Александра. Большая игра. (книга вторая)

Глава 4

О, как страшно смерть встречать

На постели господином,

Ждать конца под балхадином

И всечасно умирать!

О, как страшно смерть встречать

На постели господином!

То ли дело средь мечей:

Там о славе лишь мечтаешь,

Смерти в когти попадаешь,

И не думая о ней!

То ли дело средь мечей:

Там о славе лишь мечтаешь!

Денис Давыдов…

Великое Княжество Литовское. Город Ковно. Конец октября 1514 года от Рождества Христова.

Рассматривала стены и бастионы Ковно в подзорную трубу. Хорошо город укреплён. Но это ничего не значило. Он всё равно будет взят, и мне без разницы, что там думают в ставке Великого князя Литовского или в самом городе. Впрочем, о чём думали в королевской резиденции в Кракове я и так догадывалась. У Сигизмунда, Великого Князя Литовского и короля Польского сейчас забот было по горло и без Ковно. Тем более, что его новые правила военной обороны государства, принятые два года назад, а именно в 1512 году, касались исключительно Польши, но не Литвы. Литва в данном случае была как бы сама по себе. И в первую очередь Сигизмунд кинулся оборонять именно польские земли. После разгрома и пленения Анны Радзивилл и двух её сыновей, польско-имперскую границу перешли войска императора Максимилиана. Из Силезии удар был нанесён по широкому фронту, чему я очень сильно удивилась. Отряды имперских князей заняли Познань, Калиш, Серадз. Угроза нависла над самой столицей Польши, Краковым. Из Познани силы, непосредственно императора, нацелились на Гнездо, древнюю и первую столицу Польского королевства. Таким образом, Максимилиан грозил отрезать от Польши довольно большой кусок северо-западной Польши. Сигизмунд объявил посполитое рушение, то есть всеобщую мобилизацию. Юг Литвы продолжали ударными темпами грабить отряды татар, калмыков и казаков, при поддержке артиллерии Корпуса. Тем более, батюшка Фёдор Мстиславович, получив первую партию полона, подсуетился и моментально, на свои деньги организовал подвоз Давыдову боеприпасов — пороха, ядер, бомб. Ленке весь мозг выел, но аккуратно. Поглаживая невестку по руке и рассказывая, при непосредственной поддержке Евпраксии Гордеевны, какое доброе дело делают выпускники Корпуса на землях поганых литвин, во славу Москвы. И как семья, мощно приподнялась на этом, это просто праздник какой-то для бояр Вяземских, а значит и для самой Елены. Ибо скоро она должна была разродится ещё одним бояричем или боярышней Вяземской. Самое, что смешное, так некоторое бояре, видя такое дело у Вяземского, быстро организовали вскладчину, что-то типа компании по снабжению экспедиционного контингента. Фразу: «Экспедиционный контингент» выдала Ленка. Звучало не совсем понятно, но впечатлительно. Конечно, бояре, чухнув на какую золотую жилу сел старший Вяземский, тоже захотели поучаствовать. Самое главное, сами свой людской ресурс, не тратили. Только бабки плати и получай с этого тройной гешефт. Кто от этого откажется? Так что, лейтенант Давыдов в боеприпасах, в отличии от меня, вообще не нуждался. Когда мне прислали почту, отчёты дядьки Евсея по Корпусу в Москве, письма папана и мамани, письмо от Ленки и детальный доклад лейтенанта Давыдова, я чуть с походного стула не свалилась. Вот ничего себе! Я значит, тут испытываю, понимаешь, снарядный голод, а они всё туда, на юг шлют! А вообще, я рассчитывала на гораздо меньшее, в плане добычи и полона с Литвы силами татар, калмыков и казаков. По сути, к концу октября 1514 года, Вяземские вышли не только в высшую лигу, они и так были родовитыми, тоже, блин, Рюриковичи, чёрт знает в каком поколении, но и крупнейшие магнаты- землевладельцы. И дело было не в самой земле, хотя батюшка Фёдор Мстиславович, по тихому, себе ещё земли прирезал в Диком поле за Доном. Всё же в степи стало спокойнее. Ногаев покрошили изрядно, что они сами ломились куда только можно, чтобы остаться в живых. Крымчаки не ходили в набег. Там особо не довольных два деятеля вырезали под ноль, поделив Крым между собой, Мансуры и Ширины. А этих я держала на коротком поводке. А земля в Диком поле была богатая. Поэтому поток полона шёл не переставая. И не только с Литвы и Польши, но и из Европы. Агенты Ульриха продолжали шариться по Европе, скупая всех подряд — сирот, проституток и воровок, приговорённых к истязаниям и смерти. Платили хорошо, поэтому женщин забирали без последствий физического уродования. Скупали и мужчин, мальчиков и юношей. Для многих в Европе это было спасением. Их привозили на свободные земли, давали подъемные. Давали строительный материал. А дальше будь добр, расплатись. И люди оседали, работали. Вчерашние нищенки, побирушки, проститутки, воровки становились матронами семейств. Воры, душегубы, мошенники, тоже становились главами добропорядочных семейств. Пахали землю, ковали железо, делали посуду и прочее, прочее, прочее. По другому было нельзя. На порубежье в бюрильки не играли. Не умеешь, научим, не хочешь — заставим. Здесь действовал закон кнута и пряника. Вяземские сильно не нянчились ни с кем. Действовали очень жёстко. И имели очень хороший выхлоп. Поэтому и вышли в высшую лигу, что их земли, в отличии от большинства остального боярства были заселены гуще. Земли то на Руси всегда было много. А вот народа, раз-два и обчёлся. Но набрать народ, это полдела. Даже дать ему землю. А сколько его умирала от болезней, голода и насилия⁈ Много. Но, Вяземских это касалось в меньшей степени. Так как Дарёнка, по моему поручению, сразу стала создавать целую сеть лечебниц на землях Вяземских. Я ещё тогда перед тем, как, уехать, разговаривала со Фёдором Мстиславовичем. Убедила его, что это надо делать. Надо заботиться о своих людях. Он согласился, правда посчитал это блажью. Но согласился. Теперь Дарёна имела высокий статус. Ездила с охраной, которую возглавлял её супруг. Да, она вышла замуж. Проверяла, как и что делается в плане санитарного и эпидемиологического контроля. Это я ей такое написала. Плюс на ней был мой Московский госпиталь и другие лечебницы. Постепенно Дарёну в Москве стали уважать. А как не уважать, если что прихватит, то ехали к ней и простые, и дворяне с боярами. Плюс у неё охрана из людей боярина Вяземского и Корпуса. Да даже сам Великий Государь ей благоволил. Я то пока была далеко.

Но это на Руси. А здесь… Безобразие. Вот чего я не ожидала, от императора, но такой подляны. Дядюшка Макс из Померании выдвинул небольшие отряды ландскнехтов на земли, которые совсем недавно принадлежали Тевтонскому Ордену и были переданы полякам во второй половине прошлого века. Имперские отряды заняли города Оливу, Данциг и подошли к Мариенбургу. А вот это уже не понравилось мне. Ибо я считала, что это всё моё. Эти города не оказали какого-либо серьёзного сопротивления императору. Ещё когда подходила к Россиенам от Митавы, возвратившись, чтобы доделать начатое, прискакал гонец и сообщил неприятные для меня вести. Я тут же отправила гонца к Максимилиану с культурным предложением передать всё балтийское побережье Польши с захваченными городами мне. Ибо так будет справедливо. Ответа пока не было. На этот раз я шла с пополненными запасами пороха, бомб, ядер. Ко мне всё же сумели пробиться обозы из Москвы и Вендена. Часть своего войска я отправила в Ливонию. Это в основном было ополчение из городов. Им на смену подошли вновь сформированные отряды ландскнехтов и охочих людей из Руси. А вот ополчение, которое привели ландсгерры, эти решили идти со мной до упора. Бароны знали, что я хочу присоединить к короне новые земли. Вот они и жаждали, поправить своё материальное состояние, заодно вдруг получиться ещё землей разжиться? А то, что там кто-то уже владеет землями, крестьянами, бояре там литовские и польские, шляхта и прочие, так этих можно и по тихому прирезать. Ведь их же тоже те же литвины и поляки хотели под нож пустить. Так что стесняться нечего. Я ничего по этому поводу не говорила. А почему бы и нет, особенно если убрать особо ярых почитателей польских и литовских вольностей? Мне такая безбашенная и гонористая шляхта была без надобности. Толи дело немцы! У этих один сплошной орднунг. Этим вольности на хрен. У них дисциплина. Ведь не даром из тех же тевтонов, в последствии, и сформировался знаменитый прусский дух. Вот пусть этот прусский дух, напополам с русским у меня в Ливонии и формируется. Жёсткий коктейль может получиться. Вот взять того же Клауса, главного спеца по мортирам. Шибко ему мои мортиры понравились. Он даже одну из них и назвал именем своей жены — «Марта». Ему сказано уничтожить тот или иной бастион или каждая бомба должна чётко лечь в ту или иную баталию пехоты. Всё. Вопросов больше нет. Берёт под козырёк: «Яволь, моя Королева!» А дальше только и слышно: «Ахтунг! Шнеля, швайн! Прицел пять, трубка пятьсот. Фойер!» И трындец. Башни разлетаются кусками камня и кирпича. Баталии разваливаются от взрывов внутри коробочки. Или тот же Георг фон Фрунсберг. Команда дана, он так же — под козырёк и погнал выполнять. Все жестко, четко и без эмоций, как хорошо отлаженный механизм. Вообще я заметила, что не все ещё немцы такие педанты. Они пока разные. Как раз больше орднунга именно в землях бывших рыцарских Орденов. Тевтоны, ливонцы. А остальные пока шалтай-болтай. Те, кто ближе к французам, такие же разболтанные, павлиньи хвосты. Для этих понты важнее жажды. Это потом Бисмарк их построит железной прусской дисциплиной и палкой капрала. А сейчас, кто во что горазд. Как таковой немецкой нации, единой ещё нет. Она только начинает формироваться. Они себя ещё не ощущают частью единого народа. Каждый сам по себе. Баварцы отдельно. Лотарингские немцы — отдельно. Саксонцы отдельно. Силезия, Померания отдельно. Каждый крутой петух в своём огороде. Одних только самостоятельных владетельных князей, герцогов, курфюрстов, которые приехали ко мне в Венден на коронацию было, как блох на помойном псе. Вот вроде есть Священная Римская империя германской нации, во главе с дядюшкой Максимилианом. Но аморфная она какая-то, неустойчивая. Там каждый тянет одеяло на себя. Плюс сраные имперские князья, которые хотят — подтверждают право того или иного индивида на имперский престол, хотят — не подтверждают. Да ещё свои армии имеют и права качают. На хрен их с их вольностями и привилегиями. У меня для них привилегия будет одна — служить беззаветно короне. Сказали: «Ахтунг», всё, моментально взяли под козырёк, стоя по стойке смирно и никаких гвоздей и выяснения хочет кто-то, что-то или не хочет. Есть понятие «Надо» и слова: «Слушаюсь моя королева. Будет исполнено!» Остальное всё от лукавого. За это им плюшки будут. Но как только кадык дёрнется в сторону вольностей или ещё какого дерьма, так сразу секир-башка. Но пока я этого не озвучивала. Ничего, всё ещё впереди. И нормальная империя впереди.

