. Смердели разлагаясь. Штурмовать Киев тогда, в сентябре лейтенант Давыдов не стал.

— Штурмом за один день Киев нам не взять. Начнём осаду, потеряем время. А оно для нас на вес золота. У Киева оставим хороший заслон, чтобы сидели тихо, как мыши и не могли покинуть город. У нас есть артиллерия, захваченная у литвин. Оставим её здесь, если что, казаки сумеют ей воспользоваться. Пушки расположим напротив ворот. Попытаются выйти, получат залп в упор. А остальные должны идти дальше. Иначе сюда сбежится всё польско-литовское войско. А мы должны зажечь огонь, как можно на большей территории. Пусть распылят свои силы, побегают за нами.

— А если они сначала кинут все силы на выручку Киеву? — Спросил атаман.

— Очень хорошо, значит остальные города и селения оставят без защиты. Что нам и надо. Либо они распылятся, пытаясь защитить эти самые города и селения. Мы же должны быть, как говорит Матушка-Государыня, мобильными, то есть очень быстро передвигаться. Нам нужно разделится. Одна часть пойдёт на восток, другая на запад. Те, кто пойдёт на восток, их конечная цель, Остёр, Чернигов, Новгород-Северский. Потом поворачивайте и идёте на Курск, Путивль и уходите к Белгороду. Там Дикое поле рядом. Весь полон отправляете на хаб. И возвращаетесь к Киеву, если Киев до того времени будет ещё блокирован. Те, кто идёт на запад. Ваша цель, Житомир, Острог, Луцк, Владимир. Из Владимира поворачиваете на юго-запад и заходите в Галицию. Там идём по линии Белз — Львов — Галич. От Галича поворачиваем на восток, линия Каменец — Брацлав. От Брацлава до Дикого Поля рукой подать. Весь хабар переслать в хаб, а сами подходим назад к Киеву…

Прошёл месяц, в течении которого, Западная группа и Восточная передвигались по Литовскому государству очень быстро. Разрозненные и малочисленные отряды литовской шляхты истреблялись безжалостно и кроваво. У Житомира, подошедшие к городу отряды татар, вынесли двумя залпами из трёх пушек ворота. Не помогла и металлическая, с шипами против тарана, решётка. Грохот был сильный. Искорёженная и пробитая, словно порванная чудовищной силой, в нескольких местах решётка рухнула. А с ней и разлетелась обломками одна створка дубовых ворот. Вторая створка повисла на одном креплении. Мало того обломки ворот загорелись, настолько высокой была температура взрыва. Михайло Давыдов впервые применил в этом бою снаряды с шимозой. В разбитые ворота хлынула конница…

Великое Княжество Литовское, город Луцк, административный и экономический центр Волынской земли. Вторая половина сентября 1514 года от Рождества Христова.

Спустя неделю после падения Житомира, в Луцке появились две девушки. Молоденькие и по их внешнему сходству можно было сразу понять, что это две сестры. Луцк считался главным городом Волыни, а его староста главой всей этой земли. На момент вторжения сводных сил Корпуса, крымских татар, казанских биев, донских казаков и калмыков, старостой Луцка являлся князь Острожский Константин Иванович, пан Виленский и Гетьман Великий Литовский. Острожский был опытным воякой и успел приехать в Луцк до подхода войск неприятеля. Он успел собрать семь тысяч войска, которое снарядил и вооружил большей частью на свои средства. Луцк был хорошо укреплён. И Острожский не боялся осады. Запасы продовольствия и воды были в достаточных количествах, которые позволяли бы выдержать даже длительную, многомесячную осаду. А он знал, что татары не осаждают долго крепости и города. Просто не умеют этого делать. Тревожные вести приходили с севера, пал Вилкомир. Ливонская волчица двигалась на Ковно. С запада в Силезии и Померании концентрировались войска императора. Острожский ждал подхода основных сил татар. По его расчётам они, после Житомира должны были быть уже здесь. Но их не было. В городе стали считать, что неприятель повернул назад.

Стража главных ворот города бодрствовала. Первое время стража была удвоена. Но ничего не случалось. Татары появились только один раз и то близко к городу не подходили. А вскоре и вообще исчезли. Через пару дней дошли слухи, что они осадили Владимир. Горожане облегчённо выдохнули. Двойную стражу сняли. В одну из ночей, к правой башне ворот подошли две девушки. Они были навеселе. Принесли вино, хлеб, сыр и мясо.

— Эй воины, не хотите выпить с девушками? За победу⁈ — Спросила одна из них. Они обе засмеялись. Во всю стали строить глазки. Старший караула, Данила Добжень подкрутил ус, глядя на аппетитных юниц.

— Мы на службе, девы. — Ответил он сёстрам, хотя выпить немного вина ему шибко хотелось.

— Тю, — проговорила разочаровано одна из них, — а кого сторожите то? Татар безбожных? Так нет их. Во Владимире они. Вон, народ луцкий гуляет во всю, радуется, что нас миновала сия чаша, что испил Житомир. Ну не хотите, как хотите. Мы к другим воям пойдём.

— Да подожди ты. Чего сразу побежала? Ну если только по кружечке. За победу.

Девушки сразу заулыбались. Сослуживцы Данилы поддержали его.

— Наливайте, красавицы. — Сказал он.

— Что здесь что ли? Прямо на улице? Не, дядечка. Мы девушки честные, на улице вино не пьём. Да и вам не надо. А то вдруг воевода увидит. Вам же не поздоровится.

— Хорошо, пошлите в башню. Значит девушки вы честные?

— Конечно. Всё честь по чести. Сначала вино. Потом веселье.

Данила и остальные караульные, кто был возле башни зашли внутрь. Поднялись на второй поверх, где была караулка. Мужчины взяли у девушек кувшины. Разлили по кружкам. Выпили, закусили тем, что принесли девицы. Одна из них уселась Даниле на коленки, обняла его за шею.

— Ну что, хоробрый витязь-лыцарь, чем одинокую девушку развлечёшь?..

Весь караул крепко спал. Кто где. Кто навалился на стол, кто свалился с лавки, лежали на полу. Стоял храп. Одна из сестёр, глядя на это сонное царство, улыбнулась.

