Виктория - значит Победа. Каждому по делам его

51. Дела людей и недюдей

Два следующих дня слились в какие-то сплошные дознания, происходящие где-то там, не то во дворце, не то вообще в Бастионе — крепости, где был заключён Руссо. Правда, я главным образом сидела дома, то есть — в доме Саважей с госпожой Жанной. Зато Эмиль провёл много времени во дворце и ещё раз докладывал о моём кучере и антимагических артефактах, там же о чём-то докладывали граф Ренар и граф Реньян, и даже Агнесс расспрашивали о каких-то деталях её знакомства с Фрейсине.

А Фрейсине, кажется, сошёл с ума. Он перестал узнавать людей, ему везде мерещились волчьи хвосты и зубы, и он утверждал, что ночью к нему приходили громадные волки и складывали лапы на грудь, и клацали зубами. Стража у его покоев только лишь изумлялась — какие, мол, волки, тем более — в защищённом королевском дворце. Но зашедший к нам на ужин господин граф Ренар только пожал плечами в ответ на эту реплику де ла Мотта — потому что, сказал, для Старших человеческие запоры не преграда, а у тех Старших, судя по всему, к Фрейсине немалый счёт. Только вот непонятно, отчего так долго ждали, могли порвать на ленточки сразу же после смерти супруги Фрейсине.

Для меня в той истории было как-то многовато белых пятен. И тревожило, что в моей личной истории тоже сыграл роль некий Старший — теперь я понимала, что это определённо Старший — с волчьими ушами и хвостом. Да, те уши, которые нам всем продемонстрировал Арно Фрейсине, выглядели похожим образом. И меня терзало любопытство — кто он таков и для чего всё это устроил. То есть, прямо говоря, поместил в тело женщины, имеющей значение для того же Фрейсине — меня, человека другого воспитания и другого всего. Как оказалось, почти все вопросы я решаю иначе, не так, как привыкли здешние, что маги, что простецы. И в некоторых местах это оказалось действительно критичным. Так вот зачем? Но я не понимала, кого могу об этом спросить.

И вообще душа моя рвалась действовать — потому что я уже забыла, как это — сидеть у окошка и ждать у моря погоды. Я рвалась в дом на улице святой Анны, наводить порядок — но госпожа Жанна только глянула и сказала — один раз уже сходила, нечего. Сиди и жди, пока придёт жених, отправишься вместе с ним порядок наводить.

Я тогда попросилась в дом жениха побеседовать с господином Фабианом и прочими, кто там у меня был. В ответ мне доставили их всех к обеду и выгрузили в гостиную. Господин Фабиан, Шарло, Камилла, Раймон, которого Эмиль собирался брать ко двору, но не в королевское же расследование, поэтому они с Шарло занимались не пойми чем в Эмилевом доме, а теперь предстали передо мной с надеждой, что я куда-нибудь их применю. Но увы, я не была готова применить их никуда, сама страдала, в чём сразу же и призналась.

Господин Фабиан держался скромно, сам сказал — никогда бы не подумал, что господь занесёт его аж в дом Саважей, и сказал только, что не получал пока никаких известий о каком-либо непорядке в моих владениях, и это значит — всё хорошо, и пускай я даже и не думаю ничего другого. Только вот, наверное, по возвращении в Массилию нужно будет ещё разок прижать Брассье, потому что он обещал сидеть тихо до весны, гад такой, а вылез раньше и, того хуже, снюхался с разбойниками.

Ну хоть какое-то дело, да? Мы связались с обитателями фермы, виноградника и рудника, получили заверения в том, что всё в порядке, Брассье не объявлялся. Также связались с домом, оттуда братцы Пьер и Поль сообщили, что тоже всё в порядке, никто не приходил, ничего не хотел, ни на что не покушался. Ладно, доеду — разберусь. А пока — можно выдыхать, да?