— Иоганн! — Позвала Ландмаршала. — В Ковно послали парламентёра? Только не нашего, местного?

— Да, Ваше Величество. Ждём ответ. Послали местного.

Вскоре гонец вернулся. Смотрел на меня испуганно.

— Говори.

— Они отказались.

— Отказали сдать город?

— Да, Госпожа.

— И всё? Больше ничего не сказали?

— Нет, Госпожа.

— Ничего больше точно мне не передавали? Например, поругать меня? Если говорили что, то ты скажи мне об этом. Обещаю, тебя за срамные, похабные слова никто не накажет и тебе ничего не будет.

— Они ничего больше не сказали. Только то, что город сдавать отказываются. Это всё, Госпожа.

— Однако! Это делает войту Ковно честь.

— Войта с магистратом имать, Матушка? — Спросил деловито Богдан. Я усмехнулась.

— Имать.

— Матушка, ключ в зубах, как обычно? — Поинтересовался опять Богдан.

— Да, Богдаша, ключ в зубах. Не в заднице же… Хотя это было бы интересным. — Я опять засмеялась.

— Да нам то что? Мы можем его притащить и с ключом в заднице. Это как повелишь, Матушка.

— Нет, Богдаша, ключи в заднице, это перебор. Кто потом отмывать их будет от дерьма войта?

— Кто-нибудь из его подручных. О, я знаю, комендант города.

— Коменданта ты ещё в полон захвати. Но всё равно. Держать в руках ключ от города, который побывал в чьей-то заднице, это не эстетично. Так что обойдемся слюнями и соплями войта. Хотя, если сам захочет мне отдать ключ, то пусть принесёт в руках. И их женщин всех взять и привести ко мне. Это мая воля. Всё господа рыцари и воители. — Я оглянулась, потом крикнула. — Ваня, Васильчиков!

Он вынырнул, казалось из неоткуда. Хотя почему из неоткуда. Мой лейтенант ошивался всегда, когда была свободная минутка возле итальянской княжны. Ванечка влюбился и влюбился сильно. И это хорошо. Паула была настоящая прелесть. Юна, красива, дерзкая и эмоциональная. Впрочем, удивляться не стоит. В ней бурлила южная кровь, кровь Италии. И самое главное, Ваня ей тоже нравился. Очень красивая они были пара. Высокий статный парень, кровь с молоком и юная итальянская княжна, черноброва и черноока. Гибкая, как молодая ветвь винограда.

— Я, Матушка! — Он вытянулся по стойке смирно.

— Лейтенант, артиллерия готова к штурму? Город должен быть взят к вечеру.

— Готова, Матушка Государыня. Орудия установлены на исходных позициях. Редуты подготовлены. Даже если супостаты предпримут вылазку из города, их ждёт кровавая каша.

— Молодец, лейтенант. Где твой зам, Клаус?

Он повернулся и крикнул.

— Сержант Клаус, ко мне.

Прибежал главный над мортирами. Тоже вытянулся по стойке смирно. Клаус, как и Ваня был в форме Корпуса.

— Клаус, твои мортиры готовы?

— Готовы, моя королева. Ждём приказа.

— Это хорошо. Так вот, слушайте, глава города Ковно и его подручные отказались сдавать Ковно, как в своё время магистрат Браславля. Всё повторяется. Литвины не выучили урок и Браславль не пошёл им впрок. Это плохо. Будем учить их дальше.

— Как они оскорбили тебя, Матушка? — Спросил Ваня. Клаус молчал, но тоже смотрел на меня вопросительно.

— Никак не оскорбили. В том-то всё и дело. Просто отказались сдать мне мой город. А это сродни воровству, удерживать у себя то, что принадлежит Ливонской короне. — Я увидела, как сузились глаза лейтенанта. Клаус вроде бы оставался спокойным, но на его скулах заиграли желваки. — И пусть вся армия это знает, что их королеву пытаются обокрасть. А значит обокрасть и их. — Повернулась к Платеру. — Иоганн, позаботься, чтобы казну города вывезли сюда ко мне, до того, как начнутся массовые грабежи и бесчинства. Хорошо?

— Конечно, Ваше Величество.

— Ну что же, тогда начали. И помните, господа до захода солнца, город должен быть взят.

Вскоре услышала зычные команды:

— Achtung! Прицел пять, трубка пятьсот… Feuer! — И грохот мортиры…

Королевство Польское. Данциг. Конец октября 1514 года от Рождества Христова.

— Георг, друг мой, Королева Александра прислала мне послание. Почитай его. Очень интересно. — Сказал император Максимилиан, передавая свиток Георгу Альбертину. Герцогу Саксонии и маркграфу Мейсена. Тот взял послание, прочитал. Отложил и тяжко вздохнул.

— Максимилиан, я же предупреждал тебя. Не надо было сюда лезть.

— Ты хочешь сказать, что я должен всё это отдать?

— Именно, мой Император. Отдать. Александра изначально нацелилась на это. И она не остановится, пока не получит всё Балтийское побережье, как Тевтонского Ордена, так и Мазовии. Ты не хочешь уступить? Тогда готовься к войне в ней. А я тебя предупреждал, что не надо с Александрой воевать, проиграешь.

— Ты уверен, что я проиграю?

— Уверен. И избавь меня от командования теми войсками, которые ты двинешь против Александры. Я не хочу в этом участвовать. Я уезжаю в Мейсен. Больше мне здесь делать нечего.

— Георг, подожди. Что значит ты уезжаешь в Мейсен? Я тебя не отпускал.

— Максимилиан. Мы же друзья с тобой, с самого начала. Я всегда тебя поддерживал. Всегда стоял за тебя. Но сейчас ты делаешь ошибку. Отдай Александре то, что ей принадлежит. И в войне с Ливонией я участия принимать не буду. Извини.

— Почему ты думаешь, что Ливонская королева начнёт со мной войну?

— Я не считаю, я знаю. Война будет, и ты проиграешь в ней. И я не хочу в этом позоре участвовать. Поверь, Максимилиан. Отдай ей все захваченные тобой приморские города Мазовии и Тевтонского Ордена. Это будет самое твое лучшее решение, мой Император. Она нацелена на эти города и не отступится. И она их получит. Вопрос только в том, она только их получит или прихватит ещё и часть твоих балтийских городов и портов, в случае начала войны? Её армия очень мобильна, передвигается с большой скоростью. Чего нет в других армиях Европы. Они как саранча. Налетают, и всё. Города и земли нет.

— Георг. Ты уверен, что мне, на самом деле, надо всё отдать?

— Уверен. Тем более, отдавать будешь чужое, а не своё. Воспользуйся лучше тем, что пока литвины и поляки заняты кочевниками и ливонцами, забрать у Польши западные её земли. Вот это будет правильно. А если ты сцепишься в ливонцами. Поляки получат передышку, перегруппируются и нападут уже на земли империи.

— Извини, Георг, но кто же отдаёт добровольно завоёванное? Эти города мне самому нужны.

— Максимилиан. Один раз ты уже попытался с ней воевать. Что вышло? А ведь тогда у неё и войск меньше было и артиллерии. Сейчас всё будет по-другому. Намного кровавее и дороже. Но тебе виднее. У нас ты Император…

Великое Княжество Литовское. Город Ковно. Конец октября 1514 года от Рождества Христова.

Вот что значит немецкий орднунг и русская бесшабашность. К вечеру два бастиона и часть стены Ковно были разрушены. Артиллерия начала обстрел прилегающих к проломам оборонительных укреплений города шрапнелью. На заходе солнца к проломам двинулись штурмовые отряды.

У меня в полевом госпитале было всё готово. Но раненых пока ещё не было. Посмотрела на Богдана. Палатин принял форму вопросительного знака, но молчал. Я усмехнулась. Знала, что они хотят, волчата мои.

— Что, Богдаша, хочешь в город?

— Матушка, ну а как ещё? Кто тебе войта притащит с остальным магистратом?

— А что, мне некому их притащить?

Богдан недовольно засопел.

— Матушка, так это наша привилегия. С Браславля ещё. Не позорь палатинов своих.

— Не надо мне здесь землю ногой рыть. Привилегия у них. Сейчас ввяжитесь в кровавую мясорубку там. А вы мне живые нужны. В Браславле, хорошо бронь у Ильи выдержала. Я уже одного палатина своего потеряла. Не понимаешь, Богдаша? Чего насупился?

— Степа погиб, защищая тебя и Цесаревну Елену. То слава ему во век. Помним мы о нём и никогда не забудем. А с Браславлем я уже разобрался. Илья с тобой останется.

— Чего это я останусь? — Тут же возмутился Илья.

— А то и останешься. Я старший над палатинами. Так Матушка повелела. Поэтому молчи и выполняй, что я скажу!

Илья растерянно посмотрел на меня.

— Матушка?

— Извини, Илюша, но Богдан прав. Я его старшим над вами поставила. И в его приказы не вмешиваюсь. Он мне за каждого из вас ответ держит.

Богдан злорадно посмотрел на Илью.

— Вот и останешься здесь, рядом с Матушкой. В следующий раз будешь знать, как под алебарду подставляться.

— Не ругайтесь. — Посмотрела на Илью. — Илюша, если с тобой, что случится, что я Насте скажу?

Остальные палатины начали скалится. Кроме Айно. Этот, как обычно смотрел спокойно на Илью. Айно был ярко выраженным флегматиком. Всегда, при любой ситуации оставался спокойным, как стадо мамонтов. Казалось бы, даже медлительным. Но это была обманчивая видимость. Айно был стремительным в действии, опасно смертельным. Вот и сейчас он взирал на Илью со спокойным выражением лица. Илья бросил на него взгляд. Айно кивнул ему.

— Хотя бы один из палатинов должен всегда находиться рядом с Матушкой. — Спокойно сказал он. Илья ничего не ответил.

— Ну так что, Матушка, мы поехали? За войтом? — Спросил меня Богдан.

— Успеете. Немного обождёте. Сейчас штурмовики только вошли в пролом. Когда подойдут к городской ратуше, тогда и пойдёте. И не надо ввязываться в уличные бои, понятно, Богдан?

— Понятно, Матушка.

— Свободны. Проверь, всё ли у палатинов в порядке. Бронь, оружие…

— Всё у них в порядке. — Удивлённо посмотрел на меня старший из палатинов.

— А ты ещё раз проверь. Построй их и проверь. А то смотрю вольница у вас. Кто во что горазд. У Никиши под формой кольчуги нет. А ты говоришь, что всё нормально. Никиша иди сюда.

Никифор подошёл. Виновато опустил глаза. Я расстегнула на нём китель.