— Мила, как Матушка-Государыня пела: «Птички уснули в саду, рыбки уснули в пруду. И мышка за печкою спит и дверь ни одна не скрипит!» — И тихо захихикала.

— Глашка, хватит. Нашла время для веселья. — Мила недовольно посмотрела на сестру. — Пошли, калитку откроем. Быстрее давай, пока кто не пришёл.

В этот момент услышали чьи-то шаги по деревянной лестнице. Мила встала около двери, так, чтобы вошедший сразу её не увидел. Задрала свои юбки и вытащила из ножен, закреплённых на бедре узкий стилет.

— Глашка, сядь на лавку, подол до колен подними, словно только что из-под мужика. Быстрее.

Глафира села на лавку, дернула шнуровку впереди на платье, расслабляя её ещё больше и оголила левое плечо. Подол платья задрала до колен, облокотилась локтем на стол и сделала личико пьяным в ноль. Дверь в караулку открылась. Зашёл какой-то хорошо одетый мужчина, лет пятидесяти. Перешагнув через порог, застыл, глядя округлившимися глазами на открывшуюся ему картину.

— О, дядечка ещё один пришёл! — Пьяным голосом проговорила Глаша. — Проходи. А то мне скучно. Упились все, как свиньи. Никакой любви с ними.

Мужчина аж задохнулся от злости.

— Ты кто такая? Пошла вон отсюда шала… — Договорить он не успел. Позади него тенью скользнула Мила и вогнала ему стилет в спину, как раз туда, где было сердце. Под жупаном у него оказалась кольчуга. Но его это не спасло. Узкое гранёное лезвие стилета раздвинуло кольца кольчуги и вошло в тело, как нож в масло. Глаша резко протрезвела, молниеносно вскочила и вцепилась в мужчину. Тот замер. Кровь отхлынула у него от лица.

— Тихо, дядечка, тихо. Не надо кричать. — Приговаривала Глаша. Мила вытащила стилет и нанесла ещё один удар в основание шеи. На губах у мужчины выступила кровь. Он стал заваливаться. Но девушки вдвоём удержали его от громкого падения. Уложили на пол. — Ну вот, боярин, и ты поспи, а то раскричался. Ты устал в этом мире, где одна сплошная суета сует. — Проговорила Глаша.

— Всё, Глашка. Чуть не спалились. Надо открыть калитку.

— Там замок. Надо ключ найти.

Именно в этой башне была небольшая калитка, через которую можно было выйти из города, не открывая ворота. Девушки обшарили спящих. Ключ нашли у Данилы. Быстро спустились вниз по винтовой лестнице. Замок был врезной в толстой дубовой двери, оббитой медными полосами. Такую сразу и не сломаешь. Дверь открылась без скрипа. В дверном проёме из ночной темноты сразу возник силуэт. На нём была темная одежда. Лицо закрыто темной повязкой.

— На третьем поверхе переход в соседнюю башню. Там же и подъёмный механизм. — Сказала Мила ночному гостю. Тот кивнул, шагнул в сторону. Тут же через калитку в башню стали забегать другие такие же воины в темных одеждах с оружием в руках. Глафира с Милой вернулись в караулку. Быстро обшарили спящих. Забрали монеты, которые нашли. Сложили в кучу оружие и принялись связывать спящих. В караулку зашёл старший из диверсантов. Убрал повязку с лица.

— Молодцы, девушки. Я обязательно в рапорте Матушке Государыне отмечу вас.

— Вот, вот, отметь. А то знаем мы вас. Себе всё припишите, а про нас забудете. — Ответила Глаша, связывая очередного храпящего караульного. Старший покачал головой.

— Вот что ты за человек, Глафира? Тебе слово, ты десять в ответ. Колючая, как ёжик.

— С вами колючей не будь, без портов останешься. — Ответила за сестру Мила.

Старшой чертыхнулся, сплюнул и усмехнулся, глядя на сестёр.

— Ладно, слушайте приказ. Сейчас будьте здесь. В свалку не лезете. Утром уйдёте. Вас в Галиче ждать будут.

— Кто?

Старшой злорадно усмехнулся.

— Марфа с Гаврилой.

Глаша скривилась, но промолчала. Мила выпрямилась и посмотрела на старшего группы. Потом протянула ладошку к нему.

— Деньги на дорогу.

— А что, у этих не нашарили?

— То, что мы нашарили это всё наше. А ты обязан нас снабдить всем необходимым.

— Деньги получите утром. Перед отбытием…

Князь Острожский проснулся от криков и лязга оружия. Соскочил с постели.

— Костя, что случилось? — Тревожно спросила его супруга Татьяна Гольшанская, дочь маршалка Волынской земли, князя Гольшанского, Семёна Юрьевича.

— Я не знаю, Танюша. Но вставай, быстро одевайся.

Тут же раздался стук в двери их спальни.

— Княже, — услышал он голос одного из своих шляхтичей, — беда, княже. Татары в городе, много.

Князь открыл двери.

— Как татары? Почему? Откуда?

— Мы не знаем, княже. Ворота открыты. Предательство и измена. Уходите, князь. Городу уже не помочь. Спасайтесь.

Князь метнулся назад в комнату. Стал быстро одеваться. Тут же спешно одевалась княгиня. Один из воинов принёс сюда же сонного маленького княжича Илью. Ему было всего четыре годика. Лязг железа и крики становились всё громче и ближе.

— Быстрее, Татьяна! — Крикнул Острожский. Он успел надеть штаны, кафтан. Кольчугу надевать уже не было времени. Схватил саблю. — Всё уходим. Бросай всё, Таня.

Они побежали в дальнее крыло усадьбы. Там была потайная дверь, ведущая в подземный ход. Княжича нёс всё тот же воин. Их прикрывали ещё трое. Но добежать не успели. Дорогу им преградили пятеро в темных одеждах. Странные были одежды. И лица их закрыты по самые глаза темными повязками. В руках у двоих были новомодные ручницы. А так же сабли. Трое из них метнули ножи и два его мечника рухнули на землю. Потом грохнуло. Это был выстрел из ручницы. Ещё один упал.

— Не шути, Князь. — Сказал один из этих пятерых. Острожский закрыл собой жену и воина с ребёнком на руках.

