Глава 34

Итак, что мы имеем. Одна бессознательная городская героиня, истекающая кровью на полу лаборатории. Один гений под действием Снадобья Интеллекта, застывший в ступоре. И один я, который начинает всерьез подозревать, что стал каким-то магнитом для неприятностей вселенского масштаба. «Случайности не случайны», — как говорил старый черепах. И глядя на эту сцену, я был склонен с ним согласиться.

Я подошел к открытому окну, через которое она и ввалилась. Беглый взгляд выявил небольшой, но аккуратный подпил на раме, позволяющий легко открывать защелку снаружи. Ее личный вход.

— Ясно, — коротко сказал я в звенящую тишину, скорее чтобы разбить оцепенение, чем что-то констатировать.

— Ч-что ясно?! — нервно вскрикнул Питер, и его голос сорвался. Я медленно обернулся и посмотрел ему прямо в глаза.

— Питер. Ты под Снадобьем Интеллекта. Не нужно косить под дурака. Ты все прекрасно понял. Вопрос лишь в том, что мы будем с этим делать.

Он понял, что я понял. Знал ли он о ее личности раньше или догадался только что — не имело значения. Мы оба, не сговариваясь, решили обойтись без имен, уважая ее тайну.

— Помочь! Естественно, помочь! — воскликнул Питер. Ступор прошел, сменившись режимом экстренного реагирования.

Его усиленный мозг мгновенно обработал ситуацию и выдал план действий. Он рванулся к одному из шкафов и достал аптечку, которая была заполнена куда лучше, чем требовали стандартные нормативы. Еще одно доказательство, что этой лабораторией пользовались не по прямому назначению.

— Хорошо. В этом вопросе доверяю тебе, — сказал я, отступая на шаг. — Но если понадобится помощь — я здесь.

В вопросах пулевых ранений я был полным профаном, и сейчас не время для учебы. Нужно будет обязательно уточнить у Фрэнка, проводит ли он курсы полевой медицины. Сейчас же лучшим решением было довериться Питеру. Его разносторонние знания, помноженные на пиковую эффективность от Снадобья, делали его самым компетентным человеком в радиусе нескольких километров.

— Да, я принял… — его голос стал спокойным, холодным и до жути сосредоточенным. Первая волна шока прошла, и в дело вступил гений. — Но во-первых, нужно очистить рану от волокон костюма. Они забились внутрь и мешают регенерации.

Достав стерильный скальпель, Питер опустился на колени. Его движения стали невероятно точными и экономными. Он аккуратно, миллиметр за миллиметром, вычистил рану от мелких, пропитанных кровью нитей. Затем, оценив материал костюма — какой-то прочный, эластичный полимер, а не простой спандекс — он одним выверенным движением сделал крестообразный надрез вокруг пулевого отверстия. Отогнув «лепестки» ткани, он полностью открыл доступ к ране. Картина была мрачной: рваная рана, из которой умеренно, но постоянно текла кровь. Края уже начали затягиваться — ее регенерация отчаянно пыталась работать, но пуля внутри, как проклятый якорь, мешала процессу.

Питер взял флакон с хлоргексидином и обильно полил рану. Гвен тихо застонала, ее тело дернулось, но в сознание она не пришла.

— Джон, свет. Сюда, — скомандовал он, не отрывая взгляда от раны. Я включил фонарик на смартфоне и направил яркий луч точно на рану.

Далее Питер начал осторожно, двумя пальцами, пальпировать ткани. Я видел, как подрагивают его брови, пока он мысленно строил 3D-модель повреждений. Через несколько секунд он кивнул сам себе.

— Нашел. Засела под широчайшей мышцей спины, примерно в трех сантиметрах от входа. — Блять… — проворчал он, беря в руки длинный анатомический пинцет. — Регенерация уже начала оплетать ее фиброзной тканью. Просто вырвать — значит разорвать все к чертям. Он поднял на меня свои ставшие ледяными глаза. — Так, Джон. Сейчас будет больше крови. Будь готов прижать вот сюда, как только я скажу, — он указал на точку чуть выше раны. — Там артерия.