— Это что такое? Ты так в город собрался? На прогулку что ли? Богдан? — Взглянула недовольно на старшего.

— Никиша⁇!! — Богдан покраснел.

— Я бы надел. Я хотел надеть… — Попытался отговорится палатин, хранитель моей короны.

— Всё. Свободны. — Остановила я Никифора. Они все вышли из моего шатра сопровождаемые смешками и колкостями сержант-дам. Все три княжны ехидно смотрели парням вслед. Я достала из шкатулки, в которой хранила письма, послание Елены. Решила перечитать его ещё раз. Безбашенная Ленка, за словом в карман не полезет. Сколько здесь уже живём, а у неё до сих пор никакого пиетета к высокородным. Ей вообще наплевать, кто перед ней, смерд или высокородный вельможа. Как сморозит что-нибудь, так хоть стой, что падай.

«Здравствуй, Сань. Как ты там? Соскучилась по тебе, по нашим посиделкам. У меня уже живот обозначился не слабо. Папан довольный ходит, как и маманя. Про Ваську вообще молчу. Достали меня, Лена курочку съешь, кваску попей. Полежи, отдохни. Блядь, (зачёркнуто) иногда не знаю куда сбежать. Хорошо отдушина есть, мои мастерские. Хотя там уже не мастерские. Великий Князь ещё земли прирезал. Расширяемся. Маркус, сволочь, спирт гонит, в ущерб производства взрывчатки. Иногда палкой его гоняю. Но соображает, сволочь такая. Тут недавно с ним, так сказать дискуссию устроили. Это по поводу теории горения. Выяснял, почему шимоза более взрывоопасна, чем тротил. Предложил в тротил спирта добавлять. Я не могу с него. Клоун фламандский. Кстати, Маркус новые духи сделал. Очень даже, скажу я тебе. Мне нравится их запах. Чем-то на 'Шанель № 5» похож. Спросила у него, он случайно не племянник Коко Шанели? Так он начал выяснять какую Коко я имела ввиду? Начал перечислять их. Трындец, одним словом. А ещё кобель он изрядный. Нет, ко мне не лезет, но тут к одной купчихе зачастил. Хоть она и вдова, но молодая, тридцати нет. Выдали её замуж девчонкой ещё. муж лет на пятнадцать старше её был, да сгинул на Балтике. Пираты его корабль с товаром взяли. А самого грохнули. Это потом Рукавишников твой сказал. Так вот, Маркус где-то мандолу стащил, не знаю где, может в Литовской слободе. Одним словом, пришёл он к её терему, начал серенаду петь о большой любви. А тут три её старших брата с дубьём вышли. Гнали они его через половину Москвы. Там полгорода ржало над ним. Братьев купчихи только караул Корпуса остановил. Я потом Маркусу примочки ставила. Жалко если бы его забили там, как пса помойного. Но урок он получил. К нам потом сам Великий Князь приезжал, справлялся насчёт взрывчатки для бомб. Так вот он сказал мне и папану нашему, что братья купчихи челобитную ему написали, что опозорил Маркус сестру ихнюю. Дитё у неё будет. Не порядок это. А сам, Василий то твой, усмехается. Спросил, что делать будем? А что делать, ясен пень, папан сказал, что раз так, то оженить надо фламандца нашего. Маркус конечно, жениться не хочет, но куда он денется с подводной лодки. Короче, свадьба уже назначена. Жалко, что тебя не будет. Или, Сань, может плюнешь на всё, приедешь? А то всё воюешь и воюешь. Когда навоюешься? Ты же женщина. Славушка по тебе скучает. Дашенька. Славка с Андрейкой почти совсем перебрались в Кремль. С Дашкой всё время. Сам Великий Князь их забрал. Маманя стала больше в Кремле бывать. Вместе с внуками. Но Корпус не забывает. Всё проверяет. Продукты сама смотрит какие привозят. Сукно и всё остальное. Спуску никому не даёт. Да и Фёдор Мстиславович, свёкр наш с тобой тоже всё в делах. Тут недавно Маркус трактат написал по теории горения. Дал мне прочитать. Вообще он талант, всё по делу написано, хорошо мои уроки усвоил. Я прочитала, послала посыльного в твою канцелярию при Корпусе. Велела принести мне штампы. Поставила на трактат два штампа: «Совершенно секретно» и «Для служебного пользования». Маркус как штампы увидел, сразу погрустнел. А папан посмотрев, одобрил: «Молодец, дочка. Нечего басурманам такое знать!» Потом Маркуса сводил в свои застенки, показал дыбу. Маркус всё осознал.

Сань, скоро зима. На коньки так хочется встать, но куда я с пузом? Не дадут ведь. А у тебя как? Видно уже? Сань два месяца как ни как. Тебе приезжать надо срочно. Кстати, Великий Князь на Орше стоит. Второй месяц уже. Но в Москву наезжает. Спрашивал меня, пишу ли тебе и пишешь ли ты мне? Я заверила его, что любишь ты его. Довольный был, только грустный. Я вообще удивляюсь, как ты могла его окрутить? Его же все боятся. Стоит ему только на кого зыркнуть недовольно, как бедолага бледнеть начинает и чуть ли не в штаны ссаться. А ты с ним даже ругаешься. Нет, он мужчина, конечно, симпатичный, брутальный такой. Но вот его взгляд, любого как бетонной плитой придавит, а ведь тебе ничего не говорит. Видела, как он в один из приездов, с детьми общается. Славку с Андреем учил как правильно держать саблю. Дашка тут же с ними сидела на ковре. Соску сосала и смотрела то на отца, то на мальчишек. К нянькам не идёт ни в какую. Та ещё коза вредная. Маман рассказывала, как мальчишки на руках её носят. Умора. Сами от горшка два вершка, но туда же. А она, вцепится в Славку или в Андрея и всё. Только какая из нянек попытается её забрать, соску выплевывает, кричать начинает и ручками своими машет, мол уходи отсюда.

Сань, приезжай. Пора тебе уже. Соскучились мы все по тебе. Твоя несносная Ленка. Целую тебя и обнимаю. 10.10.1514 года. Подпись'

Сложила свиток. Некоторое время сидела закрыв глаза. Словно наяву видела Ленку с животом, свекровь, свёкра. Василия, Великого Князя, как он учит мальчишек держать оружие. Дашеньку. Мальчишек. Даже не заметила, как слеза побежала у меня по щеке.

— Матушка-Государыня, что-то случилось? — Услышала Ксюшу. Открыла глаза и посмотрела на своих сержант-дам. Они все три и плюс Фрося смотрели на меня тревожно.

— Нет, Ксюша. Ничего не случилось.

— Почему плачешь тогда? — Это уже Агнешка задала вопрос.

— Письмо сестры читала. Соскучилась я по детям. По сыну, по племяннику, по дочке… По Дашеньке, Великой Княжне. По свёкру со свекровью. По сестре Елене… По Василию. Увидеть их всех хочу. Обнять.

— Тогда может прекратить поход? Домой вернуться? — Спросила Ксения.

— Нет. Поход закончится тогда, когда я достигну всех своих целей. Иначе не стоило и начинать.

Достала письмо Великого Князя. Развернула его. Я читала его раньше, но не удержалась, чтобы прочитать опять. Василий писал по новой азбуке, которой мы его учили с Еленой. С ошибками, конечно, но всё же.

'Здравствуй, Сашенька. Как ты себя чувствуешь? Все мысли о тебе. Как дитё, что носишь в себе? Умоляю тебя и заклинаю, побереги себя, Сашенька. Ты обещала мне наследника. Я жду и надеюсь. И поторопись, нам венчаться нужно. Митрополит дознался о том, что ты не праздна. Постоянно головой качает, когда с ним вдвоём остаёмся. Пеняет мне, что не удержался я. А как я мог удержаться, если люба ты мне больше всего на свете. Да ещё сама меня обнимаешь. Знаю, грех это. Только вот язык не поворачивается назвать любовь нашу блудом. Ибо от сердца это идёт, а не от похоти тела. Очень жду тебя.

Войско стоит на Орше. Реку не переходим. Литвины и ляхи тоже стоят на Орше, напротив нас. И тоже реку не переходят. У нас, как ты и говорила ни войны, ни мира. Но силы на Орше Сигизмунд держит изрядные. Скованные они тут. На юг к Киеву уйти не могут и на Северо-Запад против тебя. Тут ко мне посольство отправляли. Спрашивали, что я тут делаю и что намерен делать? Ответил им, что охраняю рубежи Руси, коей я властитель. И на земли исконно русские пришёл, а не на литовские или польские. Попытались спорить, что якобы земли эти уже более ста лет Литве принадлежат. Посмеялся я. Сказал, что такое сто лет или двести, когда Русь больше, чем восемь столетий стоит. И всё это города русские, православные. Смоленск, что недавно вернулся под длань русскую. Полоцк, Вязьма, Козельск, Воротынск, Брянск, Чернигов, Киев, наконец, что есть матерь городов русских, а не литовских или польских. Ты бы видела глаза посольских, когда я русские города перечислять начал, что захвачены Литвой. Они решили, что я собрался воевать их, вплоть до Киева. А тут, давеча, вести пришли ко мне. Император немецкий, Максимилиан, войско своё на Польшу двинул. Вот я и хочу посоветоваться с тобой. Стоит ли мне сейчас на самом деле войну начинать? До Киева дойти? Забрать назад наши исконные русские, православные земли, что заповедованы нам равноапостольным князем Владимиром Красно Солнышко. Великими князьями Ярославом Мудрым и Владимиром Мономахом. Больно момент хороший. У Максимилиана войско великое собралось. Так что есть возможность Литву то разорвать.

Сестрицу твою вижу, когда от войска в Москву наезжаю. Земли ей ещё выделил под её мастерские. Пушкарские избы расширил. Сейчас пушек больше лить стали. Да быстро так. Фрязин то мне обсказал, что ты придумала формы, которые не на один раз делаются под ту или иную пушку, а потом разрушаются. Твои формы можно применять много раз. И что пушки в них получаются одинаковые. И слова то такие басурманские ввернул, унификация, стандартизация. Язык сломаешь говорить. На Маркуса, басурманина твоего, челобитную купцы московские написали. Сестрицу он их вдовую опозорил. Повелел я жениться ему на ней. Нечего тут у нас блуд устраивать. Как думаешь, правильно сделал? Елена то, сестрица твоя его, сказывают мне, палкой гоняет. Но заступается за него. Говорит шибко головастый. Это хорошо, что головастый. Он огненное зелье, что вы с Еленой зовёте взрывчаткой, делает. Вот пусть и делает. Жду ответа от тебя, душа моя. И скорой встречи. Василий, Великий Князь и Государь всея Руси'.

