Александра. Большая игра. (книга вторая)

Глава 25

Я женщина. Плету интриги.

У женщин нас удел таков.

Интриги крепче, чем вериги,

Пленять не только дураков.

Одних влеку добром и лаской,

Открытым взглядом, простотой.

Другим рассказываю сказки

Про то какой же он герой.

Иль околдую красотой.

Детей врагов возьму в науку.

В них разбужу любовь к страстям.

Узнали, чтоб познанья муку.

И буду предана друзьям.

Zay …

Московская Русь. Москва, Кремль. Вторая половина октября 1515 года от Рождества Христова.

Я сидела за столом в своём кабинете. Передо мной лежала шахматная доска, с расставленными фигурами. По другую сторону стола стоял тамплиер. Тот самый капитан, который являлся гонцом между мной и Великим Магистром Ордена Тамплиеров.

— Магистр сделал свой ход? — Задала вопрос.

— Да, Ваше Величество. — Ответил он и я кивнула ему на доску. Он сделал шаг к столу. Сзади его контролировали Богдан с Айно. Одно неверное его движение, которое оба палатина воспримут, как угрозу мне и капитан умрёт мгновенно. Он это понимал. Я спокойно на него смотрела. Капитан взял коня с в1 и передвинул его на с3, тем самым прикрыв пешку на е4. Я улыбнулась. Это было предсказуемо, так как Магистр не захотел потерять ещё одну фигуру. А прикрыть эту пешку он мог именно так. Я кивнула ему. И передвинула свою пешку с d7 на d6, подготавливая атаку на пешку е4. Продолжая улыбаться, взглянула в глаза тамплиеру. Я знала, что в этот день, в Стокгольме короновался Стен Стуре Младший, как король Швеции, под именем Стен I. На шведский престол взошла новая династия. Династия Стуре. К тому же я так же знала, что Кристина вновь беременна. И на этот раз должен был родится мальчик. А маленькая принцесса, которая должна была уже умереть, но не умерла из-за моего вмешательства станет принцессой Ливонской, женой моего старшего сына. Я всё для этого сделаю. Даже перевезу её к себе. Буду воспитывать в нужном мне ключе. Капитан внимательно смотрел на шахматную доску.

— Всё запомнил? Можешь записать. — Предложила я ему. Он отрицательно качнул головой.

— Нет, Ваше Величество. Я всё запомнил.

— Тогда свободен.

Он развернулся и сделал шаг к выходу. Но остановился и оглянулся, посмотрев на меня.

— Ваше Величество, можно вопрос?

— Что ты хотел?

Оба мои палатина напряглись.

— Скажите, ведь каждый ваш ход что-то да значит?

— Конечно, значит. А почему тебя это так заинтересовало?

— Скажите, а что значит этот Ваш ход?

Я удивилась. Покачала головой.

— Это второй уже вопрос. И это не твоего ума дело. Ты всего лишь гонец, между мной и Магистром. Но если тебя это так интересует, спроси об этом самого Магистра. Он точно должен знать, что означает этот ход. И самое главное, запомни этот день, когда я сделала ход. Понял?

— Понял, Ваше Величество.

— Свободен.

Тамплиер вышел в сопровождении палатинов. Я пододвинула к себе послания от Марфы. Сидела, внимательно читала. Прочитав, отложила. Встала, подошла к окну. Смотрела в него. Было почему-то грустно. Поняла, что очень соскучилась по мужу. Господи, Вася, ты когда вернёшься? За окном было пасмурно. Накрапывал холодный октябрьский дождь. С деревьев слетали последние листья. На ум пришли строки стихотворения, и я стала говорить вслух:

Уж небо осенью дышало,

Уж реже солнышко блистало,

Короче становился день,

Лесов таинственная сень

С печальным шумом обнажалась,

Ложился на поля туман,

Гусей крикливых караван

Тянулся к югу: приближалась

Довольно скучная пора;

Стоял ноябрь уж у двора.

— Хорошо сказано, Александра. Сама сочинила? — Услышала я голос Митрополита. Повернулась. При входе в мой кабинет стоял Владыко, опираясь на свой посох.

— Здравствуй, Владыко. Проходи. — Обошла свой стол и отодвинула стул для Высшего Иерарха Русской Православной Церкви. Он подошёл. Стоял, смотрел на меня. Господи, чего это он? Я вроде нигде ничего такого не делала, за что на меня можно было бы на епитимью потащить или в монастырь запереть, в келью, на несколько дней, молится и каяться.

— Благослови, Владыко? — Попросила его. Он осенил меня, перекрестив и подставил руку. Я поцеловала её. После чего, он сел на стул. Жестом велел мне тоже присесть. Я села, но по другую сторону стола, на своё место. Митрополит оглядел бумаги, которые лежали у меня на столе. Обратил внимание на книги. Одобрительно кивнул.

— Вижу я, Дщерь наша возлюбленная, что не в безделье и неге проводишь время своё. А в радении за державу нашу. То богоугодное дело. — Помолчал немного, глядя на меня, потом спросил. — Стих, что читала ты, стоя у окна, сама сочинила?

Я улыбнулась. Покачала головой.

— Нет, Владыко. Это стихи одного поэта.

— Хорошо написаны. Душевно. — Я кивнула. — А ещё знаешь?

— Про что? Про осень?

— Можно про осень.

Я подумала, вспоминая всё, что знала.

Октябрь уж наступил — уж роща отряхает

Последние листы с нагих своих ветвей;

Дохнул осенний хлад — дорога промерзает.

Журча еще бежит за мельницу ручей,

Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает

В отъезжие поля с охотою своей,

И страждут озими от бешеной забавы,

И будит лай собак уснувшие дубравы.

Замолчала, глядя на Митрополита. Он сидел задумавшись. Я ждала, что он скажет. Вот он взглянул на меня. Как-то грустно улыбнулся. А я продолжила:

Унылая пора! Очей очарованье!

Приятна мне твоя прощальная краса —

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и в золото одетые леса,

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы.

— Хорошо, сказано, Александра. Хороший поэт это сочинил. — Сказал он мне. Я кивнула. И прочитала ему стихи Сергея Есенина:

Гой ты, Русь, моя родная,

Хаты — в ризах образа…

Не видать конца и края —

Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,

Я смотрю твои поля.

А у низеньких околиц

Звонно чахнут тополя.

Пахнет яблоком и медом

По церквам твой кроткий Спас.

И гудит за корогодом

На лугах веселый пляс.

Побегу по мятой стежке

На приволь зеленых лех,

Мне навстречу, как сережки,

Прозвенит девичий смех.

Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: "Не надо рая,

Дайте отчину мою".

Я сознательно изменила родину на отчину. На Руси пока ещё слово родина не была распространена и не имела того смысла, который получил этот термин в более поздние времена. Здесь под родиной могли понимать место обитания какого-то отдельного рода, семьи, а не всего государства.

— А это другой песенник сочинил? — Спросил Митрополит. Я кивнула. Владыко взял со стола древний том, написанный на греческом. Это была книга «Бытия», первая книга пятикнижья — Торы, Ветхого завета и Библии в целом.

— Читаешь Ветхий завет, Александра? — Спросил он, открыв книгу там, где была моя закладка. Я на самом деле читала два назад эту книгу. У меня там даже закладка лежала. Слава богу по-гречески я уже могла и читать, и говорить. — Объясни мне её. — Сказал Митрополит. Я удивлённо на него, буквально, вытаращилась. Что значит объясни? Я что на экзамене? Старик смотрел на меня с каким-то лукавством и смешинкой в глазах. Я успокоилась. Немного помолчала, обдумывая ответ. Значит хочешь, чтобы я объяснила тебе книгу «Бытия»? Хорошо.

— Понимаешь, Владыко, я в некотором замешательстве. — В его глазах появилось любопытство.

— И в чём твоё замешательство? Тебя что-то в ней смущает?

— Да.

— И что тебя смущает? Жизнь Патриархов? Может заветы Господа?

— Нет, не это. С этим всё, как раз понятно. Смущает самое начало. То, как был сотворён мир, живые существа и человек. Вернее даже не это, а время, за которое всё это было сотворено.

— Так. — Митрополит подобрался. Я поняла, что ступила на тонкий лёд. — Если что-то тебя смущает, значит у тебя появились сомнения, Дщерь наша. Сомнения в чём? Может в существовании Господа нашего? Или в его божественной сущности?

— Нет, Владыко. В этом как раз у меня сомнений нет. Я истово верю в Бога, в его божественную сущность. Но вот именно это меня и смущает… Как же лучше мне объяснить.

— Не волнуйся, Александра. Говори, как есть.

— Вот смотри, Владыко. Господь сотворил свет, потом землю, потом растения траву, деревья, птиц. Потом разных животных. И наконец, сотворил из глины первого человека, Адама. Последней он сотворил женщину, жену Адама, из его ребра. На всё это ушло шесть дней. На седьмой день, Господь отдыхал, так как закончил свой труд. Я всё же верно сказала?

— Всё верно.

— Вот именно эти шесть дней меня и смущают. Всё ли мы верно понимаем? Ведь мы подразумеваем все эти дни, как время течения с точки зрения нас людей. То есть, от восхода и до заката солнца. Но человеческий день длится всего несколько часов.

— Поясни мне поподробнее. Я не совсем понимаю твоих сомнений?

— Владыко, Господь был, есть и будет. Он вечен, так ведь?

— Так.

— А раз он вечен, значит и оперирует, то есть воспринимает время как категорию вечности. Для него не важно, пролетел миг, прошёл час или день. Для него не важно даже если прошёл год и сто лет. В его распоряжении вечность. А это огромная пропасть времени. Эоны времени. Сотни тысяч лет, миллионы и даже миллиарды. И если смотреть на это именно с такой точки зрения, то совпадает ли по времени наш день и день Господа? Ведь для него жизнь человека это всего лишь миг, мгновение от рождения и до смерти. А наш день, это даже меньше этого мгновения. Это тысячная доля мгновения. Так может день Господа длится тысячи наших дней? Десятки тысяч, сотни тысяч, миллионы лет, сотни миллионов? Вот скажи мне, Владыко, сколько прошло от сотворения мира, согласно теологии Православия?

— А ты не знаешь?

— Знаю, Владыко. Но это я тебе задала вопрос.

— Хорошо. Со дня сотворения мира прошло 7024 года.

— Вот. 7024 года. — Я покачала головой.

— Ты в этом сомневаешься?

— Я не сомневаюсь в этой дате. Я сомневаюсь в том, что мы правильно понимаем эту дату, соотнося её с течением нашего, человеческого времени. А не времени Господа. Может с нашей точки зрения и прошло 7024 года, но так ли это с точки зрения Спасителя? А с нашей точки зрения могло пройти гораздо больше. Вот смотри, давно, в доисторические времена жили древние слоны. Они жили здесь и даже севернее. Такие огромные, покрытые шерстью. Они были больше любого из ныне живущих слонов в Индии и Африки. Их называли мамонты.

— Я знаю, о каких огромных слонах, покрытых шерстью, ты говоришь.