Госпожа Жанна сидела тут же, в соседнем кресле, поглядывала на наше импровизированное совещание и посмеивалась. Сказала мне — думала, это всё так, разговоры, а вы и впрямь неплохой командующий, Викторьенн.

Жизнь заставит — будешь командовать, думала я. Но как же сложно остановиться-то, если командовал-командовал, а теперь нужно сидеть и ждать! Необыкновенно обидно.

И даже появившийся к обеду дядюшка Гиацинт разве что немного всех нас развлёк. Он начал с того, что весьма удивился молодёжи.

— Жанна, это же не ваши, — недоумевал дядюшка, усевшись за стол и разглядывая Шарло, Камиллу и Раймона.

— Нет, дядюшка, это воспитанники Викторьенн и Эмиля.

— Значит, Викторьенн и Эмиля, да? — чёрные глаза в меня так и впились. — Ещё, значит, не поженились, а дети уже общие? — захихикал он.

— Так поженимся, — пожала я плечами.

— Поторопитесь, а то мало ли, что ещё на вас свалится, — сказал господин Гиацинт. — Скажем, его богоданное величество решит, что вы, Викторьенн, слишком ценный приз, чтобы отдавать вас Гвискару, и присмотрит вам кого пожирнее.

— Увы, я встречу эту идею без понимания, — я покосилась на него недобро.

Нечего тут говорить такое, вот. Я с Эмилем-то договорилась сильно не сразу, и никого другого не хочу.

— Мы тоже, — подключилась госпожа Жанна. — Я вообще рекомендую вам, Викторьенн, венчаться едва ли не в первую свободную минуту. Если захотите пир на весь мир — его всегда можно устроить потом. Но венчанный брак — это факт, и с ним предстоит считаться всем. Даже королю.

Я была согласна, только вот жених — у короля.

Жених появился на второй день после обеда. Мы с госпожой Жанной и Камиллой сидели в гостиной, госпожа Жанна рассказывала забавные истории о предках своего супруга, который, к слову, тоже пропадал где-то в недрах дворца, когда Гвискар шагнул к нам из теней.

— Эмиль, — я поднялась и едва не бросилась ему на шею при всём честном народе.

— Виктория, — он с улыбкой взял обе мои руки в свои. — Увы, у нас, как всегда, мало времени — его величество желает тебя видеть как можно скорее. Там прибыли некие новые обстоятельства, и намерены с тобой говорить.

Мне было вот прямо очень любопытно, какие именно обстоятельства намерены со мной говорить, но Эмиль помалкивал, а я сама и вообразить не могла, как оно там на самом деле. Потому что в кабинете короля, к дверям которого мы с Эмилем добрались тенями, среди всяких прочих уже известных мне личностей находился некий мужчина неясного возраста — с довольно-таки знакомыми волчьими ушами на голове.

— Здравствуйте, великолепная Виктория, — негромко приветствовал он меня.

— Здравствуйте, — приветствую я его вежливой светской улыбкой и поклоном, а сама тем временем прикрываюсь щитом из комбинации разных сил, маркиз говорил, что такой самый лучший.

Ну мало ли, кого принесло, правда? В последние дни в этом вот королевском кабинете кого только не было.

И… если это тот самый, то что, он будет готов раскрыть мою тайну всем-всем? А меня спросить — нет? Или он тут такой важный, что ему спрашивать не обязательно, вроде как Фрейсине, ещё один властный герой — нарисовался, не сотрёшь, ему можно то, что всем нельзя?

Я пока близко знаю всего одного подобного человека, или не вполне человека, и это граф Ренар. И он всегда ведёт себя достойно, никого не подставляет, чужие тайны хранит, и вообще образец человека и мага. А это что?

«Это» кланяется мне в ответ.

— Бернард де Берри ле Лю, к вашим услугам, госпожа Виктория.