Читала его и улыбалась. Потом читала вновь письма от свёкра, Фёдора Мстиславовича. От свекрови, Евпраксии Гордеевны. Позвала писаря. Взяла у него листы и чернила с пером. Писала ответы всем. Елене написала, свёкрам, каждому в отдельности, начальнику Московского Корпуса. И конечно написала Великому Князю:

'Здравствуй, любимый мой, Великий Князь Московский и Государь всея Руси, Василий Иоанович. Чувствую я себя хорошо. Хорошо питаюсь. За этим особо смотрят Фрося и все остальные. Берегу себя, тепло одеваюсь чтобы не застудится. Очень скучаю по детям, по сыну, по дочке Дашеньке. Хочется на руки её взять, целовать её всю, от макушки до пяточек. И по тебе тоже тоскую. По глазам твоим, по губам, по рукам твоим сильным. Очень хочу обнять тебя и прижаться к тебе. С дитём нашим тоже всё хорошо. Растёт он во мне. Живот стал обозначаться. Скоро скрывать будет трудно. Чувствую, сын крупный родиться, весь в своего отца. Я постараюсь закончить все дела как можно быстрее. Время торопит меня.

Василий, я знаю, что соблазн велик, пойти сейчас на Литву и вырвать у неё кусок исторических русских земель. Но ты не спеши. Рано ещё, мой Государь. Тем более, ты сам мне пишешь, и шпионы мне мои докладывают, что против тебя Литва и ляхи выставили довольно большое войско. Если сейчас попробуешь начать активные боевые действия, тебе придётся перейти Оршу и вступить с литвинами в лобовую схватку. А они изготовились. Это значит будет большая кровь и много воинов своих потеряешь. И ещё неизвестно, чем это всё обернётся. Прошу тебя, Василий, не надо. Русь ещё пока недостаточно сильна и недостаточно окрепла. Дай державе своей хотя бы пять спокойных лет. Пять лет мира и стабильности. И мне тоже нужны эти пять лет мира в Ливонии. Мне многое там нужно сделать. И тогда ты получишь на западе Руси мощный форпост. Сейчас тебе воевать надо не с Литвой и Польшей. Это никуда от тебя не убежит. Сейчас тебе надо начать наступать на юг, на земли Дикого поля. Наступать постепенно. Основывать там новые города, закладывать крепости и остроги. Ногаи разбиты. Казанцы тоже обескровлены. Сосредоточь свои усилия на Казани. Казань, это ключ к Хвалынскому морю. А это выход к персам. Они нам нужны. Очень нужны. Османы перекрыли традиционные торговые пути с запада на восток и обратно. Вот мы и получим эти пути, через Русь на восток к персам, в Китай и Индию. И Европа никуда не денется, но будет вынуждена платить тебе за восточные товары или платить за возможность пройти этим новым шёлковым путём. Так же тебе надо одновременно с натиском на юг, начать натиск на восток. Каменный пояс или ещё его по другому зовут Урал, это кладовая настоящих сокровищ. Об этом я уже говорила тебе. заодно решишь вопрос с сибирским ханством. Его нужно уничтожить. Казаки и калмыки тебе в этом помогут. Я знаю, что Строгоновы уже начали наступление на Урал. Но у них пока мало сил. Помоги им. А запад пока подождёт. Исторические и исконно русские земли и города никуда не денутся. Они словно плод, должны созреть для того, чтобы самим упасть тебе в руки. И тебе останется только подставить свои широкие ладони, чтобы поймать этот плод. А я тебе помогу. Потрясу это дерево в нужный момент. Главное не дать полякам завладеть югом Литовского княжества и Киевом в том числе. А они уже облизываются на эти земли.

Сейчас в Европе идут бесконечные войны, все против всех. Но скоро Европа заполыхает особо сильно. Католичество трещит по швам. Появились новые пророки, которые ратуют за реформацию церкви. В Европе много безземельных дворян. Им нужна земля, а свободной земли здесь нет. Она давно уже вся поделена. И много этой земли у католической церкви. Вот эту землю и хотят забрать. А для этого церковь нужно реформировать. Очень многие к этому склоняются. Ситуация всё больше накаляется. Это словно сидеть на пороховой бочке, у которой подожгли фитиль. Скоро сойдутся в жесточайшей бойне сторонники реформации и католики. Начнут резать друг друга, как зверье. Крови будет очень много. И мне надо любой ценой избежать этого в Ливонии. Если я смогу этого избежать, тогда наш с тобой час пробьёт. Руси реформация не грозит, так как Русь православная. Но ты очень внимательно отслеживай ситуацию. Я думаю, Митрополит знает многое. Если такие пророки будут появляться на Руси, хватать их сразу и уничтожать. Зачищать заразу сразу огнём и железом. А вот в Европе пусть они друг друга режут. Для нас это будет наоборот, очень хорошо.

Сегодня мои солдаты ворвались в Ковно. Город мой. Таким образом, я установила новую границу Ливонского королевства, Невель — Полоцк — Браславль — Вилкомир — Ковно. Невель с Полоцком правда ещё не взяты. Но я решу этот вопрос. Анна Радзивилл попала ко мне в полон вместе со своим выводком. Оба княжича у меня. В качестве наказания я заберу у Мазовии часть земли по Висле, Хелмно — Довбжинь — Плоцк — Остроленка. А ещё сказала Анне, чтобы она готовила выкуп за себя и за своих сыновей, два миллиона талеров золотом. Я знаю, любимый, ты скажешь, что это слишком много. Да много, но мне всё равно. Пусть ищет. Пусть привезёт всю казну Радзивиллов. Они богатые магнаты. Пусть заложит ломбардийским банкирам всю остальную Мазовию, если у неё что останется. Но деньги она мне привезёт. Мне серебра и золота много надо. У меня большие траты. Мне заново оборонительные укрепления пограничных городов переделывать нужно, по новым требованиям. А ещё, император Максимилиан, из Померании двинул войска на земли Тевтонского Ордена. А это всё моё! Сейчас от Ковно пойду к тевтонам. Не отдаст по хорошему, отдаст по плохому. Пусть Польшу рвёт на куски, а бывших тевтонов не трогает. Орден я упраздню. Ибо мне никаких Орденов на моей земле и даром не надо. Но я думаю, что у тевтонов я сделаю всё быстро. Император из Померании двинул небольшие отряды ландскнехтов. Так что справлюсь. Оттуда возвращусь к Полоцку и Невелю. И закончу на этом. Сразу оттуда выеду в Москву.

Василий, хотела спросить твоего совета. Я хочу Вячеславу присвоить титул Князя Рейнского. У меня на Рейн свои виды. А Андрейке присвоить титул Князя Полоцкого. Как ты на это смотришь? Ты не будешь против? Напиши мне. Обнимаю тебя и целую крепко, крепко. Твоя Александра, Принцесса Трапезунда, Византии и Рима, Порфирогенита и Королева Ливонская'.

Все письма запечатала своей личной печатью. Вызвала Георга фон Фрунсберга.

— Георг, — передала ему письма, — отправь гонцов с сопровождением из Корпуса. Одного в Москву. Пусть там передаст письма командующему Московским Корпусов, остальные Принцессе Елене, и боярину с боярыней Вяземским. Второй гонец должен доставить вот это письмо в ставку Великого Князя Московского. Отдать ему лично в руки. Приказ понятен?

— Так точно, Ваше Величество. Не беспокойся, всё доставят по адресам. — Ответил полковник и вышел из моего шатра. Тут же в него заглянул Богдан.

— Разреши, Матушка?

— Заходи. Что у тебя?

— Так это… Штурмовые группы подошли к городской ратуше.

— Что, Богдан, не терпится?

— Матушка. Доставлять к тебе глупых и самонадеянных войтов, это наша обязанность, как твоих палатинов.

— Брони все надели?

— Все, Матушка. Никише я, как ты говоришь, в тык дал.

— Смотри Богдаша. Парней мне всех живыми приведи назад.

— А это как бог пошлёт…

— Что ты сказал?

— Ничего, Матушка. Конечно, всех живыми. Матушка, там гонец из Вендена прибыл.

— Зови.

В шатёр зашёл, в сопровождении Ильи, гонец.

— Ваше Королевское Величество. Письмо от майордома, управляющего Вашей резиденцией. — Он протянул мне небольшой тубус. Я сорвала печать, открыла его и вытащила свиток. Управляющий сообщал состояние дел в замке. Что сделано, сколько денег потрачено и на что. Но кое-что в письме привлекло моё внимание. Управляющий сообщил, что в замок прибыла супруга регента Швеции, Кристина Нильсдоттер Юлленшерна с дочерью Илианой. Очень интересно. Майордом пишет, что она привезла показать мне свою новорождённую дочь. М-да, рискнуть везти малышку через Балтику, да ещё в период осенних штормов! Рисковая мамаша.

— Илья! — Крикнула палатина, оставшегося меня караулить. Он тут же появился, заглянув в шатёр. — Позови ко мне Ландмаршала.

Илья кивнул мне и исчез. Через несколько минут в шатёр зашёл Иоганн Платер.

— Ваше Величество, спешу поздравить тебя, моя королева. Ковно фактически захвачен. Над ратушей подняли королевский штандарт.

— Всё это замечательно, Иоганн. Проходи, присаживайся. Вина?

— Не отказался бы. — Я кивнула Фросе. Она налила в серебряный кубок вина из серебряного кувшина. Недовольно посмотрела на Ландмаршала, но промолчала. Хотя по её взгляду можно было понять, что она думает: «Ходят ту всякие, вино пьют, как не в себе».

— Скажи мне, Иоганн, что ты знаешь о регенте Швеции?

— О регенте Швеции?

— Да, о нём самом.

— Странный вопрос, Ваше Величество. Где мы и где Швеция⁈ Или шведы вступили в войну против нас?

— Нет, не вступили. Но всё же? Что о нём можешь сказать?

— Сейчас регентом Швеции является Стен Стуре Младший. До него регентом был его отец, Стен Стуре Старший. Вот с ним я был знаком. А с его сыном нет. Но о нём отзываются очень хорошо. Несмотря на свою молодость, Стен Стуре Младший, заняв должность регента стал довольно влиятельным политиком. Он продолжает политику своего отца и у него много сторонников. Его отец, Стен Стуре Старший, хотел полной независимости для Швеции от Дании и Норвегии. Дело в том, что вот уже больше ста лет Швеция не имеет своего короля и состоит в унии с Данией и Норвегией. Так называемая Кальмарская уния. Швецией, по сути, правят датские короли. И многим шведам это не нравится. И особенно не нравится засилье Ганзы в Скандинавии.

— Сколько лет Стену?

— Двадцать два года. Два года назад он стал регентом. Он тогда со своими сторонниками взял штурмом Стокгольм. Очень талантливый не только как политик, но и как военный вождь. А почему Ваше Величество спрашивает о нём?

— В Венден прибыла его супруга, Кристина Нильсдоттер Юлленшерна.

— Кристина? — Иоганн удивлённо смотрел на меня. — Я знаком с её отцом. Юлленшерны довольно влиятельный и богатый аристократический скандинавский род. Кристина получила очень хорошее образование. Она сама очень деятельная. Мне говорили, что они с мужем очень хорошо дополняют друг друга.

— Иоганн, а сколько Кристине лет?

— Она младше своего мужа. На два или три года.