— Ну да. Их мощные бивни до сих пор находят у нас, а ещё больше их на севере. А в вечной мерзлоте, что никогда не тает, даже летом, можно найти целые туши этих мамонтов. Упав в расщелину и погибнув там, мамонты не сгнивали. Они замерзали в вечной мерзлоте. А как известно, замороженная плоть не поддаётся гниению.

— Ну и что ты хочешь сказать?

— А то, Владыко, что эти мамонты вымерли ещё десять тысяч лет назад.

— А ты откуда знаешь, что они вымерли десять тысяч лет назад?

Я помолчала, обдумывая то, что должна сказать.

— Когда мне было 16 лет ко мне привели одного старого человека. И принесли два толстых старинных фолианта. Этот старый человек читал мне, сначала один фолиант, потом другой. Самое, что интересное, обе книги были сделаны из листов папируса, которые чередовались с листами из пергамента. Всё очень старое. Причём, на листах из папируса текст был написан иероглифами. То есть, на языке древних царей Египта. Фараонов. Этот язык давно уже мёртв. Тысячи лет, как мёртв. И никто не знает уже, что обозначают эти иероглифы. На листах же пергамента был другой язык. Как тот дедушка мне объяснил, это тоже древний язык, уже мёртвый как минимум пару тысяч лет. Это была клинопись аккадо-шумерской цивилизации. Этот старик знал оба древних языка. Но что в тех, что в других говорилось об одном и том же. О сотворении Земли и жизни на ней. Но текст тех двух книг совпадает во многом с текстом Библии, точнее с текстом книги «Бытия». Есть некоторые разночтения, но в целом похожие. Из несовпадений, это то, что согласно книги «Бытия», Луну и Солнце Господь сотворил на четвёртый день и поместил оба светила на небесную твердь. В древней книге говорится, что солнце появилось вместе со светом. Ибо оно и есть свет, как и все остальные звёзды. Именно они и есть источник света и тепла. И только после этого появилась уже сама земля, а за ней луна. Но луна не светило. Она такой же каменный шар, как и земля, только меньше. А светит ночью потому, что отражает солнечный свет. Сначала Господь создал Солнце. В космической пустоте, где ничего не было кроме пыли и сгустков газа, именно они стали для него первичным строительным материалом. Он стал закручивать сгустки газа в спираль. Газ стал уплотняться по воле господа и под действием силы гравитации. Процесс создания светила происходил не за один день. Имею ввиду наш, земной день. А за эоны лет, то есть за миллионы, десятки миллионов земных лет. Ибо для бога это ничто, так как у него вечность. И когда газ уплотнился и принял форму шара, самой идеальной для космоса геометрической фигуры, оно вспыхнуло. Солнце, это гигантский газовый шар. Внутри которого происходят сложнейшие химические процессы, которые и запустил Господь. Именно в недрах солнца происходит то, чего наши алхимики тщетно пытаются получить. А именно трансмутацию, переход одного элемента в другой. Солнце во много раз больше земли. От солнца и идёт свет, а так же тепло, такое необходимое для всего живого на земле. Солнце очень горячее. Оно излучает чудовищный жар. И если бы земля была ближе к солнцу, то всё на земле сгорело бы, как в печи. И Господь, когда создавал землю и другие планеты солнечной системы учёл это и расположил землю так от солнца, чтобы Земля получала бы достаточно света и необходимое тепло для жизни. Которое согревало бы землю, а не сожгло бы её. Потом настал черёд самой Земли. Её Господь создал из звездной пыли, так же закручивая в спираль. Пыль стала уплотняться и появился шар. Земля рождалась в муках, как ребёнок. И по началу представляла собой раскалённый каменный шар, где камень был жидким, как лава в вулкане. Температура на поверхности этой новорождённой планеты, была как на поверхности солнца. Но вокруг был холодный космос, который стал забирать лишний жар у Земли, и она стала остывать. Остывала постепенно, покрываясь коркой остывшей магмы. — Я рассказывала Митрополиту известную мне теорию образования солнечной системы. Он слушал меня внимательно. Я рассказала о строении земли. О железно-никелевом ядре, о мантии и земной коре. О том, как образовывались литосферные плиты и материки. О том, какие сложнейшие процессы происходят в недрах земли. Как появились материки.

— Знаешь, Владыко, слушая старика, когда он читал мне древние книги, я поняла одну вещь. — Посмотрела на Митрополита.

— И какую, Александра?

— Что Господь наш, самый величайший архитектор, инженер, всех времён и эпох. Поистине Создатель, Творец. Он не спешил. Время для него ничего не значило, ведь в его распоряжении была сама Вечность. Он шёл от простого к сложному. Он великий экспериментатор. Который, создав что-то смотрел на это. Если ему что-то не нравилось, он либо переделывал, либо уничтожал созданное и начинал заново. Пример, это Венера и Марс. Эти две планеты должны были тоже стать колыбелью для жизни, как и Земля. Но потом Господь понял, что Венера слишком близко к солнцу и поэтому там будет пекло. А Марс слишком мал и далеко от солнца, а значит там будет холодно. Он оставил их. И теперь Венера и Марс безжизненные планеты, на которых никогда не зародится жизнь. Всё своё внимание он сосредоточил на Земле. Господу нравился сам процесс творения, как мастер трудится над чем-то, что ему очень дорого и ценно. И поэтому я засомневалась в том, что ему на создание нашего мироздания потребовалось шесть земных дней. Нет. Шесть дней Господа, это не земные дни. Это божественные дни, которые длятся эоны земных лет. — Рассказывала, как появились океаны. — И только сотворив водную колыбель, Господь приступил к сотворению жизни. Этот процесс тоже был долгим с нашей, человеческой точки зрения. Он длился почти 800 миллионов наших земных лет. Господь начал с простейшего. Он использовал неживой материал для создания живого организма. Это как в Библии, Он использовал глину, когда лепил Адама. Здесь было тоже самое. Сначала появилась клетка. Первый живой организм. Он очень мал и простым глазом увидеть её невозможно. Но можно увидеть в микроскоп.

— Это в тот, который тебе итальянцы сделали? — Спросил Митрополит.

— Да.

— Слышал я. Надо будет побывать у тебя в Госпитале, поглядеть на этот прибор.

— Приходи, Владыко. Я тебе всё покажу. Живая клетка, это ещё не животное или иное существо, но это уже жизнь. Господь заботился о них. И они становились всё сложнее в своём строении. И вот спустя миллионы лет появились первые растения, это древние водоросли. Это да, уже растения, как и сказано в Библии, в книге «Бытия». А потом появились первые морские существа. Это были разные морские губки, кораллы и прочие. Жизнь была только в воде, так как на поверхности земли Солнце было очень яростное и убивало всё живое. А вода защищала. Ещё спустя миллионы лет наших земных лет, появились рыбы и прочие гады морские. И они населили все океаны и моря древней Земли. К этому времени Солнце уже успокоилось, и не было столь беспощадным к живым существам. И тогда морская растительность вышла из моря. Это были водоросли и мхи. Сначала расселилась на берегах лагун и морей, потом стали засевать и остальную землю. Появились деревья. Но на сушу вышли не только растения, но и рыбы с насекомыми. Рыбы превратились в ящериц, тритонов, лягушек и прочих. Насекомые, это скорпионы, пауки, стрекозы, многоножки. Постепенно земля покрылась болотами, где росли заросли из древних деревьев и кустов. Животных и насекомых становилось всё больше и больше. В морях и океанах процветало столько разных видов всевозможных существ, рыб, моллюсков, растений, морских звёзд, морских ежей, сколько нет сейчас, в наших морях и океанах. Но Господь в мудрости своей не только заботился о жизни на Земле, пестовал её, но и посылал испытания. Он проверял, на сколько живые существа пригодны для выживания и приспособленности к новым более жёстким условиям. Такие периоды древними названы массовыми вымираниями. Их было несколько. В результате этих вымираний гибла большая часть живых существ. Но те, кто выживал, приспосабливались к новым условиям. Видоизменялись. Господь конструировал из выживших новые виды растений и животных, каждый раз усложняя их.

— Зачем?

— За тем, что у Господа была своя цель.

— И какая?

— Владыко, ты сам это поймёшь. Дослушай до конца. Так вот, самое большое вымирание живых существ случилось 250 миллионов земных лет назад. Тогда как раз произошло глобальное извержение супервулкана. В Сибири началось извержение сибирских траппов. Почти вся Сибирь представляла один сплошной вулкан, который извергался 500 тысяч лет. Это было самое страшное испытание для всех живущих существ на Земле. Погибла большая часть живых существ: животных, рыб, насекомых и растений. Но из тех, кто остался и выжил, Господь стал создавать новых. Лучше, чем те, кто сгинул. И живые существа, сильно изменившись, вновь расселились по всей земле. Земля заново покрылась густыми лесами. Моря и океаны наполнились новыми видами рыб и зверей. Вроде всё было хорошо, жизнь цвела буйным цветом, но Господу вновь не понравилось. И 65 миллионов земных лет назад произошла новая катастрофа, беда, мор и конец света. На Землю упал огромный метеорит. Который содрогнул всю Землю. Небо заволокло тьмой. И свет Солнца не проникал на землю. Погибли все, кто жил на земле. Они замёрзли, кроме маленьких грызунов, что жили в норах. В морях погибли почти все живущие там. Земля долго болела. И Господь наблюдал за этим. Спустя много тысяч земных лет, он, наконец, убрал тьму. И живительный свет, и тепло светила пролилось вновь на Землю. И из тех, кто выжил Господь вновь стал творить новых существ. Спустя ещё миллионы земных лет, появились те животные, которых мы видим сейчас. Слоны и носороги в Африке. Крокодилы, олени, косули. Рыбы, которые мы ловим в морях и океанах. Птицы. Все те твари божии, которые живут сейчас. Но Господу было мало. Он шёл к своей цели, к той, ради которой он и замыслил жизнь на Земле. И он создал первого человека. Нет, не Адама. Адам не первый человек. Но Адам первый человек, кто получил имя. До него были другие безымянные. Первый человек был не совершенен. Он был отдалённо похож на нас. Слишком примитивен. Господь, создав его, долго наблюдал за ним. И он разочаровал Всевышнего. Ибо первый человек остановился в своём развитии. Он был слишком примитивен. И Господь сбросил щелчком его с шахматной доски жизни. И вместо него создал другого человека, более совершенного. Но и этот человек разочаровал Господа. Ибо тоже оказался примитивным. Господь и его сбросил с шахматной доски жизни и создал другого человека, ещё более совершенного. Прошли тысячи земных лет. И вновь Господь разочаровался. Это было не то, чего он хотел. Он создал нового человека. Ещё более совершенного. Господь раньше ни разу не создавал разумное существо, поэтому он экспериментировал. Он ещё два раза создавал людей. И всё ему не нравилось. И наконец, он создал того, кого хотел. Это произошло 50000 лет назад. Это был человек, которому Господь дал имя Адам. А потом он сделал жену ему, Еву. Но Адам с Евой просто ходили по Эдемскому саду. И ничего больше. И тогда Господь направил Змия, совратить Адама и Еву. Еву получилось совратить быстрее. Да, женщина сосуд греха и соблазна, Владыко. Я знаю. Я сама соблазняю каждый раз мужа своего. Ибо люблю его.