— Назад, быстро. — Скомандовал он, продолжая смотреть на врагов. В этот момент и с другой стороны коридора показались вооружённые люди. Эти были в доспехе. И это были татары. Князь толкнул двери одной из комнат. Они открылись.

— Сюда! — Крикнул он жене и последнему из своих дружинников. Они забежали. Дверь закрыли на засов. Князь отступил от неё. Он понимал, дверь долго не выдержит. С той стороны начали рубить топором. Острожский лихорадочно искал выход из положения, в котором оказался, но не находил его. Взгляд упал на камин.

— Таня, камин видишь? Лезь туда. Возьми Илью.

— Костя, нет…

— Делай, что я тебе сказал. Спаси сына. Теперь он глава рода Острожских. Там есть скобы. Это для трубочистов. Выберись на верх. Затаись на крыше. Татары долго здесь не будут. Уйдут. Дождись войско.

Княгиня заглянула в камин.

— Костя, здесь дымоход узкий. Мы с Илюшей не пролезем.

— А ты постарайся. Платье, это своё, сними. Останешься в ночной рубахе. Ничего, главное спаси сына. Быстрее, Танюша. Дверь скоро не выдержит.

Княгиня сняла платье. Осталась в одной ночной рубахе. Залезла в камин, в дымоход. Князь подал ей сына. Мальчик сильно испугался и плакал.

— Тихо, сынок, тихо. Будь мужчиной, прошу тебя. — Приговаривал князь.

Дверь трещала под ударами топора. Наконец, засов отскочил с куском дерева. Дверь открылась и тут же раздался выстрел. Последний воин Острожского рухнул на пол с простреленной грудью. В комнату ворвались несколько воинов. Выставили перед собой щиты.

— Князя брать живым. Это приказ. — Услышал он команду. Но живым даваться он не хотел. Напал первым. Зазвенела сталь. Но долго князь, пусть даже он и был хорошим мечником, не продержался. Его оглушили. Мир перевернулся в его глазах, и он потерял сознание.

Очнулся Острожский на телеге. Голова его была перевязана. Руки и шея в колодке. Рядом на телеге сидела его жена. В ночной, грязной от сажи, рубашке. С грязным лицом, на котором были потёки от слёз. Тут же спал и маленький княжич. Тоже грязный, весь в саже.

Рядом с телегой ехал конный воин. И это был не татарин. Русич. Он смотрел на князя и ухмылялся.

— Что, Константин Иванович, очнулся? Это хорошо. Соскакивай с телеги и иди пешком, рядом.

Телега остановилась. Князь встал на землю. Он был босиком. Сапог не было на нём.

— Я, князь Острожский. Я требую к себе соответствующего отношения. Снимите колодку. Я дам слово, что не убегу. И моя жена, княгиня Острожская, ей надо платье.

Воин захохотал. Вместе с ним засмеялись и другие всадники, ехавшие по близости.

— Заткнись. Ты был князем, а сейчас ты клятвопреступник. Иуда. А значит вор и тать поганый. Ты клялся Великому Государю Московскому. Клялся на кресте и нарушил клятву, тайно бежав по ночи. И Господь забыл тебя. Поэтому ты сейчас никто и звать тебя никак. Бредёшь с колодкой на вые своей. Понял? А ещё раз вякнешь, я тебя плетью перетяну. А жёнке твоей и так сойдёт. А если не доволен, так мы её вообще можем без ночной рубахи оставить. Скажи спасибо, что она не пешком, босыми ногами идёт, а едет на телеге. И слово твоё поганое, нет веры ему. Стоит оно меньше медного гроша.

— Костя, прошу тебя, не надо. Не зли их. — Попросила Татьяна мужа.

— Кто вы? — Спросил Острожский всадника. — Вы не татары и не донские казаки.

— Мы Корпус Порфирородной Принцессы Трапезунда, Византии и Рима. Порфирогениты, Её Величества Королевы Ливонии Александры Комниной-Нибелунг…

Ливонское королевство. Митава. Середина октября 1514 года от Рождества Христова

Войска Пястов, а точнее Анны Радзивилл, взяли город в кольцо. Княгиня Мазовии предложила городу сдаться. Её культурно послали. Нет, не так, как меня в Браславле, а очень даже культурно и виртуозно, заявив, что без разрешения Её Величества, королевы Александры, сдаться они никак не могут, а посему просят прощения у высокородной княгини Мазовии. Горожане отбили три штурма. Но ситуация у них ухудшалась. Артиллерия поляков крошила стены города, размалывая бастионы в труху. Четвёртый штурм горожане бы не выдержали, но на их счастье, к городу подошли передовые отряды королевской армии.

Войска сразу стали перестраиваться из походных колон в боевые порядки, выстраиваясь напротив Митавы и отрядов наёмников Анны Радзивилл. Артиллеристы отцепляли пушки от конных упряжек и разворачивали их жерлами в сторону противника. С повозок быстро сгружали мортиры. Действовали чётко и слаженно. Укладывали рельсы и устанавливали на них мортиры. Тут же начинали заряжать. Пикинеры выстраивались в ровные коробочки баталий. Двумя ротами в каре выстроились мушкетёры с примкнутыми штыками к ружьям-мушкетам. Конница так же выстраивалась на флангах разворачивающейся армии.

Я сидела на своей коне.

— Никиша, — позвала палатина, — мой штандарт.

— Да, Матушка.

Никифор метнулся к обозу и вскоре вернулся назад. Над ровными рядами батальонов Корпуса уже поднялось знамя с Георгием Победоносцем и двуглавым орлом. Никифор поднял мой личный, королевский штандарт. Древко упёр в специальное углубление в стремени и замер. Полотно штандарта развернулось. Я много мудрствовать не стала. Взяла герб Ливонского Ордена. Убрала из верхней левой части герба красный тевтонский крест. Но оставила красный меч. Так же оставила большой черный крест на белом фоне. В центр креста, добавила красного двуглавого орла. Пусть будет, своего рода, преемственность. Вот этот герб и стал гербом Ливонской короны и моим личным штандартом.

В лагере Анны Радзивилл шла какая-то суета. Осада была снята. Войска противника стали стягиваться в единый кулак и сосредотачиваться напротив моей армии. Но заслон возле города она оставила. Всё верно, не дура, понимает, что городской гарнизон может в самый ответственный момент ударить им в спину.

