MARVEL: Небесный Кузнец

Глава 31

Для мира он был Уильям Бейкер. Но Уильям Бейкер, человек, который последние пять лет пытался стать лучше, умер сегодня в стерильной комнате перед тремя безразличными лицами. Умер, когда ему в очередной раз отказали в условно-досрочном.

Он сидел, сжимая в потных ладонях пачку писем от бывшей жены. Буквы на тонкой бумаге расплывались, но он помнил каждое слово наизусть. «Кили снова стало хуже…», «Врачи говорят, нужны деньги…», «Она постоянно спрашивает о тебе…». Его дочь. Его маленькая Кили. У нее рак. И единственное, чего хотел Уильям — быть рядом. Держать ее за руку. Заработать, украсть, вымолить — сделать хоть что-то, чтобы оплатить ее лечение и искупить хотя бы малую часть своих ошибок.

Он был честен с ними. Впервые в жизни он был до конца честен с людьми в костюмах. Он выложил все, даже показал эти письма. Но их вердикт был безжалостен, как тюремная сталь. «Отказано». Без объяснения причин. Следующие три года. Здесь. В Райкерс Айленд, бетонном острове-гнойнике, где ему предстояло гнить дальше. Но он будет гнить лишь метафорически. А его дочь умирала по-настоящему.

В тот момент, когда молоток судьи комиссии ударил по столу, Уильям Бейкер исчез. Внутри него вновь проснулся Флинт Марко. Прагматичный, рисковый, отчаявшийся вор, для которого цель всегда оправдывала средства. Добрым семьянином ему уже не стать. Скорее всего, снова придется вернуться в банду, снова скрываться. Он не сможет проводить с Кили много времени. Но он сможет достать деньги. Его заначки… они все еще там, ждут своего часа, и возможно они бы уже пошли на благо его дочери… Если бы письма не читали, а въезд гостей не был запрещен…

«Решено», — подумал Марко. — «План "Побег". Сегодня».

Пока администрация вылизывала задницы важной комиссии, им было не до очередного неудачника. Это был его шанс. Канализация. Грубый, вонючий, но самый эффективный путь на свободу, схему которого он случайно подсмотрел у нерасторопного работяги. Лишние раздумья — это лишние секунды страданий его дочери. Он действовал.

И, конечно же, все почти сразу пошло по одному причинному месту.

Охранник, молодой и чересчур усердный, решил сделать внеплановый обход. Пустая камера «легендарного» воришки Марко. Тревожный запрос по рации в хозяйственный блок. Отрицательный ответ. И вой сирены, разорвавший ночную тишину.

Побег был раскрыт всего через три минуты, как Флинт уже стоял на берегу Ист-Ривер, вдыхая гнилостный, но пьянящий воздух свободы. Жопой чуя погоню, он рванул куда глаза глядят. Прочь от тюрьмы. Доки. Ржавые контейнеры, покосившиеся склады, запах рыбы и мазута. Это был лучший из возможных вариантов. Петляя между строениями, он наткнулся на нее — гребаную здоровенную цистерну с почти стершейся надписью «Хаммер Индастриз». Лестничные пролеты, ведущие наверх, были приварены на совесть. Это был знак.

— Пфф… Всего лишь песок, — выдохнул Флинт, забравшись наверх и заглянув в открытый люк.

Золотистые песчинки приветливо блеснули в свете луны. Идеально. Он спрыгнул внутрь. Здесь его точно не найдут. Ленивые копы вряд ли сунутся наверх, а если и так — он просто зароется в песок на пару минут. Самое сложное позади. Осталось потерпеть. Всего лишь сутки. Что такое сутки после пяти лет ада? Главное, чтобы не пошел дождь.

Вечер окутал город. Усталость брала свое. Доверяя своему чуткому тюремному сну, Флинт прикрыл глаза, зарывшись в прохладный песок. Может, и не придется ждать целые сутки. Ночью, под покровом темноты, он выберется и начнет свой путь к Кили.

…

Знал ли Уильям, что это была не просто цистерна, а гигантский промышленный гомогенизатор? Знал ли он, что его целью было не хранение, а смешивание песка с радиоактивными частицами для одного из десятков секретных проектов «Хаммер Индастриз»? Знал ли он, что этой же ночью очередной уставший и ленивый работник, отправленный запустить цикл, не соизволит подняться по лестнице в своем громоздком костюме химзащиты, чтобы проверить содержимое? Знал ли он, что запущенный процесс завершится критическим сбоем, который приведет к чудовищному взрыву?