— Принял, — ответил я, беря в свободную руку несколько толстых стерильных салфеток.

Питер сделал глубокий вдох. Его руки замерли над раной, став воплощением абсолютной неподвижности. Затем он аккуратно ввел кончики пинцета в раневой канал. Я видел, как он не давил, а скорее позволял инструменту самому найти путь, обходя нервы и сосуды. Наконец, его рука замерла. Раздался едва слышный металлический скрежет.

— Готовься… — прошептал он.

Одним плавным, непрерывным, но сильным движением он извлек инородный предмет. Раздался тихий влажный шлепок, и из раны хлынула темная кровь.

— Дави!

Я тут же навалился на рану всей тяжестью, чувствуя, как горячая жидкость пропитывает салфетки. Питер тем временем бросил в металлический лоток окровавленную, слегка деформированную пулю.

Мы держали давление несколько минут. Я видел, как быстро работает ее ускоренный метаболизм — кровь сворачивалась на глазах. Когда кровотечение почти прекратилось, Питер кивнул. Я убрал пропитанные салфетки. Он еще раз промыл рану и удовлетворенно кивнул.

— Канал чистый. Теперь ее тело само справится, — сказал он, и в его голосе снова появились человеческие нотки усталости. — Швы здесь не нужны, ее регенерация срастит все лучше любого хирурга. Главное — защитить рану от инфекции.

Я наблюдал, как Питер закончил свою работу. Взяв несколько стерильных тампонов, он плотно, но аккуратно заполнил ими раневой канал — как он объяснил, чтобы предотвратить образование полостей и абсцессов. Сверху легла большая впитывающая повязка. Все это было надежно закреплено несколькими оборотами эластичного бинта вокруг ее талии, прямо поверх костюма.

— Все, — выдохнул Питер, отступая на шаг и вытирая пот со лба. В его голосе слышалась профессиональная усталость хирурга после сложной операции. — Теперь ее организм может направить всю свою мощь на исцеление, не отвлекаясь на инородное тело и борьбу с инфекцией.

Гвен все еще была без сознания, но ее дыхание стало ровным и глубоким. Худшее было позади. Впрочем, я не был уверен, что с ее регенерацией «худшее» ей вообще грозило, но в любом случае, я был рад, что мы смогли помочь.

— Интересно, кто ее так отделал, — пробормотал я, глядя на ее неподвижную фигуру. — По тем редким свидетельствам очевидцев, она способна уворачиваться от града пуль. Ее сверхчутье — это же абсолютная киллер-фича.

— Неважно, кто, — устало ответил Паркер, опускаясь на стул и закрывая лицо руками. — Важнее, что делать дальше. Она не знала, что здесь есть кто-то, кроме меня. А теперь… ты знаешь.

— Не парься, — я подошел и ободряюще, но с нажимом положил руку ему на плечо. — Как и ты, я умею хранить секреты. А как она отреагирует на мое присутствие, мы узнаем, когда она очнется. Не будет же она вечно спать.

Да, для нее это была не проблема. А вот для нас… Я чувствовал, как незримый маховик судьбы раскручивается все быстрее, и мы с Питером оказались в самом его центре.

— Но все же, Джон, ее личность…

— Без всяких «но», — прервал я его. — Ты беспокоишься не о том. Ей сейчас стоит волноваться меньше, чем нам. Подумай сам: что, если за ней следили? Что, если по ее следу сейчас идут те, кто в нее стрелял? Профессиональные наемники? Другие мета? Она привела опасность прямо к порогу нашей лаборатории. Так что хватит мусолить тему доверия, давай лучше вернемся к нашему проекту. К тому, что даст нам силы справляться с подобными «сюрпризами».

