Виктория - значит Победа. Каждому по делам его

52. Рациональное и чувственное

В своих покоях принцесса велела подавать обед на четыре персоны, нам же поднесли кувшины и салфетки — вымыть руки, и это было прямо хорошо, после всех, всех разговоров последнего времени хочется мыть руки, и не только руки, но и другие части тела тоже, и одежду стирать. Ничего, у Саважей есть купальня, одежду почистим магически, и как-нибудь справимся.

Агнесс расспрашивала господина Бернарда о владениях ле Лье — далеко ли от Фрейсине, насколько велики и что там растёт. Я прислушивалась краем уха, оказалось — ничего особо полезного не растёт, зато водятся овцы. Волки и овцы, да, волки пасут овец? Забавно.

Но овцы — это шерсть, нужно иметь в виду.

— Господин Бернард, вы продаёте шерсть каким-то обычным поставщикам, с которыми у вас давний договор? — интересуюсь между делом.

— Признаться, да, — кивнул тот. — Отчего же вас это интересует?

— Меня в целом интересует, кто чем занимается и на чём делает деньги.

— Думаю, я… не делаю деньги, я просто живу.

— И отлично, я думаю, — улыбнулась, чтобы сгладить впечатление.

И тут нас пригласили к столу. Впрочем, за обедом разговором снова рулила принцесса — о погоде, о грядущей весне, о премьере в театре. Божечки, здесь есть театр. Не только интриги, склоки и разбойники, а ещё и театр. Видимо, что-то такое было написано на моём лице, и Агнесс улыбнулась:

— Викторьенн, наверное, вас нужно сводить в театр, на пару концертов и на несколько балов. Когда кто-то думает лишь о делах и заботах, это плохо сказывается на лице, коже, жизненной и магической силе. Вам совершенно необходимо развеяться после всего, что уже произошло.

— А что уже произошло? — живо откликнулся господин Бернард. — Я знаю только часть истории — о моём родственнике по браку и о преступнике, которым оказался взятый им на службу простец.

— Ладно бы только преступник, — я позволяю себе вздох. — Гений, каким-то образом ухитрившийся повторить без магии то, что подвластно лишь магам.

— Понимаете, Виктория, всех магов с юности учат простому постулату: если вы чего-то не знаете, это не означает, что такого не существует и не может быть. Магия такова, что не поддаётся законам, точнее, поддаётся, но не вся, не всегда, не безусловно. Слышали вы такое?

— Да, граф Ренар, мой наставник в магических искусствах, именно так мне и говорил.

— Вам необыкновенно повезло с наставником, граф Ренар из тех, кто видит мир таким, каков он есть.

— Оттого, что он тоже из Старших? — смотрю недоверчиво, информации недостаточно.

— Именно. Старшие мир даже не сказать, что видят, скорее — ощущают. Именно ощущения дадут нам полную картину, никак не путь разума.

Всё, что я ещё помнила о земной философии восемнадцатого века, как раз было о споре рационального и чувственного познания мира. Значит, простецы за разум, маги за ощущения, а Старшие, как маги из магов — за гиперощущения?

— И какие же логические построения не дают вам покоя? — улыбается господин Бернард.

А я что, я ничего. Я озвучила ему идею, он улыбнулся, но в целом согласился.

— Викторьенн, вы ещё и философ, — улыбается Агнесс.

А я наконец-то набираюсь смелости и спрашиваю:

— И как же проще проникать меж мирами, рациональным путём или чувственным?

Эмиль и Агнесс переглядываются с неким, не побоюсь, восхищением. А господин Бернард смеётся.

— Я ждал, Виктория, когда вы спросите. Чувственным проще, поверьте. Я не знаю другого, но возможно, кто-то из людей и решал этот вопрос иначе.

— Иначе — это… — хмурюсь я.

— Это от разума, — улыбается он. — Я допускаю, что можно что-то рассчитать, но не представляю, как это сделать.

— Ладно, сейчас это не важно. Лично для меня важно другое — почему я? И вообще — зачем это было нужно?

Вот, я и спросила.

А он вздыхает.

— Вы поверите, что это была случайность?

