Виктория - значит Победа. Каждому по делам его

19. Можно ли отказаться от моего предложения

Ладно, о предложениях потом, я пока я должна снять стружку с Терезы. Не здесь, упаси боже, конечно же, дома. И мне чертовски интересно, для чего ей понадобилась куча денег золотом. Она получила свой процент по вкладам — там было с полсотни франков золотом, люди год на такую сумму живут и не жужжат, я знаю, сколько я плачу слугам, например. А это что такое, простите?

Видимо, я испускала в пространство абсолютно однозначные сигналы, и возле меня из теней появился Гвискар.

— Что случилось, Виктория? — просто спросил он. — Что ещё случилось?

Конечно, он был в курсе неудачного сватовства Огюста де Тье и всего, что далее последовало. И знал о моих намерениях поговорить с Орвилем-старшим.

— Тереза случилась, — выдохнула я. — Минус триста франков золотом на какие-то непонятные расходы.

— Её Франсин много бегала за пределами дома и много тратила, — заметил Эмиль. — Но вы ведь говорили, что вам обеим прислали доход из банка, и я было подумал, что деньги оттуда.

— Так вот не только оттуда. А откуда сведения? — тут же вскинулась я.

— Есть способы получить их, — улыбнулся Гвискар. — И на Франсин моя магическая метка.

Что там мутит Тереза? Я очень сомневаюсь, что Франсин тратит её деньги сама по себе, помимо её воли.

— Расскажете, да?

— Конечно, расскажу, — Гвискар улыбается, осторожно касается моей руки.

Почему-то с ним я не ощущаю себя на сорок с плюсом. А вообще не думаю о возрасте. Это его особенность, да?

— Но сначала я все же поговорю с Терезой. Упаси боже, не здесь, а дома, как вернёмся. Я уже очень просила её не делать никогда ничего подобного, и желаю послушать, что она мне скажет в ответ.

— Помочь? Могу послушать из теней.

— Да, я буду благодарна.

Мало ли, что там вылезет? И для чего она давала деньги Франсин?

К счастью, концерт окончился, за ужином Тереза с её Орвилем сидели не рядом со мной и Гвискаром, а после ужина уже можно было выдвинуться домой. И как только мы оказались дома, я сразу и спросила:

— Тереза, поговорим?

— Конечно, — заулыбалась она.

Наверное, подумала, что будем снова мужчин обсуждать или секретами обмениваться. Эх.

Но мы устроились в моей спальне, и еды нам принесли — у Сегюров кусок в горло не лез, вот честно.

— Тереза, что за история с долгами у старшего господина Орвиля? — интересуюсь как могу спокойно.

Она смотрит, вытаращив глаза.

— Долгами?

— Именно, Тереза. Он говорит — у него твои расписки на триста с лишком франков золотом.

— Я думала, отдам с дохода, а доход оказался маленьким, — пробормотала она, не глядя на меня.

— Куда там маленьким, я людям в год по стольку плачу, — начинаю заводиться, а это совершенно излишне.

— Да, я, кажется, немного запуталась, — говорит она совершенно растерянно. — Я думала, сумма меньше. А вышло…

— Тереза, куда ты потратила эти деньги?

— Ну… арро, пирожные… Ты ведь запретила в лавках давать мне в долг.

— Да, запретила. Но ты понимаешь, сколько пирожных нужно съесть на такую сумму?

— Я помогала Франсин, вот. Она оказалась в безвыходной ситуации! — Тереза зарыдала.

— Что? — не понимаю я.

Люди статуса Франсин могут оказаться в безвыходной ситуации, но их ситуации обычно дешевле, чем у, скажем, какой-нибудь светской дамы.

— У неё возлюбленный, он проигрался. Сильно проигрался.

— Ты рехнулась, Тереза? Какой ещё возлюбленный Франсин? И почему мы с тобой должны за него платить? Ты понимаешь, что я сейчас выгоню её на улицу, в чем она есть, и не подпущу к дому и к тебе на пушечный выстрел?

— О нет, Викторьенн, не надо, пожалуйста, как я буду без неё? — Тереза заламывала руки и хватала меня за платье.

— Тебе будет помогать Мари. Или Жанна. А потом найдём такую камеристку, которая не будет обходиться так дорого. Ты понимаешь, что я сейчас предложу ей оплатить долг? У неё есть деньги?

— Нет у неё ничего, ты же знаешь, она сирота, и если бы не служба в нашем доме…

— Так отчего же она не дорожила службой в нашем доме?

— Дорожила, очень дорожила!

— И твоим добрым именем не дорожила совершенно. Ты понимаешь, что если на расписках твоя подпись, то господин Орвиль может вызвать тебя в суд? Хочешь в долговую тюрьму? Или продадим Вишнёвый холм? Господин Франсуа де Тье с удовольствием купит его у тебя. Но ты останешься ни с чем. Ты этого хотела?