— Это хорошо, Дщерь наша, что ты любишь и соблазняешь мужа своего. А не соблазняешь другого мужа. Так что с Адамом?

— Змий соблазнил Еву не зря, ибо Адам ничего не хотел делать в Эдемском саду. Ему ничего делать не надо было. Он и не делал. Ходи целыми днями держась с Евой за ручку. Питайся плодами с райских деревьев и трава не расти. Ничего не надо. Не надо думать о завтрашнем дне. Не надо заботится о потомстве, потому, что у тебя его нет. Так как они оба не знали плотской любви. А по сему не знали всех таинств, которые Господь приготовил им. Таинство брака. Таинство познания друг друга. Как муж познаёт жену свою, так и жена познаёт мужа своего. А без этого нет таинства зарождения жизни. И Господь вновь стал не доволен. Ибо не для этого он сотворял Землю, Солнце, Луну и другие планеты, и светила. Не для этого он сотворил жизнь на Земле. Не этого он ждал от самого лучшего творения своего. И поэтому с ведома Господа змий совратил сначала Еву, а она уже Адама. Прознали они плоды от древа добра и зла. Это был толчок для Адама. Господь словно в зад пнул его. Мол, давай, шевелись.

— Александра, ты что такое говоришь? Побойся Бога. Это богохульство.

— Это не богохульство, Владыко. Это правда жизни. И ты знаешь об этом. Даже лучше меня. Просто Церковь многого не говорит. Ведь не даром стали Адам с Евой добывать хлеб свой в поте лица своего. И Ева родила мужу своему детей. От чего стал разрастаться род человеческий. Населять земли. И улыбнулся Господь. Это было то, что он замыслил. Чтобы в поте лица своего человек добывал хлеб свой, а значит думал и искал, стремился к лучшему. Чтобы неустанным трудом и разумом своим, человек начал трудный путь на верх. Путь познания окружающего мира. И научился Адам добывать огонь. Из палки-копалки, которыми пользовались праотец наш и праматерь наша, получились орудия труда, такие как лопаты, кирки, серпы, плуг и борона. Из дубины, с которой Адам охотился на животных, получилось копьё, лук со стрелами, булава, меч. Из рисунков в пещере, которые рисовал Адам углём, появились картины художников, которыми мы сейчас можем любоваться и прекраснейшие скульптуры. Люди стали строить дома и великолепные дворцы. И с каждым годом, столетием, человек поднимался на одну ступеньку всё выше и выше. Сейчас человек познаёт Землю свою, которую Господь отдал ему во владение. Познаёт методом проб и ошибок. Построив корабли, он вышел в бушующий океан. Такой опасный и смертельный. Многие первопроходцы сгинули в этом океане, но это не остановило человека. Пусть у первого не получилось и он заплатил жизнью. На его место встаёт следующий. Не получилось у него, придёт третий, четвёртый, десятый, сотый. И у кого-то из них получится пересечь океан. Как это получилось у Колумба, открывшего Новый Свет. А за Колумбом идут новые искатели. Сейчас на Земле много не изученных мест, не открытых земель. Но придёт время, когда человек изучит всё на Земле. Но это не будет концом истории. Ибо чем больше человек будет расширять свои знания, тем больше он будет сталкиваться с неопознанным. С тем, что приготовил для него Господь. Я не даром говорила тебе, Владыко, что человек смотрит на звёзды в ночном небе. Ибо наступит то время, когда человек построит новые корабли, на которых он шагнёт дальше, за пределы Земли. Туда, где его ждёт другой океан. Океан, где мириады звезд и галактик. Их больше, чем крупинок песка на всей Земле. И этот звёздный океан ещё более опасный и смертельный, чем наш земной. И человек будет платить новую цену за познания этого океана. Но это его не остановит. Он двигаться будет всё дальше и дальше к звёздам. Каждый раз строя всё новые и новые корабли. Каждый раз делая их более совершеннее и совершеннее. Прорываться к новым мирам, которые приготовил нам Господь. — Я замолчала. Думала, глядя в окно. Митрополит тоже молчал.

— Для чего, Владыко, он вложил в нас разум? — Спросила я Митрополита, глядя в окно.

— И для чего, Царица Ливонская?

— А для того, Владыко, чтобы человек приблизился к нему, к Создателю своему.

— Это ересь. Ты понимаешь, о чём говоришь?

— Понимаю, Владыко. Это не ересь. О том, что Земля круглая знали ещё греки в седую старину. И ты тоже знаешь, что Земля, это шар. Но Церковь упорно продолжает цепляться за геоцентрическую систему мира Птолемея и Аристотеля. И на этой системе христианство построила свою теологию. А это не верно изначально. Даже то, что Византия, в тёмные века была самой развитой страной среди других европейских держав в науке, так как до седьмого века в ней находилась Александрия, этот центр эллинистической науки, не помогло Православию изменить своё видение мира. Чего стоила только большая популярность работ византийского купца Космы Индикоплевста «Христианская топография», где он высмеивал теорию о шарообразной форме Земли. Глупец.

— Я читал его работу. Но популярность Космы стала сходить на нет уже спустя сто лет после написания работы. — Ответил Митрополит.

— Но она успела сделать своё деструктивное дело. — Я взяла со стола стеклянный шар, который мне отлили стекольщики под руководством Франкосторо. — Посмотри, Владыко. Чтобы доказать, что Земля имеет форму шара, достаточно провести один простой эксперимент. Возьмём произвольно точку на поверхности шара. В любом месте, это не принципиально. И если мы двинемся в любую сторону, вправо, влево, вверх или вниз, без разницы, то обогнув шар мы вернёмся в исходную точку, но с другой стороны. Так ведь?

— Так. — Кивнул Митрополит, глядя на меня и чуть улыбаясь.

— Так вот, скоро, может через несколько лет или через несколько десятков лет, один авантюрист выдвинется на трёх или четырёх кораблях из порта в Испании или Португалии. Его экспедиция обогнёт земной шар по океанам. Все океаны между собой сообщаются. И вернётся в искомый порт, но с другой стороны. Правда сам он погибнет по пути. Из нескольких кораблей в порт прибудет только один, на котором не будет и половины команды. А те кто вернуться, будут больны и слабы от цинги. Но своим возвращением они докажут, что земля имеет форму шара. Хотя индийские астрономы вычислили, что Земля, это шар ещё полторы тысячи лет назад, применяя тригонометрические методы расчётов.

Митрополит кивнул. Продолжал смотреть на меня.

— Ну хорошо, докажут. Хотя мы и так это знаем. Ну и что дальше? Пусть Земля и круглая, но разве это мешает ей быть в центре мира?

— Земля не в центре мира, Владыко и ты тоже это знаешь. Мало того, она вертится вокруг солнца. Именно этим обусловлено смена дня и ночи. Именно поэтому происходят смены времён года, лето, осень, зима, весна. Система мира не геоцентрическая. И Церкви придётся это признать. Мир, большой мир, за пределами нашей планеты, он гелиоцентричен. И первым это докажет Николай Коперник. Ему сейчас 42 года. Он астроном, математик, механик, экономист и, что самое интересное, каноник. Он сейчас проживает в Фромборке, состоит в Вармийском капитуле, совете при епископе.

— Скажи мне, Александра, ты кому-нибудь ещё говорила об этом?

— О чём, Владыко?

— О том, что ты мне тут рассказала вдохновенно?

— Нет. Ты первый, Владыко.

— А Царевна Елена? Ей разве тот старик не читал оба фолианта?

— Елене на тот момент было всего 13 лет. Она только вступила в пору созревания, как женщина. Уронила первую кровь. Ей не до того было. Она мало что помнит. А я запомнила. Мне было уже 16.

Митрополит смотрел на меня внимательно. Потом начал говорить.

— Если бы кто другой это мне высказал, то самое малое, чем он мог поплатиться, это то, что его заточили бы в монастырь, в келью, на хлеб и воду, до конца жизни. В худшем же случае, он взошёл бы на костёр, как закоренелый еретик и хулитель веры, пособник нечистого.

— То есть, Владыко, меня ждёт либо келья в монастыре с горбушкой чёрствого хлеба и кружкой воды, либо аутодафе?

— Мы не латиняне-паписты. Предпочитаем людей не жечь. Для этого есть другие методы. И в монастырь тебя, Александра не запереть, я уже не говорю про аутодафе. Ибо это сразу вызовет мятеж и смуту. А нам смуты тут не хватало ещё. И Ливонию от себя отвратим. А мы там только стали Православие вводить. Да и Государь тебя никому не отдаст. Он за тебя кого угодно сам лично в землю загонит.

— И как же тогда быть, Владыко? Может придушить меня по тихому или отравить?

— Конечно, и так можно, прости Господи. — Мы с Митрополитом перекрестились. — Вот только получим мы мученицу в этом случае. И вера православная пострадает. А нам мученики сейчас не нужны… — Митрополит заинтересованно смотрел на меня. — К тому же ты обещала Константинополь вернуть назад в лоно христианство, вырвав его из рук неверных. А устрани тебя, кто град Константина Великого, лоно веры православной возвращать будет? Вот то-то и оно. Да и любит тебя народ. За святую считает.

— Любовь народа она приходяще и уходяще. Сегодня любит, а завтра на плаху потащит.

— И такое бывает. Только с тобой такое не пройдёт. Кто святыни христианские в лоно истинной веры вернул? Ты, Александра. И народ православный помнить это будет из поколения в поколения. Ты людей лечишь, не различая кто он, мастеровой или боярин. Ты думаешь это люди забудут? Нет, Александра. А чудеса, что вокруг тебя творятся? С кем воинские люди уверенно в битву идут? С тобой, Королева Ливонская и Великая Княгиня Московская. Поэтому и град Константина тебе воевать.

— И что делать тогда со мной?

— Ничего. Как я сказал, мученики нам не нужны… А вот Равноапостольная святая, нужна.

— То есть, мне всё же придётся умереть?

— Все мы умрём в своё время.

— Конечно, в своё время. Когда я стану старой и страшной старушенцией, да ещё страдающей деменцией. Тогда да. А Равноапостольной становится нужно сейчас же⁈

— Почему сейчас? Ты сначала верни Константинополь в лоно Матери Церкви, а потом и поговорить можно. Что ты так напряглась, Александра? Ты же назвала один из своих кораблей именем Равноапостольной Елены Константинопольской⁈ В миру Фла́вия Ю́лия Еле́на А́вгу́ста, мать Константина Великого, чей город ты обязалась вырвать из рук неверных.

— А мне обязательно надо будет умирать, после того, как я возьму Константинополь? А то я так долго могу его брать, Владыко?

— Ты сначала возьми. А потом поговорим, Дщерь наша возлюбленная. О том что сказала мне, молчи. Не время ещё этому. Не надо смущать умы православного люда, Александра. Посмотри, что творится у латинян.