— Не знаю, — говорю честно. — Чтобы поверить, мне нужно больше данных… сведений, — Вика, не заговаривайся, хоть здесь все и знают всё, но не заговаривайся.

— Понимаете, это сделал не я, — качает головой господин Бернард. — Это мой… дальний родственник. По человеческим правилам это… это называется прадед.

И замолчал.

— Рассказывайте, господин Бернард, — говорю. — Там, откуда я родом, говорят — сказавши А, говорите и Б, то есть — раз начали, то говорите всё. Если бы вы ощутили себя пешкой в игре кого-то намного более могущественного, вам бы тоже стало неуютно, уверяю вас.

— Хорошо, Виктория, я расскажу, что знаю. Но поверьте, всё это — чудовищная случайность. О нет, никто не полагал, что в результате всех предпринятых действий здесь у нас появится некая особа, юная наружностью, но со стальной сердцевиной и каким-то непостижимым жизненным опытом.

— А чего хотели? — я не свожу с него взгляда.

— Хотели героя, конечно же, — пожимает плечами Бернард. — Нужен был человек, человеческий маг, и мы бы подумали, как поссорить его с Фрейсине и извести того Фрейсине. Особенно когда он замешался в заговор простецов против магов, хоть и не с открытыми глазами, но — замешался же, прикормил эту змеищу на груди. Я уже говорил, что войны меж людьми и нелюдьми, открытой войны, не хотелось никому. Но ущемить этого заносчивого… — он затруднился со словом.

— Засранца, — продолжаю я как ни в чём не бывало и не обращаю внимания на Эмилья и Агнесс.

— Да, Виктория, пожалуй, вы правы, — улыбается он. — Так вот, положение нашего неприятеля достаточно высоко, и уж конечно не нашей семье указывать герцогу Фрейсине, в человеческом мире у нас и титула-то нет, он обычно не нужен. Но легенды о том, что где-то за гранью мира встречаются души, наделённые силой, мощью и магическими способностями, побудили нашу семью действовать. Другое дело, что, как я понял, бездельные души — редкость, а сильные и не просто желающие жить, но и готовые действовать души — редкость вдвойне. И уже после прадед говорил, что зацепленная им душа подходила со всех сторон… только неожиданно оказалась душой женщины, он даже и не понял этого сразу. А когда понял — очень удивился, я никогда не видел его столь обескураженным. А дальше… душу нужно было срочно определить в тело, и тут как раз весьма удачно умирает супруга некоего Гаспара де ла Шуэтта… которая, как потом оказалось, связана с Фрейсине, хоть и не напрямую. И несмотря на свою женскую природу, скромное положение и невеликие возможности, приложила руку к посрамлению этого бездушного чудовища.

— Ну вы и… — у меня не нашлось слов.

— Смею надеяться, что я, всё же, не столь плох, как Фрейсине, — господин Бернард по-прежнему улыбается.

— Нет, вы другой. А плохи вы или нет — пока сказать не могу, потому что не вы, как оказалось, тот персонаж, кому я иногда желаю от души высказать всё, что я думаю о здешней жизни.

— Моему родичу вы высказать не сможете — строго говоря, его нет в здешнем мире.

— Прячется? — сварливо спрашиваю.

— Нет, просто живёт. Но я готов передать ему ваши слова.

Вздыхаю. Мои, значит, слова.

— Я даже могу поблагодарить его, потому что некоторые здешние вещи дома были мне совершенно недоступны. Но — мог и объяснить. Что к чему, что меня ждёт.

— Что вас ждёт — этого он не знал. А открыть свои цели человеку, думаю, не был готов.

— Значит, привет ему, большой и горячий, — я развела руками.

Потому что — ничего тут больше и не скажешь. Случайность, значит.

Но если бы не эта случайность, я бы не ходила по земле, не дышала, не чувствовала запахи, не слышала звуки, не танцевала. Не встретилась с магией и не очаровалась ею, не получила множество уникальных способностей. Не ворочала делами и деньгами. И не встретила Эмиля. Поэтому… да, досада есть, но благодарности-то, пожалуй, будет побольше. И пускай господин Бернард так и скажет своему… прадеду.