Я смотрю на него — хорошо так смотрю, с прищуром. Потому что… потому что. Мне есть, что ему сказать, но пускай сначала говорит сам. И я бы вообще побеседовала с ним если не без свидетелей, то… с участием Эмиля, маркиза и графа Ренара.

А здесь, в королевском кабинете, кроме этого вот незваного гостя и Арно Фрейсине, расположились Саваж, маркиз де Риньи, неизвестный мне мужчина в расцвете сил — высокий и рыжий, и снова мы с Эмилем среди всей этой высокопоставленной компании. Правда, после нас появляется принцесса Агнесс, приветствует всех с улыбкой, потом подходит ко мне и садится рядом.

— Виктория, всё ли в порядке? Кто этот неизвестный?

— Кажется, это родственник Арно Фрейсине по матери. И наверное, нам сейчас расскажут ещё какие-то детали той нехорошей истории.

— Что ж, начали раскапывать — нужно дойти до самого дна, — соглашается принцесса.

А я думаю — только бы в то дно не постучали. Хватит уже.

Нос принцессы задран высоко, платье изящно, бриллианты в ушах и на шее блестят. Но я вижу, что под слоем магической пудры — бледное лицо, синяки под глазами и прочие следы горя и бессонных ночей. Её так подкосило известие о Викторьенн? Беру её за руку, держу.

Король появляется, мы все приветствуем его, а он запирает двери и велит нам рассаживаться вокруг стола.

— Мы продолжаем разбираться в туманной истории семейства Фрейсине и их соседей, друзей, наставников их детей и прочих, — говорит он со вздохом. — Скажите, ле Лю, что там за история с женитьбой старшего Фрейсине и смертью его супруги?

— С женитьбой — обычная история, — ответил ушастый с поклоном. — Вообще мы стараемся родниться с себе подобными, чтобы не утратить те способности, что щедро отсыпали нам высшие силы. Но, к сожалению, таковых остаётся всё меньше и меньше. Меняющийся мир не слишком привлекателен для таких, как мы. Людей всё больше, Старших всё меньше. Замок ле Лю расположен достаточно уединённо, Фрейсине — наши ближайшие соседи. И хоть мы не слишком часто выезжаем, но время от времени это необходимо делать, просто чтобы не давать соседям повод забыть о нашем существовании или подумать, что наши земли можно легко захватить. На одной из встреч в доме вассалов Фрейсине моя сестра Соланж и увидела соседа Жермона, тогда он ещё даже не стал герцогом, хоть отец его и был уже болен и еле носил ноги. Из трёх сыновей выжил только он, и конечно же, представлял собой отличную партию — наследник немалых владений, и ещё весьма хорош собой. Соланж увлеклась, даже несколько чрезмерно увлеклась. Наш отец просил её подумать хорошенько, и, может быть, не торопиться — мы старимся медленнее людей, и деве нет нужды выходить за первого встречного, хоть бы он и был наследником герцогства. Но ей был нужен именно этот молодой человек, она не желала никого другого. Тогда отец встретился с герцогом, отцом Жермона, и обсудил возможность брака. Герцог не ожидал подобного предложения, потому что магические способности семьи традиционно малы, и он не мог понять, что нас привлекает в этом союзе. А ответ был прост — счастье Соланж.

Брак свершился, и семья Фрейсине получила в приданое за сестрой несколько полезных артефактов, и некоторую сумму денег — при том отец наш считал, что сам факт того, что человек, который если и слышит силы мира, то едва-едва, получает в жёны деву с кровью Старших — должен быть весомее любого приданого. Но наш управляющий, к слову, человек, сказал, что негоже деве, какой бы она ни была, входить в семью мужа ни с чем. И был составлен брачный контракт, в котором весьма подробно оговаривались условия — о каких нуждах жены должен был заботиться Фрейсине. Он соглашался — потому что надеялся на рождение одарённого сына.