— То есть, ей сейчас девятнадцать или двадцать лет?

— Да.

— Отчаянная девочка. Она привезла свою новорождённую дочь, показать мне. Якобы ребёнок болеет. Она очень рисковала.

— Я даже не знаю, что и сказать, Ваше Величество.

— Кристина выбрала для вояжа ко мне не самое лучшее время. Но вот ребёнок… Значит в Швеции нет короля… Очень интересно. Сам Стен политический и военный национальный лидер шведов? — Платер кивнул. — А Кристина принадлежит известному влиятельному скандинавскому аристократическому роду? — Иоганн опять кивнул. — Они оба молоды и у них маленькая дочь??? — Больше не спрашивая, а утверждая, произнесла я. — Очень интересный может получиться расклад.

— О чём ты, моя Королева? — Ландмаршал смотрел на меня вопросительно.

— Да так, о своё, о девичьем. Рано пока что-то говорить. Так пока только идея. Ребёнка нужно посмотреть. Значит так, Иоганн, пошли в Венден гонца. В Вендене есть моя карета. Она тёплая и даже может отапливаться.

— Да, я видел карету. Очень хорошо сделана. Я слышал их делает боярин Вяземский?

— Да. Кареты и фургоны делают на каретном дворе моего свёкра. У него даже очередь образовалась на полгода вперёд.

— Жаль. Я бы тоже хотел купить подобную карету.

— Я поговорю с батюшкой, Иоганн. Возможно, тебе сделают вне очереди.

— Благодарю, моя Королева.

— Так вот, пусть ей выделят эту карету. Надеюсь, регент Швеции обеспечил свою жену охраной? Если нет, то пусть ей выделят хорошую охрану. И пусть она выдвигается в Ковно. Я буду её здесь ждать. Посмотрю ребёнка, заодно познакомлюсь с Кристиной Нильсдоттер Юлленшерной.

— Тогда я пойду, Ваше Величество, отдам распоряжения.

— Иди, Иоганн.

Платер ушёл. В шатёр заглянул Илья.

— Матушка, первых раненых привезли.

— Фрося, госпиталь готов?

— Давно готов, Матушка. Отвары против огневицы тоже приготовлены. Спирт, что пришёл с Москвы. Эфир, нструмент твой, нити для сшивания, бинты.

— Не нструмент, Фрося, а инструмент.

— Да, Матушка, инструмент.

— Илья, где мои фрейлины? Что-то я их не вижу.

— Да здесь они. На конях своих сидят. Кителя с кольчугами нацепили. Тоже мне воительницы.

— Они что, в город собрались сейчас?

— Наверное. Я не знаю, что у княжон в головах. Балуешь ты их Матушка. А если кто рубанёт их там, той же алебардой? Или из арбалета болт поймают? Там и кольчуга не поможет.

— Позови ка мне их сюда.

Услышала голос Ильи, который скомандовал моим сержант-дамам слезать с коней. Те начали возмущаться, практически послали палатина прямым тестом идти в баню, тазики пинать. Но услышав, что это мой приказ, замолчали. Вот три недовольные девицы появились в шатре. Я встала с кресла. Подошла к ним.

— Вы куда собрались, красавицы мои?

— Ну Матушка-Государыня, Ваше величество. Мы только проехаться и всё. — загалдели девушки.

— Тихо! — Подняла руку в характерном жесте. — Проехаться они хотят. На пикнике что ли? Там сейчас идут уличные бои. А это всегда кровопролитные схватки и там не знаешь откуда и что прилетит.

— Матушка, но у нас пистоли есть и сабли. — Попыталась возразить Агнешка.

— Пистоли, сабли! Вырядились, тоже мне полянницы-амазонки! Мне ещё не хватало, чтобы кого-нибудь из вас привезли сюда в неживом виде или с отрубленной головой.

— Ваше Величество, но палатинам же ты разрешила. — Попыталась канючить уже Паула.

— Не ровняйте себя с палатинами. Они мужчины. Можно сказать, с копья вскормленные, из шелома вспоенные. Значит так, я запрещаю вам соваться сейчас в Ковно. Поедете туда тогда, когда я разрешу. Понятно?

— Понятно. — Тихо проговорила Ксения. Все три опустили головы.

— Я не поняла! — Повысила голос. — Понятно вам? — Рявкнула уже совсем громко. — Смирно, сержант-дамы Корпуса!

Три девицы мгновенно вытянулись по стойке смирно.

— Так точно, Ваше Величество. — Ответили все три громко, в унисон.

— Вот так то уже лучше. — Смотрела на них. Потом улыбнулась. — Вольно. Я вас прошу, девочки, не огорчайте меня. Я не хочу никого из вас потерять. Идите ко мне. — Распахнула объятия. Они все три подошли, прижались ко мне.

— Прости нас, Матушка. — Проговорила Ксения, прижимаясь ко мне с одного бока…

— Мы не поедем в город без твоего разрешения. — Тут же сказала Агнешка, Прижимаясь с другого. Паула только кивнула. Поцеловала их всех троих по очереди в лоб. Потом переоделась в свою медицинскую одежду. Надела длинный фартук. Прошла в сопровождении Фроси в операционную палатку. Раненые всё пребывали. Мои лекари уже суетились. Начала сама оперировать. В основном были рубленные, колотые и резанные раны. Встречались раненные и с повреждениями полученными ударно-дробящим оружием, типа моргенштерна. Старалась сохранить солдатам ноги, руки, если таковые были повреждены. Складывала перебитые кости. Накладывала гипсовые повязки. Зашивала пробитые грудь, животы, спины. Если невозможно было, ампутировала конечности. Были и те, кто умирал у меня на операционном столе. Всё же, я была не всемогуща. Я не бог и не Богородица. Католические и православные капелланы уже начали причащать солдат, тех кто был в сознании, но получили смертельные ранения и с которыми я не могла справится. Сначала умерших католиков стали класть отдельно от православных. Я запретила. Сказала, что отпевать будут и православный капеллан и католический всех вместе. И похоронены они будут все вместе, в одной братской могиле.Так, как являются солдатами моей армии, братьями по оружию, без разницы какого он вероисповедания.

Сшивала рубленную рану одному из ландскнехтов на груди, когда в палатку заглянул Богдан.

— Матушка, магистрат привели. И баб ихних с детками.

— Пусть ждут.

Закончила зашивать рану. Солдат был под наркозом. Фрося держала в одной руке мои часы и считала пульс у него.

— Всё, Фрося. Марлю убирай. Пусть в себя приходит. Шов мазью смажешь. Потом дашь ему отвар попить. И скажи, чтобы мои инструменты прокипятили.

— Хорошо, Матушка.

Забрала у Фроси свои часы. Сняла медицинскую маску с себя. Вышла из палатки. Илья притащил моё походное кресло. Глянула сколько время. Ого, четыре часа на ногах, врачевала солдат без перерыва. Ночь давно вступила в свои права. Возле палатки горели факела.

— Божен, взвара принеси мне. — Велела палатину. Он метнулся к моему шатру. Я села, устало закрыла глаза. Члены магистрата в порванных кафтанах и их семьи стояли здесь же на коленях. И взрослые, и дети. Все молчали. Тишину нарушали только стоны раненых, крики солдат в лагере и потрескивание факелов.

— Матушка, взвар. — Услышала голос Божена. Открыла глаза. Рядом стоял палатин с серебряным кубком в руках. Над кубком поднимался пар. Вокруг полонённых стояли мои палатины и ратники моей личной охраны. Подошли три мои сержант-дамы. Взяла кубок. Держала его в ладонях, заодно грея их о кубок. Сделала глоток. Божен мёда положил. Улыбнулась ему.

— Спасибо, Божен. Очень вкусно. — Божен довольный поклонился мне и сделав шаг, встал за моей спиной. Я посмотрела на членов магистрата. — Кто из вас войт Ковно?

— Я, Ваше Величество. — Стоявший на коленях всех ближе ко мне мужчина в порванном кафтане, попытался встать, но ему на правое плечо Никифор положил клинок сабли, давая понять, что ему никто не разрешал вставать с колен. В руках войт держал символический ключ от города. Бронзовый.

— Знаешь, войт, — я сделала ещё один глоток, стала рассматривать кубок в свете факелов, — мне не интересно твоё имя. Мне даже не интересно какого ты рода-племени и какого сословия. Это уже не важно. Вот смотри, войт, ты отказался сдать мне город. Но всё равно принёс мне ключ от него. Город не смотря на твой отказ, всё равно стал моим, только не по согласию и без крови, а через разрушение, смерть и страдания. Скажи мне, войт, сколько горожан и горожанок уже умерли? А сколько ещё умрёт. Сколько женщин и девиц будет изнасиловано? Не знаешь? Плохо, войт. Тебе об этом в первую очередь нужно было думать. Эти же слова я говорила и глупому войту Браславля, прежде чем его четвертовали и его кровоточащие куски плоти развесили на стенах города, как и членов всего магистрата. — К нам подошли французы, Франциск и два его товарища. Остановились неподалеку и слушали. Если что было не понятно, то им переводил кто-то из людей герцога Баварского. Франциск и его сопровождающие церемониально поклонились мне. Я кивнула в ответ. Сделала глоток из кубка и продолжила. — Но у тебя, войт, и членов магистрата хватило ума не говорить срамных и оскорбительных слов в мой адрес. Поэтому я не буду отдавать вас в руки палача. Вы заплатите мне за себя и за свои семьи выкуп и можете проваливать отсюда куда хотите. И выкуп будет следующим. За каждого члена семьи, вы заплатите по двадцать тысяч талеров серебром. А за себя, как главы своих семейств, заплатите мне по сорок тысяч талеров серебром. Это всё. Богдан, прими у войта ключ от города.

Если сказать, что войт и остальные члены магистрата были шокированы, это ничего не сказать. Войт вообще завис. Он даже не сразу отдал ключ от города Богдану. Тому пришлось пнуть его и вырвать ключ из рук войта.

— Эй, ты что, оглох что ли? — Зло воскликнул он, забирая ключ.

— Ваше Величество! — Наконец вышел из ступора войт. — Простите, но у меня нет столько денег! А те, которые были у меня забрали ваши жолнежи. Они разграбили мой дом.

— Правда? Очень жаль, войт. Тогда твоя семья вместе с тобой во главе поедет отрабатывать долг передо мной. При штурме, я потеряла часть своих солдат. А для меня важен был каждый из них. Поэтому ты обязан, как и остальные твои дружки из магистрата возместить мне ущерб, ибо я оплачиваю семьям погибших солдат пособия и единовременные выплаты по потере кормильца.

— А как отрабатывать?

— Очень просто, заниматься каким-нибудь ремеслом. Или пахать землю. В степи, в Диком поле на землях бояр Вяземских работы много. Так что поедете туда. Все, за кого не будет в ближайшее время внесён выкуп поедут на Русь, осваивать, так сказать, целину. А теперь думайте, господа бывшие жители Ковно. Убрать их.

Я допила взвар. Встала с кресла. Ко мне подошёл Франциск.

