Виктория - значит Победа. Каждому по делам его

20. Кому я снова помешала

Меня захлестнула паника, сердце заколотилось, как сумасшедшее, стало трудно дышать. Хотелось завопить, закрыть глаза, куда-то бежать, спрятаться и делать ещё столько же бессмысленных действий. Вдох, выдох, ме-е-е-едленно. Дома ещё, помнится, училась — закрыть глаза, дышать. Продышать это. Я жива, я в порядке. Пока. Ситуация нештатная, но решение обязательно найдётся, вот прямо сейчас и найдётся. Вдох, выдох, долгий вдох, долгий выдох, посчитать про себя, туда и обратно. Открыть глаза. Достать зеркало и проверить связь.

А связь работает! Ура-ура-ура.

— Эмиль! Эмиль, мне нужна помощь, нужна вот прямо сейчас и только от тебя!

Он не отзывался, и я на мгновение подумала — а что, если я напрасно доверилась ему? Правда, додумать эту мысль до конца он мне не дал.

— Виктория, что снова случилось?

— Меня завезли куда-то, кучера нет, я одна, можешь спасти меня отсюда?

— Иду, — отвечает мгновенно.

И появляется тоже мгновенно — жив, цел. Берёт меня за руку, мы шагаем… отказываемся где-то.

Дом, обычный дом. Гостиная, столик, кресла, картины на стенах. Выдыхаю, обнимаю, прижимаюсь к нему. Он обнимает меня — и тоже выдыхает.

— Где мы? — наверное, мне без разницы, где, но лучше знать, да?

— Это мой городской дом. Молодёжь на занятиях у графа, и только поэтому здесь тихо. А я с утра выяснял кое-что о пойманной вчера Франсин, поэтому смог отозваться не сразу. Что случилось? Откуда я тебя достал?

— Я бы знала. Я отъехала от дома Орвилей, и, признаюсь, не следила за дорогой, а потом карета остановилась бог весть где. Мне некого было послать посмотреть, что происходит. Я вышла и увидела… вот это.

— Какой-то склад. Я проверю, прямо сейчас. Но сначала давай подумаем, кому ты снова перешла дорогу. Что ты делала в последние дни?

— Устраивала судьбу Терезы, — морщусь. — И что характерно, устроила. Орвиль более не препятствует браку Люсьена и Терезы, Люсьен рад, я пригласила их на ужин сегодня.

— И по дороге от дома Орвилей тебя попытались похитить. Так, я сейчас кликну Марту, пускай несёт арро и что у неё там есть, это моя домоправительница, её муж — мой управляющий, а ещё она воспитывает Луи и Луиз. Я со спокойной душой оставлю тебя в её руках. А сам подгляжу в тот сарай, где осталась твоя карета — мне кажется, тебя должны там искать.

Я, кажется, настолько ошарашена происходящим, что без возражений позволяю усадить себя в кресло возле камина, затем появляется дама средних лет, очевидный некромант, тепло приветствует меня, выслушивает указания от Эмиля и тут же тащит на столик для меня арро, подогретое вино, крепкий бульон с нежирным мясом и свежий хлеб. Эмиль же исчезает и обещает вскорости вернуться.

— Госпожа де ла Шуэтт, вы столько делаете для наших детей, и вы всегда будете желанной гостьей в этом доме, — говорит она.

— Благодарю вас, госпожа Марта, мне очень приятна ваша забота. Просто… нынче днём что-то пошло не так.

— Случается, — кивнула она. — Отдыхайте, набирайтесь сил. Если вам противостоят серьёзные противники — их нужно встречать во всеоружии.

— Серьёзные противники? — переспрашиваю. — Что вы о них знаете?

— Ничего, — безмятежно улыбается она, убирает под чепец выбившийся из строгой причёски тёмный локон, подливает мне арро из кувшинчика. — Но я вижу, как господин Эмиль то и дело исчезает, кто приходит к нему, кого он держит в подвале, тоже вижу. Если это связано с вами — то дело нешуточное.

Подвал? Там есть ещё кто-то, кроме Франсин? Ладно, вернётся — расспрошу.

Я съела всё, что мне было выдано, и задремала — в тепле и тишине. Дома у Эмиля оказалось замечательно тихо — в моём большом семействе так не бывает никогда. И просыпаюсь от шагов.

— Знаешь, что это оказалось за место? — спрашивает, опускаясь на ковёр возле меня.

— Даже и не предполагаю.