— Да… да, ты прав, — пробормотал Питер, делая глубокий вдох. Снадобье пусть и глушило эмоции, но не гасило их полностью, и сейчас его мозг, освободившись от стресса операции, возвращался к работе. — Что касается Снадобья… сам решай. Есть два основных, реалистичных варианта.

Да, с этим все оказалось чуть сложнее. Питер, в своем сверхинтеллектуальном озарении, предложил два немедленных пути и два долгосрочных, пока недостижимых. Я мысленно прокрутил в голове его выкладки.

Вариант первый: «Каталитический Якорь». Продление эффекта. Питер предложил создать сложную полимерную молекулу-«телохранителя». Она будет находить в крови Фантазмин и окутывать его, делая «невидимым» для разрушающих ферментов. Результат? Эффект оригинального, стопроцентного по мощи Снадобья будет продлен с жалких пары часов до десяти-двенадцати часов. Целый рабочий день в режиме гения. Ключевой недостаток — Призрачная Орхидея все еще необходима. Я тут же решил, что обязательно создам эту версию из оставшихся у меня четырех цветков. Это будет мой личный «божественный режим».

Вариант второй: «Фантазмин-Симулякр». Синтетический аналог. Здесь Питер превзошел сам себя. Он смог расшифровать и воссоздать ту часть молекулы Фантазмина, что отвечала за всю биохимию: связывание с рецепторами, открытие ионных каналов. Этот синтетический аналог, «Симулякр», можно было производить из доступных прекурсоров. Но та самая «магия», квантовая вибрация оригинала, осталась за гранью понимания. Результат — Снадобье на основе Симулякра будет работать, но его эффективность будет ниже на 20–30 %. Не такой тотальный разгон, не такой мгновенный доступ к памяти. Но главный плюс перевешивал все: Призрачная Орхидея больше не нужна. Это будет полностью лабораторный продукт, который можно производить в любых количествах. Фактически, это и есть наш NZT-48. Пусть и с побочкой в виде более сильной и долгой головной боли, но это уже реальный коммерческий продукт. Продукт, способный изменить мир.

Я посмотрел на Питера, потом на неподвижную Гвен. Выбор был очевиден. Как говорится, есть два стула… и я собирался сесть на оба. Мне нужна была и эксклюзивная, мощнейшая версия для себя и ключевых союзников, и массовая, пусть и ослабленная, для построения своей будущей империи.

Что же касается тех, других, пока недостижимых вариантов… Я мысленно прокрутил эти варианты, которые Питер набросал на доске. Это были не просто идеи. Это были дорожные карты в будущее.

Первый путь — создание квантового резонатора. Прибор, способный скопировать саму «душу», квантовую сигнатуру Фантазмина, и записать ее на стабильную наноструктуру. Это был путь к полному контролю. К созданию идеальной, стопроцентной по силе и абсолютно безопасной версии Снадобья. Но был один ключевой и неприятный нюанс: для этого требовалось оборудование, которого не существовало в природе. Условный «квантовый спектрометр». Естественно в тот момент, когда я об этом узнал, в моей голове, благодаря «Технологической Модернизации», вспыхнул призрак схемы. Нечеткий, туманный, но он был там. Я смогу собрать нечто подобное. Не сейчас. Не с этим хламом. Но смогу. Этот путь стал моей долгосрочной научной целью.

Второй вариант был еще безумнее. Био-интегрированный симбиот-резонатор. Безвредный белок, который принимаешь один раз, и он навсегда встраивается в твои нейроны, ожидая активации. Слово-триггер, вспышка света, да хоть прием аскорбинки — и ты на несколько часов превращаешься в гения. Это была не просто технология. Это полноценный инструмент для создания сверхлюдей. Но риски были колоссальны. Малейшая ошибка в белковой последовательности — и анафилактический шок. Неправильная интеграция — и перманентный психоз. Это был путь бога, и боги, как известно, часто падают с Олимпа.