— Да. Ты прав, Владыко. Католики стоят на пороге Реформации. Много крови прольётся. Религиозные войны католиков с протестантами продлятся не одно десятилетие.

— Вот именно, Царица. Раскол у них пойдёт. А мы должны удержать Православие от раскола. Не надо нам его. Поэтому, не время ещё таких знаний, о которых ты рассказала.

— Хорошо, Владыко. Ты прав. Но, как бы не опоздать потом. А то Реформация Римско-Католической веры нам цветочками бы не показалась.

— Не опоздаем. Знания надо вводить постепенно. Ну а за это, Александра, я кое-что тебе дам. Знаю ты велела своим людям искать волхвов. Хочешь прочитать Родословия скифских царей?

— А разве у тебя, Владыко, есть они?

— Есть.

— Но… Как же так?

— А так. Многие знания, многие печали. Слышала о таком?

— Слышала, Отче.

— Вот то-то и оно. Но сейчас вижу, можно доверить тебе сию тайну. Безбожники давно за ними охотятся.

— Безбожники, это кто?

— Ты их зовёшь тамплиерами. Но поверь дочка, не всё так просто. Тамплиеры это только вершина айсберга. Ты тоже знаешь значение этого слова.

— Знаю, Владыка. И удивлена, что ты знаешь этот термин.

— Не удивляйся. Мы многое знаем. Многое скрыто от глаз в хранилищах наших монастырей. Многие запретные знания. В том числе и из Александрийской библиотеки. Да, Сашенька. И не только. Часть архивов была вывезена ещё во времена последнего Византийского Императора, когда поганые осадили его стены. Многое сокрыто в тайниках Ватикана.

Я была шокирована. Смотрела на высшего иерарха Русской Православной Церкви и словно рыба, выброшенная на берег, хватала воздух ртом.

— Почему они охотятся за родословием?

— Это ключ к власти, Александра. Плюс уничтожить нашу родословную. Родословную русичей. Чтобы мы стали иванами не помнящами родства своего. А оно у нас очень древнее. Древнее всех западных королей. Мы потомки скифов и сармат. Потомки антов, праславян. Потомки ариев. Всё это есть в летописях. В наших родословиях.

— Православие пришло от греков. Из Византии. Как византийцы могли допустить, что были сохранены самые сокровенные наши родословия, которые древнее их?

— А ты знаешь, как Владимир Красно Солнышко принял христианство от греков? — Митрополит засмеялся.

— Как Владыко?

— Он фактически его украл у византийцев. И при этом не попал под власть кесаря. Как вассал. Он поставил Митрополитом своего человека. В самый последний момент, когда греки не смогли отступить назад, чтобы не потерять лицо. А греки этого очень опасались, так как им в спину дышали прелаты Папы Римского. И уже тогда стала оформляться отдельная Русская Православная Церковь. И сейчас идёт её окончательное оформление. Всё это заложил он, Равноапостольный Князь Владимир Святославович Русский, которого прозвали Красно Солнышком. Креститель Руси Святой. Один из самых выдающихся правителей русских. Твой супруг Василий Иоанович его прямой потомок по линии Мономашичей. Кстати, Владимир в крещении был назван Василием. Мужа то ждёшь, Алекксандра?

— Жду, Владыко. Скучаю по нему. Истосковалась вся.

Митрополит улыбнулся.

— Жди, Дщерь наша. Блюди честь свою. Скоро воссоединитесь.

В этот момент в дверь кабинета постучались. Заглянул Богдан.

— Матушка, разреши.

— Заходи. — Смотрела на него вопросительно.

— Матушка, Великий Князь Московский, Василий Иоанович в двух конных переходах от Москвы.

— С войском? Что-то быстро.

— Нет, Матушка. Войско ещё далеко. Но Великий Государь оставил его и спешит в Москву в сопровождении личной охраны. Гонец прискакал, сообщил.

— Понятно. Позови мне этого, как он… Который вместо боярина Фёдора остался. И пусть срочно позовут сюда всех старшин слобод Москвы.

— Понял. — Божен моментально исчез за дверью. Я встала, прошлась по комнате. Ну слава богу, возвращается. А значит и мои кадеты с солдатами и офицерами тоже. Взглянула на Митрополита.

— Ты знал, Отче?

— Знал. — Он улыбался.

— Надо приготовится. Пусть колокола всех церквей звонят, как только он въедет в Москву. — Митрополит кивнул.

— Не беспокойся. Будут звонить. Ладно, пойду я. Дел много. И Государя встретить надо.

— Спасибо, Отче.

— За что, Александра?

— За слова твои напутственные. За то, что поговорил со мной. За то, что наставляешь на путь истинный. Благослови меня.

— Благословляю, Дщерь наша возлюбленная. — Он перекрестил меня. Я поцеловала длань его. — Иди, Александра. Готовься мужа своего встретить.

Вслед за Митрополитом вышла из кабинета. Увидела Илью и Никифора стоящих на карауле возле моего кабинета.

— Илья, пошли кого из дежурной смены караула кадетов в Корпус, пусть сообщит, что Великий Государь на подходе к Москве. — Илья кивнул и молча побежал на выход. Ко мне подошли мои сержант-дамы.

— Матушка⁈ — Спросила Ксения. Остальные девушки смотрели на меня вопросительно.

— Великий Государь на подходе к Москве. Два дневных перехода осталось. Надо срочно подготовить ему встречу. Распорядится на подготовку пира. Обязательно великокняжескую баню подготовить… — Начала раздавать приказы…

Сутки спустя…

Стояла на Красном крыльце. По Москве разносился звон колоколов. Это значил то, что Великий Князь Московский уже в городе. Я держала в руках Костика, сына нашего с Василием. Его прижимала левой рукой к себе. В правой у меня была ладошка Даши, Великой Княжны. По другую сторону от меня стояли княжичи, Вячеслав с Андрейкой. Позади толпились думские бояре в своих длинных шубах и высоких шапках. Сама я была одета в платье. Поверх него шубка, отороченная мехом горностая. На голове венец. В ушах серьги с бриллиантами. Я ждала. Бояре переговаривались между собой. Потихоньку рядились меж собой, кому ближе ко мне стоять. Но не сильно. Знали уже, что не одобряю я такое.

Вот на площадь ворвалась конница. Первым был Василий. Красивый такой. Моё сердце забилось сильнее при его виде. Но я постаралась быть спокойной. Вот он соскочил с коня. Поднялся на Красное крыльцо.

— Сашенька. — Выдохнул Великий Князь.

— Здравствуй, муж мой. Великий Князь Московский. С победой тебя великой. Ждала тебя. Я и дети наши. — Я смотрела на него и из мои х глаз полились слёзы. Стояла, глядела на него и глотала слёзы свои. А он смотрел на меня. Потом окинул взглядом бояр.

— Здравствуйте, бояре.

— Здравствуй, Великий Государь. — Раздались голоса. — Долгие лета тебе. С Победой тебя, Василий Иоанович.

Великий князь кивнул, давая понять, что принял поздравления. Поднялся по ступенькам крыльца. Опустился на корточки. Смотрел на дочь.

— Дашенька, иди ко мне. — Сказал он. Дарья прижалась ко мне.

— Дашенька, это папа твой. Иди к нему. — Я чуть подтолкнула девочку. Даша сделала первый шаг к отцу, потом второй и вот она в руках Василия. Обхватила его за шею. Он её поцеловал, прижимая к себе. После посмотрел на меня.

— Ждала меня, Саша?

— Ждала, Васенька. Сыночка нашего сберегла. Наследника твоего. Себя блюла. Истосковалась по тебе так, что сил моих больше нет.

Он подошёл ко мне совсем близко. На его руках сидела дочка. В моих руках был наш сын. Он улыбался, глядя на меня.

— Вась, поцелуй меня, пожалуйста. — Попросила его.

— Сашенька, а разве это не потеря чести, что Великий Князь будет прилюдно целовать Великую Княгиню?

— А в чём потеря чести? В том, что твои подданные будут видеть, как хозяин земли Русской любит жену свою? А может не надо скрывать это? Пусть видят. Смотрят и радуются вместе с нами. Ты же соскучился по мне?

— Соскучился, Саша. Во сне тебя видел постоянно. Истосковался по тебе. Какая же ты у меня красавица. Вот сейчас стою и любуюсь тобой.

— Ну так любуйся. А ещё лучше поцелуй меня. Здесь и сейчас, Государь мой.

Я взглянула на Дашу, что сидела на руках у отца. Она смотрела на Василия недовольно, словно хотела сказать: «Папа, ты чего тормозишь? Поцелуй маму!» Василий усмехнулся. На правой его руке сидела дочь. Левой он обнял меня и наши губы соединились. Мы с ним долго стояли и целовались. Я не могла оторваться от его губ, а он от моих. Все, кто был рядом, сделали вид, что они ничего не видят и вообще не при делах. Он оторвался от моих губ, улыбался.

— Саш, я дома.

— Дома, Васенька мой. Баньку уже истопили. Ждёт тебя. Если разрешишь, сама тебя попарю.

Он засмеялся.

— К тоже от этого откажется? С удовольствием приму это, что ты сама меня парить будешь. Обещаешь, Великая Княгиня Московская?

— Обещаю, Васенька.

Василий поставил дочь на ножки. Выпрямился.

— Саш, дай сына подержать.

Сунула ему свёрток с малышом. Сама забрала к себе Дашку. Василий стоял, держал сына на руках. Умильно улыбался. Костик смотрел на отца большими глазами. Василий поцеловал его в лобик.

— Сын мой. Наследник мой. Чадо моё.

— Твоё чадо, Васенька. Ни чьё другое. Костик себя хорошо чувствует. Есть хорошо, спит. Пока ему этого достаточно. Дальше будет сложнее. Учителя ему нужны будут.

— С этим я решу, Саша. — Держа сына на руках, обратил внимание и на Вячеслава с Андрейкой. — Здрав будьте боярычи! — Поприветствовал он их. Я усмехнулась. Мальчишки поклонились Василию.

— Здав будь Госудай! — Ответили, отчаянно картавя мальчишки в унисон. Василий усмехнулся. Раздался смех среди бояр.

— Васенька. Не боярычи они, княжата. А Слава принц Ливонский. Андрейка князь Полоцкий. Так что извини. Я, как королева Ливонии, имею право такие титулы им давать.

— Не рано ли, Вячеславу титул царевича Ливонского?

— Нет, не рано. Он мой сын, Василий. Для Кости есть престол Московский. Для Славы престол Ливонский. Его там уже ждут. Не беспокойся. Все мои сыновья, в отличии от сыновей твоей матери, будут иметь свои престолы. Кто станет царём, кто королём, кто императором. И не будут волками смотреть друга на друга из-за власти. Но об этом мы поговорим с тобой позже, муж мой.

— Хорошо, ладно, Саша. Но ты уверена, что Вячеславу нужен ливонский престол?

— Конечно, уверена. Следующему нашему сыну я приготовлю Константинополь. — Ответила мужу. Позади раздался одобрительный гомон боярский.

— Не слишком ли, Саша, ты много хочешь? Османы сильны. Я даже представить себе не могу, как с ними сладить?