— Нет, нет, я не хотела, — Тереза рыдает безостановочно, я чувствую себя, будто пнула котёнка, но понимаю, что просто молча заплатить и ничего не сказать и не сделать — неправильно.

— Отчего-то твой Люсьен не писал расписок, когда ты просила денег для него. Или тоже не для него, а для Франсин, или кому там ещё?

Она уже даже и не отвечает, а я крепко подозреваю, что с долгами для Орвиля тоже что-то было нечисто.

Иду к ней в гардеробную, нахожу там Франсин. Та что-то делает в углу, подскакивает, услышав шаги, и очень пугается, увидев меня.

— Франсин, — говорю тихо-тихо, прямо еле слышно. — Скажи-ка, будь добра, куда и кому ты отдавала деньги, полученные от госпожи Терезы?

— Никому, — быстро отвечает та, а глаза-то бегают.

— Тогда ты сейчас отдашь их мне, а я утром верну тем, у кого госпожа Тереза их брала, так?

— Я не могу, — шепчет. — Никак не могу.

— Не можешь? Значит, вон из моего дома. Немедленно, — вот, я это и сказала.

И кажется, Франсин едва ли не возрадовалась, что легко отделалась. Но за моим плечом из теней шагает Гвискар.

— Госпожа де ла Шуэтт, я думаю, если расспросить эту особу хорошенько, она расскажет нам больше.

Франсин бледнеет.

— Я… я ничего не знаю!

— Вот и разберёмся, — голос Гвискара холоден. — Госпожа де ла Шуэтт, в моём доме есть отличный подвал для таких целей.

— Забирайте, — киваю я на Франсин.

Франсин пытается убежать, но бегать от некроманта — пустое занятие. Гвискар хватает её за руку и исчезает вместе с ней. Впрочем, возвращается скоро, я ещё не успеваю уйти.

— Сейчас будем расспрашивать? Или уже завтра? — он обнимает меня, и я выдыхаю.

Всё правильно, иначе было нельзя.

— Завтра. Я съезжу к Орвилю, отдам деньги, а потом и займёмся.

— Договорились.

Сейчас же — позвать Мари, пускай поможет Терезе разоблачиться после бала, и господина Валерана, пусть снова даст ей тот отвар. И самой поспать, да? Можно с Гвискаром вместе, хуже не будет.

Утром я поднимаюсь рано, узнаю о Терезе — ещё спит, прошу в кабинет завтрак и господина Фабиана. В доме есть нужная мне сумма денег, но мой управляющий должен учесть эти расходы.

— Скажите, куда в этом прекрасном городе можно применить три сотни франков золотом?

— Много куда, — пожимает тот плечами. — Можно многое купить. Или многих. Я слышал, вы прогнали камеристку госпожи Терезы?

— Да, она куда-то применила эти деньги. И даже не мои, а господина Орвиля, у него расписки Терезы. Я сейчас поеду за ними.

— Да, вы правы, долг нужно отдать, а расписки забрать. А что потом?

— А потом господин виконт Гвискар обещал мне помощь в расспросах той самой камеристки.

Господин Фабиан вздыхает.

— Что ж, его помощь может оказаться уместной. Удачи, госпожа Викторьенн.

— Спасибо, она мне понадобится.

Ещё об одной цели переговоров я молчу — потому что выгорит так выгорит, а нет так нет. И когда неожиданно встречаю в коридоре заспанную заплаканную Терезу — тоже ничего ей о том не говорю.

— Ты куда так рано? — спрашивает она.

— К господину Орвилю. Решать проблему, которую ты мне создала. Надеюсь, он отдаст мне твои расписки.

Тереза снова хлюпает носом и уходит, а я думаю — не взять ли кого-нибудь составить мне компанию, не беру никого и гружусь в экипаж.

Орвиль-старший уже ждёт меня.

— Доброе утро, госпожа де ла Шуэтт, вы ранняя пташка.

— Я деловая женщина, — говорю с медовой улыбкой.

Улыбаться совсем не хочется, но что делать-то? Помирать, так с музыкой.

— Отлично, прошу вас.

Мы устраиваемся в кабинете, и нам подают арро. Неплохо, не хотел бы разговаривать — просто обменял бы деньги на расписки, и всё.

— Начнём с финансов? — интересуюсь. — Кстати, вы в курсе, что Тереза пару раз просила у меня денег для вашего сына? Но я не была столь же оборотистой, как вы, и расписку с него не взяла, о чём сейчас жалею.

— В другой раз возьмёте, — участливо кивает старший Орвиль. — Велика ли сумма?

— Общим счётом тридцать франков.

— Можете вычесть её из того, что принесли, — великодушно разрешает он.

А я и не думаю спорить, с паршивой овцы, как говорится — хоть шерсти клок. Достаю мешочек.

— Здесь деньги, готовьте расписки.

— Погодите, — улыбается. — Знаете, госпожа де ла Шуэтт, я долго думал над вашим предложением. Не скрою, я и раньше рассматривал такую возможность, но, признаюсь, не счёл её серьёзной, потому что недооценил вас.