— Итого, прямо сейчас у нас есть выбор, — я прервал молчание, подводя итог для Питера. — Либо ДЛИТЕЛЬНОСТЬ — мы делаем оригинальное Снадобье в несколько раз более эффективным по времени, но остаемся рабами Призрачной Орхидеи. Либо НЕЗАВИСИМОСТЬ — мы получаем бесконечный источник чуть менее мощной, но массовой версии. — Я сделал паузу и усмехнулся. — И я выбираю ОБА варианта.

— Хах, — Питер откинулся на спинку стула, и на его лице впервые за долгое время появилась расслабленная улыбка. — Как я и думал. Это единственно верное логическое решение. Один вариант — эксклюзивный, для личного пользования и ключевых задач. Второй — масштабируемый, стратегический актив.

— Именно. Мне нужны обновленные рецептуры для обоих. И первые партии синтетического Снадобья мы можем начать создавать уже сегодня. Кстати, — я посмотрел на Питера с хитрым прищуром, — можно ли это реализовать в форм-факторе таблетки или капсулы?

— М-м-м… — Питер задумался, постукивая пальцем по столу. — Да. Лиофилизация активного вещества и прессовка с нейтральным наполнителем. Возможно. Процесс синтеза усложнится, займет больше времени.

— Плевать. Делаем таблетки, — отрезал я. Жидкость в ампуле — это лекарство. А таблетка… таблетка — это потенциал, это символ в духе NZT-48 (да Области Тьмы существуют в этом мире).

И пока Питер, вооружившись своей гениальностью, принялся за расчеты молекулы Симулякра, я решил, что у меня есть небольшое окно.

— Кстати, когда дойдет до тестов, не нужно будет искать мышей, — небрежно бросил я.

— В смысле? — не отрываясь от расчетов, спросил Питер. — Пропускать стадию животных испытаний опасно, Джон.

— Не для меня. Мой «метаболизм» нейтрализует любые негативные побочные эффекты от подобных вещей. Так что я буду идеальным подопытным. Быстро и эффективно.

Я видел, как Питер замер на секунду, но спорить не стал, лишь кивнув. Он уже понял, что я не так прост, и принял это как данность. А я тем временем мысленно открыл Систему. Пора было позаботиться о дяде Бене.

Рецепты Арканума. Дисциплина «Терапевтика». Я сразу проигнорировал нечто под названием «Чудо-Лекарство», понимая, что для создания настоящей панацеи мне, скорее всего, понадобится сердце звезды и слеза грифона. К счастью, и без него вариантов было достаточно, и теперь у каждого имелось краткое, почти поэтическое описание.

«Дыхание Разума: Для тех, чьи воспоминания угасли или чей дух скован немощью. Восстанавливает утраченные тропы мысли и заживляет раны, невидимые глазу.»

Хм. Альцгеймер? Нервные повреждения? А «раны, невидимые глазу» — это о психосоматике? Слишком туманно. Не факт, что это поможет от почечной недостаточности. Дальше.

Пролистав список несколько раз, я остановился на четырех финалистах, каждый из которых обещал чудо своего рода.

«Эссенция Первозданной Сути: Возвращает к истокам, исправляя ошибки, заложенные при рождении. Переписывает искаженный чертеж души и тела, возвращая его к первозданной гармонии.»

«Слеза Божественного Стража: Находит порчу, что гнездится в самой сути плоти. Отделяет здоровое от больного, даруя чистоту через безжалостное искоренение.»

«Живая Кровь: Субстанция, что учит плоть забывать о ранах. Затягивает даже самые глубокие порезы и ожоги, даруя жизненную силу взамен утраченной.»

«Эликсир Пепла и Зари: Обращает вспять течение времени внутри сосуда. То, что увяло, возродится вновь, а то, что отказало, познает свою зарю.»

Я мысленно вернулся еще раз к списку из четырех рецептов, что горели в моем сознании. Четыре пути, четыре чуда. Выбор нужно было делать сейчас.