— Ваше Величество, я восхищаюсь Вами. Вы сами врачуете своих раненных воинов. Ни одна королева, да и другие высокородные аристократки Европы такого никогда не делали.

— Европы да. Но была одна королева, которая перевязывала раны защитникам своего города.

— Это кто такая?

— Сибилла, королева Иерусалима. — Я вспомнила голливудский блокбастер «Царство небесное». Врачевала ли она защитников Иерусалима или это просто была голливудская байка, никто не знает. Скорее всего просто байка. Голливуд породил много баек, не соответствующих действительности. Например, что Сибилла любила Балиана Ибелина, а не своего мужа Гая де Лузиньяна. На самом деле всё было с точностью наоборот. Она любила своего мужа и была очень ему преданна. Сохраняла ему верность всю свою жизнь и даже сумела вытащить его из плена Саладина, куда он попал после поражения при Хаттинских рогах. Родила Гаю четырех дочерей. Единственно, что правильно отразили голливудские сказочники, это то, что Сибилла на самом деле обороняла Иерусалим вместе с Балианом Ибелином. Но становится его женой, который в отличии от голливудского Балиана, горел сильным желанием жениться на королеве Иерусалима, она отказалась наотрез. А вот врачевала ли она защитников города, этого сказать уже никто не мог. Защитников Иерусалима уже давно не осталось в живых.

Стоит сказать, что из всех членов магистрата Ковно только один сумел выкупить себя и всю свою семью. Войт, при помощи родственников сумел выкупить себя и своего старшего сына, а его жена, две дочери и младший сын уехали на Русь, осваивать целину в Диком поле. Остальные члены магистрата сумели выкупится только частично. Причём дочерей никто из них не выкупал, выкупали сыновей и то только старших если их было двое или больше.

Потом я ещё работала, складывала сломанные и разбитые кости рук, ног. Сшивала рубленные и колотые раны. Вытаскивала застрявшие в телах арбалетные болты и наконечники обломанных стрел. Ампутировала конечности. Под утро у меня совсем не осталось сил. Еле дошла до своего шатра. И там рухнула на свою постель. Фрося раздела меня и укрыла теплым одеялом. В шатре стояли две жаровни с раскалёнными углями. Это палатины мои постарались. Мои сержант-дамы спали без задних ног и видели десятый сон. Ночевали мы здесь в воинском лагере. Проспала я до обеда. Сквозь сон услышала, как недовольно говорит кому-то Фрося:

— Спит Матушка. Неча её будить. До утра глаз не сомкнула. Всё врачевала пораненных да убогих. Дайте поспать ей. Где это видано, чтобы Государыня так заботилась о вас, своими ручками. А вы ей покоя не даёте. Идите отсюда с богом. Богдан, никого не пускать. Графы да енералы подождут. И герцога всякие с боярами. Чай Царица она.

Я открыла глаза. День был в разгаре. Потянулась. Перевернулась на другой бочок, закрыла глаза, надеясь уснуть, но увы, сон улетел, как утренний туман. Вокруг шла суета. Я села на постели. Фрося, увидев меня, всплеснула руками.

— Матушка, ты чего встала? Поспи ещё. тебе спать надо больше. Отдыхать, а ты всё убогих лечишь, себя не щадишь. — Понизила голос. — Не дай бог с дитём, что случится. — Фрося знала, что я беременна. Остальные, даже мои сержант-дамы пока ещё ничего не заметили.

— Я бы поспала ещё, да дела делать нужно, Фрося.

— Всех дел не переделаешь, Матушка. А себя поберечь надо.

— Ладно, Фрось, не ворчи, как старая бабка. Ты же молодая. Вот думаю, замуж тебя отдать. Жених то есть на примете?

— Какой замуж? Нет у меня никого. Хочешь отослать меня от себя? Чем я тебе не угодила, Матушка?

— Да не собираюсь я тебя от себя отсылать. Всем ты мне угодила. Но тебе сколько уже годков? Восемнадцать? Старой девой остаться хочешь?

— Ну и пусть. Только от себя не гони. Да и нет у меня никого, кто бы сердцу мил был. А так мужа, да не любимого, лучше уж совсем замуж не ходить.

— Фрося, Фрося. Вон Дарёнка вышла замуж и ничего. Лечебницами заведует в Москве. И муж ей в этом не мешает.

— Вот и пусть заведует. Счастья им обоим. А мне и так хорошо.

— Ну как знаешь. Если вдруг, кто приглянется, скажешь. Обещаю, замуж выйдешь, всё равно при мне останешься.

— Хорошо, Матушка. А если он мне глянется, а я ему нет? Как ему со мной не любимой жить? Это же совсем никуда не годится будет.

— Фрось, давай будем решать проблему по мере её поступления.

— Как скажешь, Матушка. Сейчас я кликну, чтобы воды принесли. — Она выглянула из шатра. — Богдан… Богдан! Чего уши развесил и рот до ушей? Воды кипячёной принесите и холодной. Матушка проснулась, умыться ей надо. И пошевеливайтесь.

— Сами знаем, пигалица. Раскомандовалась тут.

— У, вахлаки. — Погрозила девушка парням. В ответ я услышала мужской смех.

— Фрося, а где мои девицы?

— Княжны тут крутились. Всё ждали, когда ты проснёшься. А потом на коней прыгнули и поскакали.

— Куда?

— Вестимо куда, в город. Пистоли на себя нацепили, сабли. Ужас какой. Словно не девушки они, а вои.

— Подожди, как в город? Одни что ли?

— Нет, не одни. С ратниками. Им Кобыла выделил. Сильно они его просили. Сказали, что пока ты спишь, они одним глазком глянут и назад вернуться. С ними ещё и хранцузы енти поехали. Который царевич хранцузский, царём у них будет, как ты сказала, Матушка.

— Франциск?

— Он и два его товарища. Франциск этот, на Ксенью нашу заглядываться стал.

— И давно уехали?

— Большая стрелка на твоих царских часах два полных оборота сделала.

— То есть, два часа назад?

— Получается, что так.

— Значит дофин Франции на Ксюшу глаз положил?

— Положил, басурман такой. А она и краснеет, улыбается ему и глазками хлопает. Ты бы Матушка сказала ей, а то испортит девку и уедет. А у неё пузо расти начнёт. Позору то не оберёмся потом.

Я засмеялась. Покачала головой.

— Фрося, Фрося. Пузо, говоришь. Если от Франциска, так ничего страшного. Принца родит, малыша королевской крови из рода Валуа. Это хорошо. Воспитаем и в нужный момент на трон его продвинем.

— Как это, Матушка? Они же без венчания? Кто его признает? Будет байстрюком расти.

— Бастардом что ли? Ерунда. Первый раз что ли, бастарды на трон садились⁈ Если всё так случится, я сделаю так, что Франциск признает малыша своим чадом. А то, что незаконнорождённый и прав на трон иметь не будет, это мы ещё посмотрим. Вдруг так случится, что прямых наследников мужского пола у королевской династии не окажется, кроме нашего маленького принца. Вот тогда и поговорим, кто и на что имеет права, а кто не имеет.

— А если дочка родится?

— Тоже не плохо. Франциск за неё хорошее приданное даст и титул. Пристроим её за хорошего и нужного человека. Так что Фрося, плюсов больше, чем минусов. Да и то, минус только один, Митрополит может поругать за блуд. Епитимью наложит. Но с этим мы справимся.

Богдан и Илья притащили горячей и холодной воды. Сменили остывшие жаровни на полные раскалённых углей. В шатре стало теплее. Умыла лицо холодной водой. Потом добавила кипятка. Разделась полностью и Фрося стала помогать мне. Обтирая мне спину губкой, сказала:

— Ты такая красивая, Матушка.

— Что прям так и красивая?

— Красивая, Царица Александра. Ладная. Хотя у тебя дитё уже есть, рожавшая.

— И что, что рожавшая? Если родила, то всё, уже не красивая становишься?

— Это как посмотреть, Матушка. У тебя тело словно девичье, будто и не рожала ты. А у наших то посмотри. Если боярышня какая, али купчиха, родит и её потом начинает распирать в разные стороны. Хотя говорят, что дородность, это признак здоровья. Но я с этим не согласная. Или простых посмотри. Рожают чуть ли не каждый год. Её ещё 25 нет, как тебе, Матушка сейчас, а она уже как старуха. Зубы выпадают, волосы редкие становятся.

— Рожать не надо каждый год. После родов организм восстановится должен.

— А кто нас жён спрашивать будет. Муж подгрёб под себя, обрюхатил и всё. Будь довольна. Детей рожай. Род увеличивай.

— А у самой, ума нет совсем? Если сама не знает, к знахарке пусть идёт. Каждая знахарка знает какой отвар и из чего сделать, чтобы не понести.

— Так грех это, Матушка.

— А гробить себя не грех? Ладно, то дело каждой. Я, лично, рожать каждый год, на протяжении следующих десяти лет, не собираюсь. Василию наследник нужен, получит. А потом я бы девочку хотела родить. Но это увы, не от нас зависит. То божий промысел, кого из детей тебе дать.

— Истину говоришь, Матушка. Это как Господь положит. Сына или дочь. Матушка, живот у тебя уже видно становится. Дальше труднее скрывать будет.

— Да мне всё равно. Не получится, так не получится. Василий от своего чадо, а тем более сына, не откажется. Он за наследника кому угодно горло перегрызёт. Конечно, говорить начнут всякое. Но на это можно не обращать внимание. А тем, у кого особо длинный язык будет и вырвать его можно, вместе с печенью. Ну и от Митрополита, всякое выслушать придётся. Как бы опять в монастырь не запер.

— Владыко суров, Матушка. Да только к тебе благоволит шибко. Не даром ты возлюбленная дщерь матери-церкви нашей. Тебя саму за святую считают.

— Ага, святая. Кровь лью словно водицу. Без церковного венчания с мужчиной дитё зачинаю, да блуду предаюсь. Прямо сама святая простота.

— То не нам об этом судить.

— А кому, Фрося?

— Богу и Пресвятой Богородице. Люду православному. Любят тебя на Москве то. Да и здесь вон, ливонцы то, особливо из простых, как на икону на тебя смотрят. А то, что дитё в грехе зачала, так люди простят это и не осудят. Ты же не просто так, а по любви большой, с Великим Государем Московским. Тем более, венчание всё равно будет. А грех, так кто без греха? Нет таких.

— Ты, я смотрю, Фрося, философ у меня.

— Не знаю я, кто такой философ. Но тебе, Матушка, виднее. Давай, я полотенцем вытру тебя на сухо.

— Давай.