Нет. Всего этого простой бандит с улиц и знать не знал. Он даже предположить не мог, что кому-то хватит наглости и безрассудства экспериментировать с радиоактивными материалами в черте города.

А еще он не мог предположить, что эта ночь не убьет его, а изменит. Кардинально и навсегда.

********

Рид Ричардс. Это имя было кислотой, разъедающей душу Отто Октавиуса. Гений, который смог. Кумир миллионов, улыбающийся с экранов, вещающий о звездах, пока он, Отто, настоящий титан мысли, прозябает в этой убогой лаборатории на подачки от Нормана Озборна. От унизительной щедрости человека, чей интеллект был интеллектом купца, а не творца. «Ничего», — прошипел Отто, глядя на свое отражение в полированном корпусе манипулятора. — «Вы еще узнаете мое имя. Вы все его узнаете».

Его взгляд переместился на творение его жизни, покоящееся на стенде, словно четыре спящих змея. Его манипуляторы. Не просто машины — это было само совершенство, выкованное в горниле его гениального ума. Титановый сплав, армированный углеродным волокном — прочный, как мифический адамантий, и легкий, как перышко. Они могли выдержать нагрузку в пять тонн, но при этом обладали гибкостью и точностью пальцев хирурга. Телескопические, неуязвимые для жара и радиации. Это был шедевр.

Их презентация, всего через три недели, должна была изменить все. Он представлял себе лица этих мешков с деньгами, этих недалеких инвесторов. Они должны были понять! Области применения его технологии были воистину безграничны. Управление ядерными реакторами без риска облучения. Манипуляции с токсичными веществами. Ювелирный ремонт спутников на орбите. Хирургические операции, недоступные человеческой руке. Его манипуляторы должны были стать руками и глазами науки, ускорить прогресс на десятилетия!

Отто бросил злобный взгляд на свой экспериментальный гамма-реактор. Его сборка заняла бы вдвое меньше времени, будь у него тогда больше уверенности в его же творении.

А ведь сами манипуляторы — лишь вершина айсберга! Нейроинтерфейс! Революционная технология, позволяющая управлять ими силой мысли, как собственными конечностями. Он создал ее. Один. Без помощи корпораций и правительственных грантов. Так почему?! Почему он до сих пор заперт в этой жалкой, самопальной лаборатории?! Почему его имя, имя ученого мирового уровня, всегда упоминается в унизительном сравнении с этим ублюдком Ричардсом, с кошельком Норманом, с папенькиным сынком и мажорчиком Старком?!

Нет… Он — Гений. А Ричардс, вернувшийся из своей космической одиссеи, привезет с собой славу, новые открытия и десятки миллиардов инвестиций. А что останется ему? Отто Октавиусу с его «щупальцами»? Он станет сноской в истории, забытым чудаком. Эта мысль была невыносима. Она была как физическая боль.

«Нет. Этого не случится».

Глядя на свои творения, Отто вдруг понял. Истинный потенциал его технологии может продемонстрировать только ее создатель. Лично. Ему нужно было перенести презентацию. Провести ее до триумфального возвращения Ричардса. Но как? Как заставить этих жирных котов прибежать по первому его щелчку? Ответ был очевиден. Он сам станет живой демонстрацией. Он покажет им не просто машину, а нового человека. Человека-творца.

Не раздумывая больше ни секунды, он взял миниатюрный чип нейроинтерфейса. Холодный металл коснулся его шеи, когда он прикрепил его к позвоночнику. Тысячи тестов и симуляций. Процесс был отлажен до совершенства. Он надел на торс крепежный механизм, и четыре титановые конечности ожили, плавно поднявшись за его спиной. Он сделал несколько пробных движений: одна рука подала ему стакан воды с идеальной плавностью, другая открыла и закрыла крышку ноутбука. Он чувствовал их, как свои собственные. Это было божественное ощущение.

Оставалось заснять короткое видео, отправить его инвесторам с ультимативным приглашением. «Приходите завтра, или упустите шанс прикоснуться к будущему». Да, 23 сентября станет днем его триумфа.

Направив камеру на себя, он двинулся в сторону спальни, чтобы переодеться в более презентабельный костюм. Нужно было пройти через всю лабораторию. Всю, заваленную оборудованием, кабелями и ящиками с инструментами. Его новые габариты… его гений в пылу озарения не учел такую мелочь, как ширина дверного проема…

БЛЯТЬ!

