Виктория - значит Победа. Каждому по делам его

50. Просто живем дальше

Эмиль смотрел на Викторию и восхищался.

Ни одна из известных ему дам не вела бы беседу с Фрейсине так же спокойно и уверенно. Невероятный контраст формы и содержания… сказал бы он, если бы не знал её тайну. Но он знает, и понимает, что и откуда. Интересно, кто-то ещё задумался — откуда у провинциальной юной вдовушки столько умения держать себя в непростой ситуации? Например, что думает о том прекрасная принцесса Агнесс?

Для него самого известие о том, что Агнесс, оказывается, настоящая мать Викторьенн де ла Шуэтт, оказалось… да нет, не концом света и не чем-то страшным и непоправимым. Конечно, если бы он сначала увидел Викторию, а позже — Агнесс, ничего бы и не было. Но теперь уже — что было, то и было. И он смотрел на них, пришедших вместе к королю, а теперь — сидящих рядышком за столом у Саважей, и видел, что они договорились, сказали друг другу что-то важное. Суть этого важного он, конечно же, постичь не мог, но — порадовался, что дамы договорились и друг другу не враги.

Существовала вероятность, что Виктория узнает от кого-нибудь, что он встречался с Агнесс и упадёт от этого известия в обморок… но ему она казалась минимальной. То есть узнать-то может, языки при дворе болтают хорошо. Но вот что упадёт в обморок — это как раз маловероятно.

Ему самому казалось извращением обсуждать эту ситуацию с любой из дам. Потому что… личное это, у каждого из них троих.

Пока же Виктория сидела рядом с ним за столом, дальше, за ней — принцесса Агнесс, с другой стороны от неё — маркиз де Риньи, и он ей что-то говорил — тихо и с усмешкой. Эмиль прислушался.

— Что вы, принцесса, никакой маг не выстоит перед хорошо обученным некромантом. Понимаете, вам следует только сказать. Я весьма уважал вашу бабушку, и вас уважаю тоже, и, скажем так, проникся вашими обстоятельствами. Если кто-то там, в доме вашего супруга, осмелится вести себя неподобающим образом — вам следует всего лишь сказать об этом. Мы с моим внуком всегда готовы защитить интересы Роганов. В конце концов, Роганы — наши соседи, — негромко рассмеялся маркиз.

Эмиль усмехнулся — иметь во врагах маркиза может только последний глупец, вроде сегодняшнего Фрейсине. Таких не жаль.

— Что, Жанно, возьмёте юного Фрейсине под крыло? Или это сделает Бенедикт? — продолжал тем временем маркиз.

— Придётся, господин маркиз. Мы с Вьевиллем обсудим. Но вы правы, такой бриллиант нужно непременно привлечь на службу. Думаю, его величество говорит с юным Фрейсине примерно о том же.

— Он отправился с вами без возражений? — продолжал расспрашивать маркиз.

— Да, сказал, что ему достаточно слова Саважа, и беспрекословно последовал за мной в портал.

— Ну, хоть объяснили юноше, что к чему, — усмехнулся маркиз.

Эмилю было очень любопытно, чем завершится беседа короля и младшего Фрейсине, но он подумал — будет нужно, узнает. А пока — Виктория. Бледна, видно, что устала, но — держится. И умница, что держится. Значит, сейчас поговорим. Обо всём, о чём сможем.

Гости поднимались из-за стола и откланивались, Агнесс обнимала Викторию и прощалась с ней — кажется, до завтра, Саваж открыл ей портал. А Эмиль взял Викторию за руку.

— Я провожу, можно?

— Да, Эмиль, можно. Даже нужно.

Он за руку вывел Викторию из столовой, и пока госпожа герцогиня прощалась с прочими гостями, решительно шагнул тенями в ту комнату, в которой её устроили в этом доме. А уже в комнате усадил на кровать и сам сел рядом.

— Что сделать для тебя? Как помочь?

Не знал он, что ей ещё сказать, не мог придумать.