— Это склад, принадлежащий господину Луи Брассье. Сейчас он пустует, потому что запасы провизии из него проданы, а до новых ещё далеко. И никакие корабли пока не пришли, поэтому никаких товаров там не хранится. В помещение можно заехать с улицы, и очевидно, кто-то, кто был на месте кучера, хорошо знал, куда тебя следует отвезти.

— Тьфу ты, — и думай теперь, это инициатива Брассье или он, так сказать, вошёл в коалицию.

И вообще, чего боялись люди, всё это устроившие? Брака Терезы и Орвиля? Каких-то моих действий? Или ещё чего-нибудь, о чём я не знаю?

— Так, а что там у меня дома?

— Не знаю, я там не был. Полагаю — господин граф проводит занятия, все прочие тоже при своих обычных делах.

— Я же предупредила, что возвращаюсь домой, и что к ужину будут гости, велела готовиться. Меня же потеряют?

— Думаю да, и очень скоро. Посмотрим, кто и что станет делать.

— Да как так вышло-то!

— Всё уже случилось, Виктория. И теперь главное — понять, как действовать дальше. Но я попросил у господина графа Раймона и Луиз, и отправил их дежурить возле склада — они известят, как только за вами туда придут.

— А пока мы допросим Франсин?

— Первым делом.

— Твоя Марта сказала, что у тебя там ещё кто-то в подвале?

— Увы, по мелочи. Либо нам противостоят отлично подготовленные враги, либо им благоволит судьба и стечение обстоятельств. Конечно, мы послушаем сейчас и Франсин, и прочих, но дальше придётся подумать, как действовать с теми, кого мы пока ещё не знаем.

Божечки, кого мы там ещё не знаем? И что Эмиль вообще успел узнать обо всей этой истории? И это новая история, или продолжение старой?

Пока же я поднимаюсь, опираясь на руку Эмиля, и мы идём в подвал — просто ногами, из гостиной и по лестнице.

Подвалы в доме на улице Сен-Поль оказались сухими и даже не самыми холодными на свете. Не хуже, чем у меня — усмехаюсь про себя. Нам светят магические огни, и я вижу коридор, из которого — несколько тяжёлых деревянных дверей. Эмиль прикасается к одной из них — и она бесшумно открывается.

Я заглядываю внутрь — лавка, ведро, на лавке сидит Франсин. Зарёванная, как и Тереза. И боится, очень боится.

— Прошу вас, госпожа де ла Шуэтт, взгляните. Взятая вчера из вашего дома особа не претерпела никакого ущерба, — замечает меж тем Эмиль.

— Вижу, благодарю вас, — киваю ему медленно. — Но она сможет отвечать нам?

— А как же? Сможет.

— Франсин, изволь рассказать, куда ты потратила взятые у госпожи Терезы деньги, — спрашиваю, и смотрю на неё как могу сурово — а она изо всех сил наклоняет голову и прячет глаза.

— Потратила, как она и сказала, — бормочет едва слышно.

— И как же она сказала?

— Пойти и отдать.

— Куда пойти? Адрес. Кому отдать?

— Меня привозили в карете, я не знала адреса. И как зовут, тоже не знала. Отдала, и всё.

— Кому отдала? — спрашивает Гвискар холодным голосом, мне самой неуютно стало. — Мужчине или женщине?

— Мужчине.

Дальше он спрашивает быстро и так же холодно — в какое время суток Франсин поехала, где и как села в карету, как долго длился путь. Она отвечала, отвечала… пока не оказалось, что карета была сначала зелёная, потом чёрная, а потом было слишком темно, чтобы разглядеть, и села в неё Франсин сначала в сумерках, потом в темноте, и ехала сначала три улицы, а потом долго и очень долго.

— Прекращай врать и говори уже, как есть, — произнёс в конце концов Эмиль.

— Господин напрасно не верит мне, я говорю, как есть, — прошептала Франсин, не глядя на нас.

Эмиль молча протянул руку в её сторону и выпустил щупальце. Кончик его приподнял Франсин за подбородок.

— Господин маг и видит тебя насквозь, — не удержалась я.

Я вижу, что она старается говорить такое, о чём нельзя однозначно сказать — правда или нет.

— Тебя готовили противостоять магу? — интересуется Эмиль.

— Я не знаю, о чём вы, господин, — бормочет Франсин, из глаз её текут слёзы.

Щупальце медленно перемещается с подбородка дальше и захлёстывает шею. Нет, пока просто обвивается вокруг шеи.