Что же, сын родился вскоре, и оказался не просто одарённым, но вполне воспринявшим нашу кровь. И отчего-то это оказалось неожиданностью для отца ребёнка — хотя на мой взгляд немного странно брать в жёны деву из Старших и удивляться, что сын от такой жены едва ли не с рождения может оборачиваться. Соланж рассказала, что муж начал с того, что обвинил её в измене, потому что у него, мол, никогда не могло быть такого сына. Сама она, конечно же, никогда при нём не оборачивалась, хотя и могла. А далее она осталась в замке с ребёнком, а муж её отправился ко двору, и возвращался редко и ненадолго, ребёнок рос без его пригляда и участия. Впрочем, многие дети растут именно так, но когда они входят в возраст, отцы интересуются ими, Фрейсине же своим сыном не интересовался.

Мы же — мой отец и я — прислушивались ко всему, что рассказывают о нашем зяте. О том, что его одарила своей благосклонностью принцесса, о том, что, возможно, были и другие люди. Но пока он не предпринимал ничего против своей жены, то все его интрижки не касались нас никак.

Но благосклонность дам заканчивалась так же, как и возникала — Жермон хорош собой, но при том не самый привлекательный человек, если узнать его ближе. Соланж уже много раз пожалела о том, что захотела за него замуж, и если бы не сын, то покинула бы мужа и вернулась к отцу. Но сын привязывал её к Фрейсине, о нуждах Арно необходимо было заботиться. Я навещал их в замке и учил Арно всему, что нужно знать в жизни мужчине и наследнику древнего рода — и магии, и обращению с оружием, и манерам. Но потом герцог приехал зимовать, посмотрел на наши с его сыном занятия и велел мне убираться, потому что, мол, нечего учить его сына быть ещё большей нелюдью, чем он уже есть. Мы крепко поссорились, и я пригрозил — чтобы не смел никак вредить ни Соланж, ни Арно.

И вскоре после этого Соланж заболела той самой зимней лихорадкой.

— Но ведь вы живёте долго и вас минуют людские немощи? — нахмурился король.

— Да, если наше тело в порядке и дух силён. А дух Соланж был слаб — она отчаянно переживала свою ошибку. Её сын внушал отвращение своему отцу одним своим существованием — что могло быть хуже? И поэтому тело её совершенно не сопротивлялось болезни.

Сама она никак не давала знать о своём состоянии, мне сообщил Арно, хоть отец и запретил ему это делать, да, прямо запретил. Но я всё же нагрянул к ним, и меня просто не пустили на порог. Попробовали.

Я не стал разносить замок и вызывать на поединок отца моего племянника, я проник в комнату Соланж. Увы, увиденное поразило меня до глубины души и опечалило — тело её не справлялось. Жар, какие-то пятна, затруднённое дыхание — и невозможность оборота, в зверином обличье она бы справилась, я думаю. Её заперли в этой самой комнате, и даже слугам запретили заходить — чтобы не подцепить заразу и не разнести её по замку, так объяснил свой приказ Фрейсине. Увидев всё это, я отчётливо захотел убить Фрейсине… но я пообещал своему отцу, что не стану этого делать.

Что ж, я забрал Соланж оттуда, потому что надеялся — дома мы её вытащим и выходим. Увы, мне не удалось. И никакие особые знания и силы не помогли. Наш отец тоже не справился.

Тогда мы переправили её доступными нам путями к дальним родичам, что живут… не вполне в этом мире. И те согласились помочь и вылечить Соланж, но поставили условие — она останется с ними, им нужна волчица-оборотень. Ради жизни Соланж мы согласились.

— Так что же, герцогиня Фрейсине жива? — снова нахмурился король.

— Да, но совершенно недоступна ни для кого из нас здешних. Мне довелось навещать её в новой жизни, у неё всё в порядке и родились другие дети, но она, конечно же, тоскует об Арно. Я передавал ей весточки от него, а когда ему исполнилось тринадцать — рассказал о том, что она жива. Арно очень хотел увидеться с ней… но тут его отец надумал улучшить его образование и привёл в дом некоего наставника. И как по мне — лучше бы не приводил, — усмехнулся господин Бернард.