— Ничего, всё в порядке. Даже, наверное, не самым худшим образом. Я думаю, мы справляемся. Просто, ну… Люди живут, у них всё, как надо, а копнёшь — там разные ужасы. Почему принцессу выдали замуж за какого-то отвратительного человека? Почему Фрейсине не сподобился договориться с женой, обращался с ней совершенно неподобающим образом и с сыном — тоже? Ладно Викторьенн, ей было шестнадцать и она по местным законам совершенно не могла сама за себя постоять и родных у неё тоже всё равно что не было. Но у принцессы есть родня, где они? Где родня матери молодого Фрейсине? Почему они позволили всё это?

Виктория говорила так горячо, что с её кончиков пальцев сыпались искры. Нормальные золотые искры мага-универсала. Эмиль осторожно выпустил щупальце и погладил её кончиком по щеке.

— Я не знаю, отчего так. Но там, где встречаю несправедливость, стараюсь что-то с ней сделать. И помочь тем, кто не может помочь себе сам.

— Вот, правильно. Помочь тем, кто не может помочь себе сам. Нужно делать что-то такое. Я понимаю — лютый патриархат, но разве король не заинтересован в том, чтобы в его королевстве было больше здоровых и разумных магов? А для того их нужно воспитывать… не так, как Фрейсине воспитывал сына. Или вот… если Луиз выйдет замуж, и окажется, что её муж только прикидывался приличным, а в душе подлец, и ведёт себя с ней по подлому, что ты сделаешь?

— Убью, — спокойно ответил Эмиль, потому что другого ответа на этот вопрос не было и быть не могло.

— Вот и славно, — выдохнула она и улыбнулась, а потом даже рассмеялась.

— Что такое, Виктория?

— Ты не поймёшь, нет. Я жила в мире, где возможен развод, если супруги не могут больше быть вместе, где дети обязательно учатся в школе, и где нельзя убивать. Просто нельзя. Но я пожила тут у вас и понимаю, что некоторым иначе никак не объяснить. Они придержат некоторые стороны своей натуры, только если пригрозить им хорошенько. И если они будут уверены, что стоит им только дёрнуться — и они не выживут. Вся моя гуманная природа разлетелась в клочья.

— Зато ты не дрогнешь и справишься, с чем бы ни столкнулась, — улыбнулся Эмиль. — А я встану рядом и помогу.

— Вот, не будешь доискиваться, кто прав, и что я вообще должна делать по местным недалёким представлениям, а встанешь рядом и поможешь. Потому — ты, и никто другой в этом мире. Ни у кого более я не увидела такого широкого кругозора и готовности поддерживать странности своей женщины. Нет, увидела, но они, гм, слишком немолоды, чтобы жить с ними и идти за них замуж, с ними я просто буду дружить.

— И кто же это?

— Господин граф и господин маркиз, — улыбается. — Но они именно друзья, а ты… не только друг. Но хорошо, что и друг тоже. Иначе я бы не смогла.

— И тебя не смутит, что мне доводилось довольно близко знать других женщин? — интересуется Эмиль.

Она фыркает.

— Что, вечер откровений? А это в самом деле нужно? Может, мне тоже перед тобой весь послужной список вывалить? Так-то что я сама небезупречна, что Викторьенн — жертва насилия, носившая ребёнка от негодяя. Мы оба с тобой взрослые люди, и у каждого из нас до момента встречи была какая-то жизнь. И я думаю, что мы из той жизни взяли всё лучшее, что можем использовать сейчас, как опыт.

— Ты сегодня говорила, что моральный облик нужно оставить тем, кто сам безупречен, я помню, — кивает Эмиль.

— Я так и думаю. А мы все — живые люди, и ты, и я, и остальные, кто нас окружает. И поэтому просто живём дальше, и всё. Я уже сказала сегодня это принцессе, повторю и тебе.

Эмиль понимает, что не отказался бы послушать — о чём говорили Виктория и Агнесс. Но пусть это будет их тайной, в самом-то деле. Просто живём дальше.

Можно поцеловать Викторию и не думать дальше ни о чём, кроме неё.