— Слажу, Васенька. Сейчас я их ослабляю, руками других. И в нужный момент сама нанесу смертельный удар. Константинополь, это моё и Елены приданное. В Стокгольме короновался Стен Стуре. Теперь он король Швеции. У меня с ним договорённость, что его старшая дочь станет женой Вячеслава. И экономически, торговлей я их начала привязывать к нам. А сейчас пойдём. Руки сполоснёшь, поснедаешь. А потом в баньку.

— Саш, я что-то не совсем понимаю. А куда делась охрана Кремля?

— А разве её на воротах и на стенах нет?

— Там твои стоят. Кадеты Корпуса.

— Всё верно. Я сменила всю охрану Кремля. Теперь, если ты не будешь против и утвердишь моё решение, охрану Кремля, как режимного объекта, будет нести Корпус. Думским боярам я выдала специальные пропуска.

— Пропуска? Это что ещё за зверь такой?

— Просто так на территорию Кремля не пройти никому. Даже если ты именитый боярин или ещё кто. Но я сделала пропуска. Ничего не стала выдумывать нового и сделала, как было у монгол, при Чингисхане и при Бату-хане. Пайцза. Да мой дорогой. Пайцза делится у меня на три категории. Первая самая низшая, дающая право на проход в Кремль, медная. Её имеют слуги, то есть стряпухи, золотари, уборщики и прочие, кто поддерживает порядок и чистоту в Кремле. Охрана из Корпуса их всех знает в лицо. Вторая ступень серебряная. Её имеют служивые и прочие дворяне, кто допущен в Кремль. Этих ещё меньше. Тем более, я сократила их вдвое, от первоначальной кодлы бездельников. Уж извини, Василий. И третья, самая высшая ступень, золотая пайцза. Её имеют думские бояре. Но думских бояр тоже не так много. Поэтому контролировать их проще всего. Да, Василий я завела такие порядки. Уж прости, особенно, когда меня пытались убить. Если хочешь отменить, отменим. Ибо именно ты хозяин земли Русской. А не я, хоть и Великая Княгиня Московская. А теперь пошли, я тебя покормлю. Потом, как и сказала в баньку пойдём. А пировать завтра будем.

Василий смотрел на меня во все глаза удивлённо. Потом рассмеялся.

— Да, Сашенька, вижу порядки тут железные навела. А мне тоже пайцза положена, надеюсь золотая?

— Нет, Государь. Тебе не надо никакой пайцзы. Ибо ты хозяин здесь и всё подчинено воли твоей.

— Эх ты, Саша, Саша, пожалела для меня золотой пластинки. — Он стоял, держал на руках сына и улыбался.

— Я тебе приготовила гораздо больше, чем какая-то золотая пластинка.

— Ладно пойдём. Я и правда проголодался. Но Федьке то моему дашь золотую пайцзу? Всё же боярин он. Ближник мой. И за окольничьего, и за кравчего. Хотя на этих должностях у меня другие бояре стоят. Окольничий — Житов Петька. А кравчим Сабуров Ванька, брат Соломонии.

— Я знаю Василий.

Вперёд выступил боярин Вяземский, хотел отчитаться перед Государём, но он махнул рукой.

— Боярин Фёдор Мстиславович и все остальные, всё потом, позже. Я хочу с семьёй побыть. Соскучился по ним. Так что всё потом.

В самих палатах, Костика забрала нянька. Я помогла раздеться мужу. Боярин Фёдор, ближник, стоял рядом готовый помочь своему Государю, но я дала понять, что справлюсь сама.

— Иди, Федя. — Отослал его Великий Князь. — Мы тут сами по семейному по снедаем.

Потом сама полила мужу на руки. Хотя для этого дела имелись слуги, но я никого не подпускала к мужу. Передала ему полотенце. Он вытерся. Мы прошли в трапезную. Там уже был накрыт стол. Василий сел во главе стола. Я села справой стороны. Держала на коленях Дарью. С левой стороны сидели Вячеслав с Андреем. К нам присоединились приехавшие в Кремль Елена с мужем. Василию налили вина в кубок. И всем остальным взрослым. Он поднял свой.

— Ну что, Саша, Елена, Василий, выпьем за победу над ворогом вековым. Не будут больше казанцы ходить набегами на Русь.

— Слава тебе, Государь. — Воскликнул Василия Вяземский.

— Слава. — Поддержали мы его с Еленой.

Потом ели. Великий Князь спрашивал Елену, что нового у неё. Она рассказывала. Особенно смеялся Василий над незадачливым фламандцем, которого Елена опять гоняла палкой за самодеятельность и напрасный расход дорогих ингредиентов. Вячеслав с Андрейкой насытились первыми. Попросили у Великого Князя разрешения покинуть стол. Тот кивнул им. Мальчишки убежали в свои покои. У них там опять война солдатиками намечалась. Дарья, сидя у меня на коленях, с полным ртом каши, указала на уходящих мальчишек пальчиком и посмотрела на меня.

— Играть они пошли. Опять в войну. — Ответила ей, вытирая платочком рот. Дарья тут же заёрзала. — Что, тоже хочешь?

— Дя. — Я ссадила её с колен. Она побежала за мальчишками. Великий Князь усмехнулся, глядя вслед дочери.

— Что, Саш, она так за отроками и бегает?

— Бегает, муж мой. У неё и свои солдатики с пушками есть. — Ответила ему, улыбаясь. — С другими детьми из боярских отпрысков, девочек я имею ввиду, не играет. А за Славой и Андреем хвостиком носится. Куда они, туда и она.

Василий покачал головой.

— Не дело это Саша, что дева в войну играет.

Я пожала плечами.

— Ну почему же? Пусть играет. Куклы у неё тоже есть. Она их мальчишкам носит. Чтобы они с ней в куклы играли. Славе с Андреем это не очень нравится, но они уже привыкли. Так что троица растёт, не разлей вода. Пусть, Василий. Позже к ним Костик с Соней присоединятся. А так же шведская принцесса. Её я с детства воспитывать буду.

— Тебя, Княгиня, я смотрю на всё хватает.

— Не на всё, Василий. Поэтому и ждала тебя. Много предстоит сделать. А без тебя совсем никак. И слава богу, ты вернулся.

После трапезы, Елена с Василием ушли к себе. Заодно Елена покормила Соню с Костиком. А мы с Василием пошли в баню. Там уже ждали специальные люди, банщики. Но я сказала, чтобы они вышли. Василий, усмехнувшись, кивнул, соглашаясь со мной.

Когда двое банщиков вышли, я стала раздеваться. Попросила Василия помочь мне. ОН расстегнул на мне платье. Сняла его. Потом верхнюю рубашку, за ней нательную. Всё сложила. Посмотрела на мужа. Он смотрел на меня жадным взглядом. Глядя на него, сняла лифчик. Потом свои трусики. Василий же успел только кафтан снять. Кафтан валялся на полу, а он стоял и смотрел на меня. Подошла к нему.

— Вась, ты чего стоишь? Или в парную пойдёшь в рубахе и штанах? Давай, я тебе помогу. Вась, успокойся. Ты всё получишь, что хочешь, но сначала раздеться надо. Он обнял меня, поцеловал в губы. Поцелуй вновб был долгим и страстным.

Я сняла с него пояс. Рубаху. Он сел на лавку. Стащила с него сапоги и штаны. Потом он скинул нательную рубаху и нательные штаны, прообраз кальсон.

Я смотрела на его напрягшуюся, возбуждённую плоть. Взяла её в руки. Погладила. Грудь мужа вздымалась, как мехи в кузне.

— Вась, ты как, потерпишь или сейчас первое напряжение скинешь?

— Сейчас, Сашка. Иначе не выдержу.

— Хорошо, милый. — Поцеловала его, развернулась и нагнувшись, упёрлась руками в лавку. Расставила ноги. — Давай, любый мой. Утоли свою первую жажду и голод.

Василий ухватил меня за талию. Его естество сразу упёрлась в моё лоно и проникло в него. Я блаженно закрыла глаза. К соитию была готова, когда ещё раздевалась, возбудилась и моё лоно увлажнилось в предвкушении. И вот сейчас я сотрясалась от толчков супруга, возбуждаясь всё больше и больше. Василия убрал руки с моей талии и переместил их на мою грудь, обхватил их своими ладонями и грубо сжал. Это ещё больше меня подстегнуло. Я застонала от блаженства. Наша близость продолжалась не долго. Что у меня, что у него слишком долгое было воздержание. Сначала он зарычал словно дикий зверь, сдавливая меня сильнее. Я почувствовала, как моё лоно стало наполняться его семенем. И тут меня саму накрыл оргазм. Я сама закричала в экстазе. Руки мои ослабли и если бы Василий не держал меня, то я упала бы на пол. Какое-то время мы так и стояли, замерев. Я в согнутом положении. Василий прижавшись к ко мне сзади и держащий меня руками. Вот он выпрямил меня, прижимая к себе. При этом продолжал сжимать мои груди. Стал целовать меня в затылок, в шею, плечи мои. Я сделала попытку развернуться к нему лицом. Он ослабил свои объятия. Повернулась. Положила голову ему на грудь, обняв его и соединив руки на его спине. Он продолжал целовать меня.

— Ну что, Вась, утолил свою жажду?

— Нет. Но теперь могу спокойно на тебя смотреть.

— Тогда пойдём, погреемся. Я тебя потом берёзовыми и дубовыми вениками попарю.

— Пошли.

Василий надел шапку, я повязала на голову платок, специально взятый мной для этого. Держась за руки, зашли в парную. Она была отдельно от мыльни. Василий расправил льняную простынь на полке. Сел. Я плеснула на каменку из деревянного ковша настоя с травами. Зашипело. Нас накрыл жар с ароматом ромашки и мяты. Я села рядом с Василием. Закрыла глаза. Мы молчали, просто расслабились. Наслаждались. То, что Василий не прерывался, меня мало беспокоила, так как я приготовилась к его приезду. Дарёна заранее приготовила противозачаточный настой, который я и пила. Правда об этом никто, кроме нас с ней двоих не знал.

— Саш, ещё поддай пару. — Попросил Василий. Я ещё плеснула на каменку. Он лёг на живот на полке. Я взяла из бадьи распаренные веники. Начала парить супруга. Он лежал, уткнувшись в свои руки и постанывал от наслаждения.

— Саша, по сильнее. Чего жалеешь меня? Чай я не девка красная с нежной кожей.

Я хлестала его уже от души, так, что распаренные листья берёзы, а потом и дуба летели в стороны. А Василий только блаженно улыбался, да нахваливал меня. В итоге, я сама запарилась.

— Вась, я не могу больше. — Бросила веник в бадью и выскочила из парной. Подскочила к бочке с холодной водой и стала умывать лицо. Я не слышала, как Василий вышел из парной, зато в полной мере ощутила, когда на меня обрушился водопад холодной воды. Я завизжала и отпрыгнула от бочки. Василий хохотал, стоя с деревянным ведром.