Это была последняя связная мысль, пронесшаяся в его голове. Одна из рук, двигаясь инстинктивно, чтобы сохранить равновесие, зацепила стойку с оборудованием. Цепная реакция. Грохот падающего металла. И гребанный экспериментальный гамма-реактор, который он так неосторожно задел, покачнулся и полетел на пол… прямо на острый коготь другого манипулятора, который подсознательно среагировал чтобы поймать реактор.

Раздался тошнотворный скрежет пробиваемого корпуса. На мгновение воцарилась тишина. А затем лабораторию залило нестерпимым, изумрудным сиянием, и мир Отто Октавиуса взорвался.

********

Фрэнсис Фриман ненавидел делегировать важные задачи. Подчиненные были инструментами — тупыми, но исполнительными. Однако порой на первый взгляд простая работа требовала личного присутствия. Требовала скальпеля, а не молотка. Как сейчас.

Он сидел за стойкой бара с ироничным названием «Школа для трудных девочек сестры Маргарет» и уже полчаса ждал. Воздух был густым, пропитанным запахом дешевого пива, и пота с нотками отчаяния. Фрэнсис с брезгливостью оглядел обшарпанное помещение. Он был здесь чужим — дорогим костюмом в куче грязного белья. Но его цель стоила того, чтобы на время окунуться в эту грязь.

Уэйд Уилсон. Бывший боец спецназа, хотя бывших в их деле не бывает. Ирак, Афганистан. Снайпер, мастер диверсий и рукопашного боя. После армии — один из лучших наемников на рынке, с послужным списком, от которого у обывателя волосы встали бы дыбом. Невероятно ценный кадр. Идеальный кандидат для Программы.

Мысли Фрэнсиса плавно перетекли на его детище. «Оружие Икс». Секретный проект, начатый еще в Канаде в далеких 80-х. Создание суперсолдат с регенерацией. Спустя тридцать лет отголоски этой программы все еще будоражили умы сильных мира сего. Увы, по-настоящему удачных образцов было раз-два и обчелся, и он, Фрэнсис, был одним из них. Поэтому подход решили пересмотреть. Зайти с другой, более извращенной стороны. Раковые клетки.

Фрэнсис не был ученым. Ему было плевать, откуда возьмется биомасса для регенерации. Яйцеголовые уверяли, что это сработает. Этого было достаточно. Оставалось лишь найти идеального испытуемого. После череды неудачных образцов, превратившихся в скулящие комки плоти, критерии отбора стали предельно жесткими.

Во-первых, наличие рака на поздней, неизлечимой стадии. Во-вторых, несгибаемая воля. Процесс «обращения» был адом, и выдержать его мог лишь закаленный субъект. И в-третьих, самое важное — внутреннее согласие. Не слова. Кандидат должен был отчаянно, животно хотеть жить. В нем должна была гореть искра, а механизм выживания — работать на пределе.

Дверь бара скрипнула. Вошел Уэйд. Он пошатывался, но держался уверенно, как человек, для которого это состояние было нормой.

— Мистер Уилсон? — голос Фрэнсиса прозвучал ровно и холодно.

Уэйд проигнорировал его, плюхнувшись на соседний стул.

— Джеки, старина, а это что за блондиночка в костюме твоего папаши тут ошивается? — громко поинтересовался Уэйд у бармена, небрежно кивнув в сторону Фрэнсиса. Бармен, пожилой мужчина со шрамом через всю щеку, лишь пожал плечами, наливая виски.

— А хер его знает. Вроде тебя ждал. Видать, работенку подкинуть хочет.

— Скажи ему, что я не принимаю заказы от непроверенных блондиночек. Тем более без посредника, — Уэйд залпом осушил стакан и стукнул им по стойке. — Повтори.

— Он не… — начал было Джек, обращаясь к Фрэнсису.

Фрэнсис прервал его, даже не повернув головы. Его голос резанул по ушам, как стекло.

— Я все слышал. Уэйд Уилсон. Безнадежно больной раком ублюдок с метастазами в печени, легких и, судя по твоему юмору, в мозгу. Скажи, ты хочешь жить? Или готов окочуриться через месяц, оставив после себя лишь проперженное место в этом баре и долги?

Он знал, как говорить с такими, как Уэйд. Он сам был из таких, пусть и в прошлом… Тишина, повисшая у стойки, была красноречивее любых слов. Уэйд медленно повернул голову. Рыбка клюнула.

— Джеки, мне послышалось? — Уэйд карикатурно прочистил ухо пальцем, но его взгляд стал острым и внимательным. — Сегодня же вторник, не четверг. Вроде психов на горизонте должно быть поменьше.