— Ландмаршал. — Обратилась я к Платеру. — Пошлите парламентёра. Пусть скажет им на словах, что в случае, если они сейчас сложат оружие и сдадутся, я оставлю им всем жизнь.

Ландмаршал отправил Анне Радзивилл парламентёра с белым флагом. Ждали не долго. Вскоре гонец вернулся назад.

— Ваше Королевское Величество. Анна Радзивилл отказалась. Наоборот, предложила тебе сложить оружие, и тогда она милостиво разрешит уехать тебе в Московию. А всех остальных будет ждать её суд, как законной и легитимной матери-королевы. И насчёт герцога Баварии она высказалась, что отпустит его тоже, но он обязан будет выплатить ей огромный выкуп за себя. Полмиллиона серебряных талеров. Это её слова.

Я молчала. Зато моя высокородная свита стала высказывать слова угрозы и оскорблений в адрес княгини Мазовии.

— Ваше Величество! — Платер смотрел на меня глазами, в которых было оскорблённое самолюбие. Вильгельм презрительно скривился.

— Это мы ещё посмотрим кто и кому выплатит выкуп. — Проговорил он и выпятил нижнюю челюсть, в жесте крайнего презрения.

— Что, мой Иоганн? Ты оскорбился? Понимаю тебя. Я даже не удивлена. У Анны очень большое самомнение. Витает в облаках. Пора опустить её на землю.

— Согласен, Матушка. — Усмехнулся князь Воротынский. — Опустить на землю. А то она, наверное, решила, что может тягаться с Архангелом божиим. Воспарила куда-то непонятно. Гордыня, есть величайший из грехов.

— Согласна, Иван Михайлович. Гордыня есть великий грех. Особенно, если проявляешь её не там, где нужно.

Осматривала порядки армии Мазовии в подзорную трубу.

— Иван Михайлович, посмотрите. Они выстроились уступом. Замечательно. Анна решила применить тактику древних норманнов?

— Что за тактика, Ваше Величество? — Тут же спросил Платер.

— Ландмаршал, я тебя умоляю. Уж кто-кто, а ты должен это знать. Войска выстраиваются клином или по другому «свиньёй». Своим бронированным рылом они проламывают порядки противника и разрубают войско неприятеля на двое. В последствии эту тактику переняли и рыцарские ордена. В том числе Тевтонский Орден. Орден Меченосцев, а затем и Ливонский Орден, выстраивая свою рыцарскую конницу клином. Разве нет?

— Эээ, Ваше Величество… Всё верно. Но такой тактики мы не всегда придерживались.

— Знаю. Не всегда, но часто. Тяжёлая рыцарская конница всегда так наступала. Как вы, господа, думаете сколько у Анны тяжёлой панцирной кавалерии? Можете посмотреть в подзорную трубу и хотя бы на вскидку ответьте.

Князь Воротынский, князь Долгорукий, Ландмаршал, герцог Баварский и остальные брали по очереди подзорную трубу, смотрели в неё.

— Думаю семь-восемь сотен, не больше. — Ответил Воротынский. Долгорукий с ним согласился.

— Я думаю сотен десять- одиннадцать. — Сказал Платер. Часть высших сановников с ним согласились.

— Хорошо, пусть тысяча. Вот их и сосредоточили на острие уступа. Видите? Они начнут первыми, после артиллерии. Их пушкари тоже развернули пушки в нашу сторону. Вот только им их придвинуть ближе придётся. Плохо, что обозы не подошли. Лейтенант Васильчиков!

— Я, Ваше Высокопревосходительство, госпожа генерал-майор. — Иван вытянулся по стойке смирно рядом с моим конём. Отдал честь.

— По их бомбардам или что там у неё, дашь один залп шрапнелью. Остальное прибереги. Пусть орудия работают против конницы.

— Слушаюсь.

— Клаус⁈

— Я, моя Королева. — Рядом с Васильчиковым вытянулся по стойке смирно немец.

— Мортиры работают только против пехоты. Конницу не трогайте. И каждая выпущенная вами бомба должна попасть в цель. Каждая, Клаус. Желательно в середину каждой баталии пикинеров.

— Яволь, моя Королева.

— Каков план сражения? — Спросил Воротынский. — А то мы прямо с ходу…

— Вот именно, князь. Нам некогда прохлаждаться. Раз они решили идти клином, то бишь «свиньёй», хотя это довольно глупо, то мы применим классическую антисвинью.

На меня посмотрели удивлённо-вопросительно.

— Прости, Матушка-государыня. Что это за антисвинья?

— Ну как же, Иван Михайлович⁈ Знаменитая битва при Каннах. Когда Ганнибал применил эту тактику против римлян. Ледовое побоище на Чудском озере. На Куликовом. Да и много, где ещё применяли такую тактику. Охват противника с флангов.

— Но на Куликовском поле татары не шли «свиньёй». — Возразил Воротынский.

— Это как посмотреть. Они не пытались всеми силами проломить центр, хотя удар туда был очень сильный. Они нанесли основной удар в левый фланг русского войска. Это тактика Чингисхана, согласно законам Ясы. Но суть от этого не изменилась. Просто основной удар сместился с центра на фланг. А теперь вспомни, что сделал Великий Князь Московский Дмитрий?

— Засадным полком сам ударил во фланг татарам.

— Правильно, после чего все силы русского войска перешли в наступление, охватывая основные силы Мамая, в том числе и генуэзскую фалангу, тяжёлую итальянскую пехоту, с флангов. Что и решило исход битвы. А Анна пусть идёт в лоб на наш центр. Там её встретят пушки, мортиры и пикинеры с мушкетёрами. Поэтому, господин генерал-майор, ты выдвигаешься и возглавляешь левый фланг, который усиливается кирасирами Корпуса и латной московской конницей под началом князя Долгорукого. Правый фланг, усиливается рыцарской конницей Вильгельма Баварского и рыцарской конницей Ливонской короны. Вильгельм, справишься?

— Ваше Величество…

— Поняла. Извини, Вильгельм. Полковник Георг фон Фрунсберг, на тебе управление центром войска. Баталии пикинеров, артиллерия, мушкетёры и мечники. Центр надо удержать кровь из носу. Понятно, полковник?