В этот момент общество оживилось — потому что я, например, уже некоторое время ожидала рассказа о том, как наш великий уравнитель столкнулся со столь своеобразным молодым человеком. И судя по тому, как остальные переглядывались и что-то тихо говорили друг другу — ожидала не только я.

Король постучал по столу деревянной резной палочкой — как я поняла, ею показывали что-то на картах, когда были нужны карты, прямо школьная указка из моего далёкого прошлого. Все угомонились и снова внимательно смотрели на господина Бернарда.

— Знать не знаю, где Фрейсине нашёл этого человека — утверждал, что по хорошим рекомендациям от каких-то знакомых, — продолжил он. — Более того, я предлагал отправить Арно в столицу, там пригласить преподавателей из университета и магической академии, и пускай те подготовят его к поступлению в ту самую академию, потому что магу, наследнику герцогства, необходимо получить достойное образование. Но Фрейсине заладил про позор на имя его рода и что-то ещё, столь же осмысленное, и переспорить его было бесполезно. Пожалуй, в этот момент я был второй раз близок к тому, чтобы либо убить его, либо увезти Арно из этого дома против его воли. Это означало нарушить обещание, данное моему отцу — а тот не хотел тотальной войны людей против Старших. Увы, большинство людей не имеют не только магических способностей, но и какого бы то ни было образования, поэтому нет сомнений, на чьей стороне оказался бы перевес, и кому бы пришлось скрываться. Поэтому моему племяннику пришлось стать своего рода залогом мира между людьми и нелюдьми.

Этот господин назвался вымышленным именем, и по нему было отчётливо видно — лжёт, недоговаривает, может быть не напрямую обманывает, но вводит в заблуждение. Но когда я взял его за ухо и предложил рассказать, что он скрывает, он принялся ныть и утверждать, что готов дать любую клятву, только бы его не трогали, оставили в покое и позволили делать то, ради чего он прибыл — то есть обучать наследника герцога Фрейсине необходимым наукам. Он признался, что назвался не собственным именем, но по какому-то родичу, отбывшему в Другой Свет, которому нет дела до здешней жизни и здешних людей. Я некоторое время контролировал — чему этот человек учит Арно, но тот и вправду придерживался оговорённой программы и рассказывал о человеческих книгах, человеческой философии, истории Франкийского королевства и о чём-то подобном. Однако, иногда он позволял себе расслабиться, и тогда от него можно было услышать, что маги — это высшая несправедливость, что все люди рождаются равными, и то, что кто-то из них богат, а кто-то беден, и кто-то маг, а кто-то нет — это плохо и должно быть искоренено. Впрочем, мне было достаточно услышать подобное один раз, и я снова встряхнул его хорошенько и запретил говорить с Арно на эти темы.

Ещё я слышал, он пытался применить к племяннику какие-то свои вредные придумки, но Арно сказал, что способен справиться с ними сам, и помощь ему не нужна. И поэтому когда этот господин выполнил свою работу, то есть — подготовил племянника к дальнейшей жизни, я лично проследил за тем, чтобы он и не думал оставаться в доме Фрейсине. Правда, он выпросил у Жермона какое-то уединённо стоящее жилище, и намеревался в нём жить и заниматься там какой-то своей ерундой, и если Жермона это устраивало — то это его дело, как мне кажется. Для меня главным было то, что этот человек покинул дом, где живёт мой племянник, и не пытается заразить его своими весьма странными идеями.

— И вы не пытались переубедить его? — интересуется король.

— Один раз попытался, понял, что это бесполезная затея. Это даже не было интересно, потому что сей господин не мог похвастаться какими-то особо продуманными доказательствами, его идея была в том, что превосходство одного человека над другим — это плохо, и не так важно, в чём выражается то превосходство — в знатности рода, полученных знаниях, накопленном богатстве, магических способностях или чём-то ещё.