— Ну, одни психи сегодня полетели в космос, — философски заметил Джек, протирая стакан. — Другие предлагают излечение от неизлечимого. Вполне в духе вторника. В четверг просто градус абсурда повыше.

Уэйд усмехнулся, но его взгляд не отрывался от Фрэнсиса. Вся шутливость слетела с него, оставив лишь жесткую, оценивающую маску.

— И что дальше? — наконец он обратился к Фрэнсису напрямую. — Допустим… я хочу жить.

******

— Как сказал Гагарин, POEHALI! — голос Рида Ричардса, полный мальчишеского восторга и гениальной уверенности, разнесся по всему миру.

И корабль взлетел.

Сначала — оглушительный рев, который для толпы был просто шумом, но для Маркуса Милтона — симфонией. Он слышал не грохот, а громовой сердечный ритм двигателя. Он видел не пламя, а контролируемую ярость миниатюрного солнца, разрывающую оковы земного притяжения. Металлический шаттл, устремленный в бесконечность, уносил пятерых отважных глупцов покорять космос. Космос, который, вопреки их самым смелым мечтам, был не пуст. Он был обитаем, он был жив, и он был безжалостен.

От толпы восторженных журналистов отделилась фигура. Подкачанный жилистый блондин в очках и недорогом костюме. На бейджике красовалось имя: «Маркус Милтон, журналист NYC News». Маска. Идеальная маска, которую он носил уже второе десятилетие. Сосредоточенное лицо Маркуса любому стороннему наблюдателю показалось бы обычным профессионализмом. Таким же, как и у сотен других людей, задравших головы к небу. Человечество вступало в новую эру. Все были воодушевлены. И только он один знал страшную правду.

В космосе гораздо больше угроз, чем на Земле.

Взмывающий ввысь корабль на мгновение заслонил солнце, и тень, накрывшая Маркуса, пробудила воспоминание. Воспоминание о другом небе, багровом, разрываемом на части беззвучным криком умирающей планеты. Этерна. Его родной мир. Уничтоженный одной из таких угроз. Галактус. Имя, которое до сих пор отдавалось ледяным эхом в его душе. Сущность невероятной силы, чей голод был абсолютен. Его раса, технологически опережавшая человечество на тысячелетия, не смогла противостоять ему. Они сгорели, пытаясь защитить свой мир.

Его родители, последние из последних, вложили энергию собственных жизней в экспериментальный портал. Он до сих пор помнил тепло их рук на своих плечах, отчаянную любовь в их глазах и последнее слово, прозвучавшее не голосом, а мыслью: «Живи». И семилетнего мальчика выбросило в этот мир, на Землю. Здесь его нашла и усыновила приятная семья фермеров из Канзаса. Здесь он жил как обычный человек, которым никогда не был и не мог быть.

Он был Этерналом. Последним сыном Этерны. Под светом этого желтого солнца его клетки пели от мощи. Он был в тысячи раз сильнее, в сотни раз быстрее любого человека. Он умел летать. Его кожа была практически неуязвимой. Его зрение пронзало стены, его слух улавливал шепот за километры. Таких здесь называли просто и емко — «мета». И судьба их, как он успел заметить, была незавидна.

Благородные личности, пытавшиеся стать героями, быстро и таинственно исчезали. Те, кто поддавался искушению силы, становились злодеями и сгорали еще быстрее. Быть другим в этом мире было проклятием. И до сегодняшнего дня Маркус не высовывался. Но он восхищался. Восхищался отвагой Женщины-Паука, парящей над ночными улицами. Он с интересом читал истории о старых Британских и Советских супергероях. Героизм был в его крови, наследие расы защитников. И теперь… пора.

Этот запуск был не просто научным прорывом. Это был выстрел стартового пистолета. Человечество делает свой первый, по-детски наивный шаг в космическую эру. И очень скоро оно узнает, что не одиноко. Им повезет, если первыми, кого они встретят, будут Крии или Корбиниты. Но скорее всего, мир ждет череда катастроф, порожденных этим шагом.

И этому миру, как никогда раньше, понадобится символ.

Символ того, что даже перед лицом вселенского ужаса есть надежда. Символ того, что перед лицом хаоса возможно сплочение. Символ несокрушимой Силы, что встанет на их защиту.

Маркус Милтон опустил взгляд. Блокнот выпал из его ослабевших пальцев на землю, забытый и ненужный. Маска больше не имела значения. Его взгляд, уже не журналиста, а стража, был устремлен в небо, туда, где исчезла огненная точка корабля.

Пора. Гипериону пора выйти из тени.