Симон открыл глаза, сквозь пелену различая закат, не до конца понимая, почему картинка перед ним так сильно расплывается. Но дотронувшись пальцами до лица, он увидел, как рука его намокла от собственных слез.
Причину такого состояния юноша пока так и не смог объяснить. Все ведь складывалось просто замечательно — день был волшебен и чудесен сам по себе, ночь манила предвкушением совершенно новых эмоций и открытий, которые, казалось, до этой поры не были доступны даже открытому ко всяческим экспериментам студенту.
— Ты как? — слегка откинувшись на мягком сиденье в кабинке колеса обозрения, осведомился Эдвард.
— Мы что… тут до самого вечера просидели? — удивился в свою очередь Симон.
— Похоже на то, — выдохнул его самый дорогой сердцу друг.
— Но как это может быть? Я вроде только закрыл глаза, задумался… — сделал паузу Симон, — и вот уже и закат. Мы, что весь день катаемся тут? Или мы где-то шатались еще и вновь вернулись сюда? Ничего не помню… — Симону стало даже как-то не по себе.
— Ты бы видел сейчас свое лицо, — не сдержал улыбки Эдвард, — по крайней пере радуйся, что остались еще хоть какие-то кредиты на твоем чипе, раз нас еще не погнали отсюда.
— Да, да, конечно, ты прав… — не уловив даже малейшего намека на подкол со стороны своего спутника, облегченно выдохнул Симон, — и что… Мы значит вот так и просидели молча целый день?
— Ну почему же. Ты уже несколько раз успел рассказать во всех деталях, что чувствуешь по отношению к своей ненаглядной Кейт, а также куда бы ты хотел вместе с ней и со мной отправиться…
Симон в ответ лишь утвердительно кивал, упорно делая вид, что действительно помнит все эти свои отповеди, в то же самое время как в виске его пульсировало лишь одно воспоминание, а точнее видение, свидетелем которому он был сначала на паре по правоведению. Сейчас оно к тому же повторилось с еще большим количеством деталей. По ощущениям, вроде как женщина была заперта в тесном и холодном, но при том чрезвычайно душном помещении, которое она по каким-то причинам никак не могла добровольно покинуть.
Подробностей Симон не знал, или же они просто успели ускользнуть из его сознания, однако в чем он был уверен наверняка, так это в том, что вместе с величайшей скорбью по отношению к этой томящейся в башне некого злобного дракона даме он испытал катарсис. Ведь его жизнь в данный момент времени представлялась величайшим даром и хранила в себе куда больший потенциал, чем он мог в принципе представить. Симон испытывал величайшую благодарность за то, что он был свободен. За то, что у него был лучший друг. Более того, у него есть та, в которую он влюблен, отчего его сердце готово было пуститься в пляс. Он даже вспомнил про своего отца, с которым несмотря на все противоречия у него тем не менее сохранялась крепкая связь.
Видя все эти замысловатые переплетения судеб в своей жизни, Симон вновь ощутил, как на его сердце будто бы вылили сладчайший нектар, который он впитывал каждой клеточкой своего тела, точно так же как снаружи своей кожей он ловил малейшее дуновение ветерка, что приятно щекотало мелкие волоски на его теле.
Не в силах сдержаться от переполнявших его искренних чувств, Симон заключил Эдварда в крепкие объятия. Тот, в ответ опешив, замер, даже не понимая, как ему стоит отреагировать на этот внезапный порыв. Потому он лишь ободрительно постучал по спине своего друга, который крепко вцепился в него и у которого в голове крутилась лишь одна-единственная мысль: «Это ведь он мог проснуться в той холодной камере! Точно так же, как и эта, наверняка чудесная женщина, которая могла бы здесь и сейчас сидеть на его месте и быть счастливой!»
— А может… Нет, никаких может! Я просто обязан спасти ее!
Под ободрительные слова Эдварда ум Симона немного успокоился, не найдя в объективной реальности подтверждений своим страхам из видений. И все же, все же…
— На пары мы все равно уже опоздали, — несколько отстранившись, спокойно проговорил Эдвард, — можем до моего хостела добраться. Возьмем костюмы. Так уж и быть, одним я поделюсь. А там сразу можем и на пляж двинуть.
— Да, я так и хотел сделать, но…
— Что?
Симону так сильно хотело поделиться своими инсайтами, но у него было стойкое ощущение, что Эдди сейчас точно не был готов воспринять то, что он чувствовал.
— Я хотел, если успею, еще сгонять до университета, чтобы…
— Так ведь там все уже закрыто!
— Не знаю, но… Может, госпожа Флауэрс еще там и…
— А, миссис Бронтозавр? — оскалился Эдвард, и несмотря на то, что раньше это прозвище всегда натягивало улыбку на его лицо, сейчас он тем не менее ощутил, как его почему-то очень сильно обидело это прозвище профессора. — Она скорее всего тоже уже свалила. Так поздно даже факультативных курсов никто не ведет.
— Да, знаю… Но я все равно хочу убедиться.
— В чем?
Симон замялся, не в состоянии даже самому себе объяснить, что именно он хотел узнать у профессора. О видении? О девушке из него? Об этом странном во всех смыслах курсе правоведения?
— Ладно, делай как знаешь, — выдохнул Эдвард, вскочив с места и покинув кабинку, когда она поравнялась с землей. Симон, слегка замешкавшись, в последний момент все же сгруппировался и тоже соскочил с аттракциона, едва успев сделать это перед началом очередного круга.
— Тогда увидимся на «Затмении»? — улыбнулся Эдвард.
— Разумеется, — махнул рукой Симон, и все еще слегка покачиваясь под действием энергетического напитка, направился прочь из парка обратно в университет, с каждым шагом чувствуя, как все быстрее бьется его сердце. Осторожно посмотрев через плечо и убедившись, что Эдвард пропал из поля зрения, он что есть сил, и, насколько ему позволял в его текущем состоянии организм, бросился сломя голову прочь, боясь опоздать.