— Вася!!! — Закричала я. Схватила другое ведро и, зачерпнув из бочки холодной воды, плеснула на него. Он довольно заревел, словно медведь. Но смеяться не перестал.

— Ай хорошо, Сашка! Давай ещё одно!

Я зачерпнула опять воды и окатила его. Он успел повернуться ко мне спиной. Опять довольно заревел. Я, глядя на него, сама засмеялась. Супруг повернулся ко мне. Смотрел, улыбался.

— Спасибо, люба моя. От души вениками меня нахлестала. А теперь твоя очередь. Пошли, ляжешь, я тебя попарю.

Я смотрела на него, представила, как он понужает меня веником… Ну его, от греха подальше.

— Васенька, а может не надо? Я и так вон как согрелась.

— Надо, Царица Ливонская. Очень даже надо. — Василий подошёл ко мне вплотную, обнял одной рукой за талию. — Не бойся, Саш. Я тебя нежно попарю. Пошли. — Рука его с моей талии сместилась ниже и погладила меня по ягодице. — Пойдём, душа моя.

— Обещаешь, что сильно меня бить не будешь? Вась, а то у меня кожа нежная. Ты же не хочешь, чтобы я вся в красных полосах была, словно меня розгами пороли?

— Обещаю. Я же сказал, что нежно тебя попарю.

Мы вернулись в парную. Я легла на живот, на простынь, на полке, где до этого лежал Василий. Уткнулась в сложенные ладошки. Василия стоял рядом. Почувствовала его ладони. Он стал гладить меня по спине, по ягодицам, по ногам.

— Вась, ты меня парить будешь или гладить? Погладить мог бы и в мыльне.

— Сейчас буду. Просто не мог не погладить тебя, Сашенька.

Он плеснул на каменку воды. После чего, стал аккуратно постукивать меня берёзовым веником. Я лежала и млела. Закрыла глаза. Ещё чуть и он начал парить меня уже двумя вениками сразу.

— Саша, как ты?

— Нормально, Вась. Пока терпимо.

Он продолжил. В конце концов, я достигла своего предела.

— Всё, Вась. Я пошла. — Соскочила с полки и выбежала в мыльню. Василий вышел за мной.

— Саша, давай я водой тебя окачу? Быстрее остынешь.

— Давай. — Встала перед ним и закрыла глаза. Он опрокинул на меня сверху ведро с холодной водой. Я тихо заголосила. Но оставалась стоять. Даже глаза не открывала. Он обнял меня.

— Пошли, посидим, остынем.

— Пошли.

Вышли в предбанник. Сели на лавочку. Василий зачерпнул деревянной кружкой из бадьи квас.

— Будешь? — Спросил он.

— Буду. Благодарствую, Василий. — Взяла кружку и стала жадно пить. Напившись, отдала её назад мужу. Он вновь зачерпнул. Теперь пил сам. Тоже жадно. Квас побежал у него по усам и аккуратной бороде. Закапало ему на грудь. Я смотрела как капли кваса скатываются по его груди. Приблизила лицо и слизнула их. Потом поцеловала. Он отставил пустую кружку на стол. Смотрел на меня. Я продолжала целовать его, возбуждаясь всё больше и больше. Соски мои затвердели. Взяла в руку его мужскую плоть, стала её ласкать руками, чувствуя, как она вновь твердеет. И продолжала целовать его грудь. Он стал гладить меня по голове, скинул с моей головы платок. Потом поднял моё лицо и наши губы соединились. Я приподнялась и перекинув правую ногу через его колени уселась на него. Поёрзала, не отрывая своих губ от его. Направила плоть мужа в себя и опустилась. Начала двигаться. Запрокинула голову. Блаженство нарастало.

— Васенька, я тебя так сильно люблю…

…Насытившись друг другом, ещё некоторое время сидела на Василии, положив голову ему на плечо и обнимая его за шею. Он поглаживал меня одной ладонью по спине и вторую положив мне на затылок.

— Вась, — тихо сказала ему, — я тебе писала, что взяла вторую часть сокровищ. Я тебе подарок привезла.

— Большой подарок?

— Большой. Сам увидишь. Завтра. Сегодня никуда не хочу идти. Хочу с тобой побыть.

— Хорошо, Саша. Я тоже хочу с тобой побыть. Нам поговорить надо будет на очень серьёзные темы.

— Хочешь Москву перестроить? — Он поцеловал меня в макушку.

— Хочу. Я же писала тебе об этом?

— Писала. Ты ещё и Думу собирала. Мне тут же отписали. Многие думские бояре и не только, опасаются. Слишком масштабную перестройку ты хочешь сделать. На это уйдёт очень много денег. Можем остаться без казны. Ты об этом думала?

— Думала. Без казны не останемся. Я жду известий о золотых приисках на Урале. Строганов с казаками уже должны выйти на них, либо вот-вот выйдут. Плюс серебряные рудники. На Урале они есть. Так что, без золота и серебра не останемся. Но казна не будет брать на себя все расходы по реконструкции.

— Что ещё за слово басурманское?

— Реконструкция, это переустройство, перестройка строений и улиц. Создание новых защитных оборонительных сооружений. Сейчас оборонительные линии Кремля уже устарели. Долго против пушек они не продержаться, так как не рассчитаны на противостояние огнестрельному оружию. Захватчики ещё долго будут приходить к нам. И каждый раз они будут иметь всё более лучшую артиллерию. Москва почти вся деревянная, Василий. Из-за этого постоянные поджары. Сколько людей и добра гибнет в них?

— Если казна не будет давать деньги на это переустройство, то где их брать? Это не дёшево, Сашенька.

— Я знаю. Я уже всё продумала. Из Италии пригласим архитекторов. Там сейчас самые лучшие. Плюс пригласим архитекторов и из Персии. Особенно тех, которые знают толк в прокладке водоводов и вывода нечистот за пределы города. В Испании многие архитекторы из мавров, вынуждены были бежать из страны, после окончания Реконкисты и захвата бывших мусульманских государств испанцами. А там очень хорошие архитекторы были. Я уже отдала приказ по нашим экспедиционным войскам в Северной Африке и в Персии искать таких людей и приглашать их к нам сюда. Причём, что итальянцы, что мавры строят дома и дворцы из камня, что очень важно. Именно на это я рассчитываю. Я хочу одеть Москву в камень. Но сделать всё красиво. Чтобы по настоящему Москва превратилась в Третий Рим. Ведь первый Рим и второй, Константинополь не были деревянными городами. Они были все одеты в камень.

— Хорошо. Расскажешь мне обо всём, что надумала. Посмотрим, посчитаем и решим.

— Согласна, любимый… — Некоторое время молчали. Потом я спросила его. — Вась, что намерен делать со своими братьями? Ты же должен понимать. В этот раз убить меня не получилось, получится во второй, в-третий, в четвёртый, пока, наконец, не убьют. Меня, конечно, хорошо охраняют, но всё же.

— Я разберусь с этим. — Ответил он. Я почувствовала, как он напрягся, словно хищник перед прыжком.

— Василий, ты должен учесть, что Андрей Старицкий молод. Он вспыльчив. Но я думаю, что не он сам решился на такое. Что его подтолкнули к этому. Вопрос, кто именно? Андрея просто использовали.

— Саша, я разберусь с этим. Обещаю тебе. Но в любом случае Андрей организовал на тебя нападение. Да ещё вступил в сговор с нашими врагами. Это измена. И он хотел бежать в Литву. А ты знаешь, как я отношусь к предателям и перебежчикам. Я понимаю, что ты пытаешься оправдать его.

— Вася, я не пытаюсь оправдать его. Я просто хочу, чтобы ты подошёл к этому делу очень… Как бы это сказать лучше… Внимательно. Всё же это твои родные братья. От одних родителей, от одного отца и одной матери.

— Я тебя понял. Но я повторю тебе, Александра, я решу этот вопрос. И ты права, это внутрисемейное дело. Запомни, сердце моё, предают свои. Чужие не предают. Они все надеялись, очень надеялись, что у меня так и не родится наследник. И Соломония умерла при родах. Они поняли, что Соломония всё же способна к деторождению. Может она именно поэтому умерла? Потом ты, родившая мне сына. Ты думаешь это всё случайности? Что связи с этим нет? Ошибаешься, Сашенька. Пусть Соломонию я и не любил, как люблю тебя, но она была моей женой. Великой Княгиней Московской. Я знаю твои люди наблюдают за моими братьями, так?

— Откуда ты знаешь это, муж мой? — Я быстро начала просчитывать, кто меня сдал?

— Знаю, Саша. Точнее, предполагаю. Ты же ничего без последствий и присмотра на авось не оставляешь? Поверь, я тебя очень хорошо изучил. Ты ещё та… Волчица. Мне хватило это понять после того, как ты Шуйского по лицу металлическим раскалённым прутом била. Да, дорогая моя, ты волчица. И поэтому нас так тянет друг к другу. С первого дня, как я увидел тебя, почувствовал сразу, вот она, моя предназначенная мне. Моя половинка.

Я выпрямилась, сидела на нем и смотрела ему в глаза. Руки мои оставались на его плечах, сцепленные в замок позади на основании его шеи. Улыбнулась ему.

— Да, дорогой. Ты волк, я волчица. У нас с тобой прекрасный тандем, пара. И дети у нас волчата. Мы с тобой стая. — Я засмеялась. Он в ответ тоже.

— А как ты хотела, Сашенька? Не будешь волком с клыками, готовым рвать любого врага, тебя сожрут очень быстро. Поверь мне. Я хорошо это усвоил, ещё с детства, когда мне с матерью пришлось скрываться и опасаться ежечастно наёмных убийц и подсылов.

— Васенька, я сама это хорошо знаю. Как мне, Византийской принцессе, этого не знать?

— Ну вот видишь, душа моя. Ты всё понимаешь… Саш, а может понесёшь с этого дня?

— Васенька, если тебе меня не жаль. И ты хочешь, чтобы я осталась без волос, без этих своих вьющихся волос, которые ты так любишь пропускать между своих грубых пальцев, играя ими на нашем ложе. Если хочешь, чтобы я обрюзгла, осталась без зубов, то давай, я понесу.

— Саша, ну зачем ты так? Почему сразу без волос и без зубов?

— Да потому, Вася. Я тебе это объясняла уже. А ты всё поверить не можешь. Моему телу нужно восстановится. Ребёнок забирает у матери ещё будучи в чреве её, много сил и здоровья. Посмотри на мои зубки. — Я улыбнулась, демонстрируя ему красивую улыбку с белоснежными зубами. — А ты посмотри на многих боярынь, про смердов я вообще молчу. Кто из них может похвастаться такими зубами? У многих гнилые корни или вообще зубов много не хватает. Даже у королев и жён герцогов и князей такое же. Не многие могут похвастать здоровыми и красивыми зубами. Поверь мне, как лекарю. Я же сказала тебе, рожу ещё сыновей. Потерпи немного. Да и ребёнок так будет более здоров. Ибо после того, как я восстановлюсь, возьмёт от меня больше, чем от ослабленной и больной матери. Ты же хочешь здорового, крепкого сына, который будет радовать взор твой.