— И что же, это всё, что вы желаете сообщить, ле Лю? — поинтересовался король.

— Да. Я доволен, что высшие силы покарали Фрейсине за его отношение к семье, и что не дали ему другой семьи, тоже рад. Арно же представляется мне куда лучшим сеньором для этих земель, чем был Жермон. Но тут уже решение вашего величества.

И господин Бернард склонил голову, показывая, что сказал всё, что желал. А потом, повинуясь знаку короля, сел подле племянника.

Я выдохнула, когда поняла, что он не сказал ни слова обо мне, но желала расспросить его сама. И не перед королём, о нет. Нужно как-то извернуться и сделать это.

Тем временем король говорил о необходимости допроса Руссо. Теперь, когда благодаря изысканиям учёных есть некий список его открытий и изготовленных им артефактов, можно получать его признание.

— А нужно ли то признание, — усомнился высокий рыжий военный, которого, как я узнала, зовут Бенедикт, герцог Вьевилль. — Повесить, и дело с концом.

— Но ты же понимаешь, что его секреты не умрут вместе с ним? Мы нашли их слишком поздно, — пожал плечами Саваж.

— Будем следить, и если хоть где-то на территории королевства что-то подобное покажется — тут же уничтожать, — не сдавался Вьевилль. — И так упустили жирный заговор, и теперь снова будем мягкотелыми? Повесить, непременно повесить в назидание прочим. Мало ли, что ещё выдумает этот изобретательнейший человек, и как решит использовать свои придумки. Нечего, нечего.

В самом деле, если открытия Руссо попадут в руки желающим воевать с магами — они окажутся серьёзным подспорьем.

— Скажите, Арно, неужели этот сморчок и вправду подвергал вас воздействию антимагических чар? — спросил Вьевилль.

— Он попытался, — усмехнулся Арно. — Но он вроде герцога Фрейсине — тоже не всегда слушает, что ему говорят о Старших. Его предупреждали, полагаю, что Старшие так или иначе владеют всеми силами мира. И если использовать все силы и приложить их к его противомагической придумке — придумка перестанет существовать. Да, нужно большое усилие. Да, не всегда есть под рукой все возможные силы. Но если есть — то не страшны никакие сплавы и ножи из них. Он пытался надевать на меня браслеты, в которых я вовсе не мог ничего делать — чтобы, как он сказал, я сидел и слушал. Но я не мог слушать, потому что от тех браслетов ломило в висках, отчаянно чесалась кожа под ними и утекали силы. Однако, я придумал, как разрушить их, и он далеко не сразу это понял. И если нужно — я объясню. Более того, можно подобрать такое сочетание сил жизненных и смертных, что от самого сплава ничего не останется. Видите, я был прилежным учеником. И кое-что усвоил от учителя, правда, вовсе не то, на что он рассчитывал. Или не только это, — Арно усмехнулся.

В итоге допрос Руссо отложили на день, сегодня у короля было ещё что-то назначено. Мне же очень хотелось взять господина Бернарда за локоток и кое о чём спросить.

— Вы так хищно смотрите на этого волка, — заметила Агнесс.

Внимательная, надо же. Или я позволяю себе слишком много.

— О да, у меня есть к нему пара вопросов. Но я никак не могу задавать их здесь.

— Я с удовольствием послушаю ещё раз, как вы задаёте вопросы, мне нравится, — она улыбнулась.

А потом прямо подошла к господину Бернарду и спросила:

— Не желаете ли отобедать со мной в некоем узком кругу, господин ле Лю?

— С удовольствием, ваше высочество, — он поклонился. — Сейчас?

— Да, — кивнула принцесса. — Прошу следовать за мной.

И мы отправились за ней — господин Бернард, Эмиль и я.