— А сейчас ты скажешь правду. Потому что я прикажу тебе так сделать. А ещё потому, что иначе ты испытаешь на себе всю силу разгневанного некроманта.

Я глянула — глаза Эмиля всё равно что светились серебристыми светом, и показался он мне в эту минуту просто невероятно прекрасным — сияющим, грозным и очень, очень опасным.

— Его зовут Сазан, он приезжает в город раз в месяц или реже, и он всегда просил денег у госпожи Терезы, и госпожа Тереза всегда ему давала, потому что жалела. Это… это давняя история, ещё с тех пор, когда госпожа была замужем. Это молочный брат её покойного мужа.

Что, снова де Тье? И какой-то след от них?

— И почему же Тереза отдаёт огромные суммы этому человеку? — спрашиваю.

— Она не говорит, она просто велела мне сказать, что Сазан мой возлюбленный.

— Когда он приезжал в последний раз?

— Вскоре после Рождества.

— Когда приедет в следующий раз?

— Скоро. Может быть, уже и есть в городе, я не знаю.

— Почему скоро?

— Потому что вы собрались замуж. Если вы выйдете за некроманта, то вся жизнь госпожи Терезы… и моя тоже… переменится. Она боится некромантов и не хочет жить в доме с некромантом. Она думала, что младший де Тье увезёт её в Вишнёвый холм, а он сделал предложение вашей милости. И теперь она не хочет…

— Не врать, — Эмиль подтягивает щупальце.

— Если вы выйдете замуж, всё, всё изменится. И под носом у вашего мужа нельзя будет добывать деньги, он не позволит.

— Кому нужны деньги и на что?

— Так всем же. И Сазану, и Кошаку, и господину Жермену, и дядюшке его!

Так. Некоторые имена мне вполне знакомы. Но я всё равно пока не понимаю.

— Господин Жермен — это тот, что был секретарём господина Гаспара? А Кошак — это тот, что как будто уехал в столицу?

Эмиль трогает меня за плечо, кажется — хочет остановить. Но меня не остановишь, паровоз разогнался.

— Он и вправду уехал в столицу, в тот дом. И там остался. Потому что вы поднялись на ноги и принялись всех расспрашивать, да не просто так, а с магией, и вам теперь не солжёшь и не выкрутишься никак.

— А Жермен где?

— Не знаю, — качала она головой, и я видела — в самом деле не знает.

— А что из этого знает Тереза?

— Только то, что Сазан в трудном положении и ему нужны деньги, — тихо говорит Франсин, и я понимаю — не лжёт, сейчас не лжёт.

— И ей не удивительно, что Сазану постоянно нужно много денег?

— Нет, она же всегда может попросить у вас, и вы дадите. А если не дадите — попросить в долг. И ей дадут под ваше доброе имя.

Я по-прежнему не всё понимаю, но сведений для разговора с Терезой уже поднакопила. И злости — тоже. Интересно, если её Эмиль возьмёт вот так за шею — что она скажет? Просто заплачет? Или расскажет ещё какую-нибудь занимательную историю?

— Эмиль, кажется, мне нужно переварить то, что мы услышали, — говорю ему. — Мы ведь сможем потом ещё задать вопросы этой… этой?

— Сможем, — кивнул он и втянул щупальце обратно, глянул на Франсин сурово. — Не вздумай тут думать и делать лишнего. И помни, если ты надумаешь умереть, тебе это никак не поможет, ведь я некромант, и с лёгкостью проведу посмертный допрос.

Франсин сжалась в комок и принялась тереть шею в том месте, где её касалось щупальце, хоть никаких следов и не осталось.

Мы заперли её, поднялись наверх, и уже там Эмиль спросил:

— Что ты знаешь о тех людях, которых назвала эта девица?

— Только имена. Я… именно я, понимаешь… не видела их в лицо никогда. Но наверное, Викторьенн знала их всех хорошо. Но ведь все знают, что я потеряла память и вспомнила не всё, — пожимаю плечами.

А потом до меня доходит.

— Ты что, тоже их знаешь? Всех знаешь?

На мгновение мне становится дурно. Я до сих пор не доверяю ему до конца? Хотя если честно, пока он не подал мне к тому никаких поводов. Ни единого.

Тем временем Эмиль усаживает меня в то же самое кресло, садится рядом и улыбается.

— Помнишь, мы разговаривали о тайне смерти Гаспара де ла Шуэтта и я пообещал покопаться в этой истории?