Василий смотрел на меня. Я на него тоже и не улыбалась.

— Ладно, Саша, я всё понял. Хорошо. Я готов ждать. Тем более, ты сама сказала, что рожаешь только мальчиков. Я подожду. Значит он получит трон Византийских кесарей?

— Получит. Исполнится вековая мечта Рюриковичей. Править в древней Византии. Разве нет, Вася? — Я улыбнулась и поёрзала на нем. Его плоть до сих пор была в моём лоне. Василий засмеялся.

— Саша, ты не только волчица, ты ещё и лиса. Хитрая такая! Но я всё равно счастлив, знаешь почему?

— Почему, милый?

— Потому, что ты превосходишь мою мать в коварстве и хитрости, как и все византийки. И ты в отличии от моей матери позаботишься, чтобы твои дети не враждовали из-за власти, ибо каждый из них получит свой кусок этой власти.

— Совершенно верно, милый. За что я тебя люблю, так за то, что мы друг друга понимаем.

— Только за это?

— Не только за это. Ещё за то, что ты такой у меня красивый и сильный. — Я его погладила ладошкой по щеке. Потом поцеловала в губы. Он тут же ответил.

— Сладкие они у тебя, Саша. — Сказал Василий.

— Только они? А всё остальное не сладкое?

— И всё остальное сладкое в тебе. До безумия. Умеешь ты, Саша, мужа с ума сводить.

— Да, Васенька, умею. И сладость свою дарю исключительно мужу своему. Ибо принадлежу ему и телом, и душой. Пошли в мыльню. Я помою тебя, любый мой. А ты меня помоешь. Согласен?

— Согласен, Сашка. — Василий засмеялся. — Пойдём.

Я соскочила с него. Поиграла бёдрами, улыбаясь. Он ещё больше засмеялся, запрокинув голову.

— Ну, Александра.

Я взяла его за руку и повела в мыльню. Мы с ним были, как Адам и Ева в райском саду. В мыльне стояла большая купель. Фактически бочка. Только вытянутая по горизонтали. Там была налита холодная вода на треть. Василий взял ведро и стал набирать туда кипяток из большого чана. Выливал. Я пробовала рукой, подойдет нам или нет. Наконец, Великий Князь налил столько кипятка, что даже пошёл пар. Но температура была терпимой.

— Вась, всё, полезли в купель. — Сказала я ему. Он бросил ведро. Я залезла первой. Василий за мной. Мы разлеглись с ним по разные стороны купели. Он сидел и млел. Я тоже.

— Знаешь, Саша, я мечтал об этом там в степях Казани и Асторокони.

— Твоя мечта сбылась, любый мой.

— Да. И я благодарен Всевышнему за это… Саша, скажи, тебе досталось трое полонянных, когда на тебя напали?

— Да, Вася. Всех остальных я велела повесить. Хотя ляхи и литвины, из числа наёмников, думали, что их оставят в живых, чтобы получить выкуп или перекупить на свою сторону. Увы, милый, но я не прощаю нападения на себя. Одним словом, повесила их всех. Осуждаешь меня?

— Я? Нет. Правильно сделала. Тати поганые должны висеть на деревьях или на виселицах. Но троих ты оставила. Почему?

— А это очень интересные людишки. Один из них ближник князя Андрея Старицкого. Из детей боярских. Которого он якобы изгнал. На самом деле это не так. Он с благословения князя Андрея грабил купцов. Убивал и занимался душегубством, и разбоем. Скопил не мало. Эти сокровища, золото и серебро и иные ценные товары, Андрей хотел вывезти в Литву и жить на это безбедно. Да, Василий. Вот такие у тебя братья. А особенно ему стало бы жить хорошо, если бы его люди убили меня и завладели бы Великокняжеской казной, которую я везла для тебя.

Я видела, как Василий побледнел. Его кулаки сжались до того, что кожа на костяшках побелела. Он яростно задышал.

— Это точно, Саша? Что этот тать купцов грабил и тебя хотел убить?

— Правда, Вася. Сам можешь в этом убедится. Эта тварь, главарь шайки разбойников сначала молчал. Но ты же знаешь, что в разбойном приказе, сиречь в службе государевой безопасности умельцы хорошие. Они даже мёртвого разговорят. Он стал давать показания. Всё записано в опросных листах. Сам почитаешь. Надо поговоришь с этим татем.

— На кол тварь! — Зло проговорил Василий.

— На кол он всегда успеет, Васенька. Не торопись.

— Не понял, Саша. Поясни?

— Ты соберёшь всех своих братьев и начнёшь дознание. А этот тать свидетель, видок. Он подтвердит свои слова перед остальными братьями И тогда ты поставишь вопрос перед братьями, что родич, пошедший на предательство и на душегубство, достоин только смерти. Пусть они все это 3услышат и вынесут свой приговор. Без тебя. А ты будешь только наблюдать. Ты не должен нести всю ответственность за братоубийство сам, один. Пусть этим будет повязаны все твои братья. Понимаешь, о чём я?

— Понял. Да, Саша. Только сейчас понял, насколько коварны и умны византийки.

— Конечно, мой дорогой. Мы ещё те стервы. На зато я любить умею, до последнего вздоха и мстить. И я никогда не забываю обиды.

— Это я уже понял, что ты злопамятная, Саша. Христианской добродетели в тебе меньше, чем святости у последнего татя. Уж извини. Даже не знаю, за что Пресвятая Богородица раскинула над тобой покров свой.

— Ей виднее, Василий.

— Хорошо, пусть будет так. А второй твой полонянник?

— Это один из подручных атамана разбойничьей шайки. Он очень хотел жить. Хотя я хотела повесить его с остальными.

— Почему не повесила?

— Я же сказала, он очень хотел жить и именно от него я получила сведения о причастности Андрея Старицкого к причастности нападения на меня. Он как-то проследил за своим атаманом и видел, как тот тайно встречался с князем Андреем недалеко от удела Старицкого. А ещё показал все захоронки атамана. А там много что было. И золото, и серебро, и меха, и ткани, и другие дорогие товары. Всё это атаман, по указанию Андрея, должен был вывезти в Литву, куда собирался после моего убийства и разграбления твоей казны сбежать сам. И жить там вольно. Вкусно есть, сладко пить. И бороться против тебя.

Я видела, как Василий вновь побледнел. Стиснул челюсти. Его правая ладонь, которой он поглаживал мою коленку сжалась в кулак.

— Васенька, успокойся. Ничего этого уже не будет. Андрей тихо сидит в своём уделе. Он ещё не знает, что мне известно, а теперь тебе. Но в курсе, что сбежать ему не дадут. Заслоны стоят от его удела и до самой литовской границы.

— Это точно известно, что он напрямую связан с разбойничьей шайкой?

— Да. Атаман сначала молчал. Но у Вяземского-старшего хорошие палачи. Он заговорил. Правда по началу утверждал, что сам всё организовал. Что князь Андрей тут ни при чём. Но потом и в этом сознался, подтверждая слова своего помощника. Всё записано в опросных листах. И ты сам можешь допросить их обоих.

— Допрошу. Это обязательно. Хочу сам, своими ушами услышать. А потом обоих на кол.

— Не торопись, любый мой.

— Не понял, Александра?

— Атаман обязательно сядет на кол или пусть его колесуют. Мне всё равно. Но он должен свидетельствовать против твоего брата на суде, который надо провести. Чтобы никто не сказал, что ты тайно велел убить брата, опасаясь его притязаний на престол. А ведь если суда не будет, и ты решишь разобраться тихо и по семейному, так и скажут. А Андрея ещё и запишут в мученики, как святых Олега и Глеба, невинно убиенных. А оно тебе надо?

Василий пристально смотрел на меня. Потом покачал головой.

— Не надо, Саша. Мне ещё татя, пусть он и мой брат единоутробный, записывать в мученики. Но ты права. Но после суда на кол.

— Атамана да. Но вот его подручного, я ему обещала жизнь. Малый он ловкий и беспринципный. Я хочу использовать его в некоторых делах. Он будет полезен. И служить будет преданно.

— Уверена, что не предаст тебя, как своего атамана?

— Уверена. Он прекрасно знает, что если переметнётся куда или к кому от меня, его на дне морском найдут и показательно и мучительно казнят. И ничто его не спасёт. Да и присматривать за ним будут.

— Ладно, забирай его. Вот видишь, жена моя, мне для тебя ничего не жалко.

— Спасибо, родной мой.

— А кто третий, кого ты в живых оставила?

Глядя на Василия, я засмеялась. У супруга удивлённо изогнулись брови. Отсмеявшись, произнесла.

— Василий, третий полоняник, это очень интересный экземпляр.

— Что за экземп… Тьфу. Опять слово басурманское?

— Экземпляр, то есть образец, представитель мужской половины человечества. Беспринципный, без чести и совести проходимец и авантюрист, пусть и дворянского звания. Это лях, Ян Собесски. — Сказав, замолчала и с улыбкой смотрела на Василия. Великий Князь задумался.

— Ян Собесски… Что-то знакомое… Подожди, а разве не его браться Вяземские взяли в полон на границе лет пять или шесть назад?

Я кивнула.

— Да, милый, его.

— И взяли его с твоей помощью? И если бы не ты, их самих литвины захватили бы?

— Совершенно верно.

— А потом этот лях сбежал от них, хотя давал слово не пытаться это сделать и дождаться выкупа.

— Да, всё так и было. — Я опять кивнула, улыбаясь.

— И тут он вновь попал к тебе в полон, Саша! — Василий захохотал. Я тоже засмеялась. — Ой не везёт ляху. Планида у него такая, быть твоим пленником, Александра. От судьбы не уйдёшь.

— Я ему тоже самое сказала. Именно Собесски командовал наёмниками из Польши и Литвы. Они были хорошо вооружены и экипированы. Намного лучше лесных татей, с которыми и вступили в сговор.

— Ну уж этого ляха ты не будешь защищать. И за нападение и покушение на убийство Великой Княгини Московской и воровства, и разбоя казны моей его явно надо на кол.

— Согласна. Казнить именно как разбойника и душегуба. А не как высокородного дворянина. Но давай дорогой мой, здесь тоже не будем торопится. Посадить на кол всегда успеем. А из казематов Разбойного приказа он не сбежит. Их троих особо тщательно охраняют и стерегут.

— Поясни, Александра? Ты что-то задумала?

— Да. Тут намечается хорошая интрига. Я бы сказала, оперативная игра и вербовка одного очень влиятельного православного литовского магната.

— При помощи этого ляха?

— Ян будет у меня в качестве инструмента вербовки. Всё дело в том, что нападение на мой поезд, моё убийство и разграбление казны, это только одна сторона медали. Но есть и другая. Василий, ты не забыл, что я не только Великая Княгиня Московская и Королева Ливонская. Но я ещё и прямой потомок древней королевской династии Нибелунгов. Я и Елена. И это признано всеми аристократическими семьями Европы. В том числе и правящими династиями. Я же тебе писала, сколько представителей аристократии съехались в мою коронацию.

— Я знаю.