«Эссенция Первозданной Сути». Возвращает к истокам, переписывает ДНК. Звучало как игра в бога, и я, при всем моем цинизме, пока не был готов пересекать эту черту. Слишком много неизвестных, слишком велик риск превратить пациента в лужу аморфной протоплазмы, даже притом, что это вроде как должен быть одобренный и адаптированный системой рецепт. Отметается. «Живая Кровь». Идеально для поля боя. Затянуть рану, восстановить силы. Я бы отдал многое за пару доз для себя или для Блейда. Но для дяди Бена, чья болезнь была не раной, а медленным увяданием, это было бесполезно. Отметается.

Оставалось два финалиста. «Слеза Божественного Стража» — высокоточное оружие против «порчи», в теории идеальное средство от рака. И «Эликсир Пепла и Зари» — тотальное обновление, обещающее возродить то, что «увяло» и «отказало». После недолгих раздумий я понял, что выбор очевиден. «Слеза» была скальпелем. «Эликсир» — полной реконструкцией. Зачем лечить одну болезнь, если можно обновить всю систему?

— Была не была. «Эликсир Пепла и Зари». Разблокировать.

Минус 200 ОР списались с баланса. В этот раз информация вошла в мозг не огненным потоком, а тонкой, ледяной иглой боли. Секундный спазм, и вот оно. Знание. Невероятное, прекрасное в своей жестокой элегантности знание. Фух. Я сделал абсолютно правильный выбор.

Это было не лекарство. Это была биологическая программа «полной перезагрузки». Однофазный, саморегулирующийся эликсир, который в течение суток проводил полную ревизию и реставрацию организма. В моем мозгу развернулась вся его суть:

1. Таргетный апоптоз (Очищение): Эликсир, попав в тело, ищет и помечает все «неправильные» клетки — раковые, мутировавшие, инфицированные, старые. Затем он запускает в них программу чистого, контролируемого самоуничтожения. Ни воспаления, ни вреда для здоровых соседей. Идеальная чистка.

2. Стимулированная регенерация (Возрождение): Одновременно с этим, эликсир активирует спящие стволовые клетки, заставляя их с бешеной скоростью заменять уничтоженный «мусор» на новые, идеальные копии.

Весь процесс для пациента занимал ровно сутки. Первые часы — легкое тепло и покалывание. А затем начиналось то, что дало зелью его имя. Пепел: самая тяжелая фаза, длящаяся 10–12 часов. Интенсивная перестройка. Сильная слабость, лихорадка, ломота в теле, как при тяжелейшем гриппе. Это была цена. Цена тотального обновления, на которую любой здравомыслящий человек пошел бы без колебаний. Заря: финальные 5–6 часов. Лихорадка спадает. Организм завершает регенерацию. Слабость сменяется приливом сил и ощущением невероятной легкости и «чистоты». Старые шрамы бледнеют, хронические боли исчезают. Пациент просыпается буквально заново рожденным.

Я окинул взглядом лабораторию. Биореактор, соникатор, центрифуга, хроматограф, крио-камера… Да, все необходимое оборудование здесь было. Питер справится. Особенно учитывая, что рецепт, хоть и сложный, не требовал ничего запредельного. За исключением одного компонента, который Система обозначила как «метеоритное железо с высоким содержанием редкоземельных изотопов». Что ж, надеюсь, у Лукаса есть выход и на поставщиков космического мусора.

В голове мелькнула шальная мысль. Сколько какой-нибудь умирающий миллиардер готов был бы отвалить за такое зелье? Оно ведь не просто лечит. Оно дарит новую молодость. Конечности оно, увы, не отращивало, но откатить биологический возраст на десяток-другой лет — вполне. Блин, не о том думаю. Нужно посвятить Питера в детали. Возможно, он сможет улучшить процесс.

В этот момент тело Гвен, неподвижно лежавшее на лабораторном столе, дернулось. Раздался тихий, сдавленный стон. Я замер. Даже Питер, погруженный в свои научные изыскания, оторвался от оборудования и тут же оказался рядом с ней.

Загрузка...