— Да, помню, — просто я думала, что концов нет, раз никто до сих пор их не нашёл, вот и…

— Я покопался. И я, как мне кажется, представляю, кому это могло быть выгодно. Другое дело, что я пока тоже знаю не вполне всё, например — не знаю того, где скрываются интересующие меня люди. И я надеялся, что камеристка Терезы приведёт нас к ним, но — с той стороны не дураки, и они понимают, как нужно обращаться с магом. Камеристку и впрямь, я думаю, готовили к тому, что придётся разговаривать с магами. Де Ренель маг, и де Люс маг, и вообще в большом городе чаще расследованиями занимаются маги, нежели простецы. И наши противники понимали, что отвечать придётся именно на вопросы магов, а маги слышат ложь. И подготовились.

— Но позволь, как можно подготовиться? — я не понимаю.

Потому что или ты говоришь правду, или лжёшь, так?

— Я подозреваю, что ни у одного из участников этой истории нет в голове цельной картины происшедшего — кроме, может быть, одного или двух главных участников. И поэтому они могут ответить только о том, что делали сами или чему сами были свидетелями. Например, наша камеристка добывала деньги у Терезы. И кроме этого, не знает ничего. Знает человека, которому отдавала деньги, и только.

— А Тереза, выходит, знала всё?

Если честно, я так до конца и не поверила в её виновность. Ну да, под маской наивной дурочки отлично может скрываться холодная расчётливая интриганка, особенно после того, как она убедилась — пришедшая в себя подруга-родственница не помнит примерно ничего. Значит, можно этим пользоваться в хвост и в гриву. Но вот всё то, что я узнала за это время о Терезе от других людей, нисколько не противоречило картине «наивная дурочка». Никто ни разу не сказал, что Тереза изменилась после покушения на подругу и смерти брата. Ни слуги, ни кто-либо другой. Значит, такой и была?

— Я не уверен в этом. Вот подумай, ты бы доверила Терезе серьёзную тайну?

— Нет, — качаю головой. — Может быть, только в самые первые дни я обсуждала с ней абсолютно всё, что происходило. А потом само собой получилось так, что о делах я говорила главным образом с господином Фабианом, о домашнем хозяйстве — с экономкой госпожой Сандрин, а о магических практиках и вообще о жизни — с господином графом и потом ещё немного с маркизом де Риньи. И с тобой. Я о Фрейсине-то сказала ей очень не сразу! Просто потому, что разболтает, и будет не расхлебать.

— Но рассказала?

— Да.

— И это не обеспокоило ни её, ни камеристку, ни кого-нибудь другого?

— Нет, наверное, потому, что я не стремилась к этому браку и пыталась избежать его всеми возможными способами. И она знала об этом. Я в красках живописала ей картину того, что злобный герцог лишит меня имущества, собственных слуг, взятых из этого дома и прочих близких людей, и она поверила, потому что её брат поступил с Викторьенн именно так, и она была тому живым свидетелем.

Я говорила всё это, не отрывая взгляда от Эмиля. Он поднялся, сел на подлокотник моего кресла и обнял меня.

— Я понимаю, что, строго говоря, Викторьенн — другой человек, и для тебя это не столь близко и больно, как могло бы быть. Но всё равно хочу раскопать эту историю — потому что Викторьенн погибла, а могла бы жить.

— Да, могла бы. Наверное, она бы поступала иначе, не как я, и жизнь Терезы после покушения сложилась бы по-другому. И наследство Гаспара отсудила бы себе Эдмонда. Но отчего-то всё пошло совсем не так, и теперь мы имеем то, что имеем.

— Верно. На мой взгляд, ты всё делала великолепно. Но никто не заклят от врагов, от соперников, от глупцов, в конце концов. И сам не может быть безупречным всегда. Вот скажи, отчего ты не взяла с собой к Орвилям никого? Хотя бы Шарло, или камеристку, или кого-то из братьев Лаказ, или управляющего, или ещё какого слугу?

Я задумалась. Вообще и мысли не возникло, хоть я уже и привыкла к правилу «дама никуда не ходит одна». Меня разбаловали хождения тенями, да и просто я расслабилась. Потому что правило возникло не на пустом месте. Конечно, вооружённой шайке не сможет противостоять и мужчина, скажем, господин Фабиан не очень бы мне помог в случае нападения, он стрелять-то не умеет, и фехтовать тоже. А Шарло попробовал бы отбиться магически.