— Понятно, Ваше Величество. Мы не дрогнем. Клянусь.

— Я даже не сомневаюсь, Георг. А теперь слушайте мою волю и передайте её своим солдатам. Анну Радзивилл, регентшу Мазовецкого княжества и двух её сопляков, одного из которых она уже видит на троне Ливонии, а себя королевой-матерью, Станислава и Януша взять живыми. Они мне нужны. За всех троих и каждого в отдельности, будет хорошая награда.

Повернулась к представителю французского короля, графу Ангулемскому, Франциску I Валуа.

— Граф, я надеюсь, что ты не будешь участвовать в предстоящем сражении?

— Но почему, Ваше Величество? — Молодой граф не ожидал от меня такой подляны. Ведь он очень хотел проявить героизм и заработать в моих глазах славу храброго рыцаря. То, что он в меня влюбился, я это поняла сразу. — Поверьте, я не трус. И не намерен отсиживаться в стороне, когда столь прекрасная королева ведёт тяжёлую борьбу за своё королевство. Что обо мне скажут при дворе?

Я отрицательно покачала головой. Смотрела с улыбкой на этого молодого симпатичного мужчину. Франциску исполнилось месяц назад 20 лет.

— И всё же граф, тебе не стоит участвовать в этой бойне, которая здесь произойдёт. Здесь и сейчас, твоя светлость представляет короля Франции. Если с тобой что-либо случится, что я отпишу моему брату Людовику? Простите, Ваше Величество, но твой племянник погиб, участвуя в моей войне??? Так не пойдёт. Прошу, граф, соблюдать дипломатическую этику. К тому же, если с тобой что-то случится, то Франция мне этого не простит. А я не собираюсь сорится с французами. У меня и так врагов хватает.

— Почему это Франция Вам не простит, королева? — Франциск удивлённо смотрел на меня. Как, впрочем, и все остальные, особенно сподвижники Франциска, барон Анн I де Монморанси и Гильом Гуффье, сеньор де Бонниве и Буаси, неизменные его спутники и товарищи с детства, фанатично ему преданные.

— Потому, дорогой Франциск, что ты будущий король Франции. — Сказав это, я улыбнулась. Наступила тишина. Все удивлённо смотрели на графа. Я видела, что Франциск испытал натуральный шок. Мы все молчали и я в том числе, продолжая улыбаться будущему королю.

— Но позвольте, Ваше Величество. Откуда Вы это знаете? И что, разве мало наследников на французский престол? К тому же король жив и чувствует себя хорошо.

— Конечно. Но у него нет наследников мужского пола. Нет Дофина.

— Дядя ещё в состоянии обзавестись сыном. К тому же он рассматривает две кандидатуры, на место своей жены. Увы, тётушка Анна Бретонская умерла.

— А давай я угадаю, кого Людовик рассматривает в качестве претендентки на титул королевы Франции, как своей супруги?

Франциск улыбнулся и кивнул головой.

— Меня, как Принцессу Трапезунда, Византии и Рима. Порфирогениту, Королеву Ливонии. Так ведь, Франциск?

— Совершенно верно, Ваше Величество. Именно для этого я и прибыл сюда.

— Увы, мой граф и… Дофин Франции. Но я никак не смогу стать женой Людовику. Во-первых, я православная и менять веру не собираюсь, даже ради французской короны. Во-вторых, я уже обручена с Великим Князем Московским, Василием Иоановичем и после того, как эта компания закончится, я стану его женой. Таково было условие вступления мной на трон Ливонии.

— Знаете, Ваше Величество, я и рад, и, одновременно, огорчён.

— Что так?

— Рад потому, что… Чисто, как мужчина, что Вы не станете женой моего дяди. Но огорчён, что Вы уже обручены. Ведь если так, как Вы говорите, то став королём, я сам бы хотел Вам предложить свою руку и сердце. Увидев вас, я сражён в самое сердце.

— Милый граф. Ты мне ещё оду спой. И заведи куртуазный разговор на любовную тему. — Я засмеялась. Чуть наклонилась к нему, сидя на своём коне, погладила его по плечу. — Не обижайся, Франциск. Будет достаточно, если мы станем с тобой хорошими друзьями.

— Я не смею обижаться на Вас, Ваше Величество. А кто вторая претендентка? Хотя я и так знаю. Мария Тюдор?

— Совершенно верно, Франциск. Тем более, она уже прибыла в Париж. Мария Тюдор. Восемнадцатилетняя английская принцесса.

— Ну вот видите, Ваше Величество. Разве такая молодая жена не сможет подарить королю Франции наследника?

Мы смотрели с ним в глаза друг другу. При этом, я улыбалась и отрицательно покачала головой.

— Откуда Ваше Величество это знает? — Опять задал вопрос Франциск.

— Скажем так, милый граф, я видела сон.

— Сон??? — Франциск недоверчиво посмотрел на меня.

— Сон, граф. Именно сон. Но знаешь, с некоторых пор, я поняла, что некоторые мои сны сбываются.

— А как Вы узнаёте, какой сон сбудется, а какой нет? Может этот сон не сбудется?

Все слушали с огромным интересом. В этой эпохе люди верили истово в сверхъестественное, в колдовство и чудеса. Я уже не боялась, что меня могут обвинить в колдовстве. Слишком много на мне было завязано. К тому же священные для христиан предметы, типа Грааля, плащаницы, копья Лонгина, мощей Святого. То, что именно я ими смогла завладеть, касалась их, а из Святого Грааля причащалась, ставили железобетонный заслон перед обвинением в святотатстве и колдовстве. А тут люди услышали новые откровения. Вещие сны. Они в 21 веке будоражат сознание людей, а сейчас тем более. Сама не хотя этого, я дала повод к рождению новой легенды. Но сдавать назад было поздно.

— Мне трудно это сказать, Франциск. Но просыпаясь, я понимаю, какой сон, просто сон, а какой сбудется. Это словно передо мной приоткрывают завесу будущего. Но перед этим, — вешать лапшу, так уж вешать до конца, — я вижу свет. И ласковые прикосновения её рук, слышу её ласковый голос, от которого благодать на душе. Вижу её лик. И меня словно укрывают небесным покрывалом. И она говорит мне, смотри, дитя моё. Смотри внимательно.