— Ну вот. Представь, чтобы было, если бы всё задуманное нашими врагами получилось? Учитываем, что мир между Москвой и Литвой не заключён. Как и между Литвой и Ливонией. А это возобновление полномасштабных боевых действий с востока и севера. Плюс началось бы полномасштабное вторжение в южную Литву с заходом в Польшу войск калмыков-ойратов и татар, при поддержке артиллерии Корпуса.

— А ты уверена, что это вторжение началось бы?

— Уверена. Я уже просчитывала такое. Даже если бы карачи-беки Ширины и Мансуры попытались бы выждать время, им не дали бы этого сделать, те же самые монголы-ойраты, которых мы называем калмаками, плюс казанские беи, которые точат на крымчаков свои зубы. Все они вцепились бы Шириным и Мансурам в глотки. А что нужно сделать, чтобы этого не произошло? Правильно, Государь мой, отправится с ними в поход на Литву.

— А почему ты думаешь, что калмаки пошли бы мстить за тебя?

— Потому, Василий, что их орда смогла так действовать успешно против ногаев и казанских биев, что их поддерживала Москва. И непосредственно поддержка шла через меня. В том числе усиление ойратов эффективной артиллерией, чего раньше у них не было. И они, в итоге, получили новые обширные земли. И второе, если ты ещё не знаешь, Василий, то среди ойратов всё больше ширится и укрепляется в их сознании, что я не просто большая ханум и Искандер-султан. Я, это реинкарнация легендарной монгольской принцессы Хутулун, правнучки Чингисхана, прямого потомка великого воителя. Сейчас они вылавливают потомков Чагатаид Дува и Чапара, тех, кто двести лет назад и убил подло Хутулун. И повторное подлое убийство принцессы, которую почитают практически все монголы, вызовет ярость у них. К тому же мои слова о том, кровь Чингизова ушла из этого мира, уже стоили жизни многим, так называемым Чингизидам. Их уже никто не считает потомками Чингисхана. А считают самозванцами. А во мне они видят именно прямого потомка Темучжина. Даже среди татар, особенно казанских биев и оставшихся ногаев тоже расходятся эти слухи. Я молчу про орду Урусобы, у которого уже почти пять тысяч конного войска. А он предан мне до мозга костей. Ведь я вернула его роду ханский бунчук. Теперь представил себе всю ситуацию?

— М-да, литвинам не позавидуешь. — Усмехнулся Василий.

— Это ещё не всё. Не забывай, любый мой, что с запада на Польшу давят имперцы. Максимилиан всё-таки взял Краков. Сейчас там активные боестолкновения приостановились. Сигизмунд начал торг с Максимилианом. И ему, как польско-литовскому королю, совершенно не нужна война ещё на три фронта. У него просто нет на это ни денег, ни войск. А если такое начнётся, как ты думаешь, Максимилиан долго будет думать и торговаться с Сигизмундом?

— Я думаю не долго. Так как большая часть польско-литовского войска просто разбежится. Бояре, князья и шляхта бросится защищать свои уделы и своё имущество, наплевав на всё. И Великая Польша просто упадёт Максимилиану в руки сама, как перезревший плод.

— Правильно, дорогой мой.

— Тогда я не совсем понял? Этот Собесски совсем идиот?

— А вот здесь и кроется обратная сторона этого дела, Василий. Я тебе говорила уже, что Ян привёл с собой наёмников, хорошо вооружённых. У них были даже мушкеты и аркебузы. Плюс у всех хороший доспех, мечи, сабли, арбалеты. Ещё пушки только не хватало. А ведь это стоит все очень дорого. А таких денег у Собесски просто нет. Он, как и большинство польской крикливой и заносчивой шляхты голодранец. В умственном плане довольно ограничен.

— Но кто-то же дал ему денег на всё это?

— Дал. И помог с наёмниками. Василий не упускай ещё одно. В Литве сейчас со стороны католиков начался натиск на православие. Задача польских и литовских католиков полностью уничтожить там православие. А самих православных обратить в католиков.

— А это как с твоим убийством связано?

— Да напрямую. Смотри после моего подлого убийства и разграбления казны, на этом месте находят мёртвого наёмника, у которого обнаружат письмо Яну от некоего литовского православного князя. Очень богатого. Тем самым выясняется, что именно он стоит за моим убийством. Дальше продолжать или сам, Великий Князь, догадаешься?

— Догадался. Имя этого магната становится известно всем. Поднимется вой. Сигизмунд, чтобы избежать войны со всеми своими соседями, вынужден будет выдать этого магната с головой. Хотя ты же сама православная?

— То, что я православная уже никого интересовать не будет. Ты прав, Василий. Он его выдаст. А всё его имущество, его земли, села, города и прочее будет отдано на делёжку другим и в первую очередь шляхте и магнатам католического вероисповедания. И даже ближайшие союзники этого князя, тоже из числа православных, не посмеют вмешаться. Тем более, сыграет здесь роль, что я сама православная. И натиск на нашу Церковь только усилиться.

— Но, подожди. Яну Собесски тогда самому пришлось бы держать ответ. Ведь отряд наёмников возглавлял он.

— Милый мой. Как я сказала, Ян ограниченный в плане стратегического мышления. Он рассчитывал поживится, потом сбежать в Польшу и там зажить богатой жизнью. Вот только никто ему не дал бы этого. Я уверена, его участь была решена заранее.

— Он должен был тоже умереть, как и большинство наёмников, перейди они границу Литвы? — Даже больше не спрашивая, а утверждая произнёс Василий.

— Совершенно точно. — Кивнула я мужу и привстав, наклонилась к нему, поцеловав его в губы. Он ответил. Потом отстранился.

— Вот же твари какие! — Зло выдохнул он. — Ну ничего, я разберусь с ними. Назови только кто? Кто истинный заказчик?

— Не спеши, Василий. — Я села назад на своё место. — Тут нужна тонкая игра. А отомстить, конечно, отомстим. Но не грубо вломившись туда, а с пользой для себя. Заодно можем получить союзников в Литве. Так сказать своё лобби, то есть сторонников.

— Так, Александра. Интересно. И как именно?

— Заказчик всего этого Николай Пац.

— Знаю его. Единственный наследник маршалка Великого Литовского Юрия Паца. После смерти отца унаследовал огромное состояние.

— Совершенно верно, Василий. При этом прожжённый интриган. Мало того, в этом году он получил от Максимилиана титул Имперского графа.

— Точно получил?

— Точно.

— А кого, как ты говоришь хотели подставить? Кого обвинить в твоей смерти?

— Корибут-Вишневецких. А именно. Михаила Васильевича Збаражского-Вишневецкого из богатого и знатного рода Збаражских. Первый князь Вишневецкий.

— О как! Знаю я его тоже. Он один из лидеров православия в Литве. Умно, умно, ничего не скажешь. Но князя не так легко и свалить. Он имеет очень сильное влияние. И очень сильную поддержку среди православных Литвы. От простых смердов и до православной литовской шляхты и православных магнатов Литвы. Ты говорила письмо подмётное?

— Да. Письмо это у меня. Оно было зашито у Яна в подкладе. В нужный момент, он должен был оставить его у одного из мёртвых наёмников.

— Так то, что письмо подмётное, это же могло вскрыться.

— Нет. Там стоит печать князя. И Фёдор Мстиславович сказал, что печать, похоже, настоящая. Как Пацу удалось её получить, пока не ясно. Либо, как Фёдор Мстиславович сказал, Николаю удалось изготовить точную копию княжеской печати. Так что обвинение было бы очень серьёзным. А учитывая письмо с печатью, доказательства убедительными. А свалив Вишневецкого, Пац и стоящие за ним католические священники и магнаты развязали бы себе руки окончательно.

— Что ты хочешь делать, Саша?

— Я хочу послать человека. Который тайно встретится с самим князем и убедит его приехать, опять же тайно сюда в Москву. Здесь с ним поговорить. Предъявить ему письмо. И дать послушать, что скажет Ян Собесски. Князь умный человек и сразу поймёт, что ему грозит. И не только ему, но и всей его семье. А у него сыновей четверо, так ведь, Василий?

— Да, всё верно, Саша. Но навряд ли он поедет в Москву.

— А ты дашь грамоту, где гарантируешь ему неприкосновенность. Как для проезда в Москву, так и обратно в Литву. А здесь будем разговаривать с ним. Опять же тайно. В Литве не должны узнать. Что князь посещал Москву. Я думаю склонить его к дружбе с Москвой и Венденом. И гарантировать не прикосновенность и дальнейшее существование Православной Церкви в Литве. И в случае чего, даже пообещать военную помощь. Вишневецкие могут стать противовесом католичеству. Литва и Польша всё больше сближаются. Их полное слияние надо предотвратить, так как Польша просто поглотит Великое Княжество Литовское. А нам, Василий, этого не надо. Вот пусть Вишневецкие со своими сторонниками и займутся этим. С нашей помощью, конечно. И в конце концов, я ещё не получила Полоцк. Сигизмунду я предъявлю нападение на меня с целью убийства и возобновлю боевые действия. Уже этой зимой. Я готовлю армию Ливонии к этому. Сигизмунду ничего не останется делать, как выдать мне Паца. И с его обширных владений заплатить мне репарации. А то, что моё убийство хотели спихнуть на Вишневецких, и начать против православных гонения, может расколоть всю Литву.

— Ты думаешь Сигизмунд пойдёт на это?

— А куда он денется? И Полоцк мне отдаст. Или я его от беру. Но тогда всё будет для него намного хуже. Тем более, мира с Русью нет. И ты тоже можешь ему претензию ультиматум выдвинуть. И имперцы никуда пока с польской земли не делись. И Краков у них. А ещё на юге начнётся движение татар. — Я довольно улыбнулась. — А если начнётся уже брожение в самой Литве… Понимаешь, Василий? Если Сигизмунд идиот, то он упрётся и получит войну со всеми своими соседями. А тебя, милый мой, появится очень хорошая возможность вернуть исторические русские земли во главе с Киевом назад в лоно Руси. Так что, Сигизмунд лучше отдаст малое, чем потеряет многое.

Василий смотрел на меня. Покачал головой.

— М-да, Сашенька. Вот оно изощрённое византийское коварство, во всей своей красе. Я же говорю, что моя матушка, как уж она не была в этом искушена, но с тобой точно не сравнится. Ты же из всего, даже из попытки убить тебя извлекаешь пользу. Прирастаешь землями, богатством и наносишь врагу урон.

— Да, вот такие мы, византийки. Ты же знал, кого в жёны берёшь?

— Знал, и ничуть не жалею.

Я встала в полный рост.

— Вась, давай я помою тебя, а потом ты меня. Посидим ещё в парилке, сполоснёмся.

Василий сидя в купели и глядя на меня снизу вверх, протянул руку и погладил меня по животу. Потом сместил руку на низ моего живота. Приблизил свою голову и стал целовать мне живот. Потом прижался к нему лицом. Я стала гладить его по голове.

— Ну так что, великий Государь? И, Вась, у нас ещё вся ночь впереди.

Василий тоже поднялся на ноги.

— Давай. Сначала ты меня, потом я тебя…