— Я забегалась и не подумала, — говорю честно. — И ещё я собиралась обсуждать личные дела Терезы, и не хотела, чтобы об этом знали хоть Шарло, хоть господин Фабиан.

— Кто знал, что ты договорилась о браке?

— Никто, кроме обоих Орвилей. Я только сообщила домой, что возвращаюсь, и что к ужину будут гости.

— Кому сообщила?

— Госпоже Сандрин. Экономке.

— А кто знал, куда и зачем ты поехала?

— Господин Фабиан. Я ж не могу изъять из дела такую сумму и не сказать человеку, который является моим первым заместителем и безусловно доверенным лицом? Мы вместе с ним утром покрутили эту ситуацию, я взяла деньги и отправилась к Орвилям.

— Кто ещё знал? Может быть, ты кого-нибудь видела, когда уходила? Кто помогал сесть в карету? Кто провожал на крыльце?

— Да кто обычно, но я ж им не отчитываюсь, куда еду. Кучер знал, да, — я в самом деле не понимала.

— Может быть, пока ты шла от управляющего до кареты? Кто-нибудь спросил, когда ты вернёшься? И ты честно сказала, что как только закончишь дела с Орвилями, так сразу.

Тьфу ты. Я вспомнила. И посмотрела на Эмиля так, что…

— Я дура, да?

— Пока не уверен, — улыбнулся он. — Но вижу, ты что-то сообразила.

— Да. Терезу я видела. Ещё удивилась, чего это она на ногах так рано. Она спросила, куда я собралась, а я ответила — решать её дела. То есть проблему, которую она мне создала, и забирать её расписки.

— Кстати, где они? — тут же интересуется Эмиль.

— У меня, вместе с теми деньгами, что старший Орвиль оставил мне, потому что это долг Люсьена. Который тоже был сделан через Терезу. И я теперь не знаю, имел ли бедняга Люсьен хоть какое-то отношение к этим деньгам, или же нет.

— И о возможном замужестве ты Терезе не сказала?

— Ни слова. Я не рассказывала, что говорила со старшим Орвилем о ней. Она знала только о деньгах.

— Она знала, что ты едешь куда-то одна, только лишь с кучером. Думаю, вот тебе и ответ.

Я тоже осознала этот ответ, и он мне очень не нравился.

— И что делать-то теперь?

— У меня есть идея, — Эмиль улыбается.

— Говори.

— Я предлагаю тебе затаиться на некоторое время. Ненадолго, на несколько дней. Здесь у меня, или даже в замке. Для Орвилей ты уехала — и всё. Для твоих домашних ты не вернулась после визита к Орвилям. Твои похитители рассчитывали на что-то такое, явно же они либо подкупили кучера, либо подменили, если не смогли подкупить. Пусть для твоих домашних всё идёт так, как бы пошло в случае их успеха. И мы сможем пронаблюдать, кто и что станет делать. Я тоже приду к тебе и буду со страшной силой требовать, чтобы все признались — где ты. И буду искать тебя со всей силой и страстью, и это прекрасная возможность допросить всех твоих домашних. Начиная с той же Терезы.

— Я сама хочу с ней поговорить!

И посмотреть ей в глаза. И спросить, что это было. И не жмёт ли ей где-нибудь.

— Обещаю — у тебя обязательно будет такая возможность. Я вовсе не собираюсь убивать её. Пускай расскажет всё, как есть, и убирается восвояси из твоей жизни.

— Вообще я уже почти всё для этого сделала, — вздыхаю. — Потому что после свадьбы с Люсьеном д’Орвилем я собиралась выставить молодожёнов в Вишнёвый холм, и дальше пускай как знают. Кажется, старший господин Орвиль подумал, что я продолжу обеспечивать их, но нет. У них есть имущество и некоторые деньги, пускай крутятся.

— А что будет с этой договорённостью, если ты пропала, и никто, кроме Орвилей, о ней не знает? Может ли старший Орвиль таким образом отказаться от неё, вроде как — не было и нет?

— Кто ж его знает! Но если я пропала, то кто выполнит договорённости с моей стороны? Я никому не успела о них рассказать.

— Хорошо. Я предлагаю сделать вот что…

Эмиль начал говорить, но завершить ему не дали — воздух сгустился и затрещал характерным образом и из теневой стороны мира к нам вывалились, иначе не скажешь, Раймон и Луиз. Каждый из них держал щупальцем по человеку. Эмиль тут же поднялся им навстречу.