— Меня? — я-то причём?

— Именно вас. Вы с такой готовностью встаёте на защиту вашей родственницы, что это нельзя не учитывать.

— У меня не осталось другой родни, — пожимаю плечами. — Баронесса Клион-сюр-Экс не в счёт. Мы с Терезой привыкли стоять друг за друга с детства.

— Ваша подруга не очень-то готова защищать вас, — качает головой Орвиль.

— Отчего же? Готова, — я не вполне уверена в этом, но должна же что-то сказать?

— Будь так, вы бы не решали сейчас её дела, ни финансовые, ни брачные, — усмехнулся Орвиль. — И если честно, меня это устраивает. Если у наших молодых людей что-то пойдёт не так, они найдут с вашей стороны поддержку и утешение, — усмехнулся он снова, и довольно неприятно.

— А с вашей? — нужно же понять.

— А с моей — нет. И я скажу о том Люсьену. Пускай женится на госпоже де Тье, но дальше — сам. После моей смерти ему, конечно же, достанется часть наследства, но только в том случае, если он к тому моменту не будет иметь долгов и будет твёрдо стоять на ногах. А поскольку ни мой сын, ни ваша родственница сами жить не умеют и деньги считать тоже не умеют, то вы их спасёте, в случае чего. За сына я спокоен, — и вновь усмехается.

— А если я тоже откажусь содержать их?

— Ваше дело. Но сдаётся мне, ваше любящее сердце не выдержит, и вы станете кормить, одевать и выводить в свет вашу родственницу, как привыкли.

Издевается, паршивец.

— Я считаю, пускай справляются сами, все возможности у них есть. Но свадьба напополам, ясно вам? Не унижайте своего сына ещё больше, чем уже унизили.

— Отчего же унизил? У него были те же возможности, что у его брата. Я давал им одинаковое количество денег, но там, где Этьен смог преумножить, Люсьен растратил всё на наряды и дам, — господин Орвиль по-прежнему усмехается. — Что, позвать его сюда?

— Зовите. Но сначала финансы, — жестко говорю я.

— Извольте.

Я отдаю мешочек с деньгами, господин Орвиль высыпает его содержимое на стол и тщательно пересчитывает, пододвигает тридцать монет обратно ко мне, затем отдаёт расписки. Я смотрю — точно, Терезины каракули, Терезины кляксы и её же подпись. Ладно, разберёмся. Уже сегодня разберёмся. Сначала с Франсин, а потом и с Терезой.

А дальше господин Орвиль велел позвать в кабинет Люсьена. Тот пришёл, и очень изумился, когда увидел меня.

— Госпожа де ла Шуэтт оплатила все долги госпожи де Тье, — сообщил старший Орвиль первым делом.

— Благодарю вас, Викторьенн, — поклон Люсьена был в высшей степени утончённым.

— Не благодарите, послушайте далее. Не так давно вы интересовались моим мнением о вашем возможном браке с госпожой де Тье. И мнение моё было отрицательным. Но госпожа де ла Шуэтт смогла повлиять на него, и я передумал. Можете брать её в жёны, если вам это угодно.

На лице Люсьена отразилось некоторое количество мыслей — изумление и… радость? Он в самом деле рад взять Терезу в жёны? И слава всем высшим силам, значит — поспешим.

— Я согласен! — тут же ответил он.

Правда, когда отец сообщил ему, что свадьбу оплатит, но более не даст ни монетки, немного помрачнел, но тут же снова улыбнулся. Подумал о том же, о чём старший Орвиль — что я поддержу? Ну-ну, поглядим.

Что ж, от моего предложения не отказались, и это замечательно.

— Приходите к нам сегодня. К обеду уже не успеем, но приходите к ужину. Тереза будет вас ждать, — улыбаюсь я обоим Орвилям.

Орвиль старший соглашается, и мы расстаёмся до вечера. Меня провожают до экипажа, я усаживаюсь и первым делом связываюсь с Камиллой и прошу её передать госпоже Сандрин, что вечером важные гости, которых нужно принять наилучшим образом. Дальше я достаю лист бумаги и считаю, как сделать, чтобы потеря этих трёхсот франков не слишком сильно сказалась на моих доходах в дальнейшем — ещё же предстоит свадьба! Да и не одна, если честно.

А потом мы едем, едем… и вдруг останавливаемся. Я отдёргиваю шторку, выглядываю в окно и ничего не понимаю, какие-то дощатые заборы вокруг.

Вот тут-то я и пожалела о том, что не взяла ни Шарло, ни кого-то другого — потому что отправила бы разузнать о происходящем. Теперь же мне ничего не осталось кроме как выйти самой. И очень удивиться.

На месте кучера не было никого. Карета моя стояла посреди какого-то просторного дощатого сарая. У него имелись двери, но их кто-то запер, ясное дело — снаружи.

Что происходит и какого чёрта, позвольте спросить?