Фрося заботливо вытерла меня. Потом помогла одеться в чистое бельё, которое заранее приготовила. Фрося как-то незаметно из медсестры, на которую я её взяла совсем ещё девчонкой и учила вместе с Дарёной, стала своего рода моим дворецким, как это не парадоксально звучит. Она заведовала моим гардеробом, оттеснив от него всех, кого можно. Заведовала моим питанием. Моей гигиеной. При этом ещё и помогала мне в госпитале, при проведении операций. Делала взвары и настои из лечебных трав, которым её научила Дарёна. Я настолько к ней привыкла, что даже не знаю, чтобы делала, исчезни сейчас она. Несмотря на свою молодость, привилегией Фроси было то, что она могла недовольно поворчать на меня. Для неё авторитетом была только я. На всех остальных, кроме моих сержант-дам и палатинов, смотрела подозрительно.

Когда я была одета, Фрося выглянула из шатра.

— Богдан! Поснедать неси.

Вскоре палатины принесли мне обед.

— Добрый день, Матушка. — Поздоровались они, поклонились.

— И вам тоже, добры-молодцы.

Фрося накрыла стол. Илья помог ей.

— Богдаша, где девицы мои? — Спросила старшего над палатинами.

— Известно где, в город ускакали. Всё им покрасоваться нужно. — Сказав это, Богдан взглянул на Фросю, недовольно смотрящую на него. — Фрося, ты чего вечно недовольная?

— А мне радоваться нужно? Сами на себя посмотрите. Али вы не красуетесь? Разоденутся, как петухи и ходят тут, грудь колесом, ноги бубликом. Скромнее надо быть, Богдан.

Богдан с Боженом скривились. Илья с Никифором тихо засмеялись. Айно флегматично смотрел на девушку.

— Матушка, — обратился ко мне Богдан, — чего она? Ведь девка молодая, а ворчит, как бабка старая и вечно всем недовольная. — Я пожала плечами. Богдан ухмыльнулся, взглянув на Фросю. — Фрось, знаешь почему ты недовольная вечно?

— И почему?

— Мужика тебе надо. Чтоб как отод… — Богдан не договорил. Парни засмеялись.

— Богдан! — Я осуждающе покачала головой.

— Чего? — Недовольно задала вопрос мой дворецкий в юбке старшему над палатинами.

— Ничего… Извини, Матушка. — Тут же поклонился мне. — Я же, Фрося, тебе добра желаю. Хочу, чтобы ты улыбалась чаще. А может я сгожусь тебе для ентого дела? Не, ну а что? Девка ты справная, да и я не последний. Посмотри, какой добрый молодец. Даже Матушка это отмечает.

Я усмехнулась, с интересом глядя на Фросю и Богдана. Остальные парни тихо посмеивались. Даже Айно улыбнулся.

— Для какого для ентого? Ты чего несёшь, Богдан? — Фрося покраснела. — Ты на себя в зеркало смотрел?

— А что не так?

— Да рожа у тебя, больше на татя лесного смахивает. Наглая и бесстыжая. — Парни засмеялись. Я тоже захохотала. Богдан довольно улыбался. — Что ты лыбишься? — Спросила Фрося, хотя у самой уголки рта стали разъезжаться в улыбке, хоть она и пыталась не допустить этого.

— Я давно подозревал, Фрось, что я люб тебе. Сознайся, влюбилась в меня?

— Ещё чего не хватало. — Возмутилась девушка, но при этом покраснела ещё больше. Посмотрела на меня. — Матушка, скажи ему, чтобы замолчал. Или я его по морде то наглой чем-нибудь перетяну.

— Богдан, хватит Фросю ставить в неудобное положение.

— А я, матушка, ещё вообще никак не ставлю… А что значит в неудобное?

— Это такой оборот речи, Богдаша. В неудобное, это значит, в данном случае, ты заставляешь Фросю смущаться, чувствовать себя не уютно. И если девушка тебе самому нравится, так лучше поухаживай за ней. Подарки ей начни дарить. Слова красивые говорить. Стихи ей почитай.

— Какие ещё стихи?

Я вновь усмехнулась. Взглянула на Фросю. Она совсем красная была.

— Ну вот, например, очень хорошие стихи:

Я вас любил: любовь ещё, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам Бог любимой быть другим.

В шатре стояла тишина. Парни смотрели на меня чуть ли не открыв рты. Фрося тоже глядела, широко раскрыв глаза.

— Ух ты, как баско сказано. — Выдохнул Илья. — Матушка, а можно записать это?

— Стихи?

— Стихи.

— Можно. Тебе зачем?.. Хочешь, Насте Рукавишниковой почитать их?

— Ну…

— Не стесняйся, Илья. Это хорошее дело. Как в Москву вернёмся, поженим вас. Хватит уже кругами ходить вокруг да около. И мне за Настю спокойней будет. — Посмотрела на Богдана. — Вот, Богдаша. Илья сразу понял, что нужно девушки говорить, какие слова. А у тебя всё одно, отодрать! Ай-яй-яй. — Покачала головой.

— Ну так, Матушка…

— Что, Матушка, Богдаша? Фрося только с виду такая. А в душе она очень ранимая. Понимать это нужно.

— Я понимаю. Мне тоже записать их можно?

— Запиши. И вообще, палатины, будем приобщаться к высокому искусству. А то грубияны вы у меня и неучи. А вы палатины мои.

— Правильно, Матушка. — Поддакнула мне Фрося. — Грубияны, это ещё ты, Матушка, их ещё пожалела, ласково назвала. Иногда хуже татей шатучих. Ни стыда, ни совести. Кроме Айно. Он один вежество имеет.

— А чего только он один? Айно молчун. Это что вежество? — Вступился за остальных палатинов Божен. — Да и этих, как их, стихов не знает.

— Вот поэтому, мальчики мои, сейчас возьмёте в канцелярии бумагу, перья, придёте сюда и запишите стихи, которые я вам надиктую. Выучите и будете рассказывать их мне вслух. С чувством рассказывать. Устроим литературный вечер. Надеюсь, как раз до вечера выучите.

Фрося, глядя на Богдана, злорадно ухмыльнулась. Парни были в ступоре.

— Матушка, помилуй. Что писать будем? — Заниматься правописанием для Богдана и Божена было муторным делом. Им лучше саблями помахать. А вот Илья заниматься любил. И почерк у него был лучше всех. Никиша учился на среднем уровне. Когда на четвёрку напишет, когда на тройку. Айно не проявлял эмоций. Если ему сказали садится и писать, он садился и писал. Действовал по принципу — сказали писать и заниматься грамотой, значит нужно заниматься, ибо хозяйке виднее, что делать.

— Да, Богдан, будем писать. Запишите стихи.

— Правильно, Матушка, всё делом займутся. — Поддакнула мне довольно Фрося и скорчила Богдану рожицу, показав язык. Ну прямо как дети. Парни ушли в канцелярию. Я спокойно поела. Потом рассадила их в шатре и диктовала стихи, которые помнила. Палатины усердно записывали. Богдан вырисовывал загогулины, даже кончик языка высунул от усердия. Наделал клякс, но записал. Записали «Я вас любил», потом «Я помню чудное мгновенье» Александра Сергеевича Пушкина. Второе стихотворенье понравилось всем особо. Фрося сидела тихо, слушала, как я надиктовывала его. Потом так же тихо сказала:

— Как красиво. И сердце бьется в упоенье, и для него воскресли вновь,

и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь. — У неё даже глаза увлажнились и она смахнула слезу.

— Матушка, — обратился ко мне Илья, — а это ты эти стихи придумала?

— Стихи не придумывают, а сочиняют. Для этого нужно вдохновение. Но скажу сразу, это не я их сочинила. Это один поэт. Записали? Всё, время вам до вечера. Идите, учите. И чтобы рассказали с выражением. Свободны.

В этот момент к шатру подъехали всадники. Услышала девичий смех. Ага, мои красавицы пожаловали. Полог шатра откинулся, зашли Ксюша, Паула и Агнешка. Довольные, румяные. Увидели меня.

— Ваше Величество, Матушка-Государыня. — Зачастили они. Я подняла руку, останавливая их.

— По-моему я вам запретила без моего разрешения ездить в город. Или что? Моя воля для вас ничего не значит?

Улыбки на лицах поблекли. Во взглядах появился испуг. Я смотрела на них недовольно.

— Ну вот, Агнеша, я же говорила, что не надо было ездить. — Пробормотала Ксения.

— Ваше Величество, Матушка. — Заговорила польская княжна. — Ты спала. А там в Ковно уже все бои закончились. Гарнизон частью уничтожен, частью в полон сдался. А мы ещё у Алексея Кобылы, ратников выпросили. Нас со всех сторон охраняли. А на нас кольчуги были и пистоли с саблями. Там уже безопасно было… Прости нас. Девочки не виноваты. Это я одна виновата. — Она опустила голову.

— Не надо, княжна, их защищать. У каждой есть своя голова на плечах. — Подошла к ним. — Расстроили вы меня, девушки. Очень расстроили. Отправлю ка я вас назад в Венден. Из Корпуса исключу. Корпус, это прежде всего дисциплина. И приказ старших по званию выполняется беспрекословно. А вы сержант-дамы Корпуса. Вы нарушили мой приказ. И я не потерплю такой анархии и не подчинения. Значит не достойны вы носить мундир Корпуса. Наряжайтесь в платья. И живите, как хотите. Езжайте куда хотите, с кем хотите и делайте всё, что вам вздумается.

— Матушка⁈ — Все три девицы побледнели. Повалились на колени. — Не гони нас. Прости нас. — Сразу брызнули слёзы у всех троих. Паула сложила ладошки в молитвенном жесте.

— Матушка. — Услышала голос Богдана.

— Что?

Полог чуть откинулся, показалась голова старшего палатина.

— Там Ландмаршал, князь-генерал Воротынский и остальные.

— Хорошо. — Взглянула недовольно на всех трёх сержант-дам. Ничего им не сказала и вышла из шатра. Надо их немного приструнить. А то по барабану всё. Захотели, уехали, только пыль столбом.

Высший командный состав армии ждал меня. Церемониально поклонились мне.

— Ваше Величество. Государыня. — Посыпались приветствия.

— И вам господа, добрый день. Город зачищен?

— Да, Ваше Величество. — Ответил Ландмаршал. — Последние очаги сопротивления устранены ещё на рассвете. Остатки гарнизона засели в Замке Ковно. Но штурмовые группы, при поддержке артиллерии очень быстро сломили сопротивление и ворвались в сам замок. Сейчас, на всех бастионах, стенах и значимых местах города стоят твои солдаты. Мы полностью контролируем город. Казна города взята была сразу под охрану. Её сюда привести или?

— Не надо. Пусть там пока будет. Казну армии тоже туда поместите. Мы некоторое время проведём в Ковно. Армии надо отдохнуть. Впереди переход на земли Тевтонского Ордена. Я не позволю Максимилиану забрать у меня то, что принадлежит мне по праву. Надо будет начнём войну с ним. Тем более, его войск, которые он привёл туда из Померании не так много. Основные его силы брошены на запад Польского королевства. Я рассчитываю, что эта компания продлится не долго. Надо заканчивать с войной. У нас в королевстве дел много. А мне ещё в Москву ехать, я как бы замуж собралась выходить.

При моих последних словах мужчины заулыбались. Особенно Воротынский с Долгоруким.