— Господин виконт, — поклонился Раймон, — госпожа де ла Шуэтт. — Вот, эти двое пришли в то здание и к карете, только они не знали, что карета пуста, и очень удивились. Сначала они обошли пустое помещение, потом поискали внутри кареты и под ней, а потом собрались идти куда-то с отчётом, но мы не позволили.

— Да, папа, эти люди хотели причинить госпоже де ла Шуэтт очевидное зло, они говорили о том, что если она не насиделась одна и не готова их слушаться, то они сначала побьют её, а потом уже доставят туда, куда собирались, — сообщила Луиз, и хорошенько дёрнула своё щупальце — пленник был связан за плечи и не мог пошевелить руками.

От дополнительного рывка тот захрипел.

— Благодарю вас, вы молодцы, — кивнул Эмиль. — Но всё равно вам нужно было позвать меня. А вдруг ещё кто-то явится, пока мы тут беседуем с вами?

— Папа, ты думаешь, я совсем дура? Или считаешь дураком Раймона? — поинтересовалась девица де Гвискар. — Там остались Луи и Алоизий, мы позвали их, прежде чем пойти к тебе!

— А если бы я был не дома, а где-то ещё? Туда бы и потащили?

— Ну я ж проверила сначала, — пожала Луиз плечами. — Всё, как ты учил.

Видимо, я с таким изумлением на всё это смотрела, что Эмиль рассмеялся.

— Эмиль, твои дети прекрасны. Все. И те, что совсем твои дети, и те, кого ты только воспитываешь, — сказала я от чистого сердца.

— Я рад, — улыбнулся он мне, только мне.

— А этих куда? В подвал? Или ты их сразу же допросишь? — поинтересовалась Луиз.

— В подвал, — кивнул Эмиль. — Допросить успеем. Всё расскажут, как миленькие, — он внимательно оглядел обоих пленников.

Те моргали глазами, но более, кажется, ни что были не способны. И выглядят насмерть перепуганными — ну так понятно, это мне некромантские штучки не страшны, а обычным людям очень даже. Но живы — и хорошо.

Дальше я пронаблюдала, как пленников водворяют в подвал — Эмиль взял меня за руку и мы сходили тенями, туда и обратно. А я восхитилась — ничего себе у Луиз подготовка! Поймать взрослого мужика и приволочь его, пусть даже и магическим путём, и это в двенадцать-то лет!

— Раймон, Луиз, послушайте меня внимательно, — сказал обоим Эмиль, когда мы снова оказались в гостиной. — Вы не скажете никому ни слова о том, что видели здесь госпожу де ла Шуэтт.

— Хорошо, — медленно ответила Луиз, Раймон же только молча кивнул. — А Луи можно? Или тоже нельзя?

— Так, я понял, — улыбнулся Эмиль. — Решим всё… чуть позже. Пока ступайте к себе. Луи и Алоизия я сейчас тоже заберу. Вообще у нас есть де Ренель и де Пьерси, у них есть люди, в том числе — маги, пускай занимаются делом. Но сначала я должен побывать в доме на Морской улице.

Молодёжь отправилась к себе, а я спросила Эмиля:

— Ты уже всё решил, да?

— Мы в любой момент сможем решить иначе. А пока — как ты скажешь. Я могу навестить твой дом и послушать, что там говорят.

— Хорошо, — согласилась я.

— Я думаю, вернусь быстро.

Он исчез, мне госпожа Марта принесла свежего арро и сыра с хлебом, и сказала, что ужин уже вот-вот будет готов. И Эмиль вернулся — я даже не доела.

— Что ж, у тебя дома переполох. Не так давно принесли твоего кучера — его подобрали в районе складов с пробитой головой, привели в сознание, он сказал, где живёт, и его доставили туда. Твой целитель уже за работой, а дом стоит вверх тормашками. В разгар криков и суеты явились Орвили, оба, но я попросил обоих отправиться обратно и обещал держать в курсе дела. И совершенно официально послал за Ренелем и Пьерси, вызвал обоих магической связью и даже помог добраться до места тенями. Кучер, кстати, сказал, что на него напали по дороге — свесились с крыши экипажа, сорвали шляпу и ударили по голове, а дальше он уже и не знает. И нападающих тоже не знает. А я вот знаю точно — в твоём доме тебе небезопасно. И будет небезопасно, пока мы не узнаем точно, кто из твоих домашних враг.

— Хорошо, убедил, — говорю. — Давай поступим, как ты советуешь.