Окружающие крестились. Кто на православный манер, кто на католический.

— Богородица! — Выдохнул Воротынский. Я кивнула ему.

— Пречистая Дева Мария? — Спросил Ландмаршал. Я опять кивнула.

— Впрочем, граф, — сказала я, глядя на Франциска, — мы легко это можем проверить, правду я сказала или нет.

— Как это?

— Подождём. Тем более, осталось совсем немного.

— Сколько? — Спросил будущий король Франции.

— Два, максимум три месяца. Да, Франциск. Всё уже предопределено. И увы, но Людовик эту битву на любовном фронте, в борьбе за наследника проиграет. И мой тебе совет, пошли гонца. Пусть он сообщит о том, что Королева Ливонская, не сможет стать женой короля Франции. Пусть берёт в жёны Марию Тюдор. А сам, со своими спутниками, Гильомом и бароном Монморанси погостите у меня. Не против? Поверьте граф, для тебя так будет лучше. Но предупреждаю, в бой ты не ввязываешься. Я не должна была об этом говорить. Приоткрывать завесу будущего, но очень надеюсь, что Господь простит мне этот грех.

Франциск, глядя на меня пристально, нервно сглотнул. Потом кивнул, соглашаясь. Я опять коснулась его плеча.

— Тем более, граф, скучать тебе не придётся. У меня молодой двор. Надеюсь, тебе понравится. А когда придёт твоё время, ты отправишься домой, во Францию. И ещё, если будет не трудно, я бы хотела увидеть Пьера Террайль де Боярда, прозванного «рыцарем без страха и упрёка».

Франциск удивлённо смотрел на меня. Потом улыбнулся.

— Ваше Величество знает де Боярда? Если честно, то я удивлён. Но Вы правильно сказали, де Боярд на самом деле «рыцарь без страха и упрёка». А где Ваше Величество с ним познакомились?

— Я не знакома с ним лично. Но я много слышала об этом, по настоящему, благородном, большой храбрости и чести рыцаре.

К нам подбежал Васильчиков.

— Матушка, они начали выдвигать свою артиллерию. Уже находятся в зоне поражения наших пушек.

— Тогда начинай, лейтенант.

— Есть. — И бросился к орудиям.

— Ну всё, господа. По местам. Мы начинаем. Франциск, держишься рядом со мной.

— Орудие! — Закричал Иван. — Прицел пять, трубка пятьсот… Огонь!

Залп шёл по нарастающей, по всей линии выстроившегося войска.

— Перезарядка. — Новая команда. Северо-западный ветер сносил пороховые клубы дыма. Бомбы со шрапнелью стали рваться в воздухе над позициями пушек поляков и наёмников Анны Радзивилл. Какие прямо над орудиями, убивая и калеча обслугу, пара снарядом перелетала и взорвалась над рядами пикинеров.

— Второе и четвёртое орудия, повторить, косорукие! — Рявкнул команду Иван. — Товсь. Прицел пять, трубка пятьсот… огонь!

Две пушки произвели практически одновременно выстрелы. На этот раз цели были накрыты. Обслуга пушек противника стала разбегаться.

— Орудия, прицел четыре, трубка четыреста. Товсь! — Вновь команда лейтенанта Корпуса. В этот момент с места сдвинулась тяжёлая конница поляков и литвин. Она стала набирать скорость.

— Огонь! — Слитно загрохотали пушки, заволакивая пороховым дымом позиции моей армии. Но порывы осеннего ветра сразу же рассеивали и сносили дым. Снаряды со шрапнелью стали рваться над несущейся на нас кавалерией. Гул сотен и тысяч копыт. Дикое конское ржание. Предсмертный хрип падающих скакунов. Но конница Анны, не смотря на это продолжала приближаться. Забили полковые и батальонные барабаны пикинеров и мушкетёров. Пикинеры опустили длинные древка пик в сторону надвигающейся конницы.

— Держать строй! — Послышались команды сержантов. — Держать строй.

Пушкари быстро перезаряжали. Но теперь не бомбами со шрапнелью, а книппелями и картечью.

— Быстрее! — Кричал Иван. — Товсь!

Баталии пикинеров и ландскнехтов Анны Радзивилл тоже стронулись с места и быстро побежали на ряды моей армии.

— Орудия, огонь! — В быстро надвигающуюся конную массу, сверкающую доспехами, ударили книппеля и картечь, снося всадников вместе с конями. Разрывая их на куски. Грохот и гул нарастал. Я продолжала сидеть на коне. Рядом со мной так же на коне сидел Франциск, двое его товарищей. Нас окружали мои палатины и ратники Алексея Кобылы в кованных тяжёлых доспехах. Так же рядом, на лошадях сидели мои сержант-дамы. Все жадно вглядывались в разворачивающуюся битву. Залп книппелями и картечью сбил скорость конницы. Часть всадников натолкнулась на мёртвые туши лошадей, им пришлось снижать скорость. На расстоянии пятидесяти метров, прогремели ружейные залпы мушкетёров. Один залп. Первый ряд присел. Второй залп. Второй ряд присел. Третий залп. Они стреляли почти в упор, выбивая конных воинов из сёдел, убивая коней. Перед рядами моих пикинеров и мушкетёров стал вырастать вал из конских тел и людских.

Франциск, наблюдая за всем этим, перекрестился. Как-то дико взглянул на меня.

— Ваше Величество. Это же натуральная бойня!

— Нет, граф. Это разминка. Бойня ещё впереди. Я предлагала им сдаться. Они отказались. Пусть не обижаются.

Артиллеристы стали в спешном порядке откатывать пушки за линии солдат. Откатив, стали заряжать снарядами со шрапнелью.

— Орудия, товсь. Прицел четыре, трубка четыреста… Огонь! — Вновь залп. Снаряды стали рваться над бегущей пехотой. Кавалерия ещё пыталась пробиться через ряды пикинеров и мушкетёров, но потеряв скорость, а значит ударную силу бронированного кулака, завязла. В бойню стали втягиваться мечники. Всадников стаскивали с коней крюками и там же рубили. Рубили ноги коням. Гул и шум битвы нарастал. Оскаленные в ярости лица. Крики боли…

Клаус смотрел на меня. Я ему кивнула и посмотрела в подзорную трубу на поле боя.