— Истину говоришь, Матушка-Государыня. — Кивнул Воротынский.

К утру умерли те из раненых, которые были особенно безнадёжны. Их уже отпевали капелланы. Вырыли общую братскую могилу. Солдаты сколотили большой деревяный крест. В братскую могилу уложили всех, и католиков и православных. Насыпали большой холм и установили крест. Капелланы читали молитвы. Мы тоже, каждый на свой лад. Православные на свой, католики на свой.

— Ландмаршал. — Обратилась я к Платеру. — завтра к обеду собрать всех жителей города на городской площади. Будут приносить мне присягу. Сдавшихся в плен солдат гарнизона заберём с собой. Будут воевать за ливонскую корону. Воевать в первых рядах. А если попытаются сбежать или сдаться в плен, нещадно уничтожать. И они тоже должны принести мне присягу, Кто откажется, поедет на Русь, землю пахать в Диком поле в качестве раба. Приказ ясень, Ландмаршал?

— Ясен, Ваше Величество. Это ты правильно придумала, моя Королева. Пусть воюют. К нам подошёл отряд ландскнехтов в пять сотен. Там как из немецких княжеств наёмники, так и из Италии, есть и даже из Испании. Просятся к тебе на службу, Александра.

— Георг. — Посмотрела на фон Фрунсберга.

— Да, Ваше Величество.

— Займись ими. Посмотри, на что они годны и подойдут ли мне⁈

— Слушаюсь, Ваше Величество.

— Ладно, господа. Пора навестить мой город.

Вернулась в шатёр. Ксюша, Паула и Агнешка стояли на коленях перед образами и молились. Смотрела на них. Они закончили молится. Повернулись ко мне, встали с колен. Смотрели жалобно и в тоже время со страхом. Лица у всех трёх были мокрыми от слёз.

— Значит так, девушки. Это было первый и последний раз. Если ещё раз повторится неповиновение и нарушение моей воли, и приказа, выгоню вас к чертям собачьим и забуду о вас. Понятно?

— Понятно. — Княжны заулыбались, подскочили ко мне. Поцеловали мне руки. — Матушка, мы всё поняли. Прости нас, пожалуйста. — Говорила Ксения., держа меня за руку.

— Мы больше не ослушаемся. — Вторила ей Паула.

— Только не гони нас, Королева Александра. — Приговаривала Агнешка, держа меня за другую руку.

— Я о вас забочусь в первую очередь Ксюша, Агнеша, Паула. Я в ответе за вас. Понимаете? В ответе перед родителями вашими, пусть у Ксюши их уже и нет. Перед богом и Пресвятой Богородицей. Не подводите меня больше.

— Не будем. Спасибо, что поверила и простила нас.

— Всё, собирайтесь. Фрося, посмотри, чтобы шатёр свернули как положено. Все мои вещи собрали и упаковали. Едем в город. Там остановимся на некоторое время.

— Матушка, а в Ковно, в замке, есть баня с купальней. — сказала Ксюша.

— Правда? Замечательно. Надо будет посмотреть. Если там всё хорошо, значит попаримся там, отдохнём. А то надоело мыться чуть ли не в корыте…

Я гуляла по замку Ковно в сопровождении своих сержант-дам, палатинов, Ландмаршала, князя-генерала Воротынского, Герцога Баварского, князя Пандольфо Малатеста и трёх французов — будущего короля Франции Франциска I и двух его товарищей. Так же меня сопровождал и один из местных. Это был какой-то смотритель чего-то там. Его приволокли Божен с Ильёй, когда я выразила желание услышать историю замка Ковно. Местный смотритель был испуганным и сначала никак не мог понять, что от него хотят. Но постепенно разобрались. Он водил нас по замку. Оказалось, что он хорошо знает историю своего города. По словам смотрителя, жители Ковно верят, что город был основан ещё во времена Римской империи, патрицием по имени Палемон. Он бежал из Рима, опасаясь преследований придурковатого императора-актёра Нерона. У Палемона было три сына — Баркус, Кунас и Спер. Бежали они все сюда. После смерти Палемона, три его сына разделили между собой эту землю. Среднему сыну Кунасу и досталась территория, на которой он и основал город, который назвал своим именем. Ковно, это уже славянизированное название Кунаса. Слушая это я усмехнулась. Но гид потом поправился.

— Ваше Величество, но стоит сказать, что исторических доказательств этой легенды нет. Сам замок первоначально был построен здесь в середине 14 века. На протяжении всего 14 века он то захватывался рыцарями Тевтонского Ордена, то его отбивали назад воины Великого Княжества Литовского. Замок разрушался при штурмах и перестраивался несколько раз. Перестраивался как поддаными литовской короны, так и тевтонскими рыцарями. Окончательно Замок Ковно перешёл под власть Великого князя в 1404 году от Рождества Христова, то есть сто десять лет назад. Ковно имел стратегическое значение для Литвы. Он являлся частью оборонительной линии против немецких рыцарей. Но после битвы при Грюнвальде в 1410 году, замок стал утрачивать своё стратегическое значение. К тому же сам Тевтонский Орден, основной враг Литвы с этого направления стал терять свои земли. А спустя несколько десятилетий, после известной битвы, передал свои земли Литве и Польше. Став не большим по территории и ослабевшим.

— С этого момента Ковно вновь обретает своё стратегическое значение, как часть оборонительной линии. — Сказала я. Теперь Ковно, это часть Ливонской короны. Замок и сами городские укрепления я перестрою. Здесь будет мощный оборонительный бастион и мой форпост. — посмотрела на нашего гида. — Скажи, а где у вас здесь баня или купальня? Что именно у вас тут есть?

— Есть, Ваше Величество. Десять лет назад, тогдашний военный комендант Замка, сделал небольшую перестройку. И часть помещений переделали под баню и купальню.

— Какой продвинутый комендант. Молодец. Это не тот комендант, который попал ко мне в полон?

— Нет, Ваше Величество. Этот комендант занял место военачальника два года назад. А прежний умер, Царство ему небесное. — Смотритель перекрестился. Я кивнула. — Андреас Гедройч. Он в своё время побывал в Риме. Видел там термы Помпеи. Кроме того, в молодости он так же посетил Константинополь, несмотря на то, что его уже захватили турки. Там он побывал в византийских термах, которые переделали в турецкие бани. Здесь он постарался сделать что-то подобное, только в гораздо меньших масштабах Но у него получилось сделать три комнаты, как в классических римских термах и балнеумов. Я могу показать, Ваше Величество.

— Балнеумов?

— Да, Ваше Величество. По латыни они звучат так, balneum, balineae, balneae. Что в переводе означает ванны, термы, купальни. Это смотря что понимается под этими значениями. Балнеум, это называли бани частные или меньшие по размеру в отличии от больших государственных банных комплексов терм, времён Римской республики и Римской империи.

— Хорошо, пойдёмте, посмотрим.

— Прошу Ваше Величество.

Мы прошли в дальнюю часть замка. Термы или купальня, то есть, balneum, располагался кирпичном одноэтажном здании, примыкающим к бастионам обращённым к реке Нямунас.

— Здесь раздевалка, Ваше Величество или по другому аподитерий. — Вещал проводник. Здесь стояли вдоль трёх стен деревянные лавки, а на стенах имелись полки и колышки для одежды. — Дальше расположена, так называемая тёплая комната или по-римски, тепидария. — Он открыл дверь. Мы прошли в комнату средних габаритов. Здесь так же имелись деревяные лавки и бассейн с каменными лавочками, сев на которые посетитель оказывался частично в воде и мог наслаждаться теплой водой. Свет в тепидарию попадал через застеклённые три арочных окна. Два из которых были застеклены цветными стёклами в виде витража. Витражи были выполнены в виде узоров и цветов. Очень красиво. Слава богу, что их не разбили при штурме. — Прошу, Ваше величество. Вот эта дверь ведёт в холодную комнату. Здесь небольшой бассейн с холодной водой. — Мы прошли туда. Помещение было не большое. Здесь же стояли деревянные вёдра и чаны. — Ваше Величество, это для того, что если кто захочет остынуть после кальдария, то есть горячей комнаты, то либо погрузится в бассейн, либо обольёт себя холодной водой из чанов, взяв оттуда воду ведрами. А кальдарий вот она, следующая дверь. — мы зашли. Тут были лавки и находилась небольшая купальня виде каменной ванны, украшенной красивой мраморной плиткой. — Ваше Величество, здесь вода горячее, чем в тепидарии, но её можно выдержать. Либо можно просто сидеть на лавках и наслаждаться жаром. Дело в том, что часть пола кальдария это верхняя часть печи. А вот ещё маленькое помещение, там просто очень жарко. Две стены его полые и там проходит дымоход и так же пол, это верхняя часть той же печи. Можно подавать пар, плескать воду вот на эти камни. Это что-то типа лаконикума. Если следовать римской терминологии.

Осматривая эти, так называемые термы, я осталась довольна. А предыдущий военный комендант оказывается был большим эстетом и любителем банных процедур. Я была ему благодарна. Надо и мне что-то подобное сделать в моей резиденции в Вендене. Мы вышли в теплую комнату. Конечно же, сейчас здесь было прохладно и воды в бассейнах и купальнях не было.

— Скажите, милейший, а как вода сюда поступает и откуда?

— Из реки, Ваше Величество. Предыдущий комендант с помощью одного немецкого инженера сделал простой механизм, которые позволяет качать воду в термы. А после вода сливается опять в реку, только чуть ниже по течению. Механизм приводится в действие с помощью конной тяги. Там лошадь ходит по кругу в подвале и приводит механизм в движение.

— А сейчас он работает?

— Работает, Ваше Величество.

— Тогда слушайте мою волю. Приведите сюда уборщиц. Пусть вымоют тут всё. затопят печи и начнут закачивать воду. Я сегодня хочу принять здесь баню. Попарится. Полежать в купели. Понятно?

— Да, Ваше Величество. Но сейчас тут никого из обслуги нет.

— Это не проблема. Богдан!

— Я Матушка!

— Озаботься, чтобы у нашего управляющего замком, появилась обслуга. И пусть начнут готовить эти термы или как там они называются к тому, что сегодня я со своими сержант-дамами будем здесь отдыхать. Задача ясна?

— Так точно, Матушка. Не изволь беспокоится. Всё сделаем. Прости, матушка, а нам потом можно будет сюда сходить?

— Можно. Я думаю, господа аристократы, — посмотрела на свой генералитет, — тоже захотят после нас посетить сие чудное место?

— С удовольствием, Государыня. Эх, попаримся. — Ответил Воротынский. Долгорукий поддержал его.

— Попаришься, Иван Михайлович. Вот только где веники возьмёшь? — я засмеялась. Воротынский почесал затылок.

— Что-нибудь придумаем, Матушка. — Улыбнулся он.

Я сильно парится не собиралась, всё же беременность к этому не располагает, но погреться и полежать в тёплой воде с травками, а у Фроси травки точно должны быть, я бы с удовольствием…