— Achtung! Прицел четыре, трубка четыреста… Feuer!

Мортира рявкнула, выбрасывая столб порохового дыма, огня и сорокакилограммовую бомбу. Откатилась по рельсам. Бомба пролетела по дуге и врезалась в середину баталии пикинеров, состоящую из испанцев, швейцарцев и фламандцев. Земля вздрогнула и вздыбилась огромным земляным валом, убивая и калеча ландскнехтов. Баталия моментально развалилась…

Шедшие следом три баталии немецких наёмников-ландскнехтов остановились. Над одной из них разорвался снаряд со шрапнелью. Ландскнехты стали валиться, поражённые металлическими кругляшами.

Капитан ландскнехтов, Вольфган Шнейдер поднял руку в латной перчатке вверх.

— Разворачиваемся. Быстрее, канальи. Хотите сдохнуть? Выходим из боя.

— Капитан, но нам заплатили. — Обратился к нему один из лейтенантов наёмников.

— Нам слишком мало заплатили. Причём, не всю сумму. Боюсь всю сумму, мы уже не получим. А я не хочу за бесплатно терять людей. Шнейль. Быстрее, иначе нас расстреляют дьявольские пушки Ливонской волчицы…

Я наблюдала за ходом битвы. Увидела в подзорную трубу, как три баталии наёмников Анны, развернулись и стали организованно пытаться выйти из боя.

Я протянула подзорную трубу Ландмаршалу.

— Иоганн, посмотри. Вон на те три баталии.

Ландмаршал стал вглядываться в поле боя. Потом посмотрел на меня.

— Это что, Ваше Величество? Три баталии покинули поле боя? Так быстро? Однако. Судя по штандарту, это наёмники Шнейдера. Я встречался с ним. И он далеко не трус.

— Возможно и не трус. И если не трус, то умный человек. Решил не гробить своих людей. Понял, что бой уже проигран. Кто у них командующий? Так бездарно спустить армию и всё сражение в целом в канаву. Они кинули на нас практически весь своей резерв, хотя пехота ещё не дошла до первых рядов нашей армии. Только кавалерия доскакала.

В этот момент рявкнула ещё одна мортира, откатываясь по рельсам назад. Её бомба упала в начало ещё одной баталии пехотинцев. Взрыв…

— Achtung! Feuer! — Закричал Клаус. «Марта» выстрелила…

Ещё две баталии повернули назад и стали выходить из боя.

— Ваше Величество. — Обратился ко мне Ландмаршал. — Пора нанести удар конницей.

— Да, не плохо бы, но, подождём, чтобы вон те баталии отошли подальше.

— Которые побежали?

— Да. Сейчас у остальных начнётся паника. Иоганн, дайте сигнал Георгу, чтобы пехота начала наступление. Медленно, но двинулась вперёд.

Барабаны застучали интенсивнее.

— Achtung! Schritt vorwärts! Шаг вперёд! Шаг вперёд… Коли!.. Коли!.. Шаг вперёд! Schritt vorwärts…

Грохнул залп из ружей…

Я подняла правую руку. Это был сигнал. Конница правого фланга и левого перешла в движение и начала разбег. Вильгельм Баварский, как всегда скакал на своём коне в первых рядах… Те отряды Мазовии, которые ещё продолжали наступать, остановились. А те, которые подошли и сцепились с первыми рядами ливонского войска побежали назад. Паника начала нарастать. Этому способствовали и крики о том, что немцы их предали…

— Свиньи! Немецкие свиньи! — Визжала регентша Мазовии, Анна Радзивилл. — Трусы, предатели! Ненавижу! Маркиан, что делать?

Маркиан Дмоховский, дворянин, представитель одного из известных дворянских родов княжества Мазовия, грустно смотрел на регентшу.

— Ваша Светлость, нам пора уходить, спасаться. Битва проиграна.

— Я не хочу уходить! Ливония по праву принадлежит моим детям.

Маркиан покачал головой.

— Прошу прощения, Ваша Светлость, но право на власть всегда подтверждается силой оружия. Здесь и сейчас сила на стороне Александры Ливонской. Надо уходить пока не поздно. Надо спасать княжичей. Я ещё раньше говорил, что брать обоих сыновей, это ошибка, Анна. У меня готово две сотни кованной конницы. Пока не поздно, Анна.

Регентша Мазовии плакала. Плакала от обиды, злости и бессилья. Взглянула в глаза Маркиана.

— Хорошо, уходим. Повозки готовы?

— Ваша Светлость, повозки придётся бросить. Только на конях. Иначе не уйдём.

— Как бросить? Там моя казна! Там корона, держава и скипетр для короля Ливонии, коим должен был стать Станислав Пяст.

— Анна, мы не уйдём. Что тебе дороже, дети или корона с прочим? Корону и остальные королевские регалии можно будет сделать заново. А вот детей, увы.

— Хорошо. — Анна взглянула последний раз на шатёр. На сундуки, что стояли здесь же. В одном была казна, в других двух её вещи и вещи её сыновей, в том числе коронационное платье. Вытирая слёзы, она вышла. Однако далеко уйти они смогли. Их зажали, с одной стороны, кирасиры Корпуса и конница Московского князя. С другой вышедшие, на помощь своей королеве, отряды гарнизона Митавы. Личную охрану регентши Мазовии из двух с половиной сотен хорошо вооружённых всадников вырубили под ноль. На самом поле битвы шло истребление польских, литовских воинов и наёмников из Европы…

Я, в сопровождении своей свиты и охраны заехала на коне в лагерь Анны Радзивилл. Здесь везде лежали убитые. Разбитые повозки, валялся разнообразный мусор. Мы подъехали к большому шатру с гербом — серебряный орёл с поднятыми вверх крыльями и головой на красном фоне. Это был герб Мазовецкого княжества. Там нас встретили кирасиры Корпуса и Воротынский с Долгоруким. Воротынский с Долгоруким сидели на конях и усмехались.

— Ну, Иван Михайлович? Вижу, вам обоим, княже, весело?

— Матушка, не обессудь. Но до чего крикливая эта Анна. Визжала хуже торговки на торжище, у которой пару калачей украли. Драться на воев полезла.

— И что?

— Успокоили её быстро. — Ответил князь Долгорукий.

— Ай-яй-яй. Неужели били женщину?

— Ну что ты, Матушка. Просто кирасиры надели на неё мешок и связали. Так и привезли сюда. Вон, в шатёр её засунули. Тут, Матушка и казна её. Всё бросила и в бега.

— Матушка-Государыня. Здесь царские венец, держава и скипетр. — Сообщил князь Долгорукий.

— О как⁈ Венчаться на царство хотела? — Спросила обоих князей.

— Не сама, а своего старшего, Станислава. Они оба тоже здесь.

— Надеюсь, дети не пострадали?

— Нет. С ними всё хорошо.

— Замечательно.

Я соскочила с коня. Зашла в шатёр. Передо мной туда скользнул Богдан с Ильей. В шатре находилось трое кирасир. При моей появлении они вытянулись по стойке смирно.

— Вольно. — Скомандовала им. Посмотрела на Анну, на которой был надет мешок. — Снимите.

Мешок сняли, быстро и сноровисто. Регентша Мазовии смотрела на меня с ненавистью в глазах. Руки связаны, во рту кляп. Рядом с ней сидели два испуганных подростка. Станислав был старший. На этот момент ему было 14 лет. Януш младше на два года — 12 лет.

— Развяжите и кляп вытащите. — Велела солдатам. Развязали. Кляп она сама у себя вытащила, оттолкнув руки кирасира.

— Как вы смеете! Я Анна Радзивилл!

— Я знаю. Ну здравствуй, Анна. Регентша Мазовии.

Она встала, выпрямившись в полный рост. Ей было 38 лет. Немного полноватая. Красотой явно не блистала. Довольно крупные и грубые черты лица. Губы скривила в презрительной гримасе. Я с интересом разглядывала её. Она меня тоже. Ненависть в её глазах ещё больше усилилась. Я усмехнулась. Всё верно, здесь уже чисто по-женски. Я моложе её и красивее. Плюс я королева. А её армия разбита.

— Вижу, Анна, ты ко мне в гости пожаловала? Хотя я тебя не приглашала. Но ладно, раз уж пришла. Я, как хлебосольная хозяйка, тебя попотчевала. Понравилось? — Она ничего не ответила. — Вижу, понравилось. Ну раз понравилось, тогда заплати, за кров, за пищу.

— Что значит заплати? Мы что на торжище что ли?

— Можно и так сказать. И платить тебе придётся дорого.

— Тебе мало? Тут моя казна!

— Э, нет, Анна. Твоя казна, это мой трофей. Хабар, как говорят казаки. А что с бою взято, то свято. Так ведь, князь? — Посмотрела на Воротынского. Он тоже зашёл в шатёр.

— Истину говоришь, Матушка. Что с бою взято, то свято.

— Ну вот видишь, Анна. Так что казна не считается.

В этот момент раздался конский топот. Я поняла, что к шатру подъехал большой конный отряд. В шатёр зашёл Вильгельм Баварский. Взглянул на меня. Я улыбнулась. Он кивнул мне. Посмотрел на регентшу Мазовии.

— Кому тут выкуп в полмиллиона серебряных талеров нужно за меня?

Я засмеялась. Мой смех подхватили сержант-дамы. Вильгельм тоже усмехнулся и покачал осуждающе головой.

— Боюсь, друг мой, выкуп тебе за себя платить не придётся. А вот Анне придётся. — Подошла к ней близко. Ростом я была немного повыше её. — Ты хотела полмиллиона серебряных талеров? Молодец. Сколько в тебе самомнения, Анна. Жадная ты. А жадных надо наказывать. Значит так, заплатишь за себя… Миллион золотом. Можешь талерами или флоринами. Лучше флоринами…

— Что?!!! — Она даже подскочила на месте. — Ты с ума сошла?

— Тихо, не ори. И зад прижми. Села! — Я повысила голос. Анна, глядя в мои глаза, побледнела. Медленно опустилась на сундук. — Так вот, я продолжаю. Миллион золотом. Но это только за себя. Ещё миллион за обоих своих сыновей. То есть, по полмиллиона за мальчика.

Если сказать, что у Анны глаза стали квадратными, значит ничего не сказать. Она сидела и хватала ртом воздух, словно у неё спазм произошёл. Оглянулась на всех остальных. У тех тоже был шок на лицах, за исключением моих палатинов. Те никак не реагировали на это. Словно это нормально, в порядке вещей. Наоборот, смотрели на княгиню Мазовии заинтересованно.

— Ты не сделаешь этого? — Прохрипела она.

— Что именно, Анна? Не потребую такой выкуп? Так я уже потребовала.

— А если я не заплачу?

— Жаль. Значит будешь отрабатывать сумму работой, на меня. В Корпусе. Мыть полы в казармах, стирать порты моим солдатам. Я буду за это платить тебе одну серебряную деньгу в день. Естественно, с вычетом за еду и кров. И к годам к 90, надеюсь ты со мной рассчитаешься. А вот, за сыновей, увы у тебя уже времени не хватит. Так что мальчики останутся со мной до конца своей жизни. В качестве моих слуг. Ну и, чтобы компенсировать себе материальные потери, твои пушки разрушили часть оборонительных фортификаций Митавы. Мне их восстанавливать, а на это нужны деньги. Поэтому, я заберу у тебя часть Мазовецкого княжества. Выбирай, Анна.

— Ты этого не сделаешь, Александра. Я не буду мыть полы и стирать подштанники твоим солдатам.

— Поверь, Анна, будешь. Захочешь есть, будешь. Да и дети твои тоже есть захотят. Или мне продать их, каким-нибудь купцам из жарких стран в гарем? Там любят мальчиков. А они у тебя такие милые.

— Пожалуйста, Александра. У меня нет таких денег.

— Тебе раньше надо было думать, когда собиралась ко мне в гости, без приглашения. Знаешь же такую пословицу, не званный гость, хуже татарина.

Анна, закрыв лицо руками, наклонилась и заплакала.

— Вот-вот, поплачь. Ты хотела ещё большей власти, чем имела, но ошиблась. И подумай хорошо. — Я повернулась